Русский агент Аненербе

Глава 3

П о лестнице, ведущей на второй этаж, послышался торопливый топот шагов. Сначала вошла Марта.

— Герр Тулле, к вам Эрнст Шефер, — сказала она и поспешно отошла в сторону, освобождая дверной проем.

В комнату, едва не сбив ее с ног, ворвался крепкого телосложения человек в укороченной кожаной куртке и шляпе. Он снял верхнюю одежду, головной убор и кинул их на стол. Зачесал руками растрепанные волосы назад, а потом медленно и аккуратно пригладил их. Прическа выдавала человека, привыкшего к дисциплине и порядку, но с сильным эмоциональным внутренним миром — что характерно для некоторых ярких личностей ненемецкого происхождения, обладающих свойственной им национальной педантичностью и холодной страстью.

Его четко очерченное лицо с выразительными скулами и крепким подбородком отражало внутреннюю решительность, целеустремленность и незаурядный интеллект — качества, присущие исследователям первой половины XX века. Высокий лоб говорил о глубоком уме, а светлые глаза с пронзительным, внимательным взглядом излучали любопытство и неистощимую жажду познания.

«Неудивительно, что Эрнст Шефер стал лидером нашей третьей экспедиции», — подумал Константин, разглядывая гостя. — «И вообще, видно, что человек принадлежит не только к научной элите, но ему не чужд авантюрный дух… Индиана Джонс, только немецкий… или фашистский».

Шефер несколько секунд молча смотрел на Константина, а потом сел в кресло напротив. Достал небольшую серебряную фляжку, отвинтил крышку и сделал глоток.

— Как ты себя чувствуешь, мой друг? Будешь? — он протянул ее Лебедеву. — Отличный французский коньяк.

— Нет, — усмехнулся Константин. — У меня нет сил на алкоголь. Легкие и гортань обожжены. Я медленно прихожу в себя, что уже вселяет надежду, что буду жить.

— Я был в Альпах и, как только услышал, что с тобой произошло, сразу приехал. Как же такое случилось, что единственная зажигательная бомба, сброшенная на бульвар Унтер-ден-Линден, попала именно в твою машину? Но самое невероятное — что ты остался жив. И я чертовски этому рад! Ты всегда был счастливчиком, поэтому судьба бережет тебя.

Эрнст Шефер засмеялся и, сделав еще один глоток, убрал фляжку.

— Лучше бы ты тогда поехал со мной в горы, чем на встречу с этим ненормальным Скрипачом из СС.

Константин покопался в памяти: кого в СС между собой называли Скрипачом?

«Гиммлера пренебрежительно называли Куриным герцогом, памятуя его неудачный эксперимент с постройкой большой куриной фермы, который он предпринял в молодости. Еще, второго по могуществу в Рейхе человека, за глаза называли Хайни или Рейхсхайни, что даже обиднее так как аналогично русскому Иванушка или Ваня дурачок, или французскому Жак простак. Но чаще его уважительно называли Черный Герцог или просто Генри, Генрих. Нет… Речь не про него», — размышлял Константин. — «Скрипач СС — это Вольфрам Зиверс. Прозвище ему дали за несоответствие его манер и внешнего образа, которые многим казались совершенно неподходящими для его высокой должности в нацистской иерархии».

— А зачем я понадобился Зиверсу? — спросил он Шефера.

Эрнст Шефер удивленно уставился на Лебедева.

— Эрнст, я ничего не помню, — сказал Константин. — Вернее, я помню очень немногое из своей жизни. Я не узнал свою кормилицу и вспомнил, кто я, лишь с ее помощью. Воспоминания приходят кусками и урывками.

Шефер продолжал некоторое время в недоумении смотреть на друга, а потом сказал:

— Меня ты вспомнил, это уже хорошо. Своего друга. Надеюсь, ты помнишь наше фантастическое путешествие в Тибет?

Константин молча покачал головой.

«Как я вообще мог принимать в нем участие? Состав экспедиции был из пяти человек, и меня там не было!» — Лебедев снова, уже в который раз, попытался припомнить имя Франца Тулле.

— Надеюсь, со временем к тебе вернутся все воспоминания, — сказал Эрнст Шефер, откинувшись в кресле.

— Что хотел от меня Зиверс? — повторил вопрос Константин.

— Понятия не имею. Ты же знаешь мое отношение к нему… Ах да! Ну, если ты не помнишь, то теперь знай: я не особо люблю этого сумасшедшего жреца от науки. Мне всегда было непонятно, что ты общего нашел с ним?

— Жрец от науки, — усмехнулся Константин. — Какое меткое сравнение.

— Они с Генрихом вечно ищут специфические, я бы сказал, фантастические теории в антропологии и истории. Вспомни, как он нас отчитывал перед экспедицией. Я думал, что меня пошлют послушником в языческий монастырь.

— Что ты имеешь в виду?

— Мда-а, хорошо тебя приложило, братец… — Эрнст Шефер сочувственно покачал головой. — Нас в 1937 году перед экспедицией собрали в кабинете рейхсфюрера, что-то вроде торжественного фуршета и напутственного слова. Он очень хотел знать, можно ли встретить на Тибете человека со светлыми волосами и синими глазами. Но я был там до этого с Доланом, поэтому сразу отверг такую возможность. Он же поинтересовался, как я, собственно, представляю себе возникновение человека. Я воспроизвел официальную точку зрения антропологов. Говорил ему о питекантропе, хайдельбергском человеке, неандертальцах, сенсационных находках, сделанных иезуитом Тейяром де Шарденом близ Пекина. Гиммлер спокойно меня выслушал. Затем он покачал головой…

Эрнст Шефер выпрямился и состроил гримасу, которая олицетворяла собой снисходительное выражение и бесцветность натуры рейхсфюрера:

— Академическое образование, школьная премудрость, надменность университетских профессоров, которые сидят, как понтифики, за кафедрой. Однако они понятия не имеют о силах, которые движут нашим миром. Может, то, что вы рассказали, и касается низших рас, но нордический человек пришел с неба при последнем, третичном падении Луны, — процитировал он Гиммлера. — Представь себе, Франц! Вам еще многому надо научиться, — сказал он мне. И продолжал поучительно говорить о руническом письме, индоарийской лингвистике. И самым настоятельным образом он рекомендовал мне ознакомиться с бредовой теорией Гербигера, апеллируя к тому, что фюрер давно занимается изучением теории о мировом льде. А затем добавил, что и сейчас имеются многочисленные остатки людей, живших до падения третичной Луны — непосредственных наследников некогда бесследно пропавшей Атлантиды.

Шефер возмущенно фыркнул:

— «Как я полагаю, они находятся в Перу, на острове Пасхи и, может быть, в Тибете…» — закончил он цитировать Гиммлера. — Вспомни, он говорил тихо, словно священник на проповеди. Все молчали… и мы с тобой молча слушали эту ахинею. Откуда он вообще, черт возьми, это взял?

— Эрнст, как я попал в экспедицию?

Лебедев задал очень важный вопрос. Он совершенно четко помнил, что экспедиция нацистов в 1938 году в Тибет состояла из пяти человек: Эрнст Шефер, Карл Винерт, Эрнст Краузе, Бруно Бегер и Эдмунд Геер. И никакого Франца Тулле там не было!

«Я не могу понять… Кто я? Да, есть мнение, что потом к официальным членам экспедиции присоединилась тайная группа, но об этом нигде нет ни слова! Ничто не подтверждает! Ни один источник», — Константин мысленно додумал остатки своего вопроса.

Шефер удивленно посмотрел на Лебедева, но потом понимающе кивнул:

— Я давно тебя звал в Тибет. Наконец, Генриху тебя рекомендовал Зиверс, а Бруно Бегер и я поддержали твою кандидатуру. Твою персону включили в состав экспедиции, но ты следовал отдельно, как профессиональный альпинист, под чужим именем.

Константин закрыл на несколько секунд глаза:

«Объяснение этому может быть только одно — я каким-то образом, попав в прошлое, изменил весь ход исторических событий. Создав цепь событий в прошлом… Чертов эффект бабочки. Я повлиял как на прошлое, так же могу повлиять и на будущее. Хм, любопытно будет теперь перечитать книгу Эрнста Шефера „На крышу мира“. А еще более любопытно будет посмотреть нацистский фильм „Таинственный Тибет“, где я увижу себя в образе не менее таинственного Франца Тулле».

— Франц, ты как себя чувствуешь?

— Более чем хорошо, — ответил Лебедев. — Чем я занимался в экспедиции?

Эрнст Шефер развел руками:

— Тем же, чем и занимался всегда: антропологией, культурой, своей проклятой мистикой…

— Конкретнее, Эрнст.

Тот бросил удивленный взгляд на друга.

— Ты как-то странно потерял память, тебя словно подменили, — заметил он, но продолжил: — Генрих заинтересован в поиске доказательств своей расовой теории. Ты и Бегер занимались сбором антропометрических данных среди местных жителей, чтобы попытаться подтвердить представления о происхождении арийской расы. Но этим больше занимался Бруно, ты же больше фокусировался на исследовании тибетской культуры, традиций и религиозных практик. Насколько я помню, Зиверс, Хефлер и Вирт по отдельности, через Генриха, поручили тебе программу по изучению существования древней цивилизации, которую они связывали с «арийскими» корнями. Ты собирал научные данные об экологии, антропологии и географии региона и… — он наклонился к Лебедеву, — тебе было дано особое указание, помимо научных изысканий, осуществлять разведывательную миссию. Исследовать местность, провести анализ политической ситуации и отношения стратегических интересов Германии. На основе нашей с тобой записки был разработан план нанесения серьезного ущерба интересам Британии в Индии и Китае. Причем России отводилась транзитная роль, но судьба, как видишь, распорядилась иначе. Мы теперь со Сталиным ведем войну.

— Эрнст, я знаком с Канарисом?

— Именно ты и составлял для Абвера окончательный секретный доклад, помимо твоей работы на Генриха, Зиверса и всех остальных… И насколько я знаю, Хитрый Лис остался очень доволен им.

«Ну что ж, если я работал на Канариса, то вполне возможно, официально не значился в списках экспедиции. Это, конечно, очень шаткий довод, но хоть как-то объясняет существование Франца Тулле», — Константин снова попытался найти оправдание существования своей загадочной фигуры.

Он кивнул в сторону стола:

— А за что я удостоился чести получить от Гиммлера фото с личной дарственной надписью и кольцо Totenkopfring?

Шефер, похоже, уже смирился с тем, что его друг напрочь потерял память, поэтому ответил без выражения удивления на лице:

— Ты нашел для него ценный артефакт — драгоценный камень Чинтамани.

«Ни хера себе!» — Лебедев чуть не вскочил.

Мысленный вихрь едва не сорвал его с кровати.

«Чинтамани, согласно легендам, обладает способностью исполнять желания и предоставляет владельцу глубокое понимание и духовное прозрение. Его присутствие символизирует высшее знание и просветление, которыми славится Шамбала. Чинтамани усиливает магические способности, гармонизирует внутреннее состояние и дарует защиту своему обладателю», — продолжал думать он.

— Что тебя так удивило?

Внутренняя реакция Лебедева не осталась незамеченной.

— Я не верил в его существование… Вернее, как я его нашел?

— Друг мой, у тебя любопытная потеря памяти. Ты помнишь какие-то вещи, очень хорошо ориентируешься в предметах, людях, событиях, но как-то отстраненно… Не можешь связать их между собой необходимыми воспоминаниями.

«Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу», — усмехнулся про себя Константин Лебедев.

Лебедев устал лежать, и чтобы как-то разрядить атмосферу со «своей странной потерей памяти», предпринял попытку сесть на кровати.

— Такая реакция моего организма, — неопределенно ответил он.

Эрнст Шефер помог ему сесть и продолжил рассказ:

— Ты исчез на три недели, а когда тебя нашли, ты утверждал, что отсутствовал всего пару дней, а беседовал с оракулом всего несколько часов. И вернулся ты с камнем.

— Вот как! Эрнст, прошу, подробнее. Какой оракул? Где я пропадал?

— Прости, я никак не могу привыкнуть к тому, что ты потерял память… Мы получили возможность аудиенции у малолетнего Далай-ламы, вернее у регента Радэна Друкпа Гьямцо, который управлял Тибетом при трехлетнем правителе до его интронизации. Это вообще для нас, и для него, было счастливое стечение обстоятельств: халатность английских чиновников, потерявших бдительность, мои связи при княжествах, которые входили в Тибет, боевые действия с континентальным Китаем. И Тибет вел их достаточно успешно. Но остро нуждался в поддержке цивилизованной европейской страны: международная поддержка и, возможно, в будущем оружие, боеприпасы. Поэтому Лхаса радушно приняла нас, желая все это получить от Германии. При дворе Далай-ламы, когда происходила встреча с регентом, присутствовал один загадочный человек — Гадонг. Что-то вроде монаха, главного министра по экзорцизму или мистического жреца… Черт его разберет. Но точно одно — он играл и играет значительную роль в церемониях и, главное, в принятии всех важных государственных решений, предоставляя какие-то мистические консультации и предсказания самому Далай-ламе. Он сразу обратил на тебя внимание и назвал «баршанг грулд бхуд па». Точного перевода я не знаю, но примерно звучит так: «космический путешественник в мирах времени». Именно он посоветовал регенту Радэну отправить тебя в древний монастырь Дрепунг, чтобы ты мог получить некое послание от высших сил, которое передаст оракул Нечунг. Это еще более мистическая и загадочная личность. Говорят, его готовят с самого рождения. Он проходит специальное обучение по нескольку часов в день, учась запоминать очень длинные и сложные сценарии ритуалов и практик. Большую часть времени монах, которого выбрали, проводит в медитации, в результате чего он может без труда входить в особый транс и контактировать с духом-защитником, передавая послания, предсказания или советы.

«Становится еще интереснее!» — подумал Лебедев.

— Из нас никто толком не понял, для чего это было нужно Гадонгу. Но регент Радэн Друкпа Гьямцо отнесся к его совету со всей серьезностью. Дал тебе небольшой браслет с четками — обычный такой тибетский браслет, где есть серебряная четка с иероглифом «Ом», ничего примечательного. И ты с провожатым отправился в самое святое место тибетского буддизма — храм Дрепунг.

— И что было дальше?

Эрнст Шефер потянулся и развел руками:

— Это, знаешь, только ты, приятель… Вернее, принимая твое сегодняшнее состояние, знал только ты. Через неделю мы начали беспокоиться, так как этот храм находится всего в десяти милях от Лхасы, и ты уже должен был вернуться. Я попытался выяснить у Гадонга и регента, что происходит. Но он нес какую-то чепуху, что ты перенесся в мир высших существ, нужно подождать, и скоро ты должен вернуться. Я через местных жителей узнал, что тебя видели, как ты уходил из Дрепунга в горы без сопровождения, совсем один. Это уже было серьезно и совершенно не смешно. Поэтому через неделю, не добившись от этого мистического министра ничего, я с парой верных шерпов отправился на твои поиски. Через неделю мы нашли тебя в сотне миль к северу, в пустынной местности среди гор, камней и снега. Ты держал в руках камень, похожий на метеорит, и сказал, что нашел легендарный «камень Чинтамани». По мне так это просто метеорит. Ты ни мне… никому не рассказал, что с тобой произошло, только утверждал, что отсутствовал всего пару часов. После возвращения ты вручил метеорит рейхсфюреру. Он представил тебя фюреру и наградил серебряным кольцом «Мертвая голова». Я тоже получил из его рук кольцо и почетный кинжал СС.

«Вот тогда бы мне и надо было попасть в тело Франца Тулле, чтобы эту гадину Гитлера завалить», — подумал Константин Лебедев. — «Не было бы войны».

Их прервала Марта Шмидт. Она вошла и с укоризной посмотрела на Эрнста Шефера. Тот примирительно поднял руки:

— Прошу прощения, матушка, — засмеялся Шефер. — Понимаю по вашему взгляду, что мне пора уходить и дать моему другу отдохнуть.

— Вы совершенно правы, герр Шефер, — она сжала ладони в кулаки и уткнула их в бока, давая понять, что ее воля непреклонна.

— Марта, — обратился, усмехаясь, к домоправительнице Константин, — прошу, позволь Эрнсту остаться на ужин.

Она сначала поджала губы, потом снисходительным тоном четко сказала:

— Но после ужина — полный покой, как говорил доктор Нейдер!

Но вопреки ее воле Шефер и Константин Лебедев проговорили еще часа три. И Константин открывал все новые и новые черты своего образа, понимая, что судьба перенесла его в личность человека, который, не имея высокого звания в нацистском высшем обществе, тем не менее вращался в кругах приближенных к Гитлеру и стоящих у руководства «Аненербе». Но, слушая Шефера, который был его «другом», его не покидала мысль, что Франц Тулле и он, Константин Лебедев, — это одна личность. Сначала ему стало не по себе от этого осознания. Быть замешанным в преступления фашистов, даже по воле фантастического случая, он не хотел. Пока что Эрнст Шефер не обмолвился, что Тулле принимал участие в разработке расовых теорий нацистов или как-то косвенно повинен в тех кошмарах, что они творили.

«Но кольцо СС Totenkopfring?» — подумал он, одновременно косясь на черный эсэсовский китель, что висел на его стуле.