Русский агент Аненербе

Глава 9

«Любопытный ты человек Гербер Янкун», — подумал Константин, глядя на собеседника, — «директор Кильского музея отечественных древностей, где занимаешься систематизацией археологических коллекций и развитием экспозиций, посвящённых германской древности. В 1940 году уже назначен профессором Кильского университета. Но это еще не все… в 1942 году, ты получишь профессорскую кафедру в Ростокском университете, где будешь читать лекции по археологии и древней истории германских народов. А еще проявив инициативу, после нападения Германии на Советский Союз, именно ты предложил руководству „Аненербе“ создать специальные подразделения — „Зондеркоманды Янкун“. Основной задачей этой структуры должно было бы стать попытка найти исторические обоснования для германской экспансии на территории СССР. А в результате… Банально занимался грабежом культурных ценностей советских музеев и библиотек на оккупированных территориях. Координировал отбор и вывоз в Германию археологических артефактов, рукописей и других предметов культурного наследия, представлявших научную и идеологическую ценность для нацистского режима».

— Три недели назад зондеркоманда «Норд» во время зачистки территории в Лужском районе Советской России обнаружила необычное сооружение. Сначала они приняли это за обычный крестьянский погреб, не характерный для русских, но при детальном осмотре, — Янкун закурил, — выяснилось, что это склеп, причем очень старый. XIV век… Не больше.

Он показал несколько фотографий каменной кладки и готических арок.

— Внутри мы нашли останки и личные вещи. Судя по печатям и документам, это склеп вашего Дитриха фон Любека, известного ганзейского купца. Но главное не это… — понизил голос, — В склепе обнаружены рунические надписи. Причем не обычные торговые метки, которыми иногда пользовались ганзейцы. Это действительно настоящие руны… Это что-то другое. Обратите внимание на фотографию каменной плиты с выбитыми рунами. Это надпись гласит: «Сила в крови, правда в тени». Весьма любопытная надпись. не правда ли? И еще…

Он достал увеличенные снимки рун.

— Видите эти символы? Они похожи на те, что мы нашли в Экстернштайне. Такая же комбинация рун старшего футарка с какими-то неизвестными знаками. И самое интересное — они расположены в той же геометрической последовательности.

Лебедев взял со стола лупу и внимательно рассмотрел руны. Без сомнения они четко совпадали с рунами в дневнике.

— Я хочу вас спросить, Франц… — Янкун обвёл пальцем контур руны «Альгиз», выцарапанной на пергаменте XIV века. — Какой во всём этом смысл? — Он поднял глаза, в которых смешались азарт и страх. — Этот Дитрих фон Любек… он был купцом из Ганзы. Торговал шерстью и солью. Но эти руны — они старше его эпохи на столетия. Как он мог их знать? Как, черт возьми, купец из Любека мог знать эти руны? Возможно, что фон Любек был не просто купцом? А принадлежал к какому-то тайному обществу. Ведь эти руны… Они могут быть частью древнего знания, которое передавалось в узком кругу посвященных и имели могущественную силу. Я запросил документы из архивов Любека, жду ответа. Вам любопытно будет на них взглянуть?

— Несомненно… Возможно, фон Любек был не просто купцом, — произнёс Константин, намеренно растягивая слова. — Ганзейские гильдии… они хранили секреты. Может, он принадлежал к кругу тех, кто верил, что руны — ключ не только к богатству, но и к власти.

— Они поклонялись «старому богу из земли льдов». Проводили обряды. Писали руны кровью, — засмеялся Янкун, потом поправил очки, а сняв их положил на стол.

— Меня больше интересует, почему склеп находится так далеко от Ганзейских торговых путей? — ответил Константин Лебедев.

Он внимательно посмотрел на собеседника.

«Что-то ты не договариваешь Герберт Янкун», — подумал Лебедев.

— Франц, я думаю, что все дело как раз именно в рунах. Не хотите взглянуть на это более детально? Вы ведь помогали с расшифровкой рун из Экстернштайна.

Янкун поправил узел галстука и пояснил:

— Тут такое дело… Рейхсфюрер СС лично заинтересовался этим делом. Когда доклад о находке лег на стол рейхсфюреру СС, Генрих моментально отреагировал.

Он достал из папки телеграмму с личной печатью Гиммлера.

— Он приказал немедленно законсервировать объект и прекратить все работы до прибытия оберштурмбаннфюрера Франца Тулле, то есть вас. Вот сами прочтите…

Лебедев взял распечатку телеграммы Гиммлера:

СРОЧНО. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Шифр: «Нордлихт-7»

От: Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер

Кому: Оперативная группа «Аненербе-Норд», сектор «Луга-1941»

Дата: 25 октября 1941 г.

Приказ № 112/SS/OST:

1. Все исследования объекта «Грааль» (склеп Дитриха фон Любека, координаты: 58°42' с. ш., 29°54' в. д.) немедленно прекратить.

2. Объект подлежит полной консервации. Засыпать вход, уничтожить документацию, замести следы присутствия.3. Ожидать прибытия гауптштурмфюрера СС Франца Тулле для инспекции и передачи артефакта в штаб-квартиру Аненербе.

3. Нарушители приказа будут преданы военному трибуналу по статье «Саботаж фронтовых операций».

Примечание: Враг приближается к линии «Лужский рубеж». Рейх не допустит утраты наследия предков.

Подпись: Г. Гиммлер

Печать: Персональная печать рейхсфюрера СС (орёл со свастикой, обрамлённый рунами «Тюр» и «Одал»).

«Ни фига себе!», — Лебедев смотрел в текст телеграммы понимая, что начальнику отдела раскопок Аненербе было от чего волноваться.

Янкун откинулся в кресле, и глубоко затянулся сигаретой и выпустив струю дыма, смотрел на Лебедева изучая реакцию собеседника.

«А ведь все принимает очень серьезный оборот. Я должен лично отправиться в Лужский район чтобы изучить склеп. Интересно что я там найду?» — подумал Константин, размышляя о своей дальнейшей судьбе.

— Я знаю, Франц вы особый человек, я бы сказал у вас особый дар. Гиммлер не раз говорил, что вы обладаете каким-то сверхъестественным чутьем на подобные находки и неспроста ввел вас в свой личный штаб. Он настаивает, чтобы именно вы возглавил исследование склепа. Все остальные специалисты отстранены.

Янкун закурил новую сигарету, его руки слегка подрагивали.

— Франц, я слышал о вас разные истории, прошу прощения, некоторые из них звучат очень фантастично. Но раскрытие тайн рунических камней в Норвегии, исследования в Вевельсбурге… Скажите, это правда, что вы способны… — Герберт Янкун запнулся…считывать информацию напрямую из древних артефактов?

Лебедев решил, что чуть-чуть приоткрыть тайну Янкуну будет весьма полезный шаг.

— Герберт, я не буду говорить о себе, но скажу больше про эти руны, они при правильном использовании, имеют сущность информационных ключей, способных открывать проходы в другие миры. И в результате этого менять существующую реальность. Это правда Герберт. Необходимо найти набор и последовательность правильных действий.

Собеседник Лебедева застыл, глядя на него немигающим взором, через несколько секунд на его сигарете упал пепел и только это заставило его очнуться:

— Франц, я изучал руны десять лет. Они — часть истории, просто древний алфавит, магия предков… но «ключи»? «Проходы в другие миры»? Это звучит, как бред шизофреника из кабаре. Прошу прощения за резкость.

— Вы ставите под сомнение убеждения рейхсфюрера?

— Нет, конечно же нет… Дорогой Франц, можете рассчитывать на мое полное участие и поддержку. Все что будет в рамках моих возможностей… Любая из подчиненных мне зондеркоманд в вашем полном распоряжении. Можно спросить, когда вы планируете отправиться?

«Ну вот и ладушки…», — удовлетворенно подумал Лебедев.

— Как только завершу все дела здесь. Рейхсфюрер просил разобраться с одним запутанным делом в концентрационном лагере Заксенхаузен.

Константин Лебедев еще какое-то время разбирал бумаги в своём кабинете надеясь найти страницы из дневника Дитриха фон Любека, но вскоре убедился, что вряд ли он их найдет и поэтому решил ехать домой, потому что сам кабинет напоминал лабиринт из бумаг — старые карты с пометками кроваво-красным карандашом, папки с грифом «Geheime Reichssache», обрывки пергаментов, испещрённые рунами, которые, казалось, шептались между собой и посмеивались над его тщетными попытками, на забытом языке.

— Чёрт! — Лебедев швырнул очередную папку на пол, и облако пыли взметнулось в воздух, закрутившись в луче настольной лампы. Её абажур, обтянутый зелёным сукном, бросал болотные блики на стены, которые играли на стенах напоминая фантастических существ.

Он вышел на улицу.

Ночной Берлин больше напоминал огромный город призрак, уличное освещение выключено, а свету из домов мешали вырваться светомаскировочные шторы, превращая здания в слепые каменные глыбы. Машин на дорогах было мало. Их автомобиль, пока они не добрались до дома дважды останавливали у постов со шлагбаумами для проверки документов.

На первом посту, у Бранденбургских ворот, их остановили эсэсовцы в плащах цвета мокрого асфальта.

— Документы, — потребовал унтершарфюрер, светя фонарём в лицо Лебедева. Его голос звучал, словно скрип ножа по металлу.

Лебедев молча протянул удостоверение с печатью Аненербе. Свет фонаря выхватил из темноты руну «Зиг» на обложке.

— Хайль Гитлер! — солдат щёлкнул каблуками, будто его дёрнули за нитку. — Проезжайте, гауптштурмфюрер.

Второй пост находился у моста через Шпрее. Здесь патруль состоял из юных солдат, их лица, ещё не знавшие бритвы, искажались от попыток казаться грозными.

Успешно минуя все препятствия, он добрался до дома и приказав Ланке подать машину на рассвете отпустил его. Эти проверки прошли быстро, без всяких проблем, но каждая из них держала его в сильнейшем напряжении, словно люди стоящие перед ним могли прочитать его мысли.

«И так будет каждый раз», — сказал он сам себе.

Дома его ждала Марта Шмидт. Это он ощутил сразу, как только вошел, в холле горел приглушенный света дом был наполнен невероятным ароматом печеных яблок и сдобы.

Марта выпорхнула из кухни и увидела Константина.

— О мой Франтишек! — проворковала она и бросилась к нему, обнимая и по-матерински ласково прижимая его к себе.

Лебедев, честно говоря, был рад ее приезду. Одиночество и окружающий враждебный мир его сознанию, действовали на него подавляюще и Марта была единственным человеком, который вызывал у него положительные эмоции.

Она отошла немного назад.

— Ох, мой Франтишек, не перестаю восхищаться. Какой же ты красавец в форме. Не сомневаюсь девушки от тебя без ума!

«Да я сам как бы…. В некотором замешательстве от своего вида… Застрелиться хочется», — вздохнул он про себя.

Наконец Марта выпустила его из своих объятий и велело скомандовала:

— Герр Тулле переодевайтесь мойте руки и за стол, вас ждет роскошный ужин. Уж ваша кормилица постаралась на славу. Расскажу вам, как дела в вашем доме и как дела у старого Вальтера, — она направилась на кухню, не переставая щебетать на все лады, — он же старый хитрый лис, знал, что война — это всегда большие проблемы с едой. Поэтому заранее позаботился. Развел кур, гусей, за домом вскопал еще один огород. А у своего приятеля с хутора выторговал корову. И с этим же другом в складчину на озере, за нашим домом, возвели запруду и развели рыбу. Так что не мы, ни его дочь с внуками голодными не останемся. Только жалуется бедняга, что сил не хватает, но скрипит и скрипит каждый день не покладая рук. А вечером еще пригубит рюмочку шнапса так начинает со мной заигрывать, старый кобель, — засмеялась она, — я и говорю ему, сил нет, а хороводы жениховские водить вокруг честной дамы нашлись! И ведь какой мужчина! Если бы не мой дорогой Франтишек, я осталась бы ему по хозяйству помогать.

Ужин она приготовила действительно роскошный. Запечённая рыба в густых сливках с луком, отварной картофель, посыпанный зеленью и обильно сдобренный сливочным маслом, а не вонючим маргарином, который выдавали всем простым немцам по карточкам. В небольшом соуснике ярко-жёлтый голландский соус. И на десерт яблочный пирог.

— Марта, я завтра утром уеду по делам, постараюсь вернуться к вечеру, но вполне возможно могу задержаться на пару дней, — сказал Лебедев.

— Ах, герр Тулле я теперь буду переживать, как только ты сядешь в машину, — одно меня успокаивает, этот Густав Ланке, конечно, пройдоха каких еще свет видывал, но видно парень не промах и шустрый, уж он точно под бомбу сам не попадет и тебя не подставит.

«О Господи, когда она уже успела с ним-то познакомиться⁈», — подумал Константин, уплетая яблочный пирог.

Константин Лебедев проснулся рано, рассвет только начался и на пустых улицах еще царил полумрак. Он лежал несколько минут бессмысленно уставившись в потолок. Сегодня он поедет в один из концлагерей самое зловещее место, какое только может придумать человек. Ему было трудно признаться в собственной слабости, но он испытывал некий страх — одно дело видеть, например тот же Освенцим, на экскурсии или на экране и совсем другое дело окунуться в ад, находясь в настоящей реальности. Почувствовать его кожей, вдохнуть его смрадный воздух, смотреть на людей сломленных и доведенных безжалостной системой до состояния забойных животных. Он вспомнил, что на одной из стен барака какой-то заключенный, которому посчастливилось остаться в живых, написал дрожащей рукой последние слова, прежде чем покинуть концлагерь: «Пусть теперь Бог, если он существует, вымаливает у меня прощения до конца своего существования».

Но деваться некуда — он сел на кровати, потом медленно встал, не торопясь оделся, сложил документы в портфель. Внизу, в столовой, Марта Шмидт уже ставила чашки. Лебедев спустился вниз, молча кивнул ей, и сел за стол.

«Господи, помоги мне… Спаси и сохрани…», — он обхватил голову руками.

Марта, обычно оживленно щебетавшая каждое утро, молча налила ему крепкий кофе и поставила тарелку с парой бутербродов и остатками яблочного пирога. Она не знала куда он едет, но каким-то сверхъестественным чутьем, почувствовала его состояние.

Выпив немного кофе и съев один бутерброд, он спустился к ожидавшей его служебной машине. Густав с бодрым видом открыл ему заднюю дверь. Константин, осмотрелся и невольно поёжился — несмотря на в целом теплую осень, утро выдалось промозглым и неприветливым — моросил мелкий дождь. Но город просыпался. Уже практически рассвело, хотя на улицах все еще непривычно пусто — большинство мужчин на фронте или на заводах, которые работали круглосуточно. Поэтому чаще встречались женщины в рабочей одежде, спешащие на те же фабрики и заводы, подростки из гитлерюгенда, да пожилые дворники, подметающие тротуары. С некоторых витрин магазинов, хозяева, на день снимали фанеру.

Водитель, молча кивнув сел за руль, и машина сразу тронулась в путь, шелестя мягкими шинами по утренним улицам Берлина, на север, в сторону Ораниенбурга. В голове у Лебедева постоянно крутились мысли о предстоящей работе в лагере. Чего уж таиться от самого себя, несмотря на то что он уже здесь больше двух месяцев, его «современное» сознание с трудом привыкает к реалиям Третьего рейха. Он несколько вечеров, дома, разбирал бумаги и знакомился с методами изучения ведьм и колдуний, которые разработал Франц Тулле для Аненербе. Лебедев, даже накидал для себя несколько пунктов:

Первое, он должен составить подробное досье куда войдут данные из специальной анкеты и дневника наблюдений. Лагерный фотограф должен будет сделать несколько фотографий для фотофиксации внешнего облика женщины. Причем это фото не только лица и рук, но это также фото обнаженного тела, чтобы выявить на нем возможное присутствие ритуальных рисунков, татуировок или интересных родимых пятен и групп родинок. Провести целый комплекс антропологических исследований, куда войдут краниометрия, фиксация внешних особенностей, сбор различных антропометрических данных и описание характерных черт.

Второе, с помощью лагерного медика он должен выявить несколько важных медицинских аспектов: измерить физические параметры, собрать биометрические данные, провести анализ психического состояния, протестировать реакции.

Третье, составить ее биографию. Выяснить, есть ли у нее какие-либо особые знания (например знания о травах, способность к предсказаниям, способность общаться с духами, заговоры и прочее).

Четвертое, зафиксировать фольклорные элементы, диалектические особенности.

Пятое, с помощью лагерного психиатра провести психологические исследования, куда войдут беседы, тестирования, наблюдение и анализ ее реакций на символы и руны. Здесь же выявить лингвистические особенности и, если они будут представлять интерес сделать запись речевых особенностей.

И еще в конце составить кучу прочей научной документации: возможного генеалогического древа, картографирование мест проживания, анализ социальных связей и изучение культурного фона, и прочие исследования

«Черт побери, работы предстоит вал. И похоже одним днем не обойтись… Но единственный вопрос — почему ее поместили в концентрационный лагерь? Насколько я знаю нацисты очень трепетно относились к колдуньям и ведьмам, называя их древними матерями немецкого народа, которых незаслуженно уничтожали христианские священники. С ней-то что не так? Протащили через гестапо, а потом отправили в самый ад адище», — думал он, и решил найти себе занятие, чтобы не думать о своей поездке.

Лебедев посмотрел в окно.

По мере удаления от центра города пейзаж менялся: многоэтажные дома сменились частными, потом потянулись промышленные окраины. Наконец машина выехала на автобан, ведущий к Ораниенбургу. По обочинам дороги иногда встречались зенитные позиции, замаскированные ветками типичный элемент пейзажа воюющей страны. Над головой даже пролетала пара мессершмиттов, патрулирующих небо над столицей.

— Парни на чеку! — весело хмыкнул Густав, — Не дадут спуску проклятым англичашкам.

Лебедев достал из портфеля дневник Франца Тулле, и чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных переживаний, связанных с работой в концлагере, и погрузился в чтение…