— Да нет в этой Хтони ничего такого, ага, — бурчит Ленни, объезжая по встречке очередную выбоину в асфальте. — Почему тебе там как медом намазано? Дождись лучше нормальной работы…
— Ты это уже в десятый раз говоришь! Поезд ушел, у нас стрелка со сталкерами забита. Нет дороги назад — перекрыта и взорвана трасса!
— Ничего трасса не взорвана, просто не ремонтировалась давно… — не узнает цитату Ленни. — Хотя, в самом деле, как будто бомбили ее, ага…
В подтверждение его слов машина подпрыгивает на очередном ухабе — едва не прикладываюсь макушкой о крышу. Ленни так и зовет свой драндулет — Попрыгунчик. А ведь за все время в этом мире так далеко от Поронайска я не уезжала… И не в браслете тут дело — он, по идее, позволяет перемещаться по всей Кочке. Просто так сложилось, что все мои дела, проблемы и радости оказались сосредоточены в этом городе. Однако знакомые сталкеры Ленни живут в других местах, потому стрелку с ними он забил в придорожном кабаке.
— Расскажи об этих сталкерах!
— Да я Клару только знаю. Она мне троюродной племянницей приходится. Хотя старше меня. А состав команды у нее все время меняется. Ты… уверена, Соль?
— Достал уже гундеть! Скажи мне лучше, эта Клара… она на Поронайск работает?
— Ну а на что ей еще работать? — пожимает плечами Ленни. — Она же в нашу аномалию ходит. Там ограждение, конечно, на соплях держится, но точки входа — наперечет, и за каждой приглядывают. Зайти-то каждый может, а вот тем, кто еще и выходит, потом очень вежливо предлагают делиться. Поддержать, так сказать, поронайскую фармацевтическую промышленность.
— А, то есть по этой аномалии только наши ходят?
— Если бы… Опричники еще, у них там сто двадцать шестая база рядом. Клара их последними словами поносит — уже половину аномалии изгадили своим магтехом, причем ни себе, ни разумным — на корню месторождения тяги губят. И нет на эту мразоту никакой управы. А прочие могут и по всей строгости закона ответить за нарушение карантинного режима аномальных зон… ну или всегда найдется за что. Но вот если с милицией дружить, то и сам внакладе не останешься, и проблем не огребешь.
— Хах, ну это уж как водится. Узнаю почерк дяди Борхеса.
— Ага. Он хоть и не вернулся из этой Морготовой командировки до сих пор, но в смысле денег все под контролем.
Хм, Борхес до сих пор не вернулся — и даже поездка Катрины в Южно-Сахалинск не помогла. Тревожно это… Хорошо, что я договорилась с Токс, что она будет ночевать в Доме, когда меня нет. Я дерусь как сто похмельных чертей, а она зато гражданка Авалона. Неизвестно, что защитит Дом надежнее.
А, ладно, чего я это я разнылась, как умная Эльза! Я же в Хтонь намылилась, а там коньки отбросить — как два пальца об асфальт. И тогда все остальные проблемы решатся сами собой! В общем, авось кривая вывезет.
— Еще, Соль, такое дело, — мнется Ленни. — Ты как бы слишком конкретных вопросов не задавай. Типа надолго ли идем, куда точно пойдем, что именно будем делать, такое все. У сталкеров вроде как плохая примета — планировать. Хтонь этого не любит. Считается, что чем больше планов настроишь, тем быстрее все пойдет… не по плану, ага. Но прямо об этом не говорят.
Разумеется, я ожидала, что мы приедем в суровый трактир с густым тестостероновым вайбом, где хмурые мужчины в комбинезонах с торчащими из самых неожиданных мест шлангами будут пить неразбавленный спирт, оглядывая окружающую действительность с выражением презрительного превосходства. Однако Ленни паркуется возле кафешки с яркой пластиковой мебелью. Внутри до отвращения обычные автомобилисты хлебают жидкий борщ и растворимый кофе, а за стойкой немолодая пергидролевая девица заполняет накладные.
Ленни ведет меня к угловому столику. За ним сидит кхазадка, на первый взгляд смахивающая на мадам Кляушвиц, только в молодой и, страшно сказать, еще более энергичной версии. Рядом с ней — хайрастый юноша, в котором я определила эльфа только методом исключения: точно не орк и не кхазад, а для человека уши слишком длинные. Рожа смазливая, живенькая, но при том простецкая и даже какая-то слегка ассиметричная, что ли — даже в полукровке Светляке было больше холодного эльфийского совершенства. Но запаха тела практически нет — значит, эльф.
— Тебя мы знаем, — с места в карьер заявляет кхазадка. — Видели в эхони. Я — Клара. А это Мотя.
— Мотя? — на меня своевременно нападает приступ кашля, позволяющий прикрыть ладонью нижнюю часть лица. — Эльф Мотя?
— Мотылек, — улыбается эльф. — Я не хотел отягощать товарищей заучиванием моего подлинного имени… в нем тридцать два слога. Потому перевел его часть на русский и назвался Мотыльком. Но не учел, что клички всегда сокращают…
Пожимаю плечами:
— Ну, мне это не грозит, мою кличку уже не сократить… Что нужно о себе рассказать?
— Я знаю все, что мне нужно знать, — отвечает Клара. — Иначе бы тебя здесь не сидело. Вообще Хтонь — штука заковыристая, и я не стала бы связываться с мокроухой. Но дерешься ты хорошо. С нами раньше урук один ходил, а теперь поднял баблосов и отчалил назад в свою Орду. Он, прямо скажем, интеллектом не блистал, да и на стоянках умудрялся весь лагерь проперживать. Но монстров рубил справно, не кипешевал, когда припекало, на рожон не лез и берегов не путал. Вот ты и будешь вместо него. Разве что часть с пердежом можно пропустить.
— Идет. Какие правила?
— В Хтони правило одно: слушайся ведущего, то есть меня. Потому что в Хтони есть только одна закономерность — в ней нет закономерностей. У меня двадцать три ходки за плечами, из них в двенадцати я была ведущей. Кто меня слушался, тот всякий раз выходил — своими ногами или на одеяле. Прочие так и считали себя бессмертными до самой смерти. Свое полетное время знаешь?
— Свое… что?
Клара тяжко вздыхает:
— Сколько времени ты можешь провести в Хтони до начала деградации интеллектуальных и моторных функций. Я вот — тридцать с половиной часов. Мотя — тридцать три. А ты, понятно, не знаешь. Ладно, ваши обычно долго летают, крепкая порода. У нас первый приоритет — жизни, а потом уже тяга. Так что быстро не озолотишься, губу даже не раскатывай. Треть выходов вообще пустая оказывается. Про порядок расчетов Леннард тебе объяснит. И заведовать хозяйством буду я, это не обсуждается.
— Ок, не будем обсуждать. Какое оружие брать? Пистолеты?
Жизнь прекрасна и удивительна, если патронов закупить предварительно. Я, правда, стрелять так толком и не выучилась. Когда бы мне было? Я даже стандартный гимнастический комплекс от Сто Тринадцатой через день делала…
Клара усмехается:
— Вот за километр мокроухую видно. Смотри, не брякни при ком такого — опозоришь меня. В Хтони ни на какую технику нельзя полагаться. С катаной той у тебя сносно выходило работать. Вот ее и бери. Ладно, молодежь, вы тут знакомьтесь, а я в сортир.
Клара выходит из-за стола и направляется в угол заведения, небрежно раздвигая попадающиеся на пути стулья — иногда вместе с сидящими на них разумными. Похоже, она только выглядит грузной, но это не жир, а мышцы. Повисает неловкая пауза. Эльф Мотя ободряюще мне улыбается. Вид у него… хипповский какой-то, вот. Только цветка за ухом не хватает да еще гитары за спиной. А, вон и гитара — в углу, за столиком.
Завязываю светскую беседу:
— Как-то я не ожидала, что сталкером окажется эльдар…
Лицо Моти враз принимает сложное выражение:
— Понимаю, для тебя все эльфы на одно лицо… Но очень прошу, Соль — никогда не зови меня эльдаром. Я из народа галадрим. Это… совершенно другое.
— Ясно, сорямба. А… в чем разница? Эльдары живут на Авалоне, а галадрим — на материке?
— Жить-то в наши времена можно где угодно… Эльдары всегда ставили во главу угла власть и могущество. Это сделало Авалон великой державой. А галадрим — тихий народ, мы не захватываем мир, а возделываем свой лес. И еще у нас разные представления о красоте.
Однако, похоже, наш галадрим эльдаров недолюбливает. Но это же и на Земле так было: больше всего антагонизма внутри групп, которые со стороны кажутся почти однородными.
— Чем разные?
— Эльдары ценят безупречность, выверенность, идеальность. А для нас красота — это прежде всего живая жизнь, — Мотя мягко улыбается. — Не слышал ни об одном эльдаре-сталкере — Хтонь с ее непредсказуемостью глубоко чужда им, они любят порядок. А такие, как я, умеют чувствовать Хтонь и даже слегка предсказывать. Потому что это тоже жизнь, пусть и несколько своеобразная.
Раздражает, что я не могу считать настроение эльфа по запаху. Снага не слишком хорошо распознают мимику, зато запах говорит нам многое. От Клары исходило хмурое деловитое раздражение, от Ленни — неуверенность, какая бывает в социальных ситуациях. Не знаю уж, во мне он был не уверен или в сталкерах… может, во всех сразу. А этот эльф — насмехается он надо мной или говорит искренне? Не поймешь.
Вот за это орки эльфов и недолюбливают: общаться с ними — все равно что человеку говорить с тем, у кого черный квадрат вместо лица. А за что эльфы нас не любят, даже не знаю. Мы же такие няшечки.
Возвращается Клара:
— Так, а теперь записывай, что надо взять с собой.
— Да я запомню…
— Майне квехель! Я сказала — записывай.
Ага, Клара утверждает иерархию группы. Ладно, я не против — в последнее время позицию лидера мне и так приходится занимать куда чаще, чем хотелось бы. Беру в руки смартфон и жду руководящих указаний.
— Ты встречаешься с бандитом, — говорит Токс.
Вскидываюсь:
— Ничего я с ним не встречаюсь! Ну то есть встречаюсь иногда, но не в этом смысле! А даже если и в этом, то ничего пока не было. И Генрих — не бандит! То есть да, бандит, но…
— … но не в этом смысле, — ехидно подсказывает Токс.
Вздыхаю:
— Если честно, запуталось все… Да помню я, кто он, помню! Просто снажья жизнь так устроена… Я смотрела эхони разные — в других местах нашим куда хуже приходится. У нас тут школа паршивая, но много где для нас и вовсе нет никаких школ. И живут тут снага все же в домах, пусть и старых, а не в жестяных сарайчиках… Я никаких зароков не даю, просто… общаюсь, смотрю, как что устроено. И ты знаешь, Генрих — он же защищает город!
— О, в самом деле? Отчего же во время летней атаки жуков его боевиков не видно было?
— Ты не знаешь? Он на комбинате у себя оборону держал. И там куча народу укрылось, не только снага, все вообще, кто окрест живет. Это не Генрих мне сказал, если что, я поспрашивала… он сам никогда не оправдывается. У него и боевиков-то раз-два и обчелся, он не Барон с частной военной компанией… вот уж кто действительно тогда защищал только сам себя. А сила Генриха в том, что за ним пойдут чуть ли не все снага в городе… да и не только снага.
— И тебе не терпится влиться в их дружные ряды, да?
— Ты ведь сама говорила, что чай чаем, но неплохо бы мне как-то… наладить жизнь. Я и думала найти мужчину, из своего народа на этот раз — хватит с меня межрасовых экспериментов. Кого-нибудь доброго, чтобы детей любил, с руками из правильного места, а то помощь в мелком ремонте нужна всегда. Но… понимаешь, это… не сработало бы. Мне нужен другой. Такой, чтобы не слабее меня был. Всегда.
— Я беспокоюсь о том, что ты можешь попасть в неприятности.
— А, похоже, я уже вляпалась по самое не балуйся. Теперь лучше держаться… своих.
— Как у вас говорят — вольному воля.
Мы гуляем по взморью. Завтра — первая вылазка в Хтонь. Я уже раз двадцать проверила снаряжение по Клариному списку и все равно места себе не нахожу. Токс, почувствовав мою нервозность, пригласила прогуляться по берегу — по нашим местам. Но легче от этого разговора не становится. Пытаюсь сменить тему:
— Что-то полоска на браслете еле растет… Четверть всего, хоть и в зеленом. Чего еще надо твоим Морготовым алгоритмам? Разве мало мы делаем этого, как его, добра?
— Получается, мы делаем меньше, чем можем…
Токс говорит так, словно тема ей не особо интересна. Я вообще не могу понять, что ей интересно в последнее время — она словно в какой-то своей вселенной живет. Бесит, если честно.
— Ты же великая волшебница! Не можешь разве применить какое-нибудь сильное колдунство, чтобы всех завалило добром по самые помидоры? А то я задолбалась уже джинсы подбирать, чтобы на браслет налезали! С колготками и вовсе швах, поверх браслета уродски смотрятся, а протянуть их под железкой всех моих акробатических навыков не хватает. Ношу вон чулки на поясе… словно в порту работаю.
Токс слабо улыбается:
— Великое волшебство не для суетных дел, маленький друг. Даже будь я свободна от уз браслета… и тогда — что можно свершить без чар, должно свершаться без чар. Основы не следует тревожить без крайней нужды, даже ваши шаманы это осознают. Лишь люди обращаются с магией, как дровосеки с топорами. Поэтому они и доминируют на Тверди… но гармонии ни с миром, ни с самими собой обрести не могут.
— Да у этих людей в кого ни плюнь, он оказывается магом… А как вообще появляются великие волшебники? Это наследственное?
— Лишь отчасти. В семьях, издавна обладавших властью, дар проявляется часто, у детей простецов — исчезающе редко. Однако изначальный дар не несет в себе потенциала для изменения мира, он позволяет вершить только малые деяния. А великие волшебники приходят в мир во времена великих же потрясений — чтобы защитить свой народ. И из искры дара может разгореться пламя… люди называют этот момент инициацией второго порядка. Однако способен на это не всякий. Требуется искреннее, безоглядное стремление положить душу свою за друзей своих — и ситуация, которая не оставит иного выбора. Большинство одаренных с детства никогда с подобным не сталкивается… люди называют таких пустоцветами.
— Но ведь великие волшебники намного полезнее в хозяйстве, чем эти пустоцветы, да? Разве нельзя штамповать их как-то… искусственно? Конвейерным, так сказать, методом?
— В некоторых культурах практикуются ритуальные поединки и человеческие жертвоприношения — во время инициации великого волшебника почти всегда кто-нибудь гибнет. Законами Российского Государства подобное, разумеется, строго запрещено. Однако люди находят способы, как выразился бы Леннард, абъюзить правила. И никогда это не ведет ни к чему доброму. А нам пора на автобус, маленький друг.
По пути выкидываю из головы все эти ужасно интересные, но в практическом плане совершенно бесполезные сведения.
Меня ждет Хтонь. Что-то я встречу в ней?