Тайны затерянных звезд. Том 3

Глава 19

Я внимательно посмотрел на Пиявку. Потом — на ампулу в её руках. Потом — снова на Пиявку. И, убедившись, что мне не показалось, констатировал факт.

Пиявка была… напугана! Не просто сбита с толку или растеряна, нет — в её глазах читался страх! Причём не такой страх, какой испытываешь, видя, как на тебя нацеливается ствол тяжёлого бластера — быстрый, взрывной, сопровождающийся выбросом адреналина в кровь, заставляющий тебя действовать. Причём, действовать как можно быстрее, чтобы избежать неприятных последствий.

О нет!

Это был другой страх. Тоскливый, печальный, необоримый. Страх, поднимающийся из самых глубин подсознания, застилающий разум, поглощающий критическое мышление. Страх иррациональный, непонятный, страх чего-то неведомого, неизвестного. Или наоборот — известного, причём известного настолько, что даже известно, что нет ни единой возможности это нечто побороть. Просто не существует в природе. И остаётся только обречённо замереть, понимая, что спасения нет и не будет.

Страх, к которому, в отличие от первого типа, невозможно привыкнуть. Невозможно научиться обращать себе на пользу и превратить его в достоинство.

Возможно, тут даже правильнее было бы сказать — ужас. Я бы даже сказал: первобытный ужас.

Пиявка осторожно потрогала пальцем клеймо на крышке пробирки, словно не верила, что оно действительно существует, что ей не привиделось, и тут же отдёрнула руку, будто обожглась.

— Пиявка? — капитан вопросительно посмотрел на неё.

Причём, не только капитан. Состояние Пиявки заметили все, и теперь все ждали объяснения.

— Я… я… — бессвязно забормотала Пиявка, осторожно укладывая пробирку обратно в ложемент дрожащими руками. — Я…

— Судя по всему, ты что-то знаешь об этом веществе? — спокойно спросил я, решив помочь ей справиться со страхом. Потому как если переключиться в рациональную плоскость, то напряжение снижается и включаются мозги.

Как только пробирка заняла своё место, Пиявку слегка отпустило. Её перестало дёргать, будто непонятное вещество было под напряжением, и страха в глазах поубавилось.

— Я… Да, я знаю, что это за вещество, — так же тихо, но уже более твёрдо ответила она. — Или вернее я знаю, что за вещество обозначается этим знаком… Не уверена точно, что это именно оно, но, судя по внешнему виду — всё же оно.

— И что это за вещество? — спросил я. — Это оружие? Биологическое? Какой-то боевой вирус?

— Нет, это не оружие, — Пиявка покачала головой. — Это кое-что намного хуже. Это субмиссион.

— Суб… чего? — нахмурилась Кори. — Никогда не слыхала.

Не слыхала об этом субмиссионе не только Кори, но и остальные члены экипажа.

— Это потому, что вам и не положено слыхать, — Пиявка медленно покачала головой. — Никому не положено. А уж мне и подавно.

— Но ты, тем не менее, знаешь? — риторически спросил капитан. — Как так вышло?

— Практически случайно, — Пиявка перевела взгляд на него. — Помните мою историю? Про то как меня временно назначили врачом в лазарете колонии, пока не прибудет замена штатному медику?

Все присутствующие синхронно кивнули, даже я — я ведь тоже уже был в курсе этой истории. Тем более, что мне на самом деле было интересно, как эти ампулы связаны с родиной Пиявки.

— Всё то время, что я его заменяла, — начала свой рассказ Пиявка, — я ведь занималась не только тем, что радовалась хорошим медикаментам и инструментам, не только принимала пациентов и лечила их по мере своих сил и возможностей. Я ещё и изучала. Сеть в лазарете никто не отключал — возможно, решили, что незачем, потому что меня всё равно должны были вскоре утилизировать. А, возможно, решили, что я тупая и сама не способна разобраться, как там что работает. В любом случае, доступ к сети у меня был, и поэтому я изучала. Изучала всё, до чего только могла дотянуться, но в особенности — всё, что связано с медициной, конечно. Но было и ещё кое-что, что интересовало меня даже больше, чем медицина — история тантальцев. Тантальцев именно как биологического вида, тантальцев как отдельной касты людей, которую создали другие люди. Мне хотелось знать, как именно их — нас! — сделали такими, какие мы есть. Какие эксперименты проводились, какие из них были удачными, а какие — наоборот. Я хотела знать, что именно отличает нас от других людей и как это можно исправить, как можно снова вернуть тантальцам человеческий облик, и главное — человеческое мышление! Сделать так, чтобы они перестали быть рабами… Перестали сами себя воспринимать как рабов!

— Чтобы поднять восстание? — риторически спросил я.

— Об этом я тогда не думала, — призналась Пиявка. — Мне было достаточно и простой промежуточной цели. А что делать дальше я бы придумала, когда дошло бы до этого «дальше».

— И что ты нашла?

— Да почти ничего, — Пиявка пожала плечами. — В сети информации на этот счёт было шаром покати. В основном, только всякие догадки и различные научные статьи о феномене тантальцев, но тоже все высосанные из пальца. Всякие «возможно» да «скорее всего» и никаких фактов. Но кое-что я всё же нашла. И нашла, что интересно, не в сети, нет. По крайней мере, не во внешней. Нужную информацию я нашла во внутренней сети, на одном из серверов, даже не знаю где находящемся… Скорее всего, за много-много световых лет от Тантала-три, где-нибудь в штаб-квартире корпорации.

Пиявка судорожно вздохнула и замолчала.

— Это как-то связано с субмиссионом? — подтолкнул её я.

— Напрямую, — горько усмехнулась Пиявка. — Оказалось, что эксперименты по созданию генетически модифицированных рабов проводятся уже много-много лет, больше двухсот, если хотите знать. И только в последние сто лет, примерно в то же время, когда начали разрабатывать Тантал-один, эти эксперименты дали наконец положительный результат. Самым сложным для корпорации и её учёных оказался именно механизм подчинения. Механизм, который заставляет раба испытывать удовольствие от того, что он выполняет приказы своего хозяина. Прежде чем учёные смогли перестроить генетический набор тантальцев так, чтобы те сразу рождались с необходимыми нейронными связями, они опробовали множество других средств. От самых жестоких, таких как попытки привить условный рефлекс, до вполне безобидных, если, конечно, пренебречь этической стороной вопроса. Например, они вживляли в мозг чипы, подающие слабые разряды тока в центр удовольствия, когда будущий танталец выполнял чужое указание. Но кто же будет проводить такие операции каждому новорождённому? Не говоря уже о том, что в процессе взросления чипы придётся менять, ведь они, в отличие от мозга, не способны расти.

— Главная проблема детей-аугов, — кивнула Кори. — Много слышала об этом. Постоянно приходится менять аугментации, которые не растут как остальной организм.

— Вот и учёные решили, что это тупиковый путь, — кивнула Пиявка. — И тогда они обратились к химии, чтобы попробовать решить проблему через неё. И после нескольких сотен попыток они создали это… субмиссион.

Пиявка коротко кивнула на коробку.

Мы все тоже непроизвольно посмотрели на ампулы.

— Несколько производных фениламина, плюс целый букет алкалоидов, окситоцин в связанной форме и фтор для хорошей испаряемости, — продолжила Пиявка. — Это если вкратце, настоящая формула, конечно же, намного сложнее, но это не важно. Важно то, как это вещество действует. Оно испаряется при комнатной температуре и нормальном давлении, превращаясь в прозрачный газ чуть-чуть плотнее воздуха. Помимо того, что он прозрачный, он ещё и никаким другим образом себя не проявляет — не имеет вкуса, не имеет запаха, обнаружить его можно только проведя полный анализ пробы воздуха. При этом его молекулы способны проникать через любые фильтры, что характерно. Одной такой пробирки хватит для того, чтобы наполнить всю местную атмосферу достаточной концентрацией субмиссиона.

— Достаточной для чего? — хмуро спросил капитан.

— Для того, чтобы, попадая в организм человека через лёгкие, он связывался с рецепторами, отвечающими за принятие решений и контроль над импульсивным поведением. Это состояние у разных людей с разной восприимчивостью может меняться от лёгкой дезориентации до полной неспособности принимать собственные решения. Но это лишь до поры до времени. Субмиссон, как и любое вещество подобного класса, имеет накопительный эффект, и, чем дольше человек дышит им, тем меньше помогает его природная невосприимчивость. В конечном итоге, при превышении определённой концентрации, даже самый упрямый упрямец вроде нашего Кара сдаётся и теряет способность принимать собственные решения. Но зато выполнение чужих указаний приносит ему огромную радость и удовлетворение.

Все ненадолго замолчали, переваривая услышанное. Кори так и вовсе нахмурилась и что-то одними губами шептала себе под нос, будто повторяла сказанное Пиявкой, чтобы убедиться, что всё поняла правильно.

— Значит, с помощью субмиссиона вывели тантальцев? — первым спросил я.

— Не совсем, — Пиявка покачала головой. — Субмиссион оказался очень дорогим в производстве веществом, и, даже несмотря на его новизну, было очевидно, что он не подходит для создания целого биологического вида контролируемых рабов. Но эксперименты с ним помогли учёным разобраться с теми участками мозга, которые их интересовали, и в итоге это привело к тому, что мы имеем сейчас. Направлено скорректированный гено́м, заставляющий мозг сразу формироваться и расти таким, словно с самого рождения в человеке присутствует критическая масса субмиссиона.

— Но не у всех? — наполовину спросил, наполовину констатировал капитан.

— Но не у всех, — Пиявка повела плечом. — Как раньше были люди, у которых была плохая восприимчивость к субмиссиону, так и сейчас рождаются девианты, мозг которых сформировался по стандартным лекалам… Ну, по крайней мере в том, что касается инстинктов подчинения.

Ну да, Пиявка как раз и была девиантом. Повезло ей. И нам, конечно же.

— А что стало с субмиссионом после того, как эксперименты корпорации по генной инженерии закончились успешно? — снова вмешался я.

— Это было не после, — усмехнулась она. — Это было очень даже «до». Какие-то там защитники прав человека пронюхали про субмиссион и про эксперименты, которые иногда затрагивали даже население целых колоний, и подняли бучу. Это были чёрные дни для корпорации, потому что их закидывали судебными исками из-за их деятельности, и всё, что они могли — это только отбиваться. Доказательства были настолько железными, что никакие деньги не могли прекратить эту волну. Единственное, что удалось им сделать — это убедить общественность, что эксперименты с субмиссионом не принесли никаких успехов, что они раскаиваются и что готовы заплатить огромные компенсации всем, кто пострадал в ходе экспериментов, а субмиссион, конечно же, уничтожить, вместе со всей документацией по его созданию.

— Ну да, волосы назад! — усмехнулась Кори. — Чтобы корпораты и уничтожили что-то такое, что сами же создали для того, чтобы нарубить побольше юнитов! Охотно верю, конечно же!

— Судя по тому, что мы сейчас видим — только ты одна в это и веришь. — Пиявка снова с тоской посмотрела на ржавую коробку. — Несмотря на то, что официально это вещество не является ни оружием, ни наркотиком, оно является и тем и другим. И тем страшнее тот факт, что оно даже не входит в список запрещённого, ведь его, по официальным данным, и существовать-то не должно! А оно, тем не менее, существует, и это явно коробка из старых запасов! Вы посмотрите на эту коробку, да ей же больше сотни лет явно!

Что ж, теперь всё сходится. Теперь понятно, почему люди снаружи такие странные и заторможенные — они просто обдолбаны! Обдолбаны этим самым субмиссионом, который настолько промыл их мозги, что они даже двигаться нормально не способны без приказа своего «великого лидера», или как там они его называют.

Теперь понятно, почему Девид Мартинес именно так решил встретить свою старость и пенсию — ведь это же идеальное продолжение его армейской службы! Целый планетоид послушных болванчиков, которые готовы выполнить любое твоё распоряжение, не задавая никаких вопросов. Скажешь прыгать с крыши — пойдут и прыгнут, скажешь скидывать с неё детей — будут скидывать, ещё и улыбаться при этом станут.

Теперь понятно, почему люди, которые пришли забирать посылку, носили дыхательные маски с замкнутым контуром — ведь никакие фильтры не спасут от этого субмиссиона. А будешь им дышать — и сам не заметишь, как превысишь критическую дозу и станешь безвольным болванчиком, способным лишь выполнять чужие приказы. То есть, перейдёшь из когорты доверенных людей Мартинеса в разряд обычный черни, которая бесцельно бродит по улицам. Станешь не нужен, по сути.

Я даже могу продолжить логическую цепочку дальше и предположить, что это был план Мартинеса с самого начала. Он, ещё во время службы в Администрации, каким-то образом узнал про существование субмиссиона — возможно, от своей семьи, которые тоже сплошь были армейскими офицерами. Кто-то из его предков жил в то самое время, когда тайна газа подчинения выплыла наружу, и потом передал эту историю в следующее поколение. А оно — в следующее, то есть, непосредственно Мартинесу. А он уже воспринял её не как байку, а как руководство к действию, и, пока имел достаточно власти для всяких полулегальных и полностью нелегальных операций, узнал о местонахождении субмиссиона, а, возможно, даже изъял его оттуда и спрятал в каком-то личном тайнике. И не ради того, чтобы использовать его на своих солдатах, нет — это глупо, ведь оболваненный солдат — это, конечно, хороший солдат, но без способности критически мыслить и принимать решения, это очень быстро кончающийся солдат. А обучить нового на его место — это время. Экипировать его новой экипировкой взамен потерянной — это деньги. И самое главное — это вопросы от командования: «А почему у тебя солдаты мрут как мухи?»

Зато потом, уже на пенсии, субмиссион — это то, что нужно. Заманиваешь на планетоид тысячу-другую человек обещанием райской жизни, месяц травишь их субмиссионом — и получаешь всё тех же послушных болванчиков, которые готовы ловить любое твоё слово и заглядывать тебе в рот. Посылать их на штурмы больше задачи нет, поэтому и умирать они будут не быстро, но ощущение абсолютной власти — о, оно никуда не денется. Можно им упиваться хоть каждый день, отдавая первые пришедшие на ум указания и глядя, как люди их выполняют.

Да, это вполне в духе Мартинеса… Узнаю старого сукиного сына.

Только один момент мне остался непонятен. Он белым пятном маячил в стройной картине сложившегося паззла, как будто одного фрагмента не хватало. И его не просто не хватало в картинке — он вообще отсутствовал в принципе. Куда ни глянь, в какую сторону не подумай — ответа на вопрос не находилось и найтись даже в принципе не могло, потому что любой ответ моментально порушил бы стройную картину, как кусок паззла с нужным рисунком, но неподходящий по форме, да ещё и больше остальных в полтора раза.

И вопрос этот звучал так.

Если Девид Мартинес — бывший администрат, который нынче ушёл на пенсию и упивается теперь своей властью, используя для удовлетворения собственных амбиций давно запрещённое психотропное вещество…

То почему этим веществом его снабжает «Шестая луна», которые вроде как всей душой против Администрации и администратов, пусть даже бывших⁈

Что их связывает?

Или есть что-то, что мы упускаем из вида⁈