Травоядный. Том III

Глава 19 Фулгур

Внутри старый склад выглядел не лучше, чем снаружи. Груды покосившихся коробок, холщовые мешки, пропитанные сыростью, и толстые канаты, спутанные с обломками мебельных каркасов, загромождали пространство. Воздух был тяжёлым, пропитанным пылью, запахом старой древесины и едким душком плесени. Старик прошёл вглубь, ловко лавируя между грудами хлама, словно тень, и скрылся в тёмном проёме, где свет тусклых факелов едва пробивался сквозь мрак. Я последовал за ним, ступая осторожно, чтобы не задеть шаткие кучи. Глаза быстро привыкли к полумраку, и я видел вполне сносно, как, похоже, и мой проводник. Вдоль стен тянулись стеллажи и шкафы, их доски, источенные жуками, скрипели под малейшим давлением. Каждый шаг отдавался эхом, будто склад хранил в себе отголоски забытых времён.

«Если старик так силён, каков же глава Гильдии Масок? Я рассчитывал на свободу, независимость. Не хотелось бы оказаться под каблуком, из-под которого не выбраться, — размышлял я, ощущая холодок тревоги. — Хотя разве меня это когда-нибудь останавливало?»

Мы свернули в узкое помещение, заставленное рядами бочек, покрытых налётом времени. Их деревянные бока блестели от сырости, а в воздухе висел лёгкий запах прогнившего вина. Старик подошёл к дальней бочке и стукнул по ней трижды, его палка издала глухой звук. Бочка со скрежетом механизма, похожим на стон ржавого железа, отъехала в сторону, открывая тёмный проход. Он оглянулся, его мутные глаза сверкнули в полумраке, и бросил:

— Не споткнись.

— Не беспокойся, старик, — ответил я, подавляя лёгкую насмешку в голосе.

«Господин, не стоит так с ним говорить. Вы один из немногих в этом мире, кто несёт силу Лжебога. Похожая исходит от него, но он, похоже, провёл с ней куда больше времени», — предостерёг Черныш, его голос в моей голове звучал как далёкий шёпот ветра.

Я почти забыл, насколько важен Черныш. Интересно, каково ему? Когда-то его, вероятно, почитали, возносили хвалу, а теперь он подчиняется зайцу. Раньше я был занят спасением собственной шкуры из рабства, но теперь пора узнать больше о природе Черныша. Если Агнис, божок в теле Фиро, знал его и считал сильным, Черныш может быть опаснее, чем кажется. И с его помощью я могу обрести куда большую мощь, такую, что перевернёт этот мир.

«Ты ощущаешь природу его… Лжебога?» — спросил я мысленно.

Старик тем временем шагнул в темноту проёма и начал спускаться по узкой лестнице, вырубленной в камне. Я последовал за ним, разглядев проход, едва позволяющий развернуться. Лестница уходила вглубь, в кромешную тьму, где не было ни намёка на свет, лишь холодный воздух поднимался снизу, цепляясь за шкуру. Расположить логово Гильдии на такой глубине, да ещё с узкими проходами — умно. Атаковать здесь почти невозможно: пара элементалов легко сдержит натиск, превратив проход в смертельную ловушку.

«Чувствую природную энергию. Она похожа на Агниса, но иная — быстрее, резче. Возможно… Фулгур?» — словно спросил Черныш, его голос дрожал от неуверенности.

Фулгур… Слово резануло память, будто молния в ночи. Что-то знакомое, связанное с языком алхимиков, с далёкими землями и кровавыми заданиями…

Я погрузился в воспоминания, и картинка всплыла перед глазами, яркая, как удар клинка.

Колония Вестмийской Империи — страна Канаго, Южный Край.

Жаркая, влажная земля, где воздух лип к коже, словно мокрый плащ, а солнце выжигало всё живое, оставляя лишь потрескавшуюся почву. Местные, чернокожие, с первобытной жестокостью и звериной силой, отрицали цивилизацию, их глаза горели вызовом. Это не помогло: Вестмийская Империя раздавила их сопротивление с безжалостной точностью, и теперь большинство влачило жизнь в кандалах на родной земле, под хлыстом надсмотрщиков.

Закон сильных — их право.

— Остановимся тут? Смотри, красивое здание! — воскликнула Санрея, тыча пальцем в двухэтажный паб. Западная архитектура с южным колоритом: резные ставни, расписанные узорами, яркие ткани на окнах, колышущиеся от лёгкого ветра.

Вывеска, выцветшая от солнца, гласила: «Край Мира». Название подходило идеально. Городок стоял на границе Канаго, за которой тянулись непроходимые джунгли, обрамляющие широкую реку Фарсий. А дальше — синяя бесконечность Горячего океана, где горизонт сливался с небом.

— Давай, — пожал я плечами, ощущая, как пот стекает по спине.

Нужно было пополнить запасы перед походом. Да и отдых не помешал бы — ноги гудели от долгой дороги. Дальше — джунгли, река, гора Геруно, где обитало племя Тамас. Я уже жалел, что взялся за задание Гильдии Алхимиков, но деньги они платили баснословные, такие, что могли бы купить мне несколько месяцев свободы. А деньги мне были нужны. Отец наращивал мощь, его клан ширился, влияние росло, почти неподвластное никому, и я чувствовал, как его тень нависает надо мной.

— Ура! — крикнула Санрея и чмокнула меня в щёку. Я едва почувствовал её губы через ткань маски, скрывающей моё лицо.

Ей приходилось прятать лицо: местные ценили белокожих женщин, и шрамы, что покрывали её кожу, их не смущали. Какая разница, есть ли шрамы на жертве их бога? Их алтари и так были пропитаны кровью.

«Грозовой Цветок… С тех пор как Лортс Майгель стал главой Гильдии Алхимиков, они требуют всё более изощрённые ингредиенты. А новых зелий на рынке нет. Неужели он работает на Императора Веста Мийского? — размышлял я, шагая по пыльной улице. — В тавернах, за стаканом крепчаги, ходят слухи. Вест спятил, одержимый жаждой мощи и завоеваний. Он всё больше напоминает отца, только в большем масштабе. Никто не знает, чем пичкают его воинов, но я бы не хотел встретиться с ними в честном бою».

Мы вошли в паб, где толпились служащие и торгаши, их голоса сливались в гул, пропитанный запахом пота и дешёвого пойла. Другие не могли позволить себе такое. Место было приличным: не воняло горелым жиром или блевотиной, а половицы лишь слегка поскрипывали под ногами. Мы заняли столик в углу, с которого просматривалось всё помещение, от входа до стойки, где бармен протирал кружки.

— Марк, я хотела показать… — прошептала Санрея с радостью, выкладывая на столик маленькую бутылочку, поблёскивающую в свете масляной лампы. Ещё один её эксперимент. — Назвала его «Зелье Чистой Воли». Тут корень Золотосиха, роса Тарфинной травы, стебель кинзы… — начала она перечислять, её голос дрожал от возбуждения, но я остановил её жестом.

— Интересно, правда. Но я ничего не смыслю в этом, ты знаешь. И даже зная ингредиенты, без Земного искусства не повторю, — пожал я плечами, чувствуя лёгкое раздражение.

— Попробуй! Ну, пожалуйста! — взмолилась она, её глаза блестели, как у ребёнка, ждущего похвалы.

— Ха… — выдохнул я, подавляя усталость. Я давно стал её подопытной крысой, но она снабжала меня отличными зельями, которые не купишь даже за золото. Гильдия даже не подозревала, какого гения я припрятал. — Ладно, давай. Это зелье для снятия состояний? Надо подготовиться? — спросил я, вглядываясь в её лицо.

— Не беспокойся! Я всё подготовила! — Она выудила склянку с мутной тёмной жидкостью, её пальцы дрожали от предвкушения. — Экстракт Кландийской жабы… — прошептала она, понизив голос.

Я схватил её за руку, сжав запястье сильнее, чем хотел.

— С ума сошла? Нас повесят, если узнают! Оно запрещено в Империи! И к тому же… — Я вспомнил годы зависимости от пилюль, когда разум тонул в тумане, а тело дрожало от голода. Дрожь страха и предвкушения пробежала по спине, как холодный пот.

— Не волнуйся. Это всё, что у меня есть. Надо использовать. Зелье быстро снимет эффект, обещаю, — сказала она, глядя невинными глазами. Но я знал её истинную натуру, знал, что за этой маской скрывается безумие.

«Зелье может быть полезным. В моём арсенале и правда пробел со снятием эффектов», — подумал я, взвешивая риск.

— Хорошо, — кивнул я, скрытно забрав склянку, пока никто не смотрел.

К столику подошла молоденькая официантка. Она поправила рыжую копну волос, улыбнулась, сверкнув здоровыми зубами, и посмотрела мне в глаза. Лёгкий вздох выдал её интерес, её взгляд задержался на мне чуть дольше, чем нужно. Похоже, ночь не будет одинокой. Тут же я почувствовал гневный взгляд Санреи, колючий, как шипы, но, как всегда, проигнорировал его. Она полезна, но стоит дать ей больше, и она начнёт наглеть. Я держал её близко, но на расстоянии, как острый клинок, который нельзя выпускать из ножен.

— Чего желаете? — спросила рыжая, наклоняясь к столику и демонстрируя декольте, едва прикрытое лёгкой тканью. — У нас хвалят… хлопковые булки, — прошептала она, не отводя взгляда, её голос был мягким, с лёгкой хрипотцой.

— Булки, говорите… Интересно, — улыбнулся я, подыгрывая, чувствуя, как её взгляд ласкает моё эго.

— Кхе-кхе! — вмешалась Санрея, её кашель был резким, как удар хлыста. — Кувшин разбавленного вина и еды! Побыстрее! — скомандовала она, её тон резал воздух.

Официантка бросила на неё косой взгляд, полный холодного презрения, и удалилась, покачивая бёдрами, будто нарочно дразня.

— Кабель… — буркнула Санрея, её голос сочился ядом.

— Я мужчина. У меня потребности, — отмахнулся я, вскрывая склянку с лёгким щелчком.

— А разве я не женщина? — тихо добавила она, её слова повисли в воздухе, как тень обиды.

Я не ответил, вместо этого сказал, глядя ей в глаза:

— Начнём?

Она кивнула, её губы сжались в тонкую линию. Я залпом выпил жижу, чувствуя, как горький вкус обжигает горло. Через секунду всё закрутилось, сознание помутилось, словно мир завертелся в безумном танце. Яд действовал быстро: доза не смертельная, но галлюцинации обещали быть яркими, как лихорадочный сон.

— Давай… зелье, — пробормотал я заплетающимся языком, чувствуя, как язык тяжелеет.

Её ревнивый взгляд, полный тёмной одержимости, не предвещал ничего хорошего. Но выбора не было. Она протянула зелье, и я взял его дрожащей рукой. Многие сочли бы моё доверие ошибкой, но я доверял. Нерушимый контракт связывал нас: её жизнь зависела от моей, но не наоборот. Я недооценил силу её безумной любви. Сильно недооценил.

Я выпил зелье большими глотками, вытер губы тыльной стороной ладони. Подумал: «Странно, кинзы не чувствую».

Мир растворился. Всё стало смазанной картиной, будто художник растёр краски по холсту, не заботясь о форме. С каждым движением кисти красного становилось больше — кровь, огонь, боль. Она нарастала, пока не заполнила всё, поглощая разум.

— Ааа! — заорал я, и зрение начало проясняться, как после долгого кошмара.

Голова раскалывалась, словно по ней били молотом. Кровь пульсировала в висках, вены горели, как раскалённые нити. Эфир бурлил внутри, как после жестокой битвы, выжигая остатки яда. Я взглянул на руки: они сжимали окровавленные клинки, кровь залила меня до локтей, липкая, тёплая. Вонь железа ударила в нос, смешавшись с запахом смерти. Зал был усеян трупами, их тела лежали в неестественных позах, словно сломанные куклы. У ног лежала официантка, её голова с рыжими волосами, спутанными от крови, откатилась к столику. Санрея смотрела на меня с восхищением, её глаза горели безумным светом.

— Обслуживание ужасное! Еду так долго несут! Пойдём в другое! — объявила она, вставая, её голос был лёгким, будто она говорила о погоде.

Гнев хлынул в горло, ударил в голову, как набат, заглушая всё. Я рванулся, вливая Эфир в ноги, пересёк зал в мгновение и схватил Санрею за горло, прижав к стене с такой силой, что дерево скрипнуло.

— Сука! Я могу убить тебя прямо сейчас! Ты опоила меня дерьмом! — рявкнул я, чувствуя, как пальцы дрожат от ярости. — Ты хоть представляешь, что теперь будет⁈

— Что будет? Представляю, — спокойно ответила она, без намёка на страх, её голос был холодным, как лёд. — Нас тут никто не знает. Мы только пришли в город и так же незаметно исчезнем. Бойню спишут на местных — они не рады порабощению. — Она нежно коснулась моей руки, её пальцы были холодными. — Я готова отдать тебе тело, сердце, душу, жизнь. Если захочешь убить меня, я приму это с радостью.

«Больная сука…» — подумал я, чувствуя, как гнев смешивается с отвращением. Я отпустил её горло, отступив на шаг.

— Уходим! — бросил я, не глядя на неё.

Через два дня мы достигли земель племени Тамас. Я всё размышлял, как наказать Санрею. Я терял над ней контроль, и это бесило, как заноза под кожей. Когда Артур с нами, он держит её в узде — его не взять зельями, да и сам он в них мастер, способный разобрать любой состав по запаху. Но без него она обходит контракт, находя лазейки, как змея. Я понимал её чувства, её привязанность, что граничила с безумием. Я вытащил её из подземелий того ублюдка, где он истязал её тело и душу, оставив шрамы, которые никогда не заживут. Она не могла остаться нормальной. Но пока я не разберусь с отцом, она нужна, как острое лезвие, которое нельзя выбросить.

— Подготовила? — спросил я, мой голос был сухим, как пустынный ветер.

— Да, — ответила Санрея, протягивая подсумок с креплением на ногу, её пальцы слегка дрожали.

— Я пошёл, — бросил я и рванул к поселению на двадцать домов, не оглядываясь.

По пути проверил арбалет, его механизм щёлкнул с привычной точностью, и выпил зелья, чувствуя, как их сила растекается по венам. Рука сжимала клинок, сумерки сгущались, окрашивая небо в багровый цвет. Племя сохраняло независимость только благодаря одному из самых опасных ядов в мире, способному принимать любую форму: газ, жидкость, что угодно. Атаковать через реку сложно, с воздуха — всё открыто, как на ладони. Их падение — вопрос времени. Но мне нельзя было вступать в бой, только тень и хитрость.

«Основные силы у дома вождя. Дома стоят реже дальше. Теней хватает. Шаман — в крайней хижине, ближе к горе, — разглядывал я местность с дерева, укрытый листвой. Зелье Прозрачной Плоти делало меня почти невидимым, Аромат Ветра скрывал запах, Дух Совы — шаги. Всё — работа Санреи, её гениальность в каждой капле. — Патрули сменяются каждые два часа, пересменка — не больше минуты».

Я затих, как хищник перед прыжком. Внизу послышались шорохи, лёгкий хруст веток. Разум понимал: меня не услышат. Но дыхание замедлил — перестраховка, выработанная годами.

Двое полуголых аборигенов пробирались через заросли, сжимая копья с наконечниками из Тармилида — минерала, из-за которого Империя нацелилась на эти земли. Крепкий, острый, он проводил Эфир, усиливая оружие, но требовал слишком много сил.

«Но он менее практичен, чем сталь. Жрёт Эфир ради мнимой силы, нивелируя мастерство», — думал я, провожая их взглядом, пока их силуэты не растворились в сумерках.

Пора! Я слетел с дерева бесшумно, как тень, и двинулся к поселению. Дождался пересменки, когда патруль отвернулся, прошмыгнул к стене домика и укрылся в тени. Тень — моя подруга, любовница, что укрывает меня от глаз врагов. Она повела меня дальше, по дуге, обходя дом вождя, пока я не оказался на крыше шаманской хижины. Луна светила ярко, её серебристый свет заливал всё вокруг, и я влил ещё зелья Прозрачной Плоти — отдача будет через часы, но сейчас это не важно.

Прижался ухом к крыше, усиленной плетёной травой, и влил Эфир в перепонки, обостряя слух. Внутри звучали голоса: женский, мягкий, и мужской, низкий, как рокот далёкого грома. Язык местных был мне чужд, но иногда проскальзывали слова на Древнем, отрывистые, как удары барабана. Санрея разобрала бы их, я — нет. В кармане лежала записка от переводчика, выведенная аккуратным почерком: «Мне нужен Грозовой Цветок. Отдай — будешь жить. Закричишь — умрёшь».

Сорок минут я лежал неподвижно, провожая взглядом патрули, их тени мелькали в лунном свете. Странное чувство — быть на открытом месте, но невидимым, если не двигаться. Наконец мужчина вышел, его шаги затихли в ночи.

«Шаманка. Тем проще. У женщин страх громче», — подумал я, пробираясь к окну, где занавеска колыхалась от лёгкого ветра.

Стекла не было, лишь грубая ткань. Дождался, пока свет внутри погас, и проник внутрь, ступая мягко, как кот. Сердце заколотилось, едва лапы коснулись нетёсаного пола, шершавого от времени. В углу, на плетёной подстилке, сопела женщина, лежа спиной ко мне. Фортуна на моей стороне. Артур вечно твердит о ней, но, похоже, мне досталась крупица его удачи.

Я подкрался, сжимая кинжал, его холодная сталь успокаивала нервы. Не хотел пугать бедняжку. Нужно тактично, как хирург. Оказавшись за ней, медленно направил клинок к её горлу, чувствуя, как её дыхание слегка дрожит.

Но тишину нарушил мягкий голос с лёгкой хрипотцой, словно шёпот ветра в листве:

— Сталь ни к чему, идущий в тени.

Я схватил её за голову, рывком притянув к себе, и приставил клинок к горлу, чувствуя, как её пульс бьётся под пальцами.

— Знаешь общий язык, значит, — тихо проговорил я, мой голос был холодным, как сталь. — Закричи — залью всё твоей кровью.

— Не волнуйся, я ждала тебя, — ответила она, её голос был спокойным, почти безмятежным.

— Без пророческой херни, — выплюнул я, чувствуя, как раздражение закипает внутри. Пророки — неприятные твари, их слова, как яд, проникают в разум. Девяносто девять из ста — мошенники, но встретить настоящего в этой глуши я не ожидал. — Рассчитаемся на месте, без проблем? — спросил я, сжимая рукоять.

— Цветок Грома… Ты пришёл за ним. Но у меня его нет. Сейчас нет, — ответила она, её слова звучали как приговор.

«Она что-то умеет. Или догадалась? Какая разница», — решил я, подавляя желание закончить всё здесь и сейчас.

— Когда будет? — спросил я, придвинув остриё ближе, так, что кожа натянулась под лезвием.

— Скоро, — сказала она, медленно вставая, её движения были плавными, как у змеи. Кинжал от горла я не убрал. — Пойдём. — Она шагнула мимо, её тень скользнула по стене.

— Стой! Думаешь, я идиот? Хочешь к патрулям? Выпущу кишки! — прорычал я, чувствуя, как терпение истончается.

Она медленно повернулась и посмотрела мне в глаза. В её взгляде не было страха — лишь свет, холодный, как звёзды, видение будущего. Она знала, на что я способен, и не боялась, будто её судьба уже была решена.

Зубы скрипнули, я сжал рукоять до боли в пальцах.

— Веди, — прорычал я, мой голос дрожал от сдерживаемой ярости. — Почую неладное — прикончу.

Мы вышли из хижины, когда мимо шёл патруль, их копья поблёскивали в лунном свете. Двинулись за ним, держась на расстоянии, чтобы не заметили, шаги шаманки были бесшумными, как у призрака. Воины ушли, а мы свернули к горе. Тропа вилась змеёй к вершине, узкая, усыпанная острыми камнями.

— Хочешь узнать, что тебя ждёт? — спросила она, когда хижина стала размером с перстень, её силуэт растворился в ночи. Всё это время мы шли молча, лишь ветер шуршал в зарослях.

— Судьба? Не интересно. Я знаю, что меня ждёт. Иду своей дорогой и вижу свет в конце, — ответил я, мой голос был твёрд, как сталь.

— Свет? — переспросила она, её тон был почти насмешливым. — А я вижу лишь кровь.

Я сжал губы, чувствуя, как её слова цепляют что-то внутри. Как много она видит?

— Я убью его? — спросил я, не отводя взгляда от её спины.

— Убьёшь, — ответила она без паузы.

— И сам умру?

— Умрёшь.

— Хорошо, — кивнул я, принимая её слова, как данность.

Мы обогнули скальные зубы, что местные звали Челюстью Чайра — их бога, злого и свирепого, чьи клыки, по легендам, грызли небо. Поднялись выше, где воздух стал холоднее, а ветер резче.

Закапал дождь, мелкий, но настойчивый. Чистое небо затянули тяжёлые тучи, поглощая звёзды. Луна исчезла, свет померк, оставив лишь серую пелену. Молнии сверкнули вдалеке, их свет на миг озарил тропу.

— Но твой путь не закончится со смертью, — сказала она, её голос стал ниже, почти пророческим.

— Что несёшь? Смерть — финал. Достойный, долгожданный. Мы рождаемся ради него, — равнодушно ответил я, но её слова задели что-то глубоко внутри.

— Клыки и когти, серый мех, чёрный дым. Сталь, ветер, — говорила она, её слова звучали как заклинание, как ритм древнего барабана.

— Что значит этот бред? — спросил я, чувствуя, как раздражение перерастает в гнев.

— Месть сквозь смерть. Жизнь за жизнь. Мир падёт во имя Отца и Сына. Он вернётся и назначит последний день. Лишь Слеза даст шанс противостоять судьбе. Лишь она даст время. Лишь она отнимет его.

— Заткнись, — выплюнул я, толкнув её в спину, так что она едва не споткнулась. — Шагай быстрее.

Мы взошли на плоскогорье — словно вершину срезали гигантским мечом, создав площадку в километр диаметром. Пустую, лишь серые камни, мокрые от дождя, блестели в свете молний. Ветер крепчал, рвал плащ, молнии приближались, озаряя мир резким светом и оглушительным грохотом, от которого дрожала земля.

— Где? — спросил я, мой голос перекрыл вой ветра.

— Марк, тебе не стать героем, как бы ты ни хотел, — сказала она, её глаза сверкнули в темноте.

— Ха! Не собирался! — бросил я, чувствуя, как её слова режут, как лезвие.

— Чтобы убить чудовище, нужно стать чудовищем.

Я не выдержал и ударил её под колено, с силой, от которой она рухнула на мокрые камни. В тот же миг грянул гром! Яростный раскат заполнил небо лиловыми молниями, их свет озарил её лицо, спокойное, почти безмятежное. Она не вскрикнула, не пискнула. Я владел её жизнью, как многими до неё. Но что-то было иначе. Казалось, её жизнь уже потеряна, и, оборвав её, я не получу душу, лишь пустоту.

— Я давно готов стать чудовищем. Такова цена силы. Моя цена, шаманка, — сказал я, глядя сверху вниз, чувствуя, как дождь стекает по маске. — Дай Цветок Грома, и я оставлю тебе жизнь.

— Ха… Ха-ха-ха! — рассмеялась она жутко, булькающим смехом, от которого кровь стыла в жилах. — Жизнь? Что она стоит? Миг в мироздании, крупица на полотне вселенной. Ничто.

— Хватит твоей философии! — Я схватил её за жёсткие волосы, оттянул голову назад, прижав кинжал к горлу. Ещё чуть — и кровь хлынет, смешается с дождём.

— Битвам твоим не будет конца, ни в этой, ни в следующей жизни. Выбор — покорить или покориться. Каждый принесёт боль, страдания, разрушения. Мир в твоих руках, и быть концу. От чьей руки падёшь — неважно, крах неминуем, — пропела она, как мантру, её голос дрожал, но не от страха.

Рука дрогнула, сталь рассекла шею, и горячая кровь хлынула на землю, на камни, смешиваясь с грязью и дождём. Я отпустил её, и она рухнула, захлёбываясь, её тело дёрнулось в последней судороге.

Она прохрипела, едва слышно:

— Фулгур…

Безумная молния, лиловый гнев небес, обрушилась вниз! Свет озарил всё, ослепляя, разметал камни, землю, как взрыв. Удар опрокинул меня на спину, воздух вышибло из лёгких. Поднявшись, я увидел дым, идущий от широкого кратера, где земля ещё шипела от жара. Ноги сами понесли туда, будто притянутые неведомой силой. В центре вырос каменный цветок с лиловыми прожилками, его лепестки пульсировали, как живые.

— Так вот ты какой — Цветок Грома. Цветок Фулгура…

Шкура ощутила дуновение ветерка, странное и холодное так глубоко под землёй, где воздух был тяжёлым и неподвижным. Лестница кончилась, впереди смутно виднелся проход, за которым царила непроглядная тьма, такая густая, что даже мои глаза, привыкшие к теням, не могли её пробить. Холод пробирал до костей, а тишина давила, как невидимый груз.

— Фулгур… Молния… — прошептал я, чувствуя, как слово отдаётся в груди.

— Фулгур, — прокряхтел старик, его голос был хриплым, как скрип ржавых петель. — Давно меня так не называли.

Он растворился, как дым, и я перестал чувствовать его присутствие, будто он был лишь призраком. Но на миг нос уловил знакомый запах заячьего пота, резкий и едкий, такой родной, что сердце пропустило удар.

— Не думал, что буду испытывать ТЕБЯ, — раздался спокойный голос, который я узнал бы из тысячи, мягкий, но с острой, как лезвие, насмешкой. — Долго разбирался с делами. Заставил друга ждать. Некрасиво.

Это…

— Придётся тебя отделать за это, Декс, — послышалась язвительная, фирменная усмешка, от которой внутри всё сжалось. — Или всё же Марк?

Я вздохнул, чувствуя, как во мне будто перемешалось всё, что было. Словно Декс робко подал голос, слабый, как шёпот из прошлого. Но я пресёк его на корню, задавив в глубине сознания. Ему место там, в тени, без выхода.

— Декса больше нет, — сказал я, мой голос был твёрд, как камень. — Здравствуй, Алем.