Военкор 2

Глава 23

Я поднимался по трапу гражданского Ту-134. Рядом стояли «вертушки» с зашвартованными лопастями, а солдаты в бронежилетах курили у капониров. Всё это я видел, похоже, в последний раз.

На верхней площадке трапа я остановился и оглянулся. За моей спиной раскинулся Кабул — серо-жёлтый, выжженный, с горами, которые нависали, словно исполины.

Там, за ними, кишлаки, пыльные дороги, тропы…

Я стоял и прощался. В голове мелькали лица — Глебова, Лапшина, других солдат и офицеров. Тех, кто остался здесь навсегда. Всё что я прожил здесь, умещалось в несколько коротких недель. Но казалось вечностью.

Я провёл ладонью по поручню трапа, ощущая в последний раз эту жару

Окинув пейзаж взглядом на прощание, я устроился у иллюминатора, прислонив голову к стеклу.

Я понимал, что меня не просто так «попросили» покинуть эту войну. Слишком много совпадений. Штурм Тора-Бора, предательство Дорохина, те документы, что могли всплыть… Всё это, как подземные толчки, сдвинуло тектонические плиты где-то наверху, в Москве. Там решили, что журналист, который видел слишком много, рядом им больше не нужен.

— Ещё и эта папка 880, — прошептал я.

Перед смертью почему-то о ней вспомнил Дорохин. По мне так какой-то набор документов, который носят с собой. Но вспоминать о ней перед смертью… очень странно.

Я смотрел вниз, на тёмные перевалы.

Самолёт набрал высоту, и горы исчезали в дымке.

Всё время полёта я сидел у иллюминатора и думал о будущем. Мысли крутились по кругу, и я даже не заметил, как мы начали посадку.

Когда колёса коснулись бетонной полосы аэропорта, я понял, что радости от того, что я дома нет. Только усталость и пустота.

Никто меня не встречал, ну почти…

Стоило выйти в здание аэропорта, как я увидел… Казанова. Была надежда, что он встречает в аэропорту не меня, а кого-то другого.

Виталий стоял прямо на выходе из аэропорта, в руках держал «Правду». Он всё такой же загорелый, как и после Ливана. Возможно, Казанов оттуда и уезжал ненадолго.

— Вот это встреча, — сказал он, будто мы встретились случайно. — Я тут по делам, а вы как раз прилетели, Алексей Владимирович.

В такую случайность я не верил.

— Как всегда, вовремя, — сказал я и пожал Казанову руку.

— Ну и как там, в горах Афгана? — спросил он.

— Жарко. Вы же не просто газетку почитать пришли в аэропорт, верно?

— Само собой. Я вас подброшу, — предложил Виталий пройтись к нему в машину.

Мы сели в «Волгу». Дорога потянулась, и я понимал, что впереди меня ждёт не меньше вопросов, чем в Кабуле. Казанов попросил меня ещё раз пересказать всё, что я знал.

Пока мы ехали, Виталий дал мне понять, что хотел бы знать о командировке всё. Я рассказал ему. Коротко без приукрашиваний, рассказал всё, что произошло в Афганистане. Про операцию в Тора-Бора, про то, как Дорохин предал нас. Про то, как он пошёл против своих, а потом погиб.

Казанов слушал молча. Лицо его оставалось спокойным, но я видел, как внутри он перебирает каждое слово.

— Значит, так, — сказал он наконец, убрав газету под мышку. — Поехали в одно место. Нужно поговорить.

Пока мы ещё раз обсудили всё, машина плавно свернула на Садовое кольцо. Через несколько минут Казанов дал команду остановиться.

— Давайте выйдем, пройдёмся.

Мы вышли из «Волги» и пошли в направлении Чистых прудов. Людей почти не было, только парочка молодых влюблённых на скамейке и старик, кормивший уток.

Самая настоящая осень в Москве с пожелтевшей листвой.

Сначала Казанов молчал. Шёл рядом, держа руки за спиной, как на обычной прогулке. Я ждал и не торопил его.

— Дорохина сдал один из наших, — наконец, заговорил он. — Вернее, уже не наших. Его давно завербовало ЦРУ. Американцы хотели одного — втянуть нашу армию в эту войну глубже и подорвать всё, что мы там строим. Им нужно было представить, в том числе и в прессе, что наша армия несёт огромные потери и вообще занимается зверствами. Отсюда и неоправданные операции, ужасное планирование и полное отсутствие компетентности. Дорохин как раз и отслеживал, что чем хуже работает командир подразделения, части, бригады, то тем выше его двигали. А грамотных сливали. Вот такая петрушка, Алексей.

— Значит, предательство было наверху.

Казанов кивнул.

— Да. И Дорохин стал жертвой этой игры. Но он лишь мелкая сошка.

Я почувствовал, как внутри холодеет. Наша же внутренняя гниль, проданная врагу.

— Спасибо, Виталий, — сказал я тихо. — За честность.

Казанов помолчал, прежде чем продолжил.

— Так что, Лёша, там сейчас идёт серьёзная зачистка. Кадры проверяют жёстко, летят головы. И твоё присутствие в Афганистане сейчас будет нежелательным. Ты слишком много видел, и слишком многие могли захотеть сделать так, чтобы ты… развидел.

Когда мы вернулись к машине, Казанов протянул руку, давая понять, что разговор закончен.

— Удачи, Алексей. Водитель вас отвезёт домой.

Я пожал руку Казанову крепко.

— А вы?

— Знаете, есть у каждого человека места, где ему спокойно. Хочется прогуляться и подумать.

Я кивнул, но решил переспросить Виталия.

— И у вас такое место Чистые пруды?

Казанов похлопал меня по плечу и глубоко вздохнул.

— Нет. Я больше Крым люблю.

Март 1985 года, Москва, редакция газеты «Правда».

Вечер выдался длинным, и в редакции остался только я, да вахтёр на первом этаже. За окнами гудела Москва — редкие машины, далёкий звон трамвая, приглушённый шум города. А у меня перед глазами были не фонари, а горы Афганистана и пыльные улицы Бейрута.

Я сидел за своим деревянным столом, исцарапанным временем, и грохотал по клавишам «Агат-9». Я уже несколько часов не отрывался от работы. Рядом остывал чай — крепкий, горький, с тёмным налётом на стенках стакана.

Я писал книгу. Не отчёт для редакции, не официальную сводку, а книгу о том, что видел сам. Все эти игры наверху, интриги и распоряжения — пусть ими занимаются генералы и политики. Меня интересовало другое — простые солдаты. Парни, с которыми я ел из одного котелка, делил сухпай, шёл в колонне под обстрелом.

Без них нет ни войны, ни победы. Всё держится на их усталых руках и вере, которая иногда сильнее пуль.

Я вспоминал тех, кто в Ливане и Сирии выводил раненых из-под миномётов. Тех, кто на афганских тропах падал от жажды и снова вставал.

Я хотел, чтобы их помнили. Такими, как они были — живых и настоящих. С потом на лицах, с усталостью в глазах…

Слова ложились тяжело, но честно. Я бил по клавишам, и в голове звучали не мои фразы, а их голоса. Я писал о том, как они матерились на жаре, как делили последний сухарь, как смеялись, когда было уже не до смеха. Мне хотелось, чтобы на этих страницах осталась не война как сводка, а война как жизнь. Настоящая, без прикрас.

Я потянулся к стакану, сделал глоток. Чай был холодный, металлический на вкус, но он помогал не уснуть. Я откинулся на спинку стула и долго смотрел на лист, где строчка за строчкой оживала моя память.

Эта книга должна была стать их голосом. Моим долгом перед ними.

Стук в дверь вывел меня из оцепенения. Я поднял глаза от машинки, прислушался. Часы на стене показывали почти час ночи.

— Войдите, — сказал я.

Дверь приоткрылась, и в проёме появился Казанов. Спокойный, собранный, будто день у него только начинался, а не заканчивался. Ещё и с портфелем. Он улыбнулся краешком губ.

— Мой друг, я рад тебя приветствовать. И ты явно не против, чтобы я вошёл, — улыбнулся Виталий.

— Что вы, как я могу. Тем более что вы уже вошли, — ответил я, поднимаясь со своего места и протягивая руку Казанову.

Виталий, положил портфель на стул, осмотрел интерьер кабинета и удивился наличию здесь современных устройств.

— У вас стоит «Агат-9»? Дорогой компьютер, — покачал головой Казанов.

— А вот сюда посмотрите, — указал я на другой девайс, но он не сильно удивил Виталия.

— Принтер «Электроника». Я слышал, что их планировали выпускать немного позже, но всё сложилось лучше.

Действительно. Когда я узнал, что первый советский принтер появился на свет, настоял, чтобы они появились у нас. Отрадно, что этот принтер появился не в 1989 году, как это было, а намного раньше.

— Страна развивается, Виталий Иванович.

Я откинулся на спинку стула, потёр глаза и предложил чай. Но Казанов отказался.

Виталий прошёлся по кабинету и подошёл ближе, скользнул взглядом по столу, на котором лежали стопки бумаг.

— Книгу пишете?

— Да. Мемуары, если так можно назвать.

Виталий кивнул и направился к двери. Он повернул замок. Щелчок раздался громко в ночной тишине редакции. Казанов запнулся на секунду, будто сам себе объяснял, зачем это сделал. А я сразу понял, что разговор у нас будет не для чужих ушей.

Он повернулся ко мне и сел напротив, сложив руки на коленях. Его взгляд был прямым, но за этой прямотой чувствовалась тяжесть того, что он собирался сказать.

— Ну как вы устроились, Алексей?

— Знаете, Виталий, а вы уж точно знаете, мы с Юлей заявление подали. Свадьбу решили не откладывать. А сестра моя теперь в школе работает, историю преподаёт. Всё вроде как входит в привычное русло. Работа, дом, люди рядом.

Казанов слушал внимательно, периодически кивая.

— Рад за вас, — сказал он. — Но вот скажи… не думал ли вернуться? Поработать со мной на одном из направлений? Люди твои качества ценят, опыт у тебя особенный.

— Виталий Иванович, пожалуй, пока не хочу. Хочется пожить для себя. Я Юле обещал. Да и книгу ещё не написал.

Казанов усмехнулся едва заметно.

— Обещание — это святое. Тем более любимой женщине.

Я наклонился вперёд и посмотрел в глаза Виталия.

— Либо ты прямо сейчас скажешь, что нужно и что на самом деле происходит, либо давай закроем этот разговор. Предложение о чае ещё в силе.

Я говорил напрямую. Мне хватило того, как меня выдернули вместе с наградой в придачу из Афганистана, чтобы я понял — второй раз такого я не допущу.

Казанов не стал отмалчиваться или как-то переубеждать меня в неправильности моих выводов.

— В КГБ сейчас не всё гладко, Лёша… — он помолчал, будто взвешивая, стоит ли продолжать. — Ты же слышал, как нам пришлось вывести авианосную группу из Средиземного моря? Плюс не важные дела в Сирии. Афганистан по-прежнему тлеет. Африка не даёт покоя. Есть люди… не буду пока называть фамилии, которые ведут весьма странную работу.

— В каком смысле странную? — я нахмурился.

— В таком, что официально всё выглядит правильно, — сказал он. — Бумаги оформлены, приказы подписаны, обоснования железные. Спроси в лоб, и они докажут необходимость такого рода решений. Но по сути… эта работа направлена против Союза.

Он сделал паузу, посмотрел на меня, проверяя реакцию.

Я сжал кулаки на коленях.

— Спящие? Агенты влияния?

— Фактически. Всё похоже именно на то, что эти самые «агенты» добрались до самых высоких постов. Решения, которые принимаются, подрывают страну изнутри. И делают это с таким видом, будто всё ради нашей безопасности, — развёл он руками.

Я почувствовал, как внутри всё холодеет. Если уж Казанов говорит так открыто, значит, дело куда серьёзнее, чем просто «не всё гладко». И ведь я знаю, к какому концу приведут страну эти «эффективные менеджеры» с либерально-демократическими реформами.

Я провёл ладонью по столу, собрал в кучку разбросанные листы с набросками книги.

— И чем я могу помочь? Тут нужны не пистолет или граната. Этим ты предателей не сдвинешь.

— Слишком много таких людей укоренилось наверху. Они не боятся газет. У них всё схвачено. Ты их не сдвинешь статьёй, даже если она выйдет. В этом я тоже сомневаюсь.

Он коротко пожал плечами и облизнул пересохшие губы. Впервые мы разговаривали настолько откровенно.

Казанов положил руки на столешницу и внимательно на меня посмотрел.

— Думаю, страна должна пройти очищение. И, возможно, развал. Иначе всё это болото не вытравить, — ошарашил он меня.

Слова «развал» из уст Казанова звучали не как угроза, а как диагноз. Первое желание было вмазать ему.

Через шесть лет все самые страшные опасения сбудутся. Советский Союз распадётся на части. Будет много войн, крови и смертей. Обнищание народа, разруха и ощущение полной безнадёги.

Я бы ухватился за любой шанс, чтобы этому помешать. Но как?

— Есть… альтернатива, Лёша.

Казанов какое-то время молчал, будто решал, стоит ли делать следующий шаг. Потом медленно потянулся к портфелю, что стоял рядом с его стулом, открыл замок и достал оттуда толстую красную папку с номером, набитым на обложке: 880.

Я узнал её сразу.

— Мне нужны люди, которым я могу доверять. Те, кто видел войну и понимает цену жизни. Те, кто смотрит на мир другими глазами. Люди, которые верны присяге. Кто готов не только умереть за Родину, но и жить ради неё. Я предлагаю тебе работать с моей группой.

— Группой? А чем ты отличаешься от тех, кто хочет развалить страну? Ты же сам сейчас говорил об очищении…

— Вот именно здесь и есть то самое лекарство. Скальпель, который поможет стране избавиться от опухоли.

Виталий положил папку на стол между нами и слегка подтолкнул ко мне.

Я провёл ладонью по обложке. Картон был шероховатым, в уголках уже виднелась потёртость.

— Что там? — спросил я, хотя ответ был передо мной.

— Всё.

Я открыл папку. И офигел. По-настоящему.

— Теперь ты понимаешь, почему я пришёл к тебе, — произнёс Виталий.