Колонна остановилась. Кто-то дал сигнал — ракеты ушли в воздух. Солдаты начали занимать позиции вдоль дороги, за камнями, в канаве.
Я уже на автомате скатился вниз, когда рядом послышался вопль. Раненый солдат держался за бедро, и оттуда толчками била кровь, явно задета артерия. Он пытался отползти, но не мог.
— Держись! — крикнул я, схватив его за плечи.
БТР освобождали проезд наливникам и грузовым машинам, чтобы те не останавливались. Но выбраться из западни было сложно.
— Сталкивай! Живее! — крикнул Артамонов механику-водителю, чтобы тот начал убирать с дороги ГАЗ-66.
«Шишига» полыхала, а с её водителя попытались сбить огонь.
— Дымы! Дымы! — крикнул я сержанту, который был рядом со мной.
Но с маскировкой запаздывали. Бой разгорался сильнее и сильнее.
Я дотащил солдата за валун и присел рядом. Вытащил аптечку, наложил на бедро выше раны жгут и затянул.
— Больно… чёрт, больно!
— Раз болит, значит, живой. Потерпи. Сейчас тянет, но потом станет легче.
Он стиснул зубы.
В этот момент БТР рванул вперёд. Мехвод решил вытащить из-под удара подбитый ГАЗ-66, перегородивший дорогу. Бронемашина тяжело сдвинулась и уже почти столкнула грузовик, когда по ней ударил снаряд РПГ.
Я бросил взгляд на склон. Сквозь взрыв и гул, исходящий от пламени, было слышно, как Артамонов вызывал поддержку.
На склонах показались тёмные силуэты душманов. В серых и тёмно-синих одеяниях. На головах «пуштунки».
«Духи» били с разных направлений. Крупнокалиберные пулемёты не давали поднять головы.
Слева показалась ещё одна группа. Как минимум четверо. Один с РПГ, ещё один за «ДШК», установленной на треноге за валуном. Работали слаженно с позиции выше дороги. Отличная огневая точка.
Я взял свой АКМ и начал стрелять по духам. Первой же очередью стрельнул по гранатомётчику, который уже готовился выпустить снаряд.
Несколько попаданий и он рухнул на землю, скатившись с «шайтан-трубой» вниз. Ещё одна очередь, но в ответ заработал ДШК.
— Ты ж журналист, какого ты… — пробормотал парень сквозь зубы, когда я резко сменил позицию за соседний валун.
— Теперь стрелок, — бросил я.
Я прижался к валуну, дал ещё одну короткую очередь. Пыль на склоне взлетела, но духи не ответили — перегруппировывались.
Пулемёты КПВТ из башен БТР продолжали бить по склону. Снаряды били, срывая камни и осыпая кусты. Где-то загорелся боекомплект — пламя вырвалось, земля задрожала под ногами.
— РПГ справа! — закричал кто-то.
И снова грохнуло. В воздухе вспыхнуло огненное облако. Под обстрел попал наливник. Цистерна с топливом взорвалась, мгновенно обратив всё вокруг в пылающий котёл. Машина перевернулась набок. Пламя стремительно поползло по обочине.
— Дым! Срочно! — закричал кто-то из офицеров.
Раньше бы дым! Только сейчас пошла белая, густая дымовая завеса, запах селитры и хлора ударил в нос. Сквозь завесу, которая смешалась с чёрным дымом и пылью, начали перегруппировку. С трудом можно было разглядеть, как духи перемещаются по склону.
— Это… это… это… — услышал я недалеко прерывистый голос сквозь стон.
Один из солдат, схватившись за окровавленную голову, сидел и раскачивался вперёд-назад. Ещё один лежал перед ним, дрожа и истекая кровью. Лицо обгоревшее, а глаза… В них столько боли, и смотрит он на меня.
Но ему уже не поможешь.
— Да чтоб его, — ругался сержант, с которым я ехал на броне.
Он только что выстрелил весь магазин по духам, но паре удалось уйти.
Взрыв, и снова языки пламени взметнулись к небу.
Ещё в одну машину прилетел снаряд из РПГ. И вновь колонна замедлилась.
На фоне стрекота автоматов, одиночных выстрелов и рваных команд, послышался голос Артамонова, сидящего за соседним БТР.
— Озеро — Маяку-1! Ведём огневой бой, требуем немедленную воздушную поддержку! Противник на склоне, минимум два огневых расчёта. Координаты передаём…
И тут же — резкий хлопок. Командир роты дёрнулся, словно его подбросили невидимые руки, и он упал назад. Тангента радиостанции выскользнула из его руки.
— Прикрой! — хлопнул я сержанта по плечу.
— Сдурел, «газета»⁈ — услышал я за спиной.
Я быстро рванул к ротному и упал рядом с ним. Одна пуля прошла рядом, подняв облако пыли. Ещё несколько ударили в броню БТР.
Подхватив ротного, я перекатывался с ним по земле, а двое солдат активно стреляли по склонам, прикрывая нас.
— Я… выз… вал, — хрипел Артамонов.
Как только, я его дотащил до укрытия, быстро осмотрел. Пуля зацепила горло, но он ещё был жив, крепко цепляясь за моё плечо. Кровь заливала его форму, но старший лейтенант продолжал что-то мне говорить.
— Верт… приле… летят.
— Летят-летят. Помолчи, тебе говорить нельзя! — сказал я, «передавая» капитана медику.
Я поднял голову. В дыму на правой стороне мелькала вспышка. В щели между валунами я увидел, как продолжал по колонне работать пулемётчик.
— Сержант! Со мной! — крикнул я. — Пошли в обход, берём левее.
— Совсем сдурел? — услышал я голос сержанта.
Он немного колебался, но всё же пошёл за мной. Мы бросились влево, вдоль осыпи, мимо перевёрнутого наливника, чья стальная цистерна всё ещё дымилась.
— Ты чего там высмотрел? — прошептал сержант. — Сейчас нас всех тут зажмут.
— Не зажмут, если мы их первыми снимем, — бросил я, указывая на расщелину между двух скал.
Мы полезли вверх. Камни сыпались, пыль забивалась в горло. Пуль не было — нас не заметили.
Но тут появился и стрелок.
— В сторону! — крикнул я, скрывшись за валуном.
Очередь прошла мимо меня. Надо отвечать сразу.
Я вывалился из-за камней и выстрелил в упор. Душман даже не успел обернуться и завалился набок.
Ещё дальше был гранатомётчик. Он уже готовился стрелять по колонне, но развернулся на нас. Сержант дал очередь в упор из автомата по нему.
Склон теперь был наш.
Я подхватил автомат. Осмотрел горизонт.
И тут в воздухе зазвучал знакомый гул.
Вертушки!
Сначала показалась пара Ми-24. Они прошли над нами, и тут же дали залп. Пылающий град реактивных снарядов лёг по верхнему гребню.
Духи не выдержали. Начали отступать, бросая позиции.
Я видел, как группа моджахедов уходит в сторону ущелья. Но один отстал. Хромал. Наверное ранен.
Я рванул вниз, на бегу махнул сержанту.
— Давай попробуем взять живым, — произнёс сержант, прикрывая меня.
Когда мы были почти рядом с душманом, он обернулся. Его чёрные глаза широко расширились, когда он нас срисовал. Бородатый выхватил пистолет, но я был быстрее. Прыгнул на него, сбив с ног. Пистолет вылетел из его руки. Тут же душман выхватил нож, но не успел им воспользоваться.
Перехватив его руку, я заломил ему кисть и с локтя нанёс удары по лицу.
Выстрелы уже стихли. В воздухе продолжал стоять запах гари и сожжённой плоти.
Я скинул ремень и перевернул на живот душмана, связав ему руки.
— Сержант! Ты где там? — крикнул я.
— Епические дела! А ты точно журналист, «Газета»? — спросил сержант.
— Есть и такой грешок за мной, — ответил я, крепче стянув ремень.
В воздухе продолжали крутиться вертолёты, а взорванные машины ещё полыхали на дороге.
Вернулся в расположение бригады я только к вечеру. О судьбе пленного не интересовался. Есть компетентные органы, которые его расколют. Конечно, если он что-то знает.
Стоя перед умывальником, я продолжал с трудом отмывать руки от песка и крови. Форма была измазана, так что пришлось её выстирывать в течение долгого времени.
Я вернулся в модуль, где сидел на кровати Трошин. Его волосы были с желтоватым оттенком из-за толстого слоя пыли. Рукав в крови, а лицо мокрое и тёмное от грязи. И взгляд… Смотрел старший лейтенант перед собой, а именно на кровать Артамонова.
— Час назад скончался. Не вытащили, — сказал Трошин, открывая тумбочку.
Старлей вытащил бутылку водки и два гранёных стакана.
— Мы уже почти год бок о бок служили. В одном модуле, в одной роте. Грёбанная страна, — открыл он бутылку.
Рука Трошина слегка дрожала. Видно было, что ему сложно даже стакан налить.
— Дай мне, — произнёс я, подойдя ближе к столу и взяв бутылку.
— А ты ещё неплохо держишься, Лёха. Я вот… ох… трясёт всего, — выдохнул Трошин, взял мыло с полотенцем и вышел из комнаты.
Каждому по-разному удаётся переживать потери. Особенно, когда это твои друзья, коллеги, сослуживцы. Вот только ты был рядом с ними, делил кров, пищу и все служебные моменты.
И теперь их нет.
В дверь комнаты постучались.
— Войдите, — сказал я и повернулся.
На пороге стояла та самая девушка Юля, которая летела со мной в вертолёте. Вид у неё был потерянный.
— Я не вовремя? — спросила она.
По взгляду было понятно, что Андреева смотрит на бутылку. Я её так и не закрутил, и продолжал держать в руках.
— Всё в порядке. Что-то случилось, Юля? — спросил я.
— Вы… я вас… — продолжала Андреева нервно перебирать местоимения.
— Всё в порядке. Я не ранен, только испачкался.
— Это хорошо, — кивнула Юля, сложив на груди перед собой ладони. — Я про колонну слышала. Ну… все слышали. Переживала за происходящее.
— И за меня, в частности? — уточнил я.
— Да… Ой… то есть, за всех переживала, — кивнула Юля.
Наверное, всё же за меня. Приятно это слышать от голубоглазой красавицы.
— Я пойду. Берегите себя, Лёша… точнее, Алексей Владимирович, — сказала Андреева и быстро выскочила из комнаты.
На выходе она столкнулась с Трошиным, который вернулся в комнату.
— Я только за шампунем. Надеюсь, не помешал? — сказал старший лейтенант.
— Всё нормально. Проведать заходила.
Трошин кивнул и вновь ушёл.
Вечером за «рюмкой» чая мы обсудили произошедшее сегодня.
Я с чаем, а Трошин с рюмкой.
— Восемь погибших, десять раненых. Вот она цена, Лёха. И зачем, объясни? — спросил старший лейтенант, доедая кильку из консервов.
Он дёрнул ногой и сбил одну из двух пустых бутылок, стоящих под столом.
— Это война. А мы здесь по приказу и выполняем поставленные задачи, — ответил я.
— Хм, ты здесь по работе, а говоришь так, будто и правда боевую задачу выполняешь.
— У каждого свой долг перед Родиной, — ответил я.
— Ты прав. Перед Родиной, а не перед этой страной.
Борис достал сигарету и попытался подкурить.
— Выйдем на воздух, — предложил я.
— Хочу здесь. Не могу уже выходить и смотреть на это всё.
— Можешь. Пошли, — встал я и поднял Бориса.
Пошатываясь под действием алкоголя, Трошин вышел вместе со мной на крыльцо и присел на ступеньки.
Закурив сигарету, он взглянул на небо. Сегодня оно, как и всегда в это время года, звёздное и безоблачное.
— Артамонов… Мы с ним одного училища. Он на год раньше меня ДВОКУ закончил, — продолжал Боря вспоминать командира роты.
После небольшой паузы я решил спросить по поводу пленного.
— Что с духом? — спросил я.
— Не знаю. Меня комбриг у себя продержал долго. Там же и замполит был. А душмана особисты забрали. Вроде кто-то за ним приехать должен был.
Я кивнул, а затем мы продолжили обмениваться мнениями, как духам удалось за короткое время разбить несколько колонн.
— У меня нет мыслей. Пакистанцы и американцы снова вливают деньги в эти отряды. Посмотри, сколько у них оружия. Я сегодня только штук пять крупнокалиберных пулемётов насчитал, — ответил мне Трошин.
— Вопрос в другом… как они это всё планируют? Это неразрозненное войско. Они чётко выдержали время и начали отходить. По сути, вертолёты уже опоздали.
Но Борис только отмахнулся.
— Неважно. Всё равно им не жить. Найдём и всех покараем. Вот увидишь, Лёха. А ты об этом напиши и всем в Советском Союзе покажи, — сказал Трошин и с трудом поднялся на ноги.
Старший лейтенант ушёл в модуль, а я на пару минут задержался.
Подняв взгляд вверх, задумался. Как в столь опасной стране можно видеть столь красивое небо!
Из темноты послышались шаги. К модулю медленно приближался военнослужащий в «эксперименталке».
— Карелин? Я к вам, — подошёл незнакомец и присел рядом, пожав мне руку.
— Просто посидеть? — спросил я.
— Можно и просто. Но я ещё привет должен передать. От товарища Римакова.