Время перемен

Глава 12

- Дон Базилио, что Вы сейчас рисуете? – королева Мария Каролина[1] с искренним любопытством заглянула под белое полотно, которым был накрыт холст, — О! Это вовсе не мой портрет!

- Ваше Величество! Не волнуйтесь, я пишу изображение самого прекрасного лица королевства, а, возможно, и всего мира, каждый день, но только когда утренняя заря покрывает землю самым романтичным покровом, картина стоит в том углу. Однако, я бы просил Вас не смотреть на неё – картина ещё не закончена. – со сдерживаемой улыбкой приветствовал истинную хозяйку Неаполитанского королевства Верный.

- Когда я смогу его увидеть? – щебетала королева, заглядывая в каждый угол мастерской.

- Как я и обещал – ко Дню Всех Святых[2], Ваше Величество.

- А это что? – Мария Каролина с удивлением подняла чехол со стола.

- Это модель, объёмное изображение моей новой выдумки. Так принято в России, наш император любит всё видеть заранее, представлять себе всю картину! – немного смутился архитектор.

- Но что это?

- Церковь, Ваше Величество. Я думал о новой форме храма…

- Боже мой! Она чем-то похожа на старинные базилики, но она такая красивая и летящая! Мне нравится это! Нравится! Я покажу Вашу задумку Фердинанду[3] и сэру Джону[4]! Не сомневаюсь, что им это придётся по вкусу! Да-да! И не спорьте! Неаполю недостаёт элегантных зданий! Ванвителли строит слишком уж одинаково! – королева говорила совершенно безапелляционным тоном, слуги по движению её пальчика тут же унесли столик с моделью.

- А это что? - Мария Каролина снова вернулась к большой работе Верного, к которой она подходила первой.

- Я пытаюсь написать сражение у Белграда, Ваше Величество. – поклонился Василий.

- Боже мой! – супруга неаполитанского суверена стянула ткань, прикрывающую картину, и в восхищении прижала руки к груди, — Это ранение Румянцева?

- Да, именно так Ваше Величество. Это великий генералиссимус.

- Вы знали его, дон Базилио? – голос женщины наполнился восхищением.

- Я недолго служил под его командованием…

- Боже! А это? Это же мой венценосный брат!

- Именно так, это император Иосиф.

- Как невероятно волшебно, дон Базилио! Я хочу, чтобы эта картина висела в моём дворце! Хочу! – королева капризно топнула ножкой, — Даже если Вы пишете её для своего варварского властелина, победителя при Адрианополе.

- Я с удовольствием выполню Ваше приказание, Ваше Величество! – низко поклонился художник.

- Так, теперь, давайте, рисовать меня! – Мария Каролина быстро села в кресло и поправила своё декольте. Ещё совсем нестарая и весьма красивая женщина, пользуясь тем, что она и русский архитектор остались наедине, начала демонстрировать ему явные знаки внимания, а тот совершенно не собирался делать вид, будто равнодушен к прелестям королевы.

- Дон Базилио, я жду Вас у себя сегодня вечером! – в глазах неаполитанской властительницы горела страсть.

- Но король…

- Фердинанд не пропускает ни одной юбки и совершенно равнодушен к тому, как я провожу своё время. Лишь бы дети были от него! – звонко засмеялась красавица.

- Вам, дон Базилио, стоило опасаться Актона. Вот он весьма ревнует маму. Как же, на её благоволении во многом держится его могущество! – насмешливый детский голос заставил парочку испуганно обернуться.

- Мария Кристина[5]! Что ты здесь делаешь? – взвизгнула королева.

- Пришла посмотреть на картины дона Базилио! Как и вы, Ваше Величество! – спокойно отвечала двенадцатилетняя неаполитанская принцесса, с весёлым прищуром глядя на мать, — Не волнуйтесь, я умею не болтать. К тому же Ваш этот Актон мне не нравится.

- А кто же Вам нравится, Ваше Высочество? – в замешательстве попытался хоть как-то сменить тему Верный.

- Вы, дон Базилио! – всё с такой же улыбкой проговорила принцесса и, уже откровенно рассмеявшись, медленно вышла из мастерской.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Эффект от падения Стамбула был просто оглушительным. Казалось, что мир перевернулся. В Париже началось то, что точнее всего было бы назвать паникой. Если бы король Людовик и Неккер знали, что случится, то они никогда не согласились бы созвать Генеральные Штаты в это время. Но теперь, деваться было некуда. Какой крик подняли все три сословия, узнав о падении Константинополя, гибели Султана и выходе русского флота в Средиземное море.

Вытащены на свет были и пленение Дюмурье, и потеря невероятного количества тяжёлой артиллерии под Стратилатовым, и позор прусской интервенции в Голландии, и неудача с мятежом против Габсбургов в Австрийских Нидерландах, и неуспех в подавлении восстаний на Карибских островах, и проблемы Лафайета в битвах с Североамериканской республикой, даже пожары и волнения, от которых серьёзно пострадали заводы и шахты в Окситании, Бургундии и Эльзасе. Когда же всплыли проблемы в Тулоне, Генеральные штаты пошли просто вразнос – все сословия требовали существенно ограничить полномочия монарха.

Армия не собиралась вмешиваться во внутреннее противостояние, король искал поддержки в наёмниках, тратя последние финансы на оплату швейцарцам и германцам. Орлов, в том числе и в королевской семье, уже перестал считаться надёжным другом, ему было отказано в присутствии при дворе. Неккер терял авторитет стремительно, и все ждали его скорой отставки. Теперь главным советником Людовика стала его взбалмошная и избалованная супруга Мария-Антуанетта, заваливавшая письмами уже второго своего брата.

В таких условиях ни о каком вмешательстве в европейские дела со стороны Франции уже и речи не шло. В Англии же ситуация была сложней. Король сидел на троне прочно, но общественное мнение совершенно не считало русскую угрозу сейчас важной, слишком много забот было в Ирландии, Индии, да и поддержка бывших английских колоний в Северной Америке стоила очень дорого. Сил у Великобритании на всё не хватало, да и Трубецкой весьма искусно отводил внимание англичан от России. Это многих не устраивало.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Вон он, в переулке! Скорее лови! Не стрелять! Живым брать! – такие крики на улицах ночного Лондона просто выводили из себя Николая. Громко, немелодично, к тому же именно он был тем призом, за которым, собственно, и охотились.

- Вот, теперь я понимаю, как себя чувствует лиса, когда её травят собаками! – сквозь зубы шипел русский агент, пытаясь уйти от погони. Новенькую щёгольскую треуголку он потерял ещё несколько улиц назад, и теперь падавший из редких освещённых окон свет, словно на белых скалах Дувра, отражался на растрепавшихся белокурых волосах беглеца.

Он ловко перепрыгнул через низенький забор и устремился дальше, к видневшейся вдали улице. За ним гнался явно не один десяток человек. Надо же было попасться на глаза этому чёртовому Сайксу, чью типографию он лично сжёг пару месяцев назад. Кто же мог знать, что этот негодяй будет в клубе «Три совы», где молодой человек любил ужинать.

- Бежать, только не останавливаться! – стучало у него в голове.

- Рассыпаться! Не стрелять! Брать живым! Полковник даёт за него живого двадцать гиней[6]! За мёртвого всего одну! – громкий командный голос послышался спереди, именно с той улицы, к которой стремился Николай.

Он затормозил, аккуратно выглянул за угол – там было просто какое-то невероятное число солдат, чуть ли не сотня, которые цепью шли по улице, заглядывая в каждый дом. Русский бросился назад, но и там уже были солдаты.

- Что же, выходит, Сайкс там не просто так был? – мелькнула в голове Николая мысль. Он вжался в небольшую нишу в стене и принялся наблюдать.

Солдаты вытащили из дома полуголого паренька со светлыми волосами, тот, явно не понимая, что же происходит, жалобно скулил и просил отпустить его.

- Пуль, ну-ка быстро, посмотри, это он? – офицер, руководившей облавой на улице резко отдал приказ.

- Никак нет, Ваше… — залебезил вокруг него невысокий человечек с зализанными волосами.

- Ох, ты ж! Значит, не случайная это охота… Не просто так мне этот Сайкс встретился. Что же, выходит, недаром меня Николай Николаевич предупреждал, да и Василий Петрович всё наказывал… Заприметили меня. Вот дурак я, дурак! Как же так? – скакали тяжкие думы в голове молодого русского агента, — Понятно! Просто так я им не дамся!

Николай извлёк из-под одежды даже два дорогущих небольших револьвера, что он прихватил при поджоге дома крупного купца из Сити, который серьёзно наследил в делах о незаконном провозе товаров и уже откровенно мешал. Медленно беглец крался к идущим сзади людям, пытаясь найти лазейку, чтобы проскользнуть в неё. Наконец, он заметил, что слева идут всего два человека, а там дальше, он это точно помнил, есть переулок, а через него можно выскочить к центральным улицам и знакомым дворам, где несложно укрыться, и даже есть возможность тайным ходом выйти к Темзе…

- Раз-два-три! – посчитал молодой человек про себя и бросился, прижимаясь к стене, вперёд.

Выстрел, ещё выстрел. Он летел как ветер.

- Прорвался! – мелькнула шальная мысль.

Но дальше наперерез кинулось ещё десятка полтора солдат. Он успел, вроде бы шмыгнуть в переулок, но тогда человек в штатском платье, которого он даже не приметил среди красных мундиров, вскинул пистолет и выстрелил в убегающего. Нога беглеца сложилась, поражённая пулей. Боль была адская. Стало понятно, что от погони уже не уйти.

Николай почувствовал такое спокойствие, которого давно не ощущал. Он прижался спиной к каменной стене дома и принялся спокойно считать оставшиеся заряды:

- Раз! – попал он точно, и ещё один солдат с криком рухнул на землю.

- Два! – ещё один остановился, зажимая рану на плече.

- Три! Чёрт, осечка! Сам виноват – давно не перезаряжал... – русский равнодушно отбросил уже ненужное оружие в сторону и взялся за следующий револьвер.

- Раз! Два! – солдаты, напуганные огнём жертвы, остановились перегруппировываясь.

- Могут быть ещё осечки… Хватит игр. Прости меня, Мамочка! Прости меня, Господи! – грянул последний выстрел.

Через несколько секунд в переулок вбежали солдаты, готовые к бою, но их встретила тишина.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Бенджамен! Какого чёрта! – в огромном особняке в Кенсингтоне[7] отлично одетый господин бегал по кабинету и ругал человека, который и подстрелил убегающего Николая, — Я приказал взять его живым!

- Он застрелился, сэр Мортимер! – мрачно буркнул тот и вытер лицо белоснежным платком, — Он убил троих и ранил…

- Идиот! – заорал на него начальник, — Мне плевать, сколько он убил! Он был нужен живым! Что тебе непонятно? Этот «Белый Ник» был нашей единственной ниточкой, что вёл к русскому посланнику!

- Может, он и не вёл к нему, сэр. – протянул стрелок, — Что мы знаем? Только то, что их один раз видели вместе в «Гордости Родни». Мало ли что хотел Трубецкой от известного ловкача…

- Так нам и надо было вытянуть из этого негодяя любую информацию против русского! Даром ли он вертелся вокруг почти всех сгоревших типографий!

- Простите, сэр, мы не ожидали, что «Белый Ник» покончит с жизнью сам…

- Боже! Ну, что я скажу Тайному Совету? Что у нас ничего нет против этого фигляра, который просто смеётся над всеми нами! Пишет десятки статей, произносит речи в Парламенте, играючи отбивает все наши резоны немедленно начать войну против своё варварской страны! Даже сам Король в бешенстве! Что я скажу? Что русский встречался с ним в клубе?

Да половина членов Совета знакома с «Белым Ником», как и ещё с третью преступников Лондона, включая карманников! Вы подвели меня, Бенджамен! Готовьтесь к переводу в Ирландию! Да! Именно там, среди дикарей, желающих убить каждого англичанина, Вы будете отчищать своё имя от позора! И скажите спасибо, что я не отправил Вас в Индию, где бы Вас непременно сожрали гигантские змеи, как старого Гарри!

- Спасибо, сэр! – смиренно произнёс агент.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Трубецкой вошёл в свой дом, будучи явно не в духе, и сразу крикнул старого слугу:

- Иоасаф! Зайди-ка, будь любезен, ко мне в кабинет!

Тот вошёл сразу за господином, по-прежнему прямой и наполненный достоинства:

- Слушаю, барин!

- Присядь-ка, Иоасаф…

Старик с удивлением посмотрел на русского посланника, но приказание его молча выполнил.

- Такое дело… — начал Трубецкой, подошёл к шкафу, взял оттуда красивую вересковую трубку, которой никогда не пользовался и принялся крутить её в руках, — В общем, Николенька Шухов погиб…

Слуга побледнел, но не сказал ни слова. Рот его судорожно сжался, глаза покраснели.

- Прости меня, Иоасаф! Я его предупреждал, что он слишком уж увлёкся, но…

- Не подвёл Николка Вас, барин? – наконец прошептал старик.

- Нет! – Трубецкой подошёл к сидящему и наклонился к его лицу, — Твой племянник сделал всё, что мог. Хороший был парень, хоть и горячий…

- Он всегда был сорвиголова! – по щеке слуги потекла слеза, — Младшенький Николка у Гликерии был, самый талантливый… Недаром он в Лицей попал. Но потом так нашкодил, что ему только в солдаты путь лежал. Вступились Вы, барин, за него… Ведь как Матвейка в речке утонул, да Степан под Топориками в бою пал, так Николка последняя моя родная кровь была…

- Прости меня, Иоасаф, знал бы…

- Да, что Вы, барин? Он же счастлив был, что при таком деле.

- Сколько ты со мной, Иоасаф? – грустно спросил Трубецкой у старика.

- Как Ваш покойный батюшка Вас младенца моим заботам поручил, с первых дней с Вами! – гордо выпрямился слуга.

- Ты же мне как отец был, Иоасафушка! Прости меня! Не желал я тебе такого, никак!

- Что Вы, я же сам просил Николку к делу пристроить, он уж больно хорошо языки знал, да ловок был…

- Знал бы…

- Не смей, Николай! – голос старика поднялся до хрипа, — Он не просто так погиб! Не унижай его подвига!

- И то правда… Иосафушка, сходил бы ты, за упокой его свечку поставил к отцу Серафиму. Он уже знает…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Иван Никитин по-хозяйски опустил руки в зерно, шевелил его, с удовольствием вдыхая аромат:

- Что, Степан, всё везут хлебушек-то?

- Везут, Иван Кондратьевич! Что же им не везти-то? Наши-то амбары самые большие, почитай до самого Белого города! Мельница наша, да крупорушка, да макаронный завод – куда же ещё крестьянам зерно везти? – устало улыбался ему Степан Корзинка, одноногий отставной солдат, которого мир поставил во главе артельного хозяйства.

- Стёп, ну что ты говоришь? А казна? А скупщики? Что на нас свет клином сошёлся?

- Иван! – сорвал шапку с головы на редкость эмоциональный мельник, — Ты на артельном сходе тоже был! И что же, отца Лаврентия не слышал, что ли? Мы сейчас почитай, на десятину больше платим, чем казна! Скупщики, дай Бог, на две копейки больше Хлебного приказа за зерно дают – год-то урожайный вышел, казённые амбары полны, а торговля на Чёрном море толком не идёт – война! Везти на север сейчас, вообще, убыток будет. А наши макароны да крупы и армия берёт, и флот, и купцы любят! Лучше Андреевского завода на всём Днестре нету!

- Не горячись так, Стёпа! – усмехнулся Никитин, — Не все же отца Лаврентия слышали. Откуда простому крестьянину знать, что мы за зерно больше других платим?

- Откуда-откуда! – ворчливо отозвался бывший солдат, — Люди такие вещи нутром чуют! Да и я не просто так тут сижу – все коробейники знают, что говорить.

- Вот ты, Стёпа, хитрец! Всем миром на тебя не нахвалимся! Как же мне тогда повезло тебя в обители-то найти!

- Тебе, Иван Кондратьевич? Это мне тогда повезло! Не по мне жизнь монашеская. Что бы я без своей Андреевки-то делал? – со счастливой улыбкой говорил мельник, снова устало привалившись к стене.

- Жену-то себе когда заведёшь? – дружески ткнул его в бок Никитин, — Вон, уже третий раз ездишь невест смотреть.

Но ответить Степан не успел. В амбар влетел отец Лаврентий. Вид у него был совершенно безумный – глаза выпучены, рот широко распахнут, ряса перепачкана, дышал он тяжело. Ткнул священник пальцем в Никитина и ни слова произнести не смог, просто задыхался.

- Отче, ты чего? Никак заболел? А, может, случилось чего? – Иван кинулся к другу, даже мельник и тот вскочил.

- Царьград взяли! – едва выдохнул поп, — Гонец был.

- Да что ты? – неверяще перекрестился Никитин, — Не ошибся ты?

- Христом Богом! Турок разбили сначала, а потом и город взяли! Султан погиб!

- Ура-а-а! – дурным голосом завопил Степан и выскочил на улицу, — Царьград взяли! Нету больше турок! Слава государю Павлу Петровичу! Слава!

- Слава, Лаврентий! – опустился на землю Никитин, — Чудо-то какое! Слава!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Смерть Иосифа была больши́м несчастьем, очень больши́м. Он умер внезапно. Пусть, все знали о его проблемах со здоровьем, усугублённых травмами и купанием в ледяной речке, которые он пережил во время катастрофе при Кисомборе. Но его железная воля вела всю Империю за собой. Именно она сдерживала, словно стальным обручем, государство в порядке, направляя его к цели. Он не показывал слабости, не пропускал совещаний и приёмов, а потом просто упал в собственном кабинете и скончался в течение суток.

Русские врачи не имели доступа к его лечению, но уверенно указывали на чрезвычайную усталость императора. Видимо, известие о падении Константинополя стало тем пером, что сломала спину верблюду. Иосиф был чрезвычайно рад, что давний и страшный враг христианского мира пал, что война скоро закончится победой, и именно он привёл империю к ней. Что эта победа даст его стране новую жизнь, исправит все его ошибки и выведет Австрию в число главных государств мира. Удивительно, что его, выдержавшего столько потерь и поражений, сломила радость, но такова жизнь.

Его наследником стал его брат Леопольд, до сих пор бывший Великим герцогом Тосканы[8]. О нём пока было немного известно, только то, что он был умелым политиком, популярным в своём владении. Занятие этим Габсбургом имперского престола, если и планировалось, то весьма нескоро. Никто не ожидал внезапной смерти Иосифа. Большинство даже думало, что славный император после победы в ведущихся войнах согласится снова жениться…

Леопольд, узнав о смерти брата, срочно собрался в Вену, однако сделал несколько весьма подозрительных для нас заявлений об острой необходимости срочного прекращения войны для его крайне истощённой империи. Военная активность австрийских войск резко сократилась – никто не понимал, какова будет политика нового монарха. Ласси и принц Кобург стали лагерем под Крушевацем[9], не переходя Моравы[10] и не вторгаясь в Боснию[11], а Хаддик собрался перезимовать в Богемии, справедливо считая, что утро вечера мудренее, ожидая решений нового монарха.

Положение было опасным, неизвестные нам мысли властелина Австрии были чреваты военными проблемами. Мне требовалось срочно заняться дипломатией и отбыть ближе к центрам управления, поэтому после похорон героев, ожидаемое армией и флотом награждение прошло в ускоренном режиме.

Антон Иванович Вейсман, победитель при Модлине и Адрианополе, стал генералиссимусом и светлейшим князем Константинопольским. Суворов, показавший свой огромный военный талант во всей красе, получил титул князя Адрианопольского и давно заслуженный фельдмаршальский жезл, так же, впрочем, как и Текели. Сам Александр Васильевич прямо с награждения убыл в Мёзию и Добруджу, для командования там, а Текели поскакал наводить порядок во Фракии.

Самуил Карлович Грейг, генерал-адмирал и светлейший князь Золоторожский, уже вовсю захватывал берега Мраморного моря и рвался в Эгейское. Наши освободившиеся войска срочно перебрасывались из окрестностей Царьграда в Центральную Европу, чтобы в соответствии с уже утверждёнными планами, в следующем году добить Пруссию, однако на сей раз имея в виду и возможные проблемы с Австрией.

В Турции мы уже не видели серьёзной опасности. Гибель семьи Османов, создавших империю и правивших в ней многие столетия, привела к серьёзному разладу в бывших турецких вилайетах – местные правители начали делить между собой власть. В Европейских землях сразу же сцепились Янинский паша Али Тепелин[12], ещё до падения Стамбула захвативший Грецию и Албанию, и Кайсери Хачи Салих-паша[13], командовавший армией в Боснии. В Анатолии вообще началась какая-то вакханалия – за власть и земли сражались почти десяток местных вельмож и военачальников, здесь вся верхушка была вместе с Султаном в столице и погибла во время штурма.

Североафриканские земли сразу же отпали от рассыпающейся империи, видимо, уже навсегда, и сладострастно резали друг друга, вспоминая все накопившиеся противоречия и выгрызая себе право на будущее в новых условиях. К тому же в Ираке в наступление пошли Зенды, радостно крича о грядущем торжестве над всей бывшей турецкой Азией. Так что, для операций в Анатолии командующим был назначен ставший генерал-полковником Меллер, который получил в своё распоряжение примерно дивизию. Среди его задач главными были захват всего побережья Мраморного моря и оборудование удобных для обороны границ.

Тяжёлую артиллерию и не пытались перевозить за Балканы, а теперь её из Варны кораблями, в основном большими торговыми, уже везли к нашим портам, чтобы до наступления зимы успеть доставить её как можно ближе к местам боевых действий. Славные русские гренадеры и егеря, грузились на суда уже в Царьграде, как стал называться Стамбул. С ними отправлялась и часть прочих войск, которые не предполагалось использовать в боевых действиях на бывших турецких землях. Требовалось как можно скорее укрепить наши войска в Центральной Европе. Только часть кавалерии должна была двигаться своим ходом, по горам и равнинам Болгарии.

Я же с новоявленным светлейшим князем Константинопольским срочно отправлялся к войскам Мекноба, на основе которых сейчас строилась новая армия. Туда направлялись наши резервы и создаваемые части, туда двигалось больше половины участвовавших в боевых действиях в Царьграде и Болгарии войск. Пруссию следовало срочно вывести из игры, поэтому нам и требовалось оказаться там до зимы. Нужно было оценить силы противника и разработать планы следующей компании. Я также рассчитывал возобновить связи с соратниками дядюшки Фридриха, которые уважали меня и уж точно не считали своим врагом.

В новоприобретённых землях оставались мама и Потёмкин, который потерял глаз, и ему пока строго были противопоказаны переезды. Девочки их были уже достаточно взрослыми и учились в созданном во многом для них Екатеринодарском царском женском училище, а я искал им достойных женихов в мире. Так что, учитывая и отлично показавшего себя, Царьградского коменданта генерал-поручика Кутузова, временно вернувшегося к исправлению гражданских дел, за положение Константинополя можно было быть спокойным.

Вейсману требовалось скорее оказаться в Польше, чтобы изучить общую обстановку, состояние сил противника, местность и разработать планы на предстоящую компанию. Мне же требовалось быть как можно ближе к освоенной части своей империи, где были отличные дороги, налаженная связь, да просто здания со всеми удобствами, где можно было бы работать и проводить совещания. Пока в бывшую столицу Османской империи дойдут подробные отчёты моих дипломатических, торговых, военных и тайных агентов из имперской Вены, Флоренции, где до сей поры правил Леопольд, Берлина, Лондона, Парижа и так далее, пока я узна́ю мнения по этому поводу своих советников, пока соответствующее решение будет принято и доведено до исполнителей, пройдёт очень много времени, а его-то сейчас остро не хватало.

Что предпримет новый правитель Священной Римской империи? Откажется ли от продолжения войны с турками, где победа уже на пороге? Что он будет делать с уже захваченными Валахией и Белградом? Заключит ли он мир с Пруссией, которая всё ещё владела столь желанной для его предшественников Силезией? Какое будет отношение нашего союзника к русским завоеваниям — если с Иосифом у нас было полное взаимопонимание, то что скажет Леопольд? Что станется с нашими торговыми договорами? Не влезут ли при новых обстоятельствах в наши дела Англия и Франция?

Надо было срочно искать ответы на эти вопросы, а для этого мне требовалось было оказаться, если уж не Столице, Москве или Петербурге, то, по крайней мере, в Киеве или Витебске. Мы срочно погрузились на Пересвет и отправились через Чёрное море в Олицын. Нам пришлось пережить серьёзный шторм, после которого фрегат вынужден был стать на ремонт. Наше судно с честью выдержало ненастье, хотя я и пережил множество неприятных минут, а вот два торговых судна, перевозившие войска из Царьграда, потерпели кораблекрушение. Одно из них смогло выброситься на берег недалеко от Варны, а второе погибло, унеся с собой почти триста человек.

Мы же пересели на скоростную галеру и быстрее-быстрее отправились вверх по Днепру, в Киеве меня должны были встретить документы и люди. Пока же я просто думал.

Я ведь тоже могу также покинуть этот мир – Иосиф был старше меня на каких-то десяток лет, а те ребята, что утонули в Чёрном море, так вообще, в основном были младше меня. А те тысячи, которые остались на полях войны? Мог ли я остаться там же? Мог. Что бы было после этого с Россией? Обрушилась бы она в новую страшную Смуту? Что бы стало с моей Камчаткой и Русской Америкой? Не слишком ли я увлёкся работой, забыв о долге? Стоило срочно озаботиться преемственностью своей власти.

Алёше было дано моё твёрдое обещание – пусть женится, надо будет заняться укреплением его прав на престол. Надо подтвердить Петровский Указ «О престолонаследии» и официально признать Акулинина наследником. Сейчас, после победы над Османами и гибели их империи, я очень популярен, наверное, самое время. Решено. Сестрёнок, Машу и Катю, надо уже замуж выдавать. Надо искать им женихов, пусть мир тоже привыкает, что семья русского императора включает в себя людей разных фамилий и родственных связей.

Но самым лучшим и надёжным было бы всё же завести собственную семью. Мне уже скоро сорок, тянуть с этим было бессмысленно и глупо. После победы, ей-ей, соглашусь на любую приличную кандидатуру. Пора…

Как мне не хватало железных дорог – с ними бы мы перебрасывали крупные силы легко и быстро, да я смог бы комфортно и почти мгновенно, по нынешним временам, передвигаться. К тому же много проблем было из-за того, что речной транспорт, наиболее дешёвый, а в настоящее время вообще единственный, способный перевозить значительные объёмы грузов, имел множество недостатков.

Главное – большие реки текли только с севера на юг или, наоборот, с юга на север, и с их помощью сложно перемещаться в поперечном направлении. Каналы, которые связывали наши водные магистрали, строились, но во многих местах требовалось городить сложнейшие системы шлюзов, растянувшихся на сотни вёрст, что для современной промышленности было чересчур трудно и затратно.

Вторая проблема – пороги, подобные Днепровским, которые требовалось объезжать по суше. Расчёт, поданный военным ведомством, по обеспечению, путём подрыва каменных выступов, беспрепятственного прохода через только один порог на этой реке, Кодацкий, погрузил меня в печаль – потратить такое количество взрывчатых веществ со столь незначительным результатом, было мало того, что глупо, так ещё и невозможно по причине банального отсутствия нужного объёма производства.

Мне было очевидно, что строительство Днепрогэса в советское время было чуть ли не единственно возможным решением этой проблемы, но сейчас опять-таки у нас не было нужных ресурсов и технологий. В общем, было бы здорово доплыть по внутренним водам до Тихого океана, но пока это было лишь мечтой.

А вот железная дорога такой фантазией уже не была. Да, мы пока ещё учимся строить и эксплуатировать пути и технику, но я даже иногда во сне видел могучую Транссибирскую магистраль, которая поможет домчать за считаные дни грузы и людей до Дальнего Востока.

Не хватало и связи – голуби очень неплохое средство, но птица могла нести лишь совсем малый вес. Популярность в Европе набирал оптический телеграф, но я его отверг, как слишком сложный и дорого́й метод передачи сообщений – строить сотни, а то и тысячи, гигантских вышек по всей стране было глупо, памятуя о скором появлении телеграфа электрического.

Что там мои воспоминания о будущем! Русские учёные уже предложили несколько вариантов передачи информации по проводам, и принятие этого способа связи задерживалось исключительно из-за совершенствования технологий передачи и обработки сигнала и собственно производства необходимых частей конструкции. Скоро мы сможем заменить наших чудесных птиц, и передавать большие объёмы информации значительно быстрее и проще.

Много проектов ждали меня в Столице, после войны я непременно займусь их реализацией. Больши́м плюсом для нас было то, что экономику война почти не затронула – ни новых налогов, ни рекрутских наборов, ни даже досрочных выпусков в корпусах не было. Да, проблемы были в морской торговле и на Балтике, и на Каспии, и на Чёрном море, но сейчас все они были устранены. Наше производство всего и вся быстро росло и только ждало новых возможностей к развитию.

Постройка Волго-Балтийского канала и Уральской железной дороги дала большой положительный эффект для промышленности и торговли. Полученный опыт требовал применения, а сделанные в части механизации строительства изобретения нуждались в расширении производства и использования. Хорошо, что можно было перебросить освободившиеся ресурсы на строительство Северо-Двинского канала, Донецкой железной дороги, а также целой серии мостов и трактов.

Причём затраты на ускорение строительства приняли на себя частные лица, заинтересованные в его результатах, что снимало финансовую нагрузку с государства и помогло нам осуществлять военные расходы без роста налогов. Но после войны требовалось снова начать большие стройки. На бывших турецких территориях с дорогами было плохо, каналов не было вообще, горные перевалы не были оборудованы. А наши земли? Разве там можно было обойтись без строительства?

Но всё это только после войны, а мне пока было непонятно, даже с кем нам её предстоит вести…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

В Киеве меня ждали почти все специалисты, которые могли пригодиться при принятии решений. Уже пошли дожди и дороги раскисали, но Днепр ещё и не думал замерзать, так что Отто поплыл на галере дальше, к Орше, откуда уже собираться добраться до Вильно, где размещались тылы армии Мекноба.

Я же принялся за работу. Доклад русского посланника при Тосканском дворе Оболенского, информация от наших агентов в Италии, мнения сановников Вены – всё это мне предстояло прочитать перед тем, как общаться с нашими дипломатами и разведчиками. Всю ночь я сидел над бумагами, а утром состоялось уже полноценное совещание.

Леопольд представлялся нам одним из самых хитрых представителей династии правителей Австрии, великолепным политиком, тонким психологом. С этих позиций он был значительно сильнее своего покойного брата, отличавшимся совершенно медвежьей грацией при продавливании решений. Младший Габсбург интригами и переговорами добивался всего, что хотел, и избегал конфликтов, особенно военных. Но вот стратегического взгляда на экономику и политику, который был у Иосифа, ему недоставало.

Леопольд был отлично образован, но не считал нужным спешить с перестройкой общественной и экономической жизни, которой бредил его предшественник. Те проблемы, которые Иосиф рассчитывал решить путём крупной победы в войне и разделе добычи, его брат вообще бы не допустил.

Во внешней политике новый монарх скорее боялся нас, чем доверял, а к Пруссии Леопольд, наоборот, испытывал очевидную симпатию. К притязаниям на Силезию он был равнодушен и скорее желал договариваться с Гогенцоллернами[14] для усиления контроля над Священной Римской империей. Наши победы в Турции он воспринимал как очевидную опасность для своего государства, а захват нами устья Дуная считал трагической ошибкой брата. В общем, из описания мировоззрения нового монарха следовало, что нас может ждать новая война.

Неприятно, надо заметить. Нам опять светило столкнуться с почти тремястами тысячами солдат противника, к которым грозили присоединиться войска многочисленных германских княжеств, да и Англия с Францией непременно бы примкнули к подобному союзу. Такой расклад нас совершенно не устраивал.

С Пруссией следовало незамедлительно мириться. Однако, мне мешал наш союз с Австрией – просто проигнорировать его существование я не мог. Понятие чести для меня кое-что значило, да и репутация – вещь важная, потерять которую я точно не желал. От таких сомнений меня избавил сам Леопольд, с ходу отказавшийся от подтверждения союза и объявивший о переговорах с нашими врагами.

Руки у нас были развязаны, но новое чудо Бранденбургского дома вселило в прусского монарха уверенность в победе, однако же, он был очень непопулярен в народе, который вовсе не разделял такого настроя. Жители королевства скорее желали прекращения войны. Они были достаточно испуганы прошлогодними победами Вейсмана и рейдами союзников, а также серьёзно пострадали от экстраординарных поборов на восстановление армии. Среди желающих мира были и многие соратники Старого Фрица, считающих меня верным учеником великого короля. Мнение, что я не желаю унижать Пруссию, а сам Фридрих-Вильгельм II вынуждает меня воевать с дорого́й мне страной, было весьма популярно.

Это давало нам возможность прекратить ставшую весьма проблемной войну, но для подобного требовалось буквально принудить короля к переговорам. Вейсман сразу же после окончания распутицы начал захватывать Восточную Пруссию. Мекноб уже неплохо там порезвился, но Мемель и Кёнигсберг были хорошо защищены и взять их он не мог. Да, наша тяжёлая артиллерия осадных бригад застряла на Днепре, по которому поднималась по пути из Турции, но инженерные части и почти все гренадеры успели прибыть к армии.

Командование взятием Мемеля было поручено Карпухину, которого Отто почти с боем оторвал у Суворова. Александр Васильевич желал доверить стремительно набиравшему авторитет генералу приведение в порядок крепостей на границе с Валахией, но пока он был больше нужен в Пруссии. Любимец генералиссимуса снова показал себя во всей красе, всего за три недели взяв Мемель. Такое быстрое падение довольно мощной крепости с сильным гарнизоном произвело крайне удручающее впечатление на пруссаков.

Сразу же после падения крепости, Фридрих-Вильгельм обвинил в сдаче города коменданта, что на некоторое время успокоило его подданных. Но после того как Вейсман взял Кёнигсберг в результате ожесточённого четырёхчасового штурма, стало понятно, что русские настроены очень серьёзно и бороться с ними будет тяжело. При этом польские войска в зимней кампании не участвовали, собираясь с силами, да и на подходе были новые дивизии, идущие из глубин бесконечной России.

В такой ситуации дальнейшее продолжение войны для большинства пруссаков стало очень нежелательным, даже сам Фридрих-Вильгельм серьёзно задумался, а стоит ли сейчас продолжать мериться силами с нами. Примут ли австрийские войска участие в боевых действиях, и какое это будет участие, пока было совершенно неясно, а вот столкнуться с русскими надо было уже сейчас – Вейсман быстро передвигал армию к границам Бранденбурга.

На таком фоне переписка, которую я вёл, в частности, со старым Финком фон Финкенштейном, давала понять, что Россия готова обсуждать мир на вполне приемлемых условиях. Так что, уже в марте 1792 в Дризене[15] было подписано соглашение, прекращающее войну. Пруссия лишалась только Помезании[16] и Сассовии[17], отходящих Речи Посполитой, причём совсем не даром – Польша обязалась заплатить за них три миллиона рублей, которые ей передавала Россия за отказ от вассальных отношений с герцогством Курляндия в нашу пользу.

Самое смешное, что, как потом выяснилось, Леопольд совсем не собирался воевать с Россией. Он просто, в стиле забавного кота, мультфильмы о котором я смотрел в детстве того, прежнего мира, хотел, чтобы все жили дружно. По крайней мере, пока он не закончит свои преобразования. Таким образом, Пруссия избавилась от огромных проблем, причём практически без потерь.

Что же, и так нормально. Пусть после большой войны мы не избавились от всех неприятных соседей, как собирались, но всё же – вековая мечта христианского мира исполнена, Константинополь теперь наш, турецкая угроза устранена. Да и Курляндия, в принципе, неплохое приобретение, а Польша забрала своё разухабистыми набегами на земли противника.

Австрия, конечно, оказалась недовольна нашим усилением, и через несколько лет, мы наверняка столкнёмся в битве за эти земли уже с ними. Однако, новая граница была довольно удобной для обороны – Карпаты, Сирет, Дунай, Тимок[18], дальше по Южной Мораве[19] и Нестосу[20] к самому Эгейскому морю. Закрыть её цепью крепостей было вполне возможно, тем более что нашим западным соседом по-прежнему являлись бывшие турецкие вилайеты, где шла междоусобица.

Леопольд отвёл войска за Саву[21], оставив турок самих решать, кто победит в схватке, ограничившись присоединением Паннонии и Валахии. Хотя по мнению наших агентов он и эти территории сейчас брать бы не стал, ибо они усложняли и без того непростые национальные отношения в его государстве.

Ох, и заварил новый правитель Австрии кашу – он резко принялся отменять все реформы брата, пытаясь решить все проблемы по-другому. Таким образом, Леопольд быстро принялся налаживать отношения с венграми, богемцами, даже с брабантцами – политиком он был отличным. Однако угодить всем невозможно ни при каких условиях. Пострадавшими стали крестьяне, горожане Богемии и Венгрии, ну и новые подданные Габсбургов. Простые люди были вновь существенно ограничены в правах – дворяне были очень довольны возвращением крепостных, а сербы и валахи стали платить больше налогов, чем при османах. Армия сокращалась, ведь война не планировалась.

Эти меры позволили стабилизовать финансовую ситуацию в государстве, которая при Иосифе не приводила к волнениям только благодаря войне со страшным врагом и некоторой нашей помощи. Теперь же, Австрия начала вставать на ноги. Вот только в захваченных землях ничего не делалось, кроме того, что оттуда выкачивались все ресурсы.

Славяне и валахи сразу же начали бежать на наши земли, их принялись ловить, тут же объявились контрабандисты, которые за деньги переводили беглецов через кордоны… Старый фельдмаршал Ласси после объявления общего мира подал в отставку и даже покинул армию – он рассчитывал вернуть себе репутацию благодаря победам в Боснии, а теперь шансов на это у него не было. Да и Хаддик был весьма огорчён, рассчитывая на новую славу и награды.

Но по большому счёту больше ничего не случилось. Англия и Франция, поняв, что Империя сейчас воевать с Россией не собирается, злобно выдохнули, но промолчали. Да, наши территориальные приобретения никто признавать не намеревался, но на это можно было не обращать внимания. К тому же сейчас в Европе начинались такие события, что можно было надеяться на долгий покой – во Франции творилось нечто весьма интересное.

[1] Мария Каролина Австрийская (1752–1814) – королева Сицилии и Неаполя с 1767 г., фактически правила государством за спиной своего мужа короля Фердинанда. Дочь австрийской императрицы Марии Терезии, сестра императора Иосифа II и французской королевы Марии-Антуанетты.

[2] День Всех Святых – в католической церкви празднуется 1 ноября.

[3] Фердинандо Антонио Паскуале Джованни Непомучено Серафино Дженнаро Бенедетто ди Борбоне (1751–1825) – из рода испанских Бурбонов, король Сицилии под именем Фердинанд III в 1759–1816, король Неаполя под именем Фердинанд IV в 1759–1806, король Обеих Сицилий под именем Фердинанд I в 1816–1825.

[4] Джон Фрэнсис Эдвард Актон (1736–1811) – всемогущий фаворит при дворе Фердинанда и Марии Каролины, адмирал, командующий флотом, английский баронет.

[5] Мария Кристина Амелия Тереза де Бурбон (1779–1849) – принцесса из рода Испанских Бурбонов.

[6] Гинея – английская золотая монета.

[7] Кенсингтон – престижный район Лондона.

[8] Великое герцогство Тосканское – государство в Италии с 1569–1859, занимавшее бо́льшую часть региона Тоскана, со столицей во Флоренции.

[9] Крушевац – город в центральной Сербии.

[10] Морава (Великая Морава) – река в Сербии, правый приток Дуная.

[11] Боснийский пашалык – ключевая османская провинция на севере Балканского полуострова, включала в себя территорию современной Боснии и Герцеговины, часть Сербии и Хорватии.

[12] Али-паша Тепелин (1750–1822) – вассал Османской империи, один из богатейших и влиятельнейших вельмож Турции, фактический правитель Албании и большей части Греции, затем назначен правителем всех Балкан, казнён султаном после продолжительной войны.

[13] Кайсери Хачи Салих-паша (?—1802) – османский государственный и военный деятель.

[14] Гогенцоллерны – германская династия, правящая в Пруссии.

[15] Дризен (совр. Дрезденко) – город в Западной Польше.

[16] Помезания – часть Восточной Пруссии между Вислой и Эльбингом.

[17] Сассовия – часть территории Восточной Пруссии севернее Мазовии.

[18] Тимок – река на Балканах в Сербии и Болгарии, левый приток Дуная.

[19] Южная Морава – река в Македонии и Сербии, приток Моравы.

[20] Нестос (Места) – река в Болгарии и Греции, впадающая в Эгейское море.

[21] Сава – река в Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговине и Сербии, правый приток Дуная.