Время перемен

Глава 14

Французские проблемы нарастали. Людовик и его окружение решило, что настало время действовать. К августу 1792 г. войска были сосредоточены вокруг Парижа. Излишне миролюбивый Неккер был окончательно удалён от власти, и во главе правительства стал известный своими крайними взглядами доверенный человек Марии-Антуанетты барон Бретейль[1], что тоже было воспринято парижанами как явный сигнал – король и его окружение готовят им кровавый сюрприз.

Город восстал – на площадях орали народные трибуны, призывая защитить столицу от прокля́тых немцев, на улицах строились баррикады. Гвардия и гарнизон встали на сторону бунтовщиков, возглавил войска пресловутый генерал Дюмурье, которого сам же король выпросил у русских, надеясь, предъявив того народу, снизить градус осуждения своей неудачной авантюры.

Теперь Людовик рвал на себе волосы, ибо именно этот генерал, вытащенный им самим из русского плена, обманул его доверие и сагитировал солдат выступить против власти монарха. Толпа и присоединившиеся к ней войска взяли Арсенал[2], Дом инвалидов[3] и Бастилию, освободив в последней несколько десятков заключённых, но главное – получив в свои руки значительное количество оружия и боеприпасов, хранившееся там. Париж поддержали большинство городов Франции, сформировав местное ополчение и отказавшись подчиняться воле короля.

Ситуация резко усложнилась, теперь силы мятежников значительно превосходили армию роялистов, и подготовленное наступление на Париж стало бесперспективным. Король впал в чёрную меланхолию, а его супруга, напротив, в истерию. Напрасно барон Бретейль, военный министр Брольи[4], братья и кузены Людовика умоляли его отступить с верными частями к войскам де Буйе[5], стоявшим в Лотарингии, и уже с большой армией привести столицу королевства к покорности. Французский суверен не хотел крови, боялся начать гражданскую войну.

Потомок Генриха Наваррского[6], он решил, как его великий предок, своей волей и добротой примирить общество. Король направился в Париж, явился в Учредительное Собрание, признал его власть и объявил, что отзывает все войска из окрестностей Парижа. Наступил период всеобщего ликования, Людовик даже подумал, что у него получилось успокоить народ. Но не тут-то было.

В Париже, а затем и в крупных городах начались погромы и убийства, сперва прославившихся лихоимством чиновников, потом иных вельмож, а, в конце концов, и всех сторонников монарха. Большинство аристократов, включая всех родственников короля сбежало из Версаля, не дожидаясь развития событий. Люди военные и решительные присоединились к армии де Буйе, а изнеженные сибариты во главе с братом короля графом д’Артуа отправились к новоявленному императору Священной Римской империи, чтобы уговорить его начать интервенцию.

Леопольду совершенно не нравилась идея влезать в новую войну, не разобравшись с проблемами внутри даже своего личного владения, не говоря уже обо всей империи. Человек он был весьма миролюбивый, отлично умевший выстраивать политические комбинации и рассчитывавший на длительный мир для реализации своих далекоидущих планов. Начинать вторжение во Францию он решительно не желал, но и просто отказать такой своре самых родовитых людей мира он не мог.

Император затеял конференцию стран Европы для определения общей позиции по данному вопросу. Местом проведения собрания стал город Ингольштадт[7], где через три дня была принята декларация, составленная в весьма миролюбивом тоне, в которой общими словами звучал призыв к миру в королевстве Франция и недопустимости революционных изменений. Граф д’Артуа и его соратники были крайне недовольны, обижены, но эффект от этой встречи оказался весьма неожиданным.

Что уж послужило причиной – откровенная давняя нелюбовь между французами и немцами, уверенность самих аристократов в том, что вторжение непременно состоится, которым они заразили своих сторонников, кипящие в Париже эмоции или же, заключённый там же, в Ингольштадте, союз между Австрией, Пруссией, Швецией, Великобританией и Ганновером – определить было уже нельзя. Париж просто взорвался – все были уверенны, что немцы готовятся к вторжению, а аристократы и сам король находятся на стороне противника.

Дюмурье повёл огромные массы горожан и солдат, верных Учредительному собранию на Версаль. Король не оказал им ни малейшего сопротивления, объявив о верности государству. Его и королевскую семью перевезли в Париж, во дворец Тюильри[8], где окружили строгой охраной и принялись обсуждать их будущее. Ситуация накалялась день ото дня, неудивительно, что в такой сложном положении король и королева вспомнили о своих старых и верных друзьях, супружеской чете Орловых, поддержку которых сами же ранее и отвергли.

Людовик был должен Орлову более пяти миллионов ливров, которые он брал у него, не задумываясь, для собственных нужд. Однако, когда король решил принимать советы сторонников своей жены, то очень взвешенная позиция русского посланника оказалась не в чести, ему было оказано в личных аудиенциях, и даже его красавица-жена более не приглашалась ко двору. Теперь же именно Орловы остались той опорой, на которую смог положиться монарх.

Бегство для королевской семьи виделось единственным вариантом спасения, но за ними следили очень внимательно. Сам Дюмурье отвечал за охрану дворца – караулы менялись регулярно и под строгим контролем людей генерала и депутатов Учредительного собрания. В городах Франции были сформированы отряды Национальной гвардии, которые пристально смотрели за всеми чужаками. По дорогам страны бродили ватаги преступников и ничем от них не отличавшихся революционных солдат.

Так что, побег был делом весьма сложным…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Еремей, мне нужна твоя помощь! Понимаешь, нет? – Орлов, очевидно, закипал.

- Алексей Григорьевич! Ну, не могу я такого сотворить, никак! Одно дело, информацию Вам давать по охране Тюильри, по передвижению гвардейцев, а вот обеспечить такую невнимательность караула – не могу никак! Людей верных нельзя ради личных дел подставлять! – Сидоров тоже начинал злиться, такое поведение посланника его раздражало.

- Что же, по-твоему, выходит — жизнь короля не стоит разоблачением пары агентов?

- А король-то что, наш, русский, а?

- Вот ты как заговорил? – набычился посланник.

- Да, что ты, Алексей Григорьевич? Совсем, что ли, помешался? Хочешь всех наших агентов в гвардии и собрании подставить? Сколько лет мы их подбирали, пристраивали? Денег столько потратили! А ты хочешь одним движением пальца всё это порушить? Не узнаю́ я тебя…

- Тьфу! Вот ты Ерёма… Ну, обещал я помочь Людовику бежать! Обещал! Он же человек хороший, добрый, а эти волки его сожрут… — смягчился Орлов.

- Да уж, сожрут и не поморщатся. – скривился Сидоров, — Ну и что России-то с этого? Зачем нам так подставляться-то? Совсем без глаз, ушей и рук во Франции остаться? И то, если повезёт всех вывести…

- А если, не России? Если мне? Ерёма, помоги, век помнить буду!

- Вот ты, Алексей Григорьевич, скажи мне, как на духу, мы ведь друг друга много лет знаем… Вот как ты до такого дошёл? Ты же своими руками Петра Фёдоровича задавил, а он всё же твой законный император был… А теперь вот, за этого Луи цепляешься… Что он тебе родной?

- Да, может, я так Ерёма свой грех покрываю, а? – горько всхрипнул граф Чесменский, — Я тебе так скажу, бывает, глаза закрою, вижу его перед собой. Сколько я людей перебил за жизнь, даже не сосчитаю, а его вижу. Гнилой он был изнутри, а всё одно вижу… А вот Луи, он проще и чище, что ли… Глуповат, но человек хороший… Вот и хочу так, может, исправлю чего…

- Ох, ты, Алексей Григорьевич… — покачал головой Сидоров, — Ладно, постараюсь помочь в твоём деле, только не дави… Мне тут надо поговорить кое с кем, мысль одна есть.

- Спасибо, Ерёма. Я не забуду!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Еремей Иванович, ты совсем с ума сошёл? – участливо спросил Сидорова человек, в котором добрая половина парижан опознала бы популярного адвоката и депутата Учредительного Собрания Анри Файо, — Знаешь же, что император такого никогда не разрешит. У короля Луи память короткая – королевская, сколько раз он Орлова забывал, а?

- Михаил Порфирьевич, Алексей Григорьевич запросил согласие государя на то, чтобы это дело стало только его личным. Он подал в отставку с поста посланника, чтобы Россия никак не была замешана в его авантюре. Дела Тимофееву он уже сдаёт.

- А тебе-то что, Еремей?

- Орлов просит помощи, сам он человек смелый, но вот с организацией у него не выходит – следят за королём, днём и ночью глаз не спускают. Я сам ему помогу, никого из наших привлекать не стану.

- Что ты говоришь, Еремей? Ты же лучший мой человек! Ты всю Европу наизусть знаешь! Всех наших людей, все ходы и лазы! Зачем ты собрался рисковать? Даже ради самого́ Алексея Григорьевича – не могу я тебе разрешение дать!

- Что ты, Михаил Порфирьевич? Я дело своё знаю – коли уж Шухов, человек молодой, смог пистолетом голову свою нащупать да выстрелить, то мне, старику, это и подавно дастся!

- Ерёма! Ты что же такое говоришь, а? Тебя же покойный Степан Фёдорович любил и ценил! Ты же мне учителем был! Как же без тебя-то? – в голосе адвоката послышалась паника.

- Миша! Ты это брось! Все мы под Богом ходим! Не пропадёшь ты – парень ты ловкий, дела ведёшь аккуратно. Люди тебе доверяют, государь ценит. Ну не могу я Алексею Григорьевичу не помочь, он просил.

- Ох… Ладно. Иди уж… Молиться за тебя буду, Еремей Иванович. И, да… Можешь воспользоваться нашими переходами, только не наследи…

- Спасибо тебе, Миша!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

В ночь на 18 сентября 1792 года караул у одного из входов в Тюильри, подкупленный Сидоровым, ушёл со своего поста ровно на пятнадцать минут. К дверям быстро подкатили две больших повозки – из первой высыпали переодетые в штатское морские солдаты, именно им Орлов доверил охрану, и помогли быстро погрузиться во вторую королевской семье. И Орлов, и Сидоров просили, чтобы побег осуществлялся на небольших дорожных каретах русской работы, которые могли двигаться почти в два раза быстрее тяжёлых колесниц, но Мария Антуанетта категорически не приняла идею, что её семья в пути будет разлучена.

Через полчаса езды к небольшому каравану присоединилась ещё повозка – в ней ехала семья самого́ Орлова и его охрана. Весь путь должен был быть проделан под видом отъезда русского посланника из ставшего опасным Парижа. Досматривать влиятельнейшего аристократа, да ещё и представителя важнейшего торгового партнёра Франции, никто не должен был.

При определении маршрута опять-таки первую скрипку играла Мария Антуанетта – она настаивала, чтобы путь беглецов лежал в земли Священной Римской империи, в Кобленц[9], где стояли части армии её брата.

Орлов предлагал двигаться к Бресту, где король нашёл бы полную поддержку флота и морской пехоты, многочисленных, хорошо организованных и верных королю. Кроме того, почти всё население Бретани также настроено роялистски, а ирландцы, вообще были готовы глотку перегрызть за доброго короля Луи. Именно оттуда могло бы подняться движение за возвращение власти монархии. Силы, которые готовы поддержать Людовика, там были столь обширны, что, возглавив их, можно было уверенно говорить о полном изменении обстановки в стране.

Однако королева категорически отказывалась верить французам вообще, видя надежду только в немцах. Пришлось остановиться на компромиссном варианте – двигаться опять-таки к армии маркиза де Буйе, засевшей в крепости Монмеди[10] в Лотарингии[11]. Там королевская семья должна будет разделиться – Мария Антуанетта и дети отправятся в Кобленц, а сам Людовик присоединится к войскам.

План был продуман до мелочей – в пути беглецов сопровождали полтора десятка лучших морских солдат, служивших с самим Сюффреном, разъезды де Буйе должны были встретить караван уже возле Реймса[12], были предусмотрены три смены лошадей. Но, казалось, сама судьба была против.

До Шато-Тьерри[13] всё шло как по маслу, король и его домочадцы, панически боясь преследования, сидели очень тихо и выполняли все указания охраны. Но потом ощущение свободы сыграло злую шутку, король громко смеялся и постоянно выглядывал в окно, рассматривая прохожих, а королева начала капризничать, требуя привычных удобств. Удержать их уже было невозможно.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

В Сент-Этьен-о-Тампль[14] был большой праздник – в город прибыла местная звезда, Дени де Сен-Пьер. Сен-Пьер был одним из самых молодых депутатов Учредительного собрания, членом якобинского клуба, известным писателем и оратором. Молодой человек достиг наибольшего успеха из всех жителей городка за всю историю его существования, его знали и им восхищались. Прибыл он на Родину по весьма печальному событию – его престарелая матушка ушла в мир иной, но удержаться от жарких речей он и здесь не смог.

В город приехало множество жителей окрестных городков и сёл и на улицах Сент-Этьена стало неспокойно. Местные мясники, братья-близнецы Жан-Пьер и Жан-Жак Клеро, огромные туповатые, но очень добрые ребята волновались по этому поводу.

- Смотри-ка, братец, а это что за подозрительная морда?

- Что ты, братец, я его знаю, это Дютри, он зеленщик из Буи.

- А это?

- Да, этого я не знаю… А с ним ещё один, смотри-ка, у него нож!

- Вот, а где наша Национальная гвардия? Где она?

- Где? В кабачке папаши Жерара – сидят и пьют его вино! А нас тут скоро всех зарежут!

Жан-Пьер достал из чулана огромную, ещё прадедовскую аркебузу, ржавую, с раструбом на конце и принялся её готовить к стрельбе.

- Братец, ты не боишься…

- Чего? Новое же время!

- Хорошо… — пробормотал Жан-Жак и притащил из сарая во дворе жуткую дубину, которую брал с собой, когда ездил за скотом по деревням.

Город гудел от напряжения, почти все обыватели вооружились кто чем мог, а уж появление трёх десятков явно немецких кавалеристов вызвало настоящих взрыв эмоций. Сен-Пьер, сжимающий в руках шпагу, сам повёл горожан на подозрительных гостей. Увидев несколько сотен возбуждённых местных жителей, всадники немедленно ретировались. Уже к вечеру скорым маршем из Шалона[15] прибыло почти двадцать местных гвардейцев – всем было очевидно, что на депутата Учредительного собрания готовится нападение.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Королевский кортеж приехал в Сент-Этьен почти затемно. Предполагалось, то здесь их будут ожидать люди де Буйе, заодно там и лошадей сменят. Солдат маркиза в округе не наблюдалось, это именно их прогнали из города, и командир конников разумно решил не гневить Бога и подождать короля чуть дальше, где люди спокойнее. Зато вот возбуждённых горожан было в достатке. На центральной площади вдохновенно вещал какой-то оратор, призывая к свободе, равенству и братству.

- Не сто́ит выходи́ть из экипажей… — попробовал было удержать венценосных особ Орлов, но они от его забот отмахнулись.

- Я устала от дороги! Я хочу пройтись и подышать! – отказывалась слушаться Мария Антуанетта.

- Мой народ не причинит мне вреда! – поддакивал супруге король.

- А бежим мы разве не от Вашего народа? – пробовал апеллировать к их разуму граф Чесменский, но его не слушали.

Королевская семья вывалилась из повозок, где и вправду было душновато, и принялась сновать по городу. Их охранником пришлось несладко, за каждым устремилось всего по два переодетых в гражданское солдата, чего явно было недостаточно, учитывая многолюдность улиц.

- Подведут они нас, Алексей Григорьевич, под монастырь! – скрипел зубами Сидоров.

- Это же опасно! А как же дети? – вторила ему жена посланника.

- Надо ускорить смену лошадей и уезжать отсюда немедленно! – принял решение Орлов и почти бегом отправился к хозяину постоялого двора, который вместе с собственными детьми неспешно выпрягал уставших скакунов.

Но события уже неумолимо катились потерявшей управление телегой под откос… Король принялся непринуждённо болтать с галантерейщиком, снимавшим со своей вывески королевскую лилию[16]. При этом Людовик вовсе не позаботился прикрыть лицо, и его смогли разглядеть прогуливавшиеся местные нотариус и кюре.

- Где-то я видел это лицо… — задумчиво произнёс священник.

- Несомненно… — его собеседник потёр свой весьма внушительный нос, за который его часто дразнили вороном, — Ох, чёрт! Простите меня, святой отец! Я видел этот профиль на серебряном экю! Этот человек невероятно похож на нашего короля!

Эти двое начали возбуждённо кричать на всю улицу, что вызвал всеобщий интерес, и к гуляющему Бурбону начал собираться народ. Двое морских солдат, шедших за королевой, инстинктивно подались к кричащим прохожим, возможно, намереваясь убедить их в ошибке.

В эти минуты Мария Антуанетта случайно зацепила краем своего плаща сидящую на обочине старую нищенку. Та начала ругаться и дёрнула за одежды королевы, покров сполз с головы и плеча дочери Марии Терезии, и под ним открылись богатые одежды и бриллианты в причёске. Владычица Франции не смогла удержаться и оделась именно так, как привыкла, только прикрыв свои туалеты плащом.

- Аристократка! Прокля́тая аристократка, пившая нашу кровь! – завизжала старуха, тыча кривым пальцем в Марию Антуанетту, пытавшуюся восстановить своё инкогнито.

Однако нищенка вцепилась в полу одежды королевы и тащила её на себя, не прекращая вопить, словно умалишённая. Так продолжалось около минуты, наконец, супруга короля не выдержала и закричала, забыв обо всех правилах конспирации:

- Немедленно отпусти! Перед тобой королева! Как ты смеешь!

Её совершенно явный немецкий акцент привлёк множество зевак, вызывая просто инстинктивную ненависть. Пока ещё смысл её слов не дошёл до толпы, но тон и, главное, её говор уже внушили горожанам резкую неприязнь. Мария Антуанетта не поняла, что же не так и продолжала кричать на всю улицу.

К ней бросились охранники, а, самое неприятное, и сам король, пытаясь как-то помочь. Людовик, будучи человеком весьма крупным, словно биллиардный шар, раскидывал толпу по дороге к жене. Крик стоял неимоверный. К сожалению, все эти события происходили возле мясной лавки, и её хозяева решили, что настал тот самый момент, которого они так опасались. Вооружённые древним ружьём и огромной дубиной братья не преминули выскочить наружу.

Перед их глазами предстала совершенно ясная картина – какие-то злобного вида негодяи крушат их соседей. Жан-Жак размахнулся своим жутким ослопом[17] и понеслось. Сначала по рёбрам получил моряк, прикрывающий короля слева, и, захлебнувшись кровью, рухнул под ноги людей. Затем, прочие солдаты, охранявшие Людовика, поняли, что дело пахнет жареным, выхватили шпаги и пистолеты и попробовали прикрыть монарха.

Началась жуткая схватка, Жан-Пьер смог прицелиться и выстрелить из своего архаичного оружия. Аркебуза выдала невероятный сноп огня, и свинец вынес сразу двоих телохранителей короля, заодно, правда, задев ещё человек пять горожан, и этот выстрел открыл некую прореху в толпе, куда морские солдаты повлекли своего сюзерена. Жан-Жак, в свою очередь, решил не оставить это дело просто так и снова махнул своей дубиной, перебив плечо ещё одному солдату, и, самое ужасное, зацепив затылок Людовика.

Кровь монарха брызнула на лицо последнего целого его охранника, тот в ужасе застыл. Но к ним уже неслись Сидоров и оставшиеся морские пехотинцы. Подхватив раненого монарха, они побежали к повозкам, о судьбе королевы, оказавшейся посреди крайне озлобленной толпы, сейчас никто и не думал – надо было спасать короля и спасться самим.

К ужасу беглецов, только одна повозка была заложена, да ещё чья-то коляска стояла ещё не распряжённой. Прочие же средства передвижения были сейчас совершенно недоступны. Беглецы едва поместились в транспорт и скорее-скорее помчались из города. Сидоров, два оставшихся пехотинца, королевские кучер и камердинер, да ещё Орлов – вот и все, кто теперь мог защитить не приходящего в сознание короля, двоих его детей, мадам де Ламбаль[18], которую взяла с собой королева, а также семью русского посланника, прочие остались на улицах города.

Еремей просто кипел злобой и безжалостно нахлёстывал коней, повозка летела по дороге, раскидывая всех, кто желал ей воспрепятствовать. Просто необходимо было вырваться из безумного города, пышущего злобой и жестокостью. Крики добиваемых толпой морских солдат до сих пор отчётливо звучали в голове Сидорова. Надо же, пройти войну, высадки, сражения, а быть растерзанным своими же единоплеменниками! Очень бы хотелось увидеть сейчас кавалеристов маркиза де Буйе!

Наконец, город закончился – вырвались! Но нет, прямо на небольшом мостике после выезда Еремей почувствовал, что вожжи вырываются из рук. Повозка неминуемо заваливалась набок – лошади убегали от ставшей неуправляемой колесницы. Сидорову удалось спрыгнуть, он покатился, справился с инерцией, вскочил оглядываясь. Бросился к лежащей на боку повозке, распахнул дверцу, теперь смотрящую косо вверх.

К нему присоединились кучер, слуга и один из солдат, выскочивших из следовавшей за ними коляски. Почти все, кроме дочери короля, были более или менее целы, а у девочки была явно сломана рука – она плакала от боли, а её маленький брат прижимался к ней в молчаливой истерике. Наружу выбрались Орлов с супругой.

- Что произошло? – мрачно спросил граф.

- Сбруя порезана. – скривился кучер, осматривавший повозку.

- Бог ты мой! Сынок трактирщика выскочил из-под лошадок прямо перед отбытием, я ещё подумал, что он там сидел, пока стрельба на площади… — схватился за голову Орлов и устало присел на торчащее колесо, — Приехали… Теперь что?

- Сдаваться надо. – выдохнул Сидоров, — Король ранен, королева, может, погибла… Провал, Алексей Григорьевич…

- Есть же коляска!

- И что? Трое в неё поместятся, да и всё.

- Король, его дети и ты, Ерёма! Меня с семьёй и слугами тронуть не должны – с Россией ругаться они не станут! Давай вытаскивать его!

Сидоров послушался. Короля тащить было тяжело — он был человек крупный, и в этом действии пришлось участвовать всем мужчинам, даже сыновья Орловых и те помогали. Людовика пристроили на сидения и крепко привязали. Все выбрались из завалившейся почти набок повозки, исключение составили принцесса де Ламбаль и дети короля – они забились в угол и не желали покидать, казавшуюся им надёжной повозку. Полин Орлова принялась их успокаивать.

- Огонь! – стоя́щий на карауле камердинер, большой, тучный мужчина, фигурой походивший на короля, закричал, указывая рукой в сторону города. Оттуда шла толпа, в наступивших сумерках свет их факелов выглядел очень зловеще.

- Полин! – позвал посол супругу.

- Они не вылезут, по крайней мере, сейчас! – выдохнула та, — Они в истерике.

- Ерёма! Спасай моих детей! – твёрдо сказал Орлов, — Дофина и принцессу я выдам за своих, Полин – ты с ними.

- Нет! – твёрдо ответила его жена, — В коляске мало места, и я тебя не брошу, мой любимый. Ни за что! Все тягости и невзгоды мы переживём вместе.

- А как же дети?

- Они умные и взрослые мальчика, твой Ерёма самый надёжный на свете человек, ты сам так говорил. Я хочу быть рядом с тобой. – и она прижалась к мужу, — Мой седой лев, как ты мог подумать, что я тебя оставлю перед лицом смерти?

- Давай, Ерёма! – махнул рукой Орлов.

Старший сын посланника, Григорий, молча взял за руку совсем юного Павла. Они прижались к родителям, а потом быстро пошли к коляске. Младший явно начал всхлипывать.

- Постыдись, Поль, ты же мужчина и ты из рода Орловых! – по-русски одёрнул его брат.

- Ерёма! Перед Богом за них отвечаешь! – на глазах графа выступили непрошеные слёзы.

- Всё сделаю. – тихо ответил Сидоров и твёрдо посмотрел в глаза другу, — Ты себя и жену сбереги, Алексей Григорьевич!

Они едва успели сесть в коляску и отъехать, возбуждённые люди были уже совсем рядом.

Кучер вышел к ним навстречу и закричал со своим явным выговором уроженца Иль-де-Франса[19]:

- Мы не будем сопротивляться! Мы сопровождаем русского посла графа Орлова и его семью!

Уверенный голос, говорящий без акцента, ссылка на известного дипломата, казалось, должны были успокоить горожан, но слишком уж они были перевозбуждены пламенными речами Сен-Пьера, необычным скоплением людей на улицах, своей победой над немецкими кавалеристами, наконец, кровью, пролитой на улицах города, и сжигающей их жажде проливать её дальше. Из толпы раздались выстрелы, сопровождающиеся злобными криками. Кучер получил пулю в живот, недоумённо обернулся к остальным и медленно без слов пошёл назад, зажимая руками кровавые ручейки.

Беглецы кинулись к лежащей повозке, пытаясь укрыться за её толстыми стенками. До некоторой степени повезло, что запряжённой оказалась именно та колесница, на которой передвигались охранники – она была не столь удобна, как другие, но зато в ней были ружья и целых три бочонка пороха. Теперь это оружие могло помочь охладить безумие толпы.

Кучер не смог дойти, упал раньше, и его пришлось вытаскивать. Он умер довольно быстро, также молча, непонимающе глядя ярко-голубыми глазами на звёзды, которые начали проявляться на небе. Следующим рану получил камердинер – крупный и сильный, он мог дать фору любому в драке, но в перестрелке слегка неуклюжий невозмутимый малый получил пулю в плечо. Палили все, кроме раненного и принцессы с королевскими детьми.

Но остановить озлобленных и перевозбуждённых людей, среди которых было много солдат, выстрелы не смогли. Орлов и его жена оказались отброшены от повозки, они сражались вдвоём – сам могучий русский отмахивался саблей, а небольшая Полин пряталась за его спиной и умело стреляла из револьверов. Муж подарил ей два чудесных изделия русских мастеров, отделанных золотом и драгоценностями, да ещё она позаимствовала два у него самого. Перед ними уже возвышалась куча тел.

Остальные были прижаты к само́й повозке и тоже пока вполне держались. Всё изменилось, когда на место битвы прибежал, размахивая своей окровавленной дубиной Жан-Жак Клеро, глаза его были выпучены, рот был в пене. Неожиданно ловко он уклонился от пуль и обрушил своё чудовищное оружие на голову несчастного морского пехотинца. Во все стороны полетели кровавые ошмётки, а гигант мясник зарычал, словно оборотень.

Однако торжество его было недолгим – лежащий на сидении камердинер спокойно разрядил горожанину в грудь мушкет, после чего удовлетворённо откинулся назад. К близнецу подбежал Жан-Пьер, рухнул на колени перед его телом, завыл, забился в истерике, а потом просто выстрелил из своего старинного ружья в виновника смерти брата. На сей раз он зарядил древнюю аркебузу от всей души, насыпав трясущимися руками значительно больше пороха, чем требовалось. Его ружьё взорвалось, уничтожив его лицо, но огненный шар сотворил ещё одно жуткое дело – поджёг порох, лежавший в повозке. Страшный взрыв разметал всех.

Когда через несколько десятков минут на место боя, шарахаясь от любого движения, пришли горожане, не участвовавшие во всеобщем безумии, перед их глазами предстала жуткая картина – несколько десятков изуродованных трупов и обломки повозки.

Всю ночь кавалеристы маркиза де Буйе простояли всего-то в двух льё[20] от места схватки, не зная о катастрофе, постигшей королевскую семью.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Следующим днём в Сент-Этьен-о-Тампль прискакал присланный из Парижа депутат Анри Файо. Известный адвокат, влиятельный персонаж в Учредительном Собрании был отправлен выяснить обстоятельства странного происшествия. С ним прибыли многочисленные кавалеристы, посланные для поиска бежавшего короля.

К ним сразу бросился Сен-Пьер, не участвовавший в схватке, просидевший всю ночь в своём доме, опасаясь нападения врагов, и пришедший в себя только утром:

- Граждане! Гражданин Файо! Я так рад вас видеть! – кричал он.

- Что с Вами, гражданин Сен-Пьер? Я же не глухой! – поморщился адвокат.

- Здесь такое творилось! Такое! Меня хотели убить! Немцы! Королева!

- Успокойтесь! Не убили же! Какие немцы? Какая королева? Помедленнее, будьте любезны!

- Королева? Так эта прокля́тая немка, Мария Антуанетта! Она сидит в подвале моего дома! Я спас её от возмущённых граждан! Пусть её немного повредили, но она жива!

- Быстро к ней! – Файо переглянулся с командиром гвардейцев, и все дружно направились к дому Сен-Пьера. Там, действительно, обнаружилась закутанная в старый плащ самого молодого депутата, лишившаяся почти всей своей одежды и драгоценностей, избитая королева Франции. Сен-Пьер и в самом деле спас её, вырвав из рук обезумевших обывателей.

Но вот дальше, напуганный стрельбой, взрывами и гибелью многих соседей, молодой трибун ничего не предпринял – Мария Антуанетта просто сидела в сыром подвале и не знала, что будет завтра. Вся её былая спесь сошла, словно её и не было. Уже не юная женщина просто плакала и просила вернуть ей детей. Внятно объяснить, что произошло, она не могла.

Файо бросился на поле боя, рассчитывая там найти недостающие детали. Однако там он увидел лишь растерзанные тела, которые полностью ограбили местные жители. К тому же трупы горожан уже разобрали родственники и теперь понять, что произошло было сложно.

Внимание его привлеки два обезображенных трупа, мужчины и женщины, которые настолько крепко держались друг за друга, что даже мародёры, обобравшие их, не смогли разжать их объятья. Файо внимательно посмотрел на правую кисть мужчины, на ней был довольно приметный шрам, в виде буквы V.

- Ох, ты ж, Алексей Григорьевич! Не уберёгся… – подумал адвокат, но на лице его ничего не отразило.

Дальше он, уже зная, что ищет, осмотрел висок женщины и увидел под обгоревшими волосами родимое пятно.

- М-да, это очень неприятно, господа. – сказал депутат.

- Это король? – удивлённо спросил Сен-Пьер.

- Нет, молодой человек! — поморщился Файо, — Это русский посол граф Орлов и его жена. Я много раз встречался с ними в Париже.

- Ну и что?

- Вы убили русского посланника. Россия наш главный и самый важный торговый партнёр – почти половина продовольствия во Франции – русское. Каково?

- Боже! – побледнел молодой человек.

При дальнейшем осмотре, среди совершенно изуродованных близким взрывом остатков тел была обнаружена часть изломанной броши, с королевской лилией. После этого не было сомнений, что здесь мог погибнуть, если уж не сам король, то члены его семьи. Файо аккуратно передал всю власть в расследовании горячему Сен-Полю, разумно решив не высовываться.

На следующий день в Сент-Этьен прискакала из Парижа половина Учредительного Собрания, принявшись изучать мертвецов. После опознания осталась только бесформенная куча частей тел, ещё и серьёзно обожжённых сильным взрывом пороха. Один из лучших хирургов, разобрав останки, предположил, что здесь части тел пяти разных людей – по всей видимости, трёх мужчин, женщины, девушки и ребёнка. Они были определены как Людовик, принцесса де Ламбаль, сын и дочь короля и два телохранителя Бурбонов.

Оставался только один вопрос – куда пропали тела детей Орловых, нет ли здесь какой-нибудь путаницы. Волевым решением Учредительного собрания было определено, что король и его наследники мертвы вследствие их измены государству и народу. Была срочно принята долгожданная конституция, монархия была ликвидирована, королева заточена в Консьержери, назначены свободные выборы в Национальный Конвент. Все эти решения были приняты буквально за один день.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Император Леопольд узнал о кошмарном происшествии во Франции уже находясь на смертном одре – он скончался внезапно, менее чем за три дня. Скорее всего, причиной смерти был его кишечник – воспаление аппендикса пока лечить и даже нормально диагностировать не умели.

Слухи, естественно, приписывали гибель уже второго за столь короткий срок владыки Священной Римской империи отравлению. Чаще всего инициаторам убийства называли французов, убивших собственного короля, а значит, вполне могущих убить и соседнего. Сын и наследник Леопольда, Франц, пусть публично и отрицал такую вероятность, но всё же информация из его окружения давала понять, что он рассматривает и такую причину смерти отца.

Франц был совсем не чета предыдущим Габсбургам – воспитывавшийся при дворе дяди, императора Иосифа, он не получил от родителя уроков политики, в которой тот был мастером, но и ум и стратегический взгляд старшего сына Марии Терезии ему не достался. Резкий и упрямый, но не отличавшийся больши́м умом, человек встал у руля одного из важнейших государств мира в эпоху крупных европейских перемен. Он сразу же отказался от политики переговоров и успокоения национальных окраин, которую приводил его отец, попытавшись вернуться к идее умиротворения через экспансию, так свойственную его дяде.

Рывки в политике власти не могли ещё сильнее не разозлить население его государства, но перед ними со всей очевидностью обозначилась большая война, а в такой обстановке они предпочли вначале сплотиться вокруг монарха для отражения внешней угрозы. К тому же войну начали сами французы – чересчур перевозбудившись, своим решением Учредительное собрание объявило войну Австрии, как главному инициатору бегства короля, и двинуло к границам войска.

Ситуация в Европе менялась калейдоскопически. После некоторых раздумий мы решили, что Россия по-прежнему не будет серьёзно вмешиваться в дела на континенте – надо понаблюдать за развитием событий, мы в любом случае не заинтересованы в войне. Я отказался войти в антифранцузский союз, нашему примеру последовали Польша и Дания, но вот Испания оказалась перед очевидной необходимостью как-то реагировать на чудовищное убийство близких родственников правящей династии. Король Карл IV формально в европейский комплот вступил и даже торговые отношения с континентальной Францией прекратил, но армию против соседа посылать не стал.

Тем не менее в альянс, кроме Империи и Испании, вошли Пруссия, Великобритания, Нидерланды, Швеция, Португалия, Ганновер, Бавария, Сицилия и Неаполь, Папское государство, да ещё куча мелких германских и итальянских княжеств. Армии европейских держав медленно накапливались для военных действий, Франц проходил через коронации и выборы, а у нас пока были свои дела.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Когда бриг «Котлин» причалил в порту Петербурга, на берег почти бегом спустился Сидоров. Контора Тайной экспедиции была совсем рядом, он молча бросился прямо туда.

- Что с Орловым? – был первый его вопросом.

- Алесей Григорьевич погиб, вместе с супругой.

- Бог мой… Во так вот… — скривился Еремей, — Понятно. На корабле сыновья Орлова и король Франции. Прошу их тайно вывезти.

- Король? – вытянулось лицо у чиновника, — Так его тело же опознали! Как и его детей!

- Нет. – сжал виски Сидоров, — Он на судне. Без сознания уже почти неделю, повреждение головы. Судовой врач утверждает, что ранение довольно удачное, кровь в черепе не накопилась, но кости размозжены и мозг повреждён, когда придёт и придёт ли в сознание не известно. Но это точно Луи XVI – я его лично из Парижа вывозил.

- Понятно. – встал во весь рост глава портового отделения Тайной экспедиции и закричал помощникам — Карантин на судне, оцепление на причале, подозрение на чуму! Срочно!

Под прикрытием Чумного ертаула вывезти всех пассажиров было уже не очень сложно. Экипаж был действительно помещён под строгий карантин, с людьми долго разговаривали, убеждая навсегда забыть об этом странном путешествии из Булони. Привыкшие к тайным операциям моряки поняли всё правильно.

Людовик, как русский агент Лютиков, был помещён в госпиталь под Петергофом. Там за его здоровьем наблюдали лучшие специалисты по травмам мозга. Сидорова и Орловых тщательно допросили и отправили к императору, который пока ещё раскатывал по центральной России, праздную великую победу и присоединение Царьграда.

Павел долго выслушивал их повесть, о побеге из Парижа, делах в Сент-Этьене, потом их новом бегстве, путешествии на русском корабле по морю.

- Да, судьба… Слишком много обстоятельств было против… Алексей Григорьевич сознательно снял с себя полномочия посланника и действовал в статусе частного лица, получается, что его смерть не стала причиной необходимости объявления нами войны.

Вы знаете, дети, он был дорог, очень дорог. Я считал его почти другом и родственником. Мне будет его очень не хватать. Я затребовал тела Алексея и Полины Орловых у французов – они не посмели отказать. Мы похороним их в Петербурге, как героев. – император подошёл к мальчикам и обнял их, — Дети, вы теперь стали сиротами. Это больно – очень больно! Но вы не одни! Никак не одни! Ваш дядя Владимир, примет вас в свою семью, но и я теперь ваш дядя. Вы всегда можете обратиться ко мне с любой просьбой, я буду опекать Вас, как родных.

- Государь, а могу ли сейчас попросить? – старший сын покойного графа поднял глаза, в которых стояли слёзы.

- Конечно, мальчик мой! – влага блеснула и на щеке императора.

- Отец и мама хотели, чтобы я стал достойным наследником родов Орловых и д’Айен в делах военных. Могу ли просить о моём зачислении в Морской корпус?

- Распоряжение я отдам сегодня. – ласково отвечал царь.

- И я хочу! – взвился младший.

- Подожди, до следующего года. Подрасти. Твой дядя и его жена уже все пороги оббили, мечтая скорее тебя увидеть. Но я тебе обещаю, ты будешь учиться там, где пожелаешь! Орловы должны служить России и приносить ей славу!

Мальчики ушли вдохновлённые.

- Ну, что скажешь, Еремей Иванович, что было сделано не так? Почему авантюра не выгорела? Не поверю, что ты об этом не думал…

[1] Луи Огюст Лё Тоннелье, барон де Бретейль, барон де Прийи (1730–1807) – французский дипломат и государственный деятель.

[2] Арсенал де Пари – комплекс зданий в Париже, где изготавливались и хранились оружие и боеприпасы, а также проживал военный министр.

[3] Дом инвалидов – дворцовый комплекс в Париже, предназначенный для проживания ветеранов (инвалидов) армии.

[4] Виктор-Франсуа герцог де Брольи (1718–1804) – французский, впоследствии русский военный деятель, маршал Франции, русский генерал-фельдмаршал.

[5] Франсуа Клод Амур де Шариоль, маркиз де Буйе (1739–1800) – французский генерал, один из руководителей партии роялистов.

[6] Генрих Наваррский (1553–1610) – король Наварры Генрих III с 1572 г., Франции Генрих IV с 1589 г. Первый представитель династии Бурбонов на французском троне. Остановил гражданскую (т. н. гугенотскую) войну во Франции, один из известнейших французских монархов.

[7] Ингольштадт – город в Верхней Баварии.

[8] Тюильри – ныне исчезнувший дворец французских королей в Париже, составлявший единый комплекс с Лувром.

[9] Кобленц – город в Германии Рейнской области.

[10] Монмеди – крепость на северо-востоке Франции.

[11] Лотарингия – регион на северо-востоке Франции с центром в городе Мец. Вошёл в состав Франции после войны с Великой Римской империей в 1766 г.

[12] Реймс – важный город на северо-востоке Франции в провинции Шампань

[13] Шато-Тьерри – город между Парижем и Реймсом.

[14] Сент-Этьен-о-Тампль – небольшой город недалеко от Реймса.

[15] Шалон – город недалеко от Реймса.

[16] Лилия – геральдический знак в гербе французских королей.

[17] Ослоп (уст.) – дубина.

[18] Мария-Тереза-Луиза Савойская, принцесса де Ламбаль (1749–1792) – французская аристократка, подруга королевы Марии Антуанетты.

[19] Иль-де-Франс (Парижский регион) – центральная часть Франции.

[20] Льё – традиционная французская мера расстояния, около 4,5 км.