Время перемен

Глава 13

Франция уверенно катилась по своему историческому пути, тому самому, который я помнил. Уж очень многое накопилось противоречий в обществе и экономике сильнейшего государства Европы. Даже победа в грандиозной войне не спасла сложившуюся систему управления, похоже, напротив, всё стало ещё хуже. Теперь по стране бродили толпы несчастных ирландцев, не захотевших уезжать в поражённую схизмой Россию и пожелавших остаться в католической стране. Захваченные земли требовали войск, снабжения, а главное, денег, причём доходов от них пока не было видно.

Франция стала одним из главных наших торговых партнёров, покупая зерно, инструменты, оружие, ткани, меха, поставляя нам только небольшое количество вина́ и мебели. По сути, мы вывозили отсюда деньги, много денег, да технологии, причём уже в виде учёных, ищущих лучшей жизни. Нас такое положение полностью устраивало, мы имели неплохой доход, благодаря которому Россия строила новые предприятия и распахивала новые пашни, а потом опять продавала многое из того, что произвела за счёт французских же открытий и средств.

Североамериканские колонии Франции, вообще, уже несколько лет почти полностью снабжались нашими торговцами, да и в Индии, очень многое уже было в руках русских. Но сама Франция стремительно беднела, архаичное общество не могло быстро отреагировать на изменение ситуации. Голод и войны требовали поставок зерна из-за границы, мы его поставляли по ценам ниже, чем могли предложить на рынок местные, что быстро их разоряло. Лишившиеся наделов крестьяне присоединялись к армии нищих, которая и так безмерно разрослась за счёт бывших солдат и ирландских беженцев.

Вместе с крестьянами беднели и землевладельцы. Дворяне не желали снижать свой уровень жизни. Пусть наши товары дешевели, что позволяло большей части так называемого второго сословия даже при снижении доходов, покупать привычные товары, но всё же денег на модные вещицы начинало не хватать. Единственный выход почти всё сословие видело в простом увеличении поступлений от крестьян, что ещё больше усугубляло ситуацию.

Король и его советники не знали, как быть, ещё сильнее консервируя положение вещей и почти полностью игнорируя проблемы. Огромные расходы на неудачные военные авантюры злили французов, а просто бешеные траты королевской семьи и их откровенно разгульный образ жизни, который они демонстративно отказывались менять, просто приводил население королевства в бешенство. Люди были доведены до крайней точки, но вместо изменений Франции предлагалось исключительно усиление давления. Вся надежда власти была только на скорые поступления от захваченных во время войны земель, чему мешали и накопившиеся уже там проблемы и отсутствие сил для кардинального решения вопроса, и противодействие Англии.

Людовик был прекрасным человеком, добрым семьянином, неплохим столяром, но вот стратегического мышления, способности выбирать себе помощников и оберегать их от враждебно настроенных вельмож у него не было. Он проигрывал бой за боем, всё приближая крах собственного предприятия. Сейчас настал момент истины.

Генеральные штаты были своим же решением преобразованы в Учредительное собрание, где первую скрипку уже играли представители третьего сословия. Ассамблея размещалась в Париже и фонтанировала идеями, а в Версале король собирал войска, готовя полное уничтожение попытавшейся вмешаться в управление государством черни. Обеспечить секретность сосредоточения сил король и его окружение не смогло. К тому же верными престолу до конца считались только наёмники из германских княжеств и Швейцарии, а появление множества говорящих по-немецки солдат в окрестностях Парижа, естественно, было замечено французами.

Напряжение нарастало, и ситуация во самом центре Европы сосредоточила на себе всё внимание правительств большинства стран континента. Во многом именно благодаря этим событиям почти все разговоры на состоявшейся в мае 1792 в городе Тешен конференции были посвящены именно Франции.

Изначально переговоры должны были пройти только между Австрией и Пруссией для оформления итогов прошедшей войны и определения позиций сторон на предстоящих выборах императора Священной Римской империи. Леопольду для беспроблемного избрания нужна была поддержка Пруссии, и он готов был пойти для этого на значительные уступки. Идея укрепления позиций Австрии в Германии и усиление структур империи для противодействия России была одной из главных линий его политики. Наследник короны Габсбургов намеревался предложить Фридриху-Вильгельму постоянный союз, нацеленный против России и Польши. Великобритания, отлично осведомлённая о планах будущего императора, также пожелала присутствовать в этом собрании.

Участники конференции попытались привлечь к совещанию максимальное количество мелких европейских игроков, однако всего несколько князей согласилось присоединиться к обсуждению. Самым неприятным для устроителей нового союза стал отказ от приезда в Тешен представителей Нидерландов, не желавших окончательно рвать с Россией.

Это, а также позиция курфюрста Саксонского Фридриха-Августа, категорически не согласившегося лезть ещё в одну войну, серьёзно тормозило принятие решения о создание большого союза германских стран против России. Вести же об обострении ситуации во Франции полностью перекроили план конференции. Начинать готовится к конфликту с огромной империей на востоке, когда вот-вот могла перекроиться много более интересная со всех точек зрения карта на западе, было явно преждевременным. Австрия, Пруссия и тем более Англия имели столько шансов радикально изменить свою сторону многочисленные территориальные и финансовые споры с галлами, что все мысли о противостоянии с Россией ушли на задний план. Надо было попытаться определить позиции при грядущем ослаблении Франции.

Одновременно возможный подрыв основ монархического устройства пугал всех. Пример республики североамериканских мятежников, решивших отказаться от королевской власти вообще, совершенно не вдохновлял монархов Европы. Можно было представить новую опасность для всех правителей континента полностью потерять власть при малейших сложностях, что было бы совершенно неприемлемым риском. Масла в огонь подливала и королева Франции Мария-Антуанетта, буквально закидавшая письмами своего брата, требуя всемерной поддержки. Ситуация была довольно сложной.

Таким образом, декларация по итогам конференции свелась к определению условий мира между Габсбургами и Гогенцоллернами на основе довоенного status quo. Однако между монархами Австрии и Пруссии образовалось необходимое им взаимопонимание. Леопольд легко стал императором.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Пока немцы рядились между собой, мы смогли вернуться к текущим проблемам – ещё несколько лет о войне с нами наши соседи точно и думать не могли. Истощение сил центральноевропейских держав было очень значительным, армии устали от войны, территории были разорены, крестьяне бежали от налогов – всем нужен был мир. А для нас тем более, сейчас война была бы совершенно излишней – мы получили большие земли, новое население и новые проблемы.

По данным Земского приказа, во вре́менных лагерях на границах империи находился почти миллион человек. Миллион! Какое-то невероятное количество людей, искавших новой жизни – валахов, болгар, сербов, греков, армян, грузин, персов, курдов, да кого только здесь не было! Всех их нужно было срочно начать перемещать вглубь наших земель, привлекать к работам, резко снижать стоимость их содержания. К тому же людям требовалось показать перспективы – пока радость победы ещё владела их сердцами, но вскоре они могли начать волноваться.

Планы требовали раздумий. Пусть большинство расчётов были уже сделаны, многие подготовительные работы проведены, но итоговое решение было за мной. Тянуть с ним было нельзя.

Мои чиновники предлагали переселить большинство беженцев на старые земли империи, решив вопрос с растущим недовольством помещиков в отношении недостатка крестьян на их землях. Мысль была в целом верная – такое решение напрашивалось, к тому же именно этот вариант предусматривался довоенными проектами, но всё же количество желавших стать нашими подданными было почти в три раза больше прогнозируемого.

Устроить всех на землях Центральной России было возможно, но это могло оказаться ошибкой – слишком уж лёгкой разом стала бы жизнь дворян, да и многочисленное подрастающее поколение лишалось шанса получить наделы рядом с родительскими землями, чего наверняка хотели многие. Пришлось всё пересчитывать, меняя распоряжения губернаторам и наместникам, серьёзно озадачивая все службы и ведомства, подключая к решению армию и флот.

Демобилизация, ожидаемая многими солдатами, была объявлена, так же, как и раздача поместий офицерам на завоёванных землях. Почти двадцать пять тысяч человек получили наделы за Дунаем и на Кавказе, туда же двигались волны новых переселенцев из губерний. Налаженная система изучения и освоения земель уже предоставила нам первые карты будущих дорог, каналов, поселений – инженеры, землемеры, агрономы шли в обозах нашей армии и сразу же брались за работы.

Болгар, пожелавших остаться на своих землях, трогать не стали – в основном это были горожане, которых не затронули налёты башибузуков, и жители предгорий, успевшие спрятаться в скалах. Турецкого населения в Мёзии, большей части Фракии и на Черноморском побережье Кавказа практически не осталось – кто пережил ненависть христиан, бежали в земли, где сохранялась власть бывших османских пашей. Проблему составляли только сам Стамбул, да территории Малой Азии, где мусульман было немало, а порядок поддерживала исключительно наша армия.

Меллер стремился показать себя прекрасным военачальником и резвился в Анатолии, словно молодой дельфин в волнах морских – именно так описал боевые действия Державин, бывший при штабе нашей армии. Захватив Измит[1], русские войска отправились к Прусе[2], где пытались собраться турецкие силы, разметали их, взяли город, считавшийся духовным центром империи, рванулись к Смирне[3], которая сдалась сама.

Русских видели то там, то здесь – генерал очень активно привлекал на службу греков и армян, а болгары вообще составляли примерно четверть его армии. Меллер громил силы турок, выстраивая границу там, где считал наиболее удобным. С моря на османские власти давили Ушаков, которого Грейг оставил руководить флотом, и Кутузов, вернувшийся к управлению морской пехотой. Удары по побережью сыпались один за одним, мы стремились не оставить ни единого островка на входе в Дарданеллы без контроля. Пираты в Средиземном море водились во множестве, да и всякие европейцы просто мечтали обустроить гавань вблизи такого важного пролива, с помощью которой можно будет в будущем подумать о нападении, да и скупка добычи у разбойников всегда приносила много больше дохода, чем сам рискованный промысел.

Пользуясь, пусть и вре́менной, полной свободой рук, наши армия и флот быстро очищали все необходимые земли от противника. Ушаков даже задумался о захвате Родоса[4] и Крита, а Меллер просил разрешить продвинуться до Иконии[5]. Пришлось их остановить – не стоило захватывать так много территорий, слишком уж большая нагрузка ложилась бы на русскую экономику. Освоение Болгарии, Добруджи, Абхазии, да ещё и неожиданно свалившихся на нашу голову Мазендарана и Гиляна требовало огромных вложений.

Война нанесла существенный урон нашим резервам, однако мы должны были получить неплохие доходы от Царьграда и Курляндии, да и в стране накопились значительные запасы товаров. Планируемые поступления позволяли вполне спокойно смотреть в будущее, пусть и несколько ужавшись во планах. Однако новые обширные завоевания бедных земель с недружественным населением могли бы серьёзно подорвать наши силы, и, скорее всего, существенно ослабили бы нас.

Пусть лучше Зенды тратят свои войска и войска турок в борьбе за Алеппо, который сейчас был осаждён персами, чем мы бы ломились им навстречу. В конце концов, они получат такое же нелояльное население – всё же турки исповедуют суннитскую версию ислама, а иранцы — шииты, что для них значит чуть ли не больше, чем противостояние христиан и мусульман. Нам и так предстояло работать с крайне сложным регионом – частью Малой Азии по рекам Сангариус[6] и Меандр[7], как и бывший Стамбул, наполненной гремучей смесью из мусульман и православных.

В присоединённых к России турецких европейских и малоазийских землях большинство населения составляли христиане. И до войны мусульманами, даже в Бурсе, главном центре ислама Османской империи, было в лучшем случае чуть больше половины горожан, не говоря уже о какой-нибудь Смирне, где их было, дай Бог, пятая часть. Военные действия и погромы существенно сократили нехристианское население территорий, теперь их общее количество едва превышало сто пятьдесят — двести тысяч человек.

Был принят план действий, по которому для начала всё мусульманское население на этих землях разделялось на три части. Те, кто участвовал в вооружённой борьбе против наших войск, подлежали насильственному переселению в глубину русских земель. Большая группа населения, сагитированная муллами, просила разрешения удалиться из империи в глубину Анатолии – пусть мне совершенно не хотелось терять такое множество рабочих рук, но удержать их можно было только силой, и я склонялся к решению не препятствовать им. Оставшиеся, боясь гнева соседей-христиан, готовы были и сами добровольно переехать в другие земли России, где им бы была обеспечена безопасность.

Таким образом, сложностей с мусульманами в новых землях мы не предвидели – вот на территориях, оставшихся под властью бывших османских пашей, там творилось совершенное безобразие. Цесарцы явно не собирались, как было предусмотрено довоенными проектами, брать эти территории под контроль, думая только о порядке в своём государстве. Туда бежали многие мусульмане из бывшей Румелии[8], там были войска, готовившиеся обороняться против австрийцев, да и местных мусульман там было множество, впрочем, как и христиан.

Резню, которая началась в этих землях, следовало остановить – получить на своих границах опьянённые кровью исламские государства, что так просто будет натравить на нас, совсем не было нашей мечтой. Мы пошли на соглашение с Али-пашой Тепелином, который остановил кровопролитие на европейских землях и принялся строить собственное государство, пусть в горах Боснии, Пелопоннеса[9] и части Македонии ещё и держались его противники.

В результате оказалось, что в новоприобретённых землях самую трудно разрешаемую проблему для нас составляли вовсе не мусульмане, а христиане. Греки, славяне и армяне, конечно, приветствовали нас сейчас, но они так давно привыкли жить по своим законам, основывающимся на взятках, что встроиться в Российскую империю им было бы весьма тяжело. Пусть эта проблема касалась в основном состоятельных горожан, погружённых в торговлю – деревенские жители и простые ремесленники были совершенно счастливы освобождению от власти турок и искренне стремись присоединиться к новому христианскому царству, но не обращать внимания на начавшееся шушуканье было опасно.

Конечно, самые крупные неприятности нам доставлял Константинополь, где больше половины богачей поддержали восстание только на словах, чаще всего под шумок решая свои вопросы – устраняя соперников в торговле и в любви, хотя второе случалось значительно реже, слишком уж здесь привыкли любить только деньги. В первых рядах такого отношения к жизни оказалось духовенство во главе с патриархом Неофитом[10].

Греческие архиереи даже не пытались дождаться нашей победы. Пока в городе ещё шли бои, секретари Вселенского патриарха уже навещали всех посланников европейских стран, не сидящих в Семибашенном замке, а после открытия порта тайные делегации Неофита отравились во все стороны, даже к Али-паше Тепелину и Каджару. Желание усилить свои позиции и обогатиться было основным для слишком многих греков, армян, славян, живших на бывших землях Османов.

Вокруг патриарха быстро образовалась тесная кучка не только православных богатеев, но и армян, эфиопов, коптов, ассирийцев, даже католиков, плетущих заговоры против уже новой власти. Зараза измены расцветала в Царьграде, Смирне, Варне – её надо было искоренить как можно скорее, не допуская взрыва, которым могли воспользоваться наши соседи.

Потёмкин потерял зрение на один глаз – на это списывалось ухудшение его характера, но на самом деле его просто невероятно раздражали доклады тайных служб, которые говорили о невероятном лицемерии и подлости большинства членов высшего общества земель, которыми он управлял. Григорий Александрович хотел арестовать всех, часть просто утопить в заливе, а часть засадить навечно на каторгу, но это было невозможно – как бы восприняли такое простые люди? Разом уничтожить практически всех влиятельных местных... Бунт в этом случае был бы точно, что очень серьёзно навредило бы и экономике, и представлению о нашей терпимости.

Гришка скрипел зубами и держался, в этом ему очень помогала Екатерина Алексеевна – без неё бы он мог и не выдержать такого напряжения. Для помощи им в Царьград направлялись лучшие наши следователи во главе с Довбышем – им надлежало срочно завершить свои дела и отбыть на берега Босфора для исправления ситуации.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Чисто выбритый и коротко подстриженный человек в кандалах вошёл в кабинет, в котором его регулярно допаривали уже много месяцев.

- А где же Григорий Илларионович? – живо и насмешливо обратился он к работавшему за столом незнакомому господину.

- Садись, ирод! – конвоир толкнул кандальника на стул, привинченный к полу, а сам отступил в сторону.

Господин за столом продолжал спокойно писать, совершенно игнорируя гостя. Это молчание длилось больше получаса. Заключённый несколько раз порывался что-то сказать, но солдат равнодушно бил его по шее, и тот замолкал.

Наконец, хозяин кабинета закончил свою работу и неожиданно сказал:

- Иван Борисович.

- Что? – непонимающе и слегка испуганно дёрнулся кандальник.

- Обращайтесь ко мне Иван Борисович, фамилия моя Зыков, дело Ваше теперь у меня. – равнодушно повторил следователь.

- А где же Григорий Илларионович?

- Отбыл по служебным делам. Я закончу Ваше дело сам, Сергей Александрович.

- Что? – испуг в глазах заключённого был неподдельным.

- Сергей Александрович, Вы серьёзно думали, то, что Вы сын полковника Александра Львовича Вельяминова, подпоручик Тамбовского пехотного полка, скрывшийся с места службы, навсегда останется тайной? – прищурился Зыков.

- И что с того? – злобно оскалился бывший подпоручик.

- Как Вам нравится вид на Неву? – почти светским тоном продолжил следователь, — Похожа ли Нева на Темзу? Господин Стивенс, говорят, любит смотреть на реку…

- Откуда Вы узнали?

- Что Вы четыре года учились у Стивенса? Королевские тайные службы преотличная рекомендация, да… А каково Вам было убивать Игельстрёма, Сергей Александрович? Он же с Вашим батюшкой служил, прошение писал в его защиту, Вас на руках нянчил, а?

- Что Вам надо? – мрачно выдохнул Вельяминов.

- Пока ничего. Просто хочу понять Вас… — грустно сказал Зыков, — Да, отца сослали по ложному доносу в участии в заговоре. Но вот, брат Ваш, Николай, боролся за его честь. Игельстрём написал шесть докладных о его невиновности… А Вы продали Родину. Сами бежали к туркам, сами связались с англичанами, сами, всё сами…

- Отпустите меня в камеру, мне подумать надо. – тихо проговорил бывший подпоручик.

- Идите, Сергей Александрович. Подумайте о своей жизни. Хотя стойте! Возьмите с собой, почитайте на досуге. – следователь вытащил из папки пачку бумаг и протянул заключённому.

- Что это? – выдохнул с болью Вельяминов, с явным страхом протянув руку.

- Не бойтесь. Я не хочу тревожить Вас Вашими преступлениями. Это письма Вашего брата и отца.

- Что? Они живы?

- Да, вполне. Александра Львовича освободили от наказания с высочайшими извинениями уже более десяти лет назад, он сейчас воевода Нового Каргополя. А брат Ваш, храбрец известный, недавно полковником стал, Белгородский полк морской пехоты возглавил. Не убили их каты, да даже под арест их не брали, это всё неправда была…

- Они знают? – потерянно произнёс кандальник.

- Про дела Ваши? Нет. Для чего их тревожить? Они думают, что Вы за границей живёте. Вы почитайте-почитайте…

Вельяминов, волоча ноги, вышел. Из небольшой дверцы, скрытой за деревянной отделкой, выглянул задумчивый Пономарёв, сел на табурет, на котором недавно размещался изменник, неловко поёрзал, переместился на гостевой стул возле стены, откинулся, вытянув ноги:

- Думаешь, Иван Борисович, начнёт говорить сей негодяй?

- Начнёт. Сломался он. Точно сломался. – делая большие паузы, ответил Зыков.

- Страшный ты человек, Иван. Так в душе человеческой копаться… Всего его размотал. Кат бы быстрее справился, а?

- А если бы он умер под пыткой? Что бы ты сказал тогда, Захар Памфильевич, а?

- Экий ты въедливый! Не зря тебя так ценят. Иван Борисович, не зря… Нам подробности об английских да турецких агентах очень нужны, а этот убивец столько всего знать должен… Ты долго ещё в Петербурге будешь? Может, ещё в одном дельце мне поможешь, а?

- Что ты, Захар Памфильевич? Меня в Царьграде заждались! Сейчас вот Вельяминов разговориться, тебе его отдам и скорее надо на Золотой Рог отправляться – Довбыш каждый день торопит...

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Вот такие дела, Иван… - Вардан сидел в доме Попова и смотрел в одну точку.

- Не знаю, право, что и сказать, брат. – владелец верфи медленно сложил письмо и стал в волнении поглаживать его бумагу, — Наверное, врёт этот Яннопулос. Твой брат тебя предать…

- Странную вещь тебе скажу, Иван, страшную даже… Я ему верю…

- Да как же так? Брат же родной!

- А вот так! Словно ждал чего-то подобного… Всегда Теван всем завидовал. Всегда… Мне говорили, что именно Теван на меня донёс тогда, но я не стал проверять. Зачем? Я принялся оглядываться, ведя дела с ним. Знаешь, Ивайло, он с детства был какой-то порченный. Мы росли вместе, но я его побаивался – он старший был и всё мне гадости делал, словно и не любил меня... Да никого он не любил! Отец как-то странно умер, говорили, что Теван к его смерти руку приложил, я не верил. Растолстел Теван невозможно – всё хотел сам съесть…

- А Яннопулосу веришь?

- Боюсь верить, Иван… Я дочь его Ирину люблю, очень люблю. Сватался я к ней, Агафоник согласился…

- Так ты с его дочкой свадьбу планировал?

- Да, брат… А теперь, то делать и не знаю. Если Яннопулос прав, то как мне ему в глаза глядеть – мой брат такое хотел сотворить? Если нет, то он моего брата убил, как мне с его дочерью жить, а? А как без неё мне быть? Уже немолодой да глупый! Как глаза закрою, всё Ирину вижу, а!

- Положим, Вардан, любовь чувство хорошее, правильное. Вот я свою Райну ни на кого не променяю! Так что…

- Помню, как ты всё к ней рвался, да…

- Не об этом я хотел сказать! Вот что, брат. Бросить это дело никак нельзя, надо ехать в Царьград – у людей спрашивать, к властям обратиться, твоему Агафонику и его Ирине в глаза посмотреть. В таком деле надо быть уверенным. До конца уверенным.

- А если…

- Тогда и решишь. Чего заранее душу терзать? С тобой поеду, Вардан. Я с Потёмкиным знаком, в ноги ему кинусь, он, глядишь, поможет.

- Спасибо тебе, Ивайло! Сам хотел просить тебя о помощи – ты видишь лучше моего…

- Не за что! Другу я помочь должен. Иначе как мне потом детям в глаза смотреть, как перед Богом ответить?

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Почтовые корабли в Царьград уже ходили, связь наладили очень быстро. Друзья прибыли в город и сразу же отправились в канцелярию новоназначенного наместника. Иван вёл себя очень уверенно и смог пробиться к одному из секретарей Потёмкина, знавшим его лично. Чиновник внимательно выслушал Попова и обещал помочь. На ночь остановились они в неплохой гостинице, которая принадлежала немолодому арнауту[11]. А утром к друзьям, задумчиво завтракающим в нижнем зале, подошёл розовощёкий офицер, имевший кране утомлённый вид.

- Господа Попов и Бардакчиан? Майор Гомон. – представился он, — Наместник поручил мне оказать вам полное содействие в вашем деле. Я правильно понимаю, что вас интересует смерть Тевана Бардакчиана?

- Да, я его брат, Вардан!

- Вы, я так понимаю, его наследник? Вы заявлялись в местное отделение Законного приказа?

- А, что, оно уже есть? – удивился Ивайло.

- Первым открыли, дела-то людям вести надо… Значит, ещё не были. Хорошо, я дам Вам для главы отделения записочку, вам помогут вне общей очереди…

- Наследство – это не так важно! Я хочу знать, что случилось с моим братом! – Вардан покраснел и крепко сжал пальцами столешницу.

- Наследство – это важно, уж поверьте! – грустно улыбнулся Гомон, — Вы точно хотите знать все обстоятельства смерти Тевана? Я бы рекомендовал Вам, Вардан Геворгович, оставить всё как есть… Уж поверьте!

Вардан попытался было вскочить, но Ивайло положил ему на плечо свою тяжёлую руку и принялся вести разговор:

- Нам бы всё-таки хотелось, господин майор, узнать это. Здесь много личных причин, которые было бы очень долго раскрывать. Моему другу важно знать всё.

- М-да… Хорошо… Я лично вёл расследование. Если хотите увидеть документы, то вам надо будет проехать в канцелярию…

- А на словах?

- На словах… Ваш брат организовал банду, убивал горожан, грабил, сжигал… Он громил дома мусульман, крича, что он христианин. Дома армян он разорял, заявляя, что они не православные. Убивая православных, он говорил, что он армянин… Главное, он не оставлял никого в живых – никого… Яннопулосу повезло дважды. Первое – он был одним из руководителей христианского восстания, и подле его дома собирались отряды, а второе – через полчаса он бы ушёл с бойцами в город, и дом его остался бы без защиты. Извините.

- Я Вам верю. – тихо сказал Вардан и закрыл лицо руками.

- По словам его людей, уцелевших в схватке, — продолжал майор, — Теван желал сделать Вашу жизнь невозможной. Он много раз говорил им, что Ирину он изнасилует и убьёт сам, чтобы навредить Вам. Что каждый, кто забудет об этом и опередит его, умрёт в жутких муках…

- Он так не любил меня? – Вардан говорил глухо, руки от лица он не убирал.

- Да. Ваш брат хотел, чтобы Вы умерли в нищете и горе, желательно от голода. Я изучал его переписку, он требовал этого от пиратов. Они искали Ваши корабли, Теван готов был хорошо заплатить, но лично Вы должны были уцелеть и испытать все муки человека, потерявшего всё. Уж простите! – снова извинился Гомон.

- Почему? – в голосе Вардана прозвучала такая му́ка, что даже у Ивайло перехватило горло.

- Не могу знать. – майор развёл руками, — Документов по этому поводу не было, а сам Теван уже был мёртв. Ватаги такие мы до сих пор ловим, много их в городе. Крупные мы быстро накрыли, мелкие ещё бродят. Словно гниль изнутри лезет – столько людей состоятельных, даже родовитых, решили под шумок дела свои провернуть… Однако, брат Ваш чуть ли не самую большую сколотил и дел натворил… Кстати, можете не винить Яннопулоса в его смерти – Вашего брата зарезал один из его людей. Они смогли вырваться, их не пытались уничтожить всех, а вот потом, когда они остались вдвоём… Теван набирал отборное отребье. Этот человек у нас, скоро будет суд. Думаю, ему грозит пожизненная каторга.

- Мой брат меня опозорил!

- Успокойтесь, Вардан Геворгович. Вы были одной из его целей, даже жертв… Ещё раз приношу Вам свои извинения за плохие вести! Вам что-то ещё требуется? Мне пора вернуться к своим обязанностям…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Успешное окончание войны и проблемы Франции принесли нам отличные внешнеполитические перспективы. Россия устояла в войне с сильными европейскими державами – не только победила, но и вытащила из проблем своих союзников, а это дало понимание, что теперь мы воистину перворазрядная держава. После уничтожения Османской империи и захвата Константинополя уже никто не пытался оспаривать наш статус и влияние.

Особенно благодарна была нам Дания – принц-регент Фредерик[12] отлично понимал, что именно мы для него сделали. Наши мирные соглашения со Швецией и Пруссией подписывались с учётом его интересов и одновременно с заключением соответствующих договоров с ним, и это дало ему уверенность в нашей верности своим союзническим обязанностям. Теперь принц стал настроен ещё более дружественно к России и согласился на брак с одной из Великих княжон – с Машей или Катей. Для чего собирался прибыть в нашу империю уже зимой.

Но и этот брак не стал венцом умений моих дипломатов воспользоваться результатами прошедшей войны. Левашёв умудрился столковать за меня дочь испанского короля, малолетнюю Марию Луизу[13]. Фаворит королевской семьи молодой Мануэль Годой отлично понял, что если он останется только в статусе любимца короля и любовника королевы, то его история успеха может оказаться недолгой – его сменит более успешный кандидат.

Наш посланник в Мадриде был человеком весьма умным и, заполучив компромат на молодого офицера, не начал ему банально угрожать, а попытался подобрать ключи к перспективному и неглупому дворянину. И ему это удалось – уже совсем немолодой Павел Артемьевич стал наставником, старшим другом для Годоя. Старый русский дипломат и молодой испанский офицер нашли друг друга. У Левашёва не было детей, и он по-отечески опекал юношу.

Именно по совету Левашёва Годой начал политическую карьеру, не оставаясь только в статусе фаворита. Явное ослабление Франции лишало испанцев привычной опоры в Европе, Священная Римская империя занялась внутренними делами, а Англия, захватчица Гибралтара, была глубоко неприятна всему обществу. Россия, отношения с которой улучшались уже много лет, была очевидным кандидатом на роль союзника, однако религиозные противоречия и отсутствие исторических связей мешали согласиться с подобной перспективой.

Предложение Годоя о союзе династическом снимало многие вопросы и было воспринято весьма благосклонно. К сожалению, старшая дочь королевской четы уже была выдана за португальского принца, так что формально на выданье была только десятилетняя Мария Луиза. Естественно, о фактическом браке речи не шло, он был согласован сторонами лишь по достижении невестой возраста 15 лет, но принцесса должна была уже в следующем году отправиться в Россию для получения воспитания в соответствии с обычаями нашей империи.

Папа Римский благословил этот брачный союз, что даже не потребовало серьёзных затрат – Россия действительно стала перворазрядной державой и многие прежде казавшиеся непримиримыми разногласия отходили на второй план. Никто даже не заикнулся против нашего пожелания, чтобы будущая церемония проходила по православному обряду, что, как бы само собой, требовало от невесты смены веры. Для заключения столь важного для будущего союза Испания готова была пойти на многие уступки.

Россия же со своей стороны также решилась на дипломатические послабления, к примеру, приданое невесты подлежало обсуждению и должно́ было быть передано нам только после подтверждения брака, что тоже было весьма необычным для современной практики. Сейчас же заключался безоговорочный союз между нашими государствами и изменялся торговый трактат, который становился неограниченным и бессрочным, что открывало перед нами великолепные перспективы для коммерции.

Такие успехи нашей дипломатии были не единственными, но весьма показательными. Для меня очень важным стал тот факт, что на обучение в Петербургский Императорский Кавалерийский корпус были присланы малолетние наследные принцы Мекленбург-Шверинский Фридрих-Людвиг[14] и Гессен-Дармштадский Людвиг[15]. Кроме этих европейских юношей, в наших корпусах уже обучались молодые аристократы маратхов, кандийцев[16], хорасанцев, а после победы и сокрушения султана к ним вознамерились присоединиться ещё зенды и майсуры – росло русское культурное влияние по всей планете.

Наш статус в мире должен был основываться на мощи и армии, и экономики. Они себя показали в минувшей войне отлично, но успокаиваться явно не стоило. По уже сложившейся традиции были созданы армейская и флотская комиссии по оценке итогов войны, которым предстояло подготовить решения о необходимых изменениях.

В экономике тоже назрели новые проекты, которые должны были быть воплощены как можно скорее. Отложенные в связи с военными действиями проекты строительства больших транспортных каналов, трактов, железных дорог, закладка новых и расширение старых промышленных районов – всё требовало внимания.

Почти готовы были к открытию Донецкая железная дорога и Северо-Двинский канал, значит, требовалось, чтобы избежать простоя, незамедлительно согласовать новые стройки. Приятной вестью для меня стало желание многих промышленников и торговцев взять на себя финансирование строительных проектов. Показательным для них стал пример Уральской железной дороги.

Конечно, в первую очередь, запуск этой магистрали принёс нам стремительный рост производства в тяжёлой промышленности. В частности, именно поступление от Гаскойна лёгких бронзовых пушек позволило нам вооружить морскую пехоту артиллерией, что серьёзно облегчило их задачу. Но ещё одним, неожиданным, эффектом оказалось существенное расширение площади пашни. Перевозка зерна стала несложной и недорогой. Теперь те территории, на которых раньше даже не готовили земли к заселению из-за отдалённости крупных рек и трактов, теперь оказались доступны, что вызвало нарезку в зоне доступности новой дороги более пятидесяти тысяч новых крестьянских наделов.

И это на довольно бедных почвах Урала, а что же получится на богатых землях Юга? Эта мысль овладела умами многих. Целая пачка проектов по строительству железных дорог в междуречьях Дуная, Днестра, Прута, Днепра, Северского Донца, Дона, уже ждала меня. Писали не только частные лица, но и наместники, губернаторы, главы Соляной и Хлебной палаты, дирекция Южных заводов – все хотели строительства железных дорог.

Но железными дорогами дело не ограничивалось – каналы тоже привлекали внимание, правда, здесь эффект от их строительства не был столь быстрым, но влияние на развитие территорий было всё же ничуть не меньшим. Беломоро-Балтийский, Камско-Двинский, Камско-Обский каналы также ждали своего воплощения. А углубление русел рек, а оросительные каналы, а новые тракты? Без них тоже никак нельзя было обойтись.

Причём выбирать надо было ещё и среди быстро приносящих улучшение для экономики и стратегических. К примеру, мост через Иртыш в Тобольске – сейчас острой необходимости в нём не видно, но в перспективе он может стать важнейшим элементом в движении на Восток.

Сколько копий было сломано вокруг этого вопроса, столько интересов пришлось учесть при его решении… Большая Южная железная дорога как развитие Донской была утверждена достаточно беспроблемно – почти все затраты на её строительство принимали на себя частные общества и отдельные ведомства, причём значительного перемещения людей и техники не требовалось, а поставки материалов и обслуживание машин принимали на себя Южные заводы.

Проект был создан при участии канцелярии Новороссийского наместничества, Азовской губернии, дирекции Южных заводов, Хлебной и Соляной палаты, пяти частных обществ. Дорога должна была соединить Кривой Рог с Новороссийском и Луганском, она значительно упрощала транспортное сообщение внутри промышленного района, что давало возможность существенно уменьшить затраты и увеличить производство.

Уголь, железо и хлеб получали выход на две могучие реки, которые протекали через заселённые земли, что давало прирост торговли и производства уже там. Из Кривого Рога продукция теперь могла значительно дешевле и проще расходиться по всей России. Мы получали доступ к новым источникам полезных ископаемых, которые в обилии водились в междуречье Днепра и Северского Донца. Длина пути была больше шести сотен вёрст, самым сложным элементом здесь был мост через Днепр, а вся стройка должна была завершиться за четыре года.

Согласовали железные дороги Москва-Петербург, которая соединяла бы важнейшие производственные и торговые центры России, Москва-Тула, приближающую Тульские заводы к главным потребителям своих товаров, и Екатеринбург-Тюмень. Вот последнюю-то мне пришлось продавливать авторитетом, указаниями на короткий путь для переселенцев на Восток, необходимостью снабжения Яицкого наместничества и наличием ресурсов на Уральских заводах, которые грех не использовать.

Строить Беломоро-Балтийский канал я не решился – всё сразу пока не выходит, остановились на соединении Камы, Северной Двины и Оби. Опять-таки пришлось принимать волевое решение, потому что экономически более заманчивым пока выглядел именно Большой Северный путь, как его называли. Но вот умений сделать его таким глубоким, чтобы по нему могли проходить линейные корабли из Архангельска в Петербург, пока не было, а без этого я посчитал его сооружение не столь важным. Исследовать начали возможный путь соединения Оби и Енисея, на что также были выделены средства.

Всё, свободных ресурсов, ни финансовых, ни производственных больше не было. С учётом переселения сотен тысяч людей, пробивания новых сухопутных дорог к Царьграду, строительства портов и крепостей на бывших турецких землях деньги и рабочая сила были уже на исходе. Вопрос полномасштабного освоения Русских Балкан даже пока не ставился – надо было обождать, чтобы военные столкновения и волнения там закончились, а промышленность подрастёт. Ну а главное, с поступлениями в казну всё улучшится – количество налогоплательщиков постоянно росло, истекали сроки бесподатного состояния для переселенцев.

Всё это мне приходилось делать, не заезжая в Столицу, по дороге – мой манифест о победе в войне с Турцией и присоединении земель Балканских и Константинополя имел просто оглушительный эффект. Наше уже почти поголовно грамотное население отлично знало, откуда пришло к нам православие, и кто был много столетий главным врагом царства Русского. Радовались все, и я просто не мог не посетить большинство крупных городов империи, не отпраздновать со счастливыми подданными эпохальную победу.

Всё было расписано чуть ли не до минуты – я должен был очень быстро и чётко передвигаться, чтобы успеть до распутицы посетить все губернские центры России. В Петербурге были большой парад и награждение отличившихся. Только вручение орденов заняло полный день, потом ещё проход войск, объявление о награждении землями и титулами – я под шумок протащил формальную титульную реформу, наконец наведя порядок в дворянских званиях, отменив всяких графов, маркизов и баронов.

В Москве был грандиозный молебен, очередной парад, вручение алых полковых знамён наиболее отличившимся в боях частям, поучивших наименование гвардии, долгая беседа с Патриархом Платоном о новом устройстве Православной церкви. Прочие города почти слились в непрерывной карусели переездов, молебнов, крёстных ходов. Из неожиданно приятного было вручение мне купеческими обществами собранных пожертвований на обустройство государства и армии. Лучше бы они их раньше отдали, но и то хорошо – отблагодарили всё же государство, что им в торговле помогали, да военными налогами не терзали.

Жирок-то у них уже есть, да... Пора бы задуматься о повышении налогов, но не прямо сейчас – подождём немного. А пока это развязывало мне руки ещё в нескольких важных стратегических проектах.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Позвольте, государь, представить Вам одного из главных виновников успеха морской пехоты нашей, знаменитого корабела Ивана Попова! – вице-наместник Новороссийский Иван Эссен сиял, словно новый пятак, впервые лично водя государя по одному из самых быстрорастущих городов провинции, которой он, в силу отсутствия начальника, управлял.

- Иван Васильевич! – поднял левую бровь император, — Как же, как же, помню! Следил я за Вами! Рад, что не ошибся в Вас. Поповки – Ваша работа?

- Как сказать, государь... — вытянулся Ивайло, — Верфь моя, а задумка и исполнение моих людей.

- А кого именно? – Павел внимательно посмотрел на судостроителя.

- Вот, Варфоломей Востоков – старший корабельный мастер, его замысел. – болгарин вытащил из задних рядов заробевшего товарища.

- И вас помню, господин Востоков! – хитро усмехнулся император, и уже по-английски спросил, — По Родине не скучаете, Бартоломью?

- Чего мне скучать-то? — от непритворного удивления Барти даже выронил из рук шапку, — У меня здесь есть всё, что хочу! Вот, жениться собираюсь! Нет-нет, Ваше Величество, не скучаю!

- Прекрасно! Надеюсь, что это не последний Ваш проект! – сказал Павел и поднял палец, подзывая секретаря.

- Но Вахруша не единственный! – тем временем почти дерзко продолжил Ивайло.

- Да ну? И кто же ещё?

- Вот, ещё старший плотник Гагарин! Без него ничего бы не вышло, он, почитай, половину идей подал, да и резал все модели сам!

Мрачного вида худой мужик с пегой бородой просто пал ниц перед царём и не поднимался, даже когда его начали поднимать солдаты.

- Государь, он диковат, малограмотен, из простых крестьян, чуму пережил, семью потерял. Учиться ему стыдно и невместно, видите ли! Только мастер он великий, лучше и не бывает!

- Один живёт? – деловито поинтересовался Павел.

- Только дочка у него и есть…

- Хорошо… — царь что-то шептал на ухо секретарю.

Ивайло потом, будто со стороны видел, как Павел вешает ему орден Святого Иоанна, как медаль получает Вахрушка, как Пантелею Гагарину объявляют, что приданное его Анушке даёт сам государь.

Только когда царь собрался уходить, корабельщик прорвало:

- Слава! – хриплым срывающимся голосом закричал он, — Слава государю!

- Слава! – подхватили люди, стоя́щие вокруг, — Слава!

- Вам, ребятушки, слава! – проговорил Павел, и слеза покатилась по его щеке, — Слава!

[1] Измит (до 1337 г. Никомедия) – город-порт на северном побережье Мраморного моря, важный центр торговли и кораблестроения.

[2] Пруса (совр. Бурса) – крупный город на северо-западе Анатолии, первая столица Османского государства.

[3] Смирна (совр. Измир) – крупный город-порт в современной Турции на берегу Эгейского моря.

[4] Родос – один из крупнейших греческих островов в архипелаге Додеканес в Эгейском море в 37 км. от берегов Малой Азии.

[5] Икония (совр. Конья) – город в центральной Анатолии.

[6] Сангариус (совр. Сакарья) – река на северо-западе полуострова Малая Азия.

[7] Меандр (совр. Большой Мендерес) – река в западной части Малой Азии.

[8] Румелия – историческая провинция в европейской части Османской империи, иначе вся европейская часть её.

[9] Пелопоннес – полуостров в Греции, самая южная часть Балканского полуострова.

[10] Неофит VII – патриарх Константинопольский с 1789 по 1794 и с 1798 по 1801.

[11] Арнаут – православный албанец.

[12] Фредерик VI (1768–1839) – принц-регент Дании и Норвегии с 1784 по 1808, король Дании и Норвегии с 1808 по 1814, король Дании с 1814 г.

[13] Мария Луиза Жозефина Антониета Висента (1782–1824) – инфанта Испании, королева Этрурии, герцогиня Лукки.

[14] Фридрих-Людвиг Мекленбург-Шверинский (1778–1819) – наследный принц герцогства Мекленбург-Шверинг.

[15] Людвиг II Гессен-Дармштадский и Прирейнский (1777–1848) – великий герцог Гессенский и Прирейнский с 1830 г.

[16] Канди – государство в центральной части острова Шри-Ланка в XV–XIX вв.