Сергей сидел за массивным письменным столом, его пальцы медленно постукивали по зелёному сукну, покрывавшему столешницу. На столе перед ним лежали аккуратно сложенные папки с документами, бронзовый чернильный прибор и тяжёлый телефон с чёрной эбонитовой трубкой. Тишина в кабинете нарушалась лишь лёгким скрипом пера, когда он делал пометки в блокноте.
Дверь отворилась, и в комнату вошёл Глеб Иванович Бокий, начальник ОГПУ. Его худощавая подтянутая фигура излучала сдержанную энергию. Лицо с кругами под глазами говорило о бессонных ночах. Он остановился перед столом и положил папку на сукно.
— Товарищ Сталин, — начал Бокий, — у нас срочные новости. ОГПУ задержало двух армейских полковников, уличённых в работе на японскую разведку.
Сергей откинулся в кресле, его пальцы замерли. Он не выказал удивления, но взгляд стал острее, словно он уже просчитывал последствия.
— Назови фамилии.
Бокий открыл папку, пробежал глазами по верхнему листу и ответил:
— Полковник Григорий Ефимович Руднев, служил в Москве, в штабе Московского военного округа. Второй — полковник Пётр Семёнович Вельяминов, дислоцирован на Дальнем Востоке, в штабе Особой Краснознамённой Дальневосточной армии.
Сергей слегка прищурился. Он наклонился вперёд, положив локти на стол, и посмотрел прямо в глаза Бокию.
— Что они передали японцам?
Бокий выдержал взгляд, но его пальцы слегка сжали край папки, выдавая напряжение.
— Данные о численности войск, — ответил он. — Сведения о расквартировании частей, их численности, а также о видах вооружения. Руднев передавал шифрованные сообщения о бронетехнике и артиллерии Московского округа: количество танков, гаубиц, их техническое состояние. Вельяминов отправлял японцам данные о наших укреплениях вдоль границы, численности пехотных дивизий и расположении аэродромов на Дальнем Востоке. Пока это всё, что мы смогли подтвердить. Но, товарищ Сталин, мы уверены, что они действовали не одни. Сейчас ведём поиск их сообщников.
Сергей молчал, его взгляд скользнул по папке. В голове крутились десятки вопросов. Японская разведка славилась изощрённостью, и если два полковника — один в Москве, другой на дальних рубежах — оказались завербованы, сеть шпионов могла быть гораздо шире. Он знал, что японцы работают не одиночками, а паутиной, где каждая нить вела к другой, и где-то в центре скрывался организатор, которого ещё предстояло найти.
— Как их вычислили? — спросил Сергей. Его голос оставался спокойным, но в нём чувствовалась скрытая угроза, словно он проверял не только Бокия, но и всю систему ОГПУ.
Бокий перевернул страницу в папке.
— Руднев попался на перехвате шифрованных сообщений, — начал он. — Наши радисты в Москве засекли передачи с неизвестного передатчика в районе Замоскворечья. После анализа сигналов мы вычислили источник — квартиру, в которой никто не жил. При обыске нашли шифровальные книги и копии документов из штаба Московского округа. Вельяминова выдал его сослуживец. Тот заметил, что полковник слишком часто запрашивал отчёты о передвижении войск, не связанных с его прямыми обязанностями. Он сообщил в ОГПУ, и мы установили за Вельяминовым слежку. Три дня назад его поймали с поличным в Хабаровске, когда он готовил очередное шифрованное сообщение для передачи через курьера.
Сергей кивнул. Он знал, что ОГПУ действует эффективно, но даже их ресурсы не были безграничными. Если японцы завербовали двух полковников, их агенты могли проникнуть глубже, чем казалось. В его прежней жизни, в другом времени, он знал, как шпионаж может изменить ход истории.
— Что ещё? — спросил он. — Есть ли следы, ведущие к другим?
Бокий слегка кашлянул, словно собираясь с мыслями. Он понимал, что каждое слово сейчас взвешивается, и ошибка могла стоить ему доверия.
— Мы предполагаем, что они работали через сеть, — ответил он. — Руднев в Москве упомянул на допросе некоего «человека с востока», который передавал инструкции через шифрованные каналы. Мы пока не знаем, кто это. Вельяминов молчит, но его сослуживец сообщил, что видел, как полковник получал запечатанный конверт от неизвестного в штатском на железнодорожной станции в Хабаровске. По описанию — азиат, возможно, японец или кореец. Мы проверяем все контакты обоих полковников за последние полгода. Но, товарищ Сталин, это не всё.
Сергей поднял бровь, его взгляд стал ещё острее.
— Продолжай.
Бокий перевернул ещё одну страницу и вытащил лист с машинописным текстом, испещрённый пометками красным карандашом.
— У Руднева нашли зашифрованное письмо, — сказал он. — Оно отличается от его обычных сообщений. В нём упоминается некий «объект в горах», без уточнений. Мы думаем, это может быть связано с секретными разработками — возможно, с испытаниями нового вооружения или военными объектами. Расшифровать полностью пока не удалось. Наши криптографы работают, но японцы используют новый шифр, сложнее прежних.
Сергей почувствовал раздражение, но подавил его. Он знал, что Бокий делает всё возможное, но неполные ответы его не устраивали.
— Почему не выяснили больше? — спросил он, его голос стал холоднее. — Два полковника, оба на ответственных постах, и вы до сих пор не знаете, кто их завербовал? Кто их связные? Это недопустимо, Глеб Иванович.
Бокий выдержал взгляд, но его пальцы слегка дрогнули, закрывая папку.
— Мы работаем, товарищ Сталин, — ответил он. — Допросы идут круглосуточно. Руднев начал говорить, но осторожничает, пытается выторговать смягчение приговора. Вельяминов молчит, но мы усилили давление. Их сообщников мы найдём, это вопрос времени. Японцы действуют хитро, не оставляют явных следов. Мы проверяем всех, кто мог быть с ними связан. Уже задержаны трое подозреваемых в Москве и двое в Хабаровске. Их допрашивают.
Сергей встал и прошёлся по кабинету. Он остановился у окна, глядя на Кремль, окутанный утренней дымкой. Москва просыпалась, а здесь, в кабинете, решалась судьба страны. Японская угроза на Дальнем Востоке была реальной. Маньчжурия, оккупированная японцами, служила плацдармом для их амбиций, и СССР был следующей целью. Если полковники передали данные о войсках и вооружении, японцы могли готовить удар или провокацию, чтобы ослабить советскую оборону.
— Вы понимаете, что это значит? — сказал он, не оборачиваясь. — Если японцы знают о наших войсках, они могут ударить там, где мы слабее. Мы не можем позволить слабость, Глеб Иванович. Не сейчас.
Бокий кивнул, его лицо стало ещё серьёзнее.
— Я понимаю, товарищ Сталин. Мы удвоили усилия. Оперативные группы на Дальнем Востоке получили приказ усилить наблюдение за границей. Проверяем все шифрованные передачи, которые могут быть связаны с японцами. Но нам нужно больше времени, чтобы вскрыть сеть.
Сергей повернулся, его взгляд был тяжёлым, но не лишённым понимания. Он знал, что Бокий — один из лучших, но даже лучшие могли ошибаться.
— Время — это то, чего у нас нет, — сказал он. — Если японцы готовят удар, они не будут ждать. Я хочу, чтобы вы лично контролировали допросы. Мне нужны результаты: имена, связи, планы. Всё, что они знают. И ещё, Глеб Иванович, — он сделал паузу, его голос стал тише, но более угрожающим. — Проверьте всех, кто был рядом с Рудневым и Вельяминовым. Даже тех, кто кажется вне подозрений. Японцы не работают с одиночками. Если они добрались до полковников, то могли добраться и до других.
Бокий кивнул.
— Будет сделано, товарищ Сталин. Я доложу, как только появятся новые данные. Мы не дадим японцам шанса.
Он повернулся и направился к двери. Когда дверь закрылась, Сергей остался один. Он открыл одну из папок, но мысли были далеко. Кто-то проверял страну, её силу, её готовность. Он должен был ответить так, чтобы у любого отпало желание проверять СССР на слабость.
Он взял перо и начал писать в блокноте. Он записал имена — Руднев, Вельяминов, «человек с востока». Рядом с каждым поставил знак вопроса. Эта игра была непростой. Но он не собирался проигрывать.
Сергей отложил перо и потёр виски, словно пытаясь прогнать усталость, накопившуюся с каждым новым донесением. Он потянулся к телефону и снял трубку. Короткий звонок — и на другом конце послышался голос:
— Слушаю, товарищ Сталин.
— Судоплатова ко мне, — сказал Сергей. — Немедленно.
— Есть, товарищ Сталин.
Он положил трубку и откинулся в кресле. Его взгляд скользнул по папкам, каждая из которых была словно мина замедленного действия. Он знал, что японцы работают так, что каждая деталь — от шифрованных сообщений до подкупа офицеров — тщательно продумана. Чтобы противостоять им, нужно было не просто реагировать, а опережать, перехватывать инициативу. Он должен был повернуть игру в свою пользу, и для этого ему нужен был человек, способный мыслить так же хитро, как японцы.
Вскоре дверь кабинета отворилась. Вошёл Павел Судоплатов, начальник иностранного отдела ОГПУ. Он остановился в шаге от стола, держа в руках тонкую папку.
— Товарищ Сталин, — произнёс он. — Вызывали?
Сергей кивнул, указав на стул напротив.
— Садитесь, Павел Анатольевич. Есть разговор.
Судоплатов опустился на стул, положив папку на стол. Он выглядел как человек, готовый к любому вопросу, к любому испытанию. Сергей знал: Судоплатов не из тех, кто теряется под давлением. Это был человек, умевший держать эмоции под контролем, просчитывать ходы противника и находить решения там, где другие видели лишь тупик. Именно поэтому он и вызвал его.
— Что нового у японцев? — спросил Сергей. — Изменилось ли что-то в их планах?
Судоплатов открыл папку, но даже не заглянул в неё — он знал всё наизусть.
— Ничего не изменилось, товарищ Сталин. Наши источники в Маньчжурии и Токио подтверждают, что японцы готовят наступление на июль. Мы также перехватили сообщения, указывающие на то, что японцы пытаются завербовать новых агентов у нас, в Хабаровске и Владивостоке.
Сергей слегка прищурился, его пальцы начали медленно постукивать по зелёному сукну. Китай, раздираемый внутренними конфликтами и ослабленный японской оккупацией Маньчжурии, был ненадёжным союзником. Если японцы начнут наступление, китайцы вряд ли смогут оказать серьёзное сопротивление, что позволит японцам позже сосредоточить все силы против СССР.
— Китайцы готовы? — спросил Сергей, хотя ответ он предвидел.
Судоплатов покачал головой, его лицо стало ещё серьёзнее.
— Нет, товарищ Сталин. Чан Кайши поглощён борьбой с коммунистами и внутренними оппонентами. Его армия разрозненна, плохо вооружена и не готова к полномасштабной войне с японцами. Наши агенты в Шанхае и Нанкине сообщают, что японцы активно подкупают местных командиров, чтобы те не вмешивались в их планы. Некоторые китайские генералы уже получают деньги от японцев через посредников. Если японцы ударят в июле, китайцы, скорее всего, просто отступят или сдадутся. В лучшем случае они будут вести партизанские действия, но этого недостаточно, чтобы серьёзно отвлечь японцев.
Сергей нахмурился. Это был не тот ответ, который он хотел услышать, но именно тот, которого ожидал. Китай был слабым звеном, и японцы это знали. Их стратегия была ясна: нейтрализовать Китай, чтобы сосредоточить силы на советской границе. Если бы удалось отсрочить нападение, у СССР появилось бы время перебросить дополнительные дивизии и, возможно, подтолкнуть китайцев к более активному сопротивлению. Он наклонился вперёд, его взгляд впился в Судоплатова.
— Хорошо бы, чтобы японцы отложили нападение, — сказал он медленно, словно взвешивая каждое слово. — Нам нужно время, Павел Анатольевич. Что скажете?
Судоплатов на мгновение замолчал. Он понимал, что вождь не просто задаёт вопрос — он ставит задачу, требующую нестандартных решений. Заставить японцев отложить наступление было почти невыполнимой миссией. Японское военное руководство, как он знал, было одержимо идеей расширения империи, и их планы строились с холодной расчётливостью. Любое изменение требовало бы серьёзного повода, способного поколебать их уверенность.
— Это будет тяжело, товарищ Сталин, — ответил Судоплатов, тщательно подбирая слова. — Японцы действуют по строгому графику. Их генеральный штаб утвердил сроки, и они не станут их менять без веской причины. Чтобы заставить их отложить наступление, должно случиться что-то неординарное. Например, крупная провокация на границе, которая заставит их думать, что мы готовим контрнаступление раньше, чем они ожидают. Или внутренний кризис в Маньчжурии — диверсия, бунт, что-то, что отвлечёт их силы. Но даже в этом случае они будут искать способы минимизировать задержку. Их разведка слишком хорошо работает, чтобы мы могли просто обмануть их без подготовки.
Сергей кивнул. Он понимал, что Судоплатов прав, но также знал, что в разведке нет ничего невозможного, если правильно выбрать рычаги давления.
— Неординарное, говорите? — произнёс Сергей. — Тогда подумайте, Павел Анатольевич. Подумайте, что может стать таким «неординарным». Японцы не должны ударить в июле. Мы не можем позволить им диктовать нам сроки.
Судоплатов кивнул. Намёк был ясен. Вождь не просто просил придумать план — он требовал, чтобы Судоплатов нашёл способ переломить ситуацию. Это был вызов, который мог либо укрепить его репутацию, либо поставить её под удар. Судоплатов знал, что Сталин не терпит провалов, но также знал, что такие задачи — его стихия. Его мысли уже начали выстраиваться в цепочку возможных действий.
— Я понимаю, товарищ Сталин, — ответил он. — Мы можем рассмотреть несколько вариантов. Первый — провокация на границе. Мы можем инсценировать передвижение войск или ложный удар, чтобы японцы решили, что мы готовимся к наступлению. Это может вынудить их пересмотреть сроки. Второй — работа через наших агентов в Маньчжурии. У нас есть люди в Харбине и Мукдене, которые могут организовать диверсии на ключевых объектах — железной дороге, складах, портах. Это отвлечёт японские силы и создаст хаос. Третий вариант — дезинформация. Мы можем подбросить японцам ложные данные о том, что их планы раскрыты, и заставить их подозревать утечку в собственной разведке. Это посеет недоверие в их штабах и может замедлить подготовку.
Сергей кивнул, его взгляд был тяжёлым, но в нём мелькнула искра одобрения. Судоплатов говорил дело. Он не обещал невозможного, а предлагал реальные шаги, которые могли бы сработать.
— Дезинформация, — сказал Сергей. — Это интересно. Если японцы начнут подозревать своих, они могут замедлиться. Но этого мало. Нам нужно что-то, что ударит по их уверенности. Что-то, что заставит их думать, что июль — не их время. Подумайте, Павел Анатольевич. Подумайте о том, что может их напугать. Или… — он сделал паузу, его голос стал почти заговорщическим, — или заставить их поверить, что их планы обречены.
Судоплатов кивнул, его мысли работали на полную мощность. Он знал, что японцы чувствительны к любым угрозам их тщательно выстроенным планам. Если удастся создать иллюзию, что их разведка скомпрометирована или что СССР готовит неожиданный удар, это может заставить их пересмотреть сроки. Но как это сделать? Его агенты в Маньчжурии могли организовать диверсию, но это требовало времени и ресурсов. Провокация на границе была рискованной — она могла спровоцировать конфликт раньше, чем СССР будет готов. Дезинформация казалась наиболее перспективной, но для этого нужно было найти правильный канал и правильное сообщение.
— Мы можем использовать их же агентов против них, — сказал Судоплатов. — Если мы найдём одного из их ключевых связных, то сможем подбросить ему ложные документы. Например, отчёт о том, что мы перебрасываем дополнительные дивизии на Дальний Восток или готовим наступление через Монголию. Это заставит японцев задуматься. Они не любят действовать, когда не уверены в своих данных. Мы также можем инсценировать арест их агента, чтобы создать видимость, что их сеть раскрыта.
Сергей слегка улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Это уже что-то. Но я хочу больше. Я хочу, чтобы японцы не просто задумались, а почувствовали, что земля горит у них под ногами.
Судоплатов кивнул. Он знал, что эта операция станет одной из самых сложных в его карьере. Но у него были ресурсы, люди и опыт.
— Будет сделано, товарищ Сталин, — сказал он. — Я начну немедленно. Думаю, через неделю я смогу доложить первые результаты.
— Неделя, — сказал Сергей. — Это ваш срок, Павел Анатольевич. И помните: если японцы ударят в июле, мы должны быть готовы. Но лучше, чтобы они вообще не ударили. Найдите способ. Я верю в вас.
Судоплатов поднялся, кивнул и направился к двери. Он знал, что ему предстоит сложная работа.
Когда дверь закрылась, Сергей вернулся к столу. Он открыл блокнот и дописал ещё одно имя — «Судоплатов». Рядом с ним он поставил не знак вопроса, а точку. Эта игра становилась всё опаснее, но он был готов играть до конца. Он знал, что СССР не может позволить себе слабость. Не сейчас, когда враг уже у ворот.