Фриц сидел в углу заброшенного склада, прижавшись к холодной кирпичной стене. Догоревшая спичка оставила лишь тонкую струйку дыма, и тьма сомкнулась вокруг него. Тишина склада была обманчивой — снаружи Эссен жил своей тревожной жизнью, и Фриц знал, что гестапо не прекратит поиски. Слова, написанные незнакомым почерком, отражались в его памяти: «Не выходи на смену. Будь дома. Жди». Ждать? Чего? Кого? Ответов не было, а время утекало, как песок сквозь пальцы.
Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Склад был временным укрытием, но оставаться здесь дольше нескольких часов было опасно. Гестапо могло прочесать окраины, а заброшенные здания всегда привлекали их внимание. Склад был слишком очевидным выбором, и именно поэтому Фриц не мог чувствовать себя в безопасности. Ему нужно было двигаться дальше, но куда? Эссен стал ловушкой. Единственным выходом было покинуть город, но без денег, документов и связей это казалось почти невозможным.
Фриц решил, что попробует добраться до Ханса, старого друга отца, жившего в Штеле, рабочем районе на западной окраине Эссена. Ханс знал город, знал людей и, несмотря на запрет профсоюзов, сохранил связи, которые могли помочь. Путь до Штеля был рискованным: нужно было пересечь несколько кварталов, минуя патрули. Но выбора не было.
Он осторожно поднялся, стараясь не задеть груды ржавых бочек, окружавших его. Прислушался. Снаружи доносились лишь далёкие звуки. Фриц прокрался к боковой двери, через которую вошёл, и выглянул наружу. Пустырь перед складом был пуст, но вдалеке, у дороги, мелькнул свет фар. Он замер, сердце заколотилось. Машина медленно проехала мимо — чёрный «Мерседес» гестапо. Они всё ещё были здесь.
Фриц выскользнул из склада, держась в тени, и двинулся вдоль стены, стараясь не наступать на сухие ветки, усыпавшие землю. Его план был прост: пробраться через пустыри к железнодорожным путям, а оттуда — в Штель. Железная дорога была опасным путём, но там было меньше шансов наткнуться на патруль. Он перебежал через пустырь, пригибаясь, и оказался у забора, за которым начинались пути. Перелез через ржавую сетку, царапая ладони, и спрыгнул на гравий. Вдалеке гудел поезд, его огни мигали в ночи, словно маяк, обещающий спасение. Но Фриц знал, что вокзал — первое место, где его будут искать.
Он двинулся вдоль путей, держась в тени вагонов. Запах угля пропитал воздух, гравий хрустел под ногами, заставляя его вздрагивать от каждого звука. Вскоре он заметил фонари — не поезд, а патруль. У переезда стояли фигуры в длинных пальто. Гестапо проверяло документы у редких прохожих, их голоса доносились обрывками. Фриц присел за вагоном, дыхание сбилось. Назад пути не было — за ним был только склад, где уже могли ждать. Единственный путь был вперёд, через пути, в Штель.
Он заметил просвет между вагонами, ведущий к кустам на другой стороне. Фриц пополз, стараясь не задеть металлические края. Гравий впивался в колени, но он не останавливался. Добравшись до кустов, он затаился, наблюдая за патрулём. Гестаповцы закончили проверку и двинулись дальше. Фриц выждал, пока шаги стихли, и побежал через пути, перепрыгивая шпалы.
Штель встретил его тишиной. Узкие улочки, зажатые между серыми домами, были пусты. Фриц добрался до дома Ханса, старого кирпичного здания с облупившейся краской. Дверь в подъезд была приоткрыта, и он проскользнул внутрь. Поднявшись на второй этаж, он постучал в дверь — тихо, но настойчиво.
Он услышал шаги. Дверь приоткрылась, и Ханс, седой, с усталым лицом, посмотрел на Фрица с тревогой.
— Фриц? Ты чего в такой час? — Ханс говорил шёпотом, оглядываясь по сторонам. — Давай, заходи, быстро.
Фриц шагнул в квартиру, пахнущую табаком и сыростью. Стол, несколько стульев, старый шкаф — обстановка была как у него дома. Ханс закрыл дверь, задвинул засов и повернулся к нему.
— Рассказывай, что стряслось, — сказал он, садясь за стол и указывая Фрицу на стул. — И без недомолвок. Если ты здесь в такой час, значит, дело серьёзное.
Фриц выдохнул, стараясь успокоиться. Он сел, его руки нервно сжали край стола.
— Гестапо охотится за мной, Ханс, — начал он, его голос дрожал, но он старался говорить чётко. — Всё из-за взрыва на заводе. Я не был там, но… — он запнулся, — за день до этого мне подкинули записку, где было написано: «Не выходи на смену. Будь дома. Жди». Я послушался. А теперь они думают, что я причастен к взрыву.
Ханс нахмурился, его пальцы постукивали по столу.
— Записка? — переспросил он. — Кто тебе её прислал?
— Не знаю, — Фриц покачал головой. — Я никому не говорил, но гестапо уже приходило ко мне. Я сбежал через окно. Ханс, мне нужно выбраться из Эссена. Иначе… — он осёкся, не желая произносить это вслух.
Ханс встал, подошёл к окну и осторожно выглянул на улицу. Его лицо было напряжённым, но он кивнул, словно принимая решение.
— Плохо дело, Фриц, — сказал он, возвращаясь к столу. — Если гестапо охотится за тобой, они не остановятся. А записка… Это либо ловушка, либо кто-то пытался тебя спасти. Но разбираться некогда. Оставаться в Эссене нельзя.
— Я думал отсидеться на старом складе в Штеле, — сказал Фриц, — но…
— Забудь, — перебил Ханс. — Гестапо проверит все заброшенные места. — Он помолчал, потирая подбородок. — Есть один вариант. Дортмунд. Там меньше шансов нарваться на гестаповцев, и у меня есть человек, который может помочь. Но тебе нужны документы и деньги. Без них ты не пройдёшь и километра.
Фриц опустил взгляд.
— У меня нет денег, — признался он. — Только пара марок.
Ханс вздохнул, но в его глазах мелькнула искра сочувствия.
— Тогда слушай внимательно, — сказал он, понизив голос. — В Штеле есть человек, Курт. Делает документы. Не задаёт вопросов, но и бесплатно не работает. Я дам тебе адрес, но дальше — думай сам. И, Фриц, — он посмотрел ему в глаза, — если тебя поймают, тебя здесь не было. Понял?
Фриц кивнул. Он понимал, что Ханс и так сильно рискует, помогая ему. Ханс достал клочок бумаги, написал на нём адрес и протянул ему.
— Иди сейчас, — сказал он. — И держись подальше от главных улиц.
Фриц сунул бумагу в карман и вышел в ночь. Адрес вёл в другой конец Штеля, к старому пивному складу, о котором ходили слухи как о месте встреч подпольщиков. Это было опасно, но другого выхода не было.
Он двинулся через тёмные улочки, избегая фонарей. Город казался вымершим, но тишина была обманчивой. Вскоре он заметил свет фар и голоса. Гестапо. Их машины медленно проезжали по соседней улице. Фриц прижался к стене, сердце заколотилось. Он заметил узкий проход между домами и метнулся туда, стараясь не задеть мусорные баки. Проход вывел его к заброшенному двору, где стоял ржавый грузовик. Фриц присел за ним, пытаясь отдышаться.
Гестапо перекрыло главные дороги, а пивной склад был в полукилометре. Он решил идти дворами. Перелез через низкий забор, оказавшись во дворе соседнего дома. Здесь было темно, только звёзды освещали путь. Он пробежал через двор, перепрыгнул груду досок и оказался в другом переулке, где фонари едва горели.
Собачий лай раздался неподалёку. Фриц бежал, не оглядываясь, лёгкие горели, ноги подкашивались. Свернув в очередной переулок, он прижался к стене, унимая дрожь. Впереди виднелся пивной склад, его тёмный силуэт вырисовывался на фоне неба. Фриц прокрался к нему. Дверь была закрыта, но он заметил щель в стене, достаточно широкую, чтобы протиснуться. Внутри пахло пивом и сыростью. В углу горел слабый свет, и Фриц увидел мужчину лет сорока, с короткой бородой и внимательными глазами. Это был Курт.
— Кто ты такой? — спросил Курт, его голос был резким.
— Ханс меня прислал, — ответил Фриц, стараясь говорить спокойно. — Мне нужны документы. Хочу уехать.
Курт долго смотрел на него, словно оценивая.
— Документы стоят пятьсот марок, — сказал он. — Есть с собой деньги?
Фриц покачал головой.
— У меня ничего нет. Но я сделаю, что нужно, если поможете.
Курт хмыкнул, его глаза сузились.
— Есть работа, — сказал он. — Доставишь посылку в Дортмунд. Сделаешь — получишь новые документы на другое имя. Ошибёшься — не жди пощады.
Фриц замялся.
— Но если бы я мог уехать, то зачем бы я пришёл сюда?
Курт усмехнулся.
— Добраться до города без документов не проблема. Проблема — прожить без них. Как всё сделаешь, можешь сюда не возвращаться. Документы получишь прямо там, в Дортмунде.
Фриц кивнул, понимая, что влип в ещё большую беду. Курт протянул ему свёрток, завёрнутый в старую ткань, и назвал адрес в Дортмунде. Что в посылке, он не сказал, но Фриц догадывался, что это что-то опасное.
Он вышел из склада, сжимая свёрток. До вокзала было далеко, а без денег на билет пробраться на поезд было сложно. Фриц решил попытаться сесть на товарный состав. Он двинулся к вокзалу, петляя через пустыри и избегая патрулей. Путь был долгим, каждый шорох заставлял его замирать. Он вспомнил, как отец рассказывал о товарных поездах, которые ходили между Эссеном и Дортмундом, перевозя уголь и сталь. Если он сможет забраться в один из них, у него будет шанс.
На вокзале, несмотря на поздний час, было людно. Гестапо проверяло документы, их фонари освещали лица пассажиров. Фриц заметил товарный состав на дальних путях, прокрался к нему, прячась за ящиками, и забрался в вагон, заполненный углём. Поезд тронулся через несколько минут, и Фриц, прижавшись к угольной пыли, почувствовал, как Эссен остаётся позади.
Несмотря на небольшое расстояние, путешествие показалось ему долгим. Угольная пыль оседала на одежде, в горле першило, но Фриц не выпускал свёрток из рук. Он не решался заглянуть внутрь, боясь узнать, что несёт. Если это оружие или листовки, его участь будет решена в момент поимки. Ханс упомянул знакомого, который мог помочь, но Фриц не знал, можно ли доверять этому человеку.
Поезд замедлился, подъезжая к Дортмунду. Фриц выглянул из вагона. Пустырь у путей был пуст, но вдалеке виднелись огни города. Он спрыгнул, стараясь не шуметь, и двинулся к адресу, который дал Курт. Ночь была холодной, звёзды ярко горели над головой. Фриц шёл, прижимая свёрток к груди, и пытался не думать о том, что ждёт его впереди.
Город встретил его тишиной. Улицы Дортмунда были такими же серыми, как в Эссене, но здесь было меньше патрулей. Фриц держался подальше от главных дорог, петляя через рабочие кварталы. Адрес вёл к небольшому дому на окраине, окружённому низким забором. Он постучал в дверь, стараясь не привлекать внимания. Тишина. Затем дверь приоткрылась, и на пороге появился мужчина с одутловатым лицом и редкими волосами.
— Ты кто? — спросил он хриплым голосом.
— От Курта, — ответил Фриц, протягивая свёрток. — Это для вас.
Мужчина взял посылку, внимательно осмотрел Фрица и кивнул.
— Заходи, — сказал он.
Фриц вошёл в дом. Внутри было тесно и пахло табаком. Мужчина, представившийся как Вильгельм, указал на стул.
— Курт сказал, тебе нужны документы, — начал он, разворачивая свёрток. Фриц заметил, как его пальцы слегка дрогнули, но не стал спрашивать, что внутри. — Я могу помочь, но это не бесплатно. И не просто. Гестапо и здесь рыщет, хоть и меньше, чем в Эссене.
— У меня нет денег, — признался Фриц. — Но я могу работать.
Вильгельм хмыкнул, его взгляд стал жёстче.
— Работа найдётся, — сказал он. — Но сначала скажи, за что тебя ищут. И не ври — я всё равно узнаю.
Фриц рассказал всё: о записке, о взрыве, о гестапо. Вильгельм слушал молча, его лицо оставалось непроницаемым. Когда Фриц закончил, он кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Останешься здесь на ночь. Утром решим, что делать.
Фриц кивнул, чувствуя, как усталость наваливается на него. Он был в Дортмунде, но безопасность всё ещё казалась недосягаемой. Записка, гестапо, свёрток — всё это было звеньями цепи, которую он не мог разорвать. Но он был жив, и это давало надежду. Он лёг на узкий диван, на который указал Вильгельм, и закрыл глаза, пытаясь забыть о шуме погони и лае собак. Завтра будет новый день, и, возможно, он принесёт ответы.
Утро в Дортмунде пришло с серым холодным рассветом, словно город нехотя просыпался под тяжёлым небом. Сквозь щели в ветхих занавесках, покрытых пятнами сырости, пробивались слабые лучи, ложась на пыльный деревянный пол тесной комнаты Вильгельма. Фриц лежал на узком диване, укрытый колючим одеялом, пахнущим старой шерстью и табаком. Он почти не спал ночью, веки были тяжёлыми, но разум оставался настороже. Мысли о записке, свёртке и бегстве из Эссена кружились в голове, не давая покоя. Он чувствовал себя загнанным зверем, которому дали короткую передышку перед новой охотой.
Фриц приподнялся, стараясь не скрипеть ржавыми пружинами дивана, и подошёл к окну. Занавеска слегка колыхнулась под его пальцами, открывая вид на пустынную улицу. Где-то вдалеке прогремел грузовик, и Фриц замер, но улица осталась пустой. Тишина Дортмунда была обманчивой, как затишье перед бурей.
Он вернулся к дивану и сел, обхватив голову руками. Одежда, пропитанная угольной пылью из товарного вагона, всё ещё пахла Эссеном — городом, который стал для него ловушкой. Паспорт, деньги, новая жизнь — всё это казалось недосягаемым ещё вчера, но теперь, в этой тесной комнате, он чувствовал себя ещё более уязвимым. Курт, Вильгельм, свёрток — каждый шаг затягивал его в паутину, из которой он не знал, как выбраться. Кто-то спас его от взрыва, но кто? И зачем? Эти вопросы не давали покоя, но Фриц заставил себя отогнать их. Сейчас нужно было думать о выживании.
Дверь скрипнула, и вошёл Вильгельм. Его лицо, покрытое морщинами, выглядело ещё более одутловатым в утреннем свете. В руке он держал жестяную кружку, от которой шёл слабый аромат ячменя, смешанный с чем-то кисловатым. Он молча поставил кружку на стол перед Фрицем, и деревянная поверхность скрипнула под её весом.
— Пей, — буркнул он. — Это не кофе, но лучше, чем ничего.
Фриц взял кружку, её холодный металл обжёг пальцы. Напиток оказался горьким, с привкусом жжёного зерна, но тепло разлилось по телу, принося краткое облегчение. Он сделал ещё глоток, глядя на Вильгельма, который сел напротив, опершись локтями на стол. Его глубоко посаженные глаза изучали Фрица с холодной настороженностью, словно он пытался понять, можно ли ему доверять.
— Ты выглядишь так, будто всю ночь ждал, что гестапо постучится в дверь, — сказал Вильгельм, его губы искривились в полуулыбке. — Расслабься. Здесь ты пока в безопасности. Но только пока.
Фриц не ответил. Он знал, что Вильгельм прав, но расслабиться было невозможно. Каждый шорох за окном, каждый скрип половицы казался предвестником конца. Он поставил кружку на стол и вытер руки о брюки, оставляя на них тёмные следы угольной пыли.
Вильгельм встал, подошёл к старому шкафу и достал небольшой свёрток, завёрнутый в мятую газету, а затем бросил на стол пачку купюр.
— Это твои документы, — сказал он, указывая на свёрток. — Паспорт, справки. Под другой фамилией. А здесь триста марок. Хватит на билет и пару дней, если будешь экономить. Но в Дортмунде оставаться нельзя — слишком близко к Эссену. Гестапо будет искать тебя здесь. Езжай в Кёльн.
Фриц развернул газету, стараясь не порвать её. Внутри лежал потрёпанный паспорт с фотографией другого парня, но похожего на него, пара справок с печатями, выглядевшими почти настоящими, и несколько мелких бумаг, сложенных пополам. Имя в паспорте гласило: «Карл Мюллер». Он перелистал страницы, чувствуя, как бумага липнет к пальцам. Это было его новое «я» — чужое, незнакомое, но единственное, что могло спасти. Он пересчитал деньги — ровно триста марок. Это было больше, чем ничего, но всё равно мало для того, чтобы начать всё с нуля. Он посмотрел на Вильгельма, чьё лицо оставалось непроницаемым.
— Почему Кёльн? — спросил Фриц.
Вильгельм откинулся на стуле, его пальцы постукивали по столу, выдавая лёгкое нетерпение.
— Потому что это большой город, — ответил он. — Там легче затеряться. Гестапо в Кёльне занято своими делами, и на одного беглеца им плевать, если ты не будешь лезть на рожон. Дортмунд слишком близко к Эссену — день-два, и они доберутся сюда. Уезжай сегодня. Это твой единственный шанс.
Фриц сжал паспорт и деньги в руке. Кёльн казался далёким миражом, городом, о котором он знал только из рассказов отца — шумные улицы, собор, чьи шпили пронзали небо, толпы людей, среди которых можно раствориться. Но мысль о новом побеге пугала. Он был один, без связей, без плана, с чужим именем и горсткой марок. И всё же это было лучше, чем ждать, пока гестапо постучит в дверь.
— Что мне делать в Кёльне? — спросил он, глядя на мятые купюры.
Вильгельм пожал плечами.
— Живи, — сказал он. — Найди работу, снимай угол, держись подальше от патрулей. Ты получил документы и деньги — это всё, что я могу для тебя сделать. Дальше сам. И запомни: если гестапо тебя найдёт, я тебя не знаю, а ты меня.
Фриц кивнул. Он понимал, что Вильгельм и так рискует, помогая ему. Он аккуратно сложил паспорт и деньги в карман куртки.
Вильгельм встал.
— Иди сейчас, — сказал он, указывая на дверь. — Поезд в Кёльн через два часа. Не опоздай. И держись подальше от главных улиц.
Фриц поднялся, его ноги казались ватными от усталости. Он посмотрел на Вильгельма, надеясь увидеть хоть намёк на сочувствие, но лицо мужчины было каменным. Он молча кивнул и направился к двери. Ручка, холодная и покрытая ржавчиной, скрипнула, когда он её повернул. Утро встретило его резким порывом ветра, пахнущего углём. Дортмунд был серым, а небо низко нависало, обещая дождь.
Фриц натянул капюшон, скрывая лицо, и ускорил шаг. Вокзал был в полукилометре, но путь казался бесконечным. Он обходил людные перекрёстки, нырял в переулки, где мусорные баки источали запах гниющих отходов. Один раз он услышал звук мотора и прижался к стене. Чёрный автомобиль проехал мимо, не замедляясь, но Фриц выждал несколько минут, прежде чем двинуться дальше.
Он добрался до вокзала. Здание, покрытое копотью, выглядело мрачно, его окна тускло блестели в утреннем свете. Люди сновали по перрону: рабочие в потрёпанных куртках, женщины с корзинами, солдаты в серых шинелях. Фриц старался не смотреть им в глаза, опустив голову. Он подошёл к кассе, где пожилая женщина с усталым лицом считала мелочь.
— Один билет до Кёльна, — сказал он тихо, протягивая несколько марок.
Кассирша посмотрела на него поверх очков, но ничего не спросила. Она выдала билет, и Фриц быстро отошёл, чувствуя, как её взгляд провожает его. Он нашёл тёмный угол перрона и сел, сжимая билет в руке. Поезд должен был прийти через полчаса. Он проверил карман — паспорт и деньги были на месте. Это было всё, что у него осталось.
Вокзал гудел, как улей. Громкоговоритель объявлял о прибытии поездов, голос был хриплым, искажённым. Фриц наблюдал за толпой, пытаясь заметить подозрительные фигуры. Два человека стояли у входа, их глаза скользили по лицам прохожих. Гестапо? Или просто случайные люди? Он не мог рисковать. Он отвернулся.
Поезд подошёл с тяжёлым скрежетом, пар клубился над платформой. Фриц поднялся, стараясь слиться с толпой. Он забрался в вагон, выбрал место у окна в дальнем конце и сел, прижавшись к холодному стеклу. Вагон был полупустым: несколько рабочих, старуха с вязальными спицами, молодой парень с чемоданом. Никто не смотрел на него, но Фриц чувствовал себя под прицелом.
Поезд тронулся, вагоны лязгнули, и Дортмунд начал растворяться за окном. Серые дома, фабричные трубы, пустыри — всё это исчезало, сменяясь полями и редкими деревьями. Фриц смотрел на пейзаж. Кёльн был впереди, город, где он мог стать другим человеком. Он представлял себе узкие улицы, шумные рынки. Но что потом? Найти работу, снять комнату, жить под чужим именем? Это было возможно, но казалось нереальным. Его жизнь в Эссене — завод, дом, родственники — всё это осталось в прошлом.
Он достал паспорт и снова открыл его. «Карл Мюллер», 30 лет, уроженец Дортмунда. Он закрыл глаза, пытаясь отогнать страх. Кёльн был шансом, но не спасением. Гестапо могло найти его везде, если бы захотело. А записка… Кто-то знал о взрыве. Кто-то хотел, чтобы он выжил. Но теперь это не имело значения. Он был один, и всё, что у него было, — это билет в Кёльн и чужое имя.
Поезд замедлился, проезжая через небольшой городок. За окном мелькнули красные крыши, церковный шпиль, толпа детей, бегущих вдоль путей. Фриц смотрел на них, чувствуя укол зависти. Их жизнь была простой, понятной. Кёльн приближался. Поезд вновь поехал быстрее, колёса стучали по рельсам, и Фриц чувствовал, как усталость наваливается на него, словно тяжёлое одеяло. Он не знал, что ждёт его в новом городе. Работа? Угол в дешёвой комнате? Или новая погоня? Он прижался к стеклу, чувствуя его холод на щеке. Дортмунд остался позади, Эссен — ещё дальше. Но тень прошлого всё ещё висела над ним, и он знал, что от неё не убежать. Кёльн был не концом пути, а лишь передышкой, и Фриц, сжимая билет в руке, готовился встретить новую неизвестность.