Я – Товарищ Сталин 7

Глава 8

Токио задыхался от нестерпимой жары, накрывшей город. Жители столицы, привыкшие к капризам погоды, в этот день сбрасывали формальности: мужчины в лёгких хлопковых рубашках расстёгивали верхние пуговицы, закатывали рукава до локтей и вытирали лица платками или просто тыльной стороной ладони. Пот лился градом по шеям и спинам, пропитывая тонкую материю одежды, делая её липкой от влаги. В районе Синдзюку, сердце коммерческой жизни Токио, кипела обычная суета: уличные торговцы устанавливали яркие зонты над прилавками с серебристой рыбой, свежими овощами, сладостями и глиняными горшками. Их голоса перекрывали гул толпы: «Свежая скумбрия из Токийского залива! Два сена за штуку, не пожалеете!» Рабочие с ближайших фабрик в пропотевших рубашках таскали тяжёлые ящики с рисом, солью и тканями. Их мускулистые руки блестели, спины изгибались под грузом, а лица, обожжённые солнцем, выражали упрямую выносливость. Группы извозчиков на тележках с продуктами пробирались сквозь пробки. Даже в чайных, где под низкими крышами собирались отдыхающие, жара не щадила: посетители в рубашках сидели на циновках, потягивая холодный ячменный напиток из высоких стаканов и обмахиваясь газетами или самодельными веерами из бамбука. Мастерские кузнецов и ремесленников работали на пределе — молоты стучали по наковальням, искры летели, а мастера, полуголые от пояса, обливались потом, вытирая лица перед каждым ударом.

Полковник Токугава Ёсинори шёл по одной из боковых улочек Синдзюку. Его тёмно-синяя форма Кэмпэйтай с золотыми погонами выделялась среди гражданских в их простых рубашках как символ власти и опасности. Он вернулся в Токио из Осаки всего два дня назад, чтобы координировать расследование убийства полковника Ясуда. Семья Ясуда была вырезана в собственном доме в районе Тэннодзи. Токугава лично осматривал место преступления, шаг за шагом восстанавливая картину. Он допрашивал соседей, тряс информаторов на чёрном рынке у реки Ёдо, проводил ночи над отчётами, выискивая связи с мятежниками 26 февраля или социалистами. Утром его секретарь, молодой лейтенант, передал записку, доставленную безымянным курьером на велосипеде. Она гласила: «Я знаю о Ясуда и пропавшей папке с секретами империи. Детали на встрече в забегаловке „Красный Фонарь“ в Синдзюку, ровно в полдень. Приходите один, без лишних глаз и с оружием на виду, иначе информация уйдёт к вашим врагам». Токугава сразу учуял подставу: слишком соблазнительно после недель бесплодных поисков. Но игнорировать — значит упустить шанс. Один он не пойдёт, разумеется. Он приказал двум надёжным охранникам переодеться в гражданское, спрятать оружие и следовать на расстоянии.

Рядом с полковником шагали сержант Ито и капрал Фудзи, идеально вписываясь в толпу. Ито, тридцати пяти лет, сменил форму на серую хлопковую рубашку и брюки, чтобы не привлекать внимания. Под одеждой, в потайном кармане на поясе, прятался пистолет Намбу модели 14 с полной обоймой на восемь патронов и запасным магазином в боковом кармане. Ито шёл слева, на полшага позади, его глаза методично сканировали каждого прохожего: пожилого торговца с корзиной серебристой рыбы на плече, группу молодых рабочих в пропотевших рубашках, спешащих на обед с онигири в руках, женщину средних лет с младенцем на руках. Фудзи, двадцати четырёх лет, худощавый и проворный, шагал справа. Его рубашка была расстёгнута на две верхние пуговицы от жары, обнажая шею, блестящую от пота, но пистолет Намбу и короткий нож в чехле на внутренней стороне бедра были на месте, готовые к бою. Оба охранника молчали, обмениваясь лишь взглядами, но Токугава чувствовал их напряжение — они знали о рисках анонимных встреч из недавних инцидентов в Осаке. Проходя мимо открытой чайной на углу, где посетители в рубашках сидели на циновках под навесом, обмахиваясь газетами и потягивая холодный чай из глиняных чашек с кубиками льда, полковник тихо произнёс, не поворачивая головы:

— Будьте начеку на каждом шагу, особенно в переулках. Никаких геройств, никаких выстрелов без моего прямого приказа. Если это ловушка, отступаем и вызываем подкрепление.

Ито кивнул, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони; его рубашка уже темнела большими пятнами на спине и подмышках. Фудзи тихо ответил:

— Понял, господин полковник, не подведём.

Они продолжили путь, петляя между лавками и толпами. Улица постепенно сужалась, стены двухэтажных деревянных домов с черепичными крышами смыкались ближе, создавая туннель, где жара отражалась от фасадов, нагревая воздух до состояния густого пара в бане. Торговцы на углу расхваливали свой товар громкими выкриками: «Веера из бамбука, спасут от солнца! Соломенные шляпы! Дёшево, не пожалеете!» Один из них, толстый мужчина в рубашке, протянул Токугаве бутылку с прохладной водой:

— Господин офицер, освежитесь!

Полковник отмахнулся резким жестом, его мысли были заняты запиской и возможными сценариями. Кто мог её отправить? Один из информаторов Ясуда, переметнувшийся из страха или жадности? Или враг из радикальной ячейки, стремящийся устранить следователя, подобравшегося слишком близко? Токугава мысленно перебирал детали дела: чистая работа убийц в Осаке — пуля в грудь Ясуда, нож в горло жене, выстрелы в детей; знание планировки дома, сейфа с четырьмя штифтами, распорядка семьи; пули 8 мм Намбу, стандартные для армии; отсутствие отпечатков, следов обуви, только крупицы гравия на дорожке. Это были профессионалы с доступом к информации внутри Кэмпэйтай, и если они охотятся за ним, ловушка будет хитрой.

Забегаловка «Красный Фонарь» располагалась в конце узкого переулка, в двухэтажном здании из потемневшего дерева с покосившейся вывеской, на которой красная бумажная лампа покачивалась на ржавой цепи, отбрасывая блики на стену. Ставни на окнах были распахнуты настежь в тщетной надежде на сквозняк, но внутри царил полумрак и удушливая духота — вентиляция не справлялась с жарой, воздух стоял тяжёлый, насыщенный парами от кухонной плиты, где жарили рыбу и готовили рис. Владелец заведения, кореец по имени Ким, старик с морщинистым лицом, редкими седыми волосами и хитрыми глазами, держал «Фонарь» для местных жителей: фабричных рабочих с ночными сменами, извозчиков, мелких торговцев фруктами и иногда подозрительных типов с чёрного рынка, ищущих укрытие. Ким переехал в Японию ещё в эпоху Мэйдзи, но его акцент и происхождение делали его постоянным объектом внимания Кэмпэйтай — его допрашивали по делам о корейских повстанцах и контрабанде. Токугава толкнул тяжёлую деревянную дверь, и волна горячего воздуха с улицы ворвалась в зал, смешавшись с ароматами жареного риса, рыбы, специй и человеческого пота от десятка посетителей. За стойкой из потрёпанного дуба, покрытого слоем жира и царапин, стоял Ким в пропотевшей рубашке с закатанными рукавами, полируя стакан тряпкой. Его маленькие глаза сразу узнали форму Кэмпэйтай, и он склонил голову в поклоне, но голос дрогнул от нервозности.

— Добрый день, уважаемый господин полковник. Вас ждут наверху, во второй комнате по коридору. Человек пришёл раньше, сказал, что он один, без свиты, и заплатил авансом.

Токугава подошёл к стойке медленным шагом, положил ладонь на потёртое дерево, пальцы сжались. Его взгляд впился в глаза корейца, пронизывая того насквозь.

— Опиши его подробно, Ким. Рост, телосложение, одежда, сумка, акцент, время прихода. Что именно сказал? Были ли с ним другие? И кто принёс первую записку?

Ким замялся, вытирая руки о фартук, пропитанный жиром и потом, его пальцы слегка дрожали.

— Худой, как палка, ростом примерно с вас, господин, в серой рубашке из дешёвого хлопка, широкополой соломенной шляпе, сумка через плечо, потрёпанная кожаная, с ремнём. Акцент… не чисто японский, тягучий, может, из Кансая или с севера, не знаю точно, говорил тихо. Пришёл час назад, сразу после полудня, заплатил авансом горстью монет — серебро и медь, сказал: «Жди полковника Кэмпэйтай, имя Токугава, проведи наверх во вторую комнату и не мешай нам, не подглядывай». Наверх он пошёл один, дверь закрыл плотно, с тех пор там тихо.

Токугава кивнул Ито и Фудзи, жестом приказав им рассредоточиться: Ито занял позицию у входной двери, прислонившись к стене; Фудзи встал у окна, спиной к залу, якобы разглядывая улицу, но сканируя лица прохожих. Полковник начал подниматься по лестнице. Коридор наверху был узким, освещённым тусклым светом из маленького окна с грязным стеклом; там были две двери по бокам, обитые деревом. Из первой доносились голоса троих мужчин: они играли в карты, был слышен стук фишек по столу, грубый смех, звон чашек с сакэ, обрывки разговора о ставках и проигранных монетах. Токугава толкнул вторую дверь без стука, рука инстинктивно легла на кобуру пистолета Намбу, пальцы сжали рукоять.

Комната оказалась абсолютно пустой: голые стены, простой деревянный стол с облупившейся краской и вмятинами от ножей, один стул у окна, выходящего на задний двор с кучами мусора, развешанным бельём на верёвках и силуэтами соседних домов. На столе лежала записка, приколотая обычной канцелярской кнопкой к дереву: «Вы опоздали — моё время дорого. Курьер с папкой Ясуда будет ждать вас в переулке за рынком, сразу за углом забегаловки. Идите один, без охраны, иначе он уйдёт с документами навсегда и продаст их китайцам». Почерк был идентичен первой записке. Токугава спустился вниз, жестом подозвал Фудзи, игнорируя любопытные взгляды посетителей.

— Ито, оставайся здесь. Охраняй Кима и допроси его ещё раз — подробно о первой записке, кто принёс, были ли посторонние у двери, видел ли кого подозрительного на улице. Если услышишь выстрелы или шум, вызывай патруль из ближайшего участка. Фудзи, ты идёшь со мной в переулок. Держи пистолет в руке под рубашкой, целься в ноги, чтобы взять курьера живым для допроса.

Они вышли на улицу. Переулок за рынком был настоящим лабиринтом хаоса: высокие ящики с апельсинами, дынями и овощами, брошенные телеги с пустыми бочками для воды, кучи мусора с гниющими фруктами, узкие проходы между стенами складов и жилых домов. С главного рынка доносились неумолкаемые крики торговцев, гул толпы — сотни людей в рубашках толкались у прилавков, торгуясь за копейки, покупая еду, напитки, ткани. Токугава и Фудзи петляли между препятствиями, проходя мимо групп рабочих, сидящих на перевёрнутых ящиках и жующих онигири с солёной рыбой, мимо мальчишек, играющих в шарики в пыли и кричащих от восторга. Жара давила на виски полковника, пот стекал по лицу ручьями, капая на воротник формы. Они отошли на двести метров от забегаловки, когда из бокового прохода, заваленного пустыми корзинами и ящиками, вышел мужчина в потрёпанной серой рубашке, широкополой соломенной шляпе, скрывающей верх лица, и с висящей на плече потрёпанной кожаной сумкой. Лицо его блестело от пота, как у всех в такую погоду, глаза были скрыты под полями шляпы.

— Полковник Токугава Ёсинори? — его голос был хриплым, с лёгким акцентом, возможно, подделанным под кансайский диалект. — Папка Ясуда у меня. Даю её только вам лично и надеюсь на слово и честь офицера, что наше общение останется в секрете, без преследований, арестов или пыток.

Токугава остановился в десяти шагах, рука легла на кобуру пистолета Намбу, большой палец незаметно откинул предохранитель.

— Открой сумку медленно, обеими руками, покажи содержимое страница за страницей.

Мужчина в шляпе потянулся к сумке дрожащей рукой, расстёгивая потрёпанную пряжку неторопливо, как в замедленной съёмке. Внутри мелькнули пачки бумаг, перевязанные грубой верёвкой, с печатями и каллиграфическим почерком — на вид это были официальные документы Кэмпэйтай. Но в этот миг из-за ближайших ящиков с фруктами и телег с бочками выскочили трое мужчин: все в лёгких рубашках, с пистолетами Намбу в руках. Первый выстрел прогремел, и пуля чиркнула по кирпичной стене рядом с головой Токугавы, осыпав его осколками штукатурки. Фудзи среагировал мгновенно, как на тренировке: выхватив свой Намбу из-под рубашки одним движением, он выстрелил в ответ. Первая пуля попала первому нападавшему в правое плечо — тот упал на колени с криком, схватившись за рану, кровь быстро пропитала рукав рубашки, капая тёмными каплями на землю.

— В укрытие, быстро, пригнись! — рявкнул Токугава, ныряя за массивный ящик с апельсинами, дерево которого треснуло от входящих пуль, сок фруктов брызнул во все стороны.

Фудзи осел рядом на корточки, продолжая стрелять короткими очередями из-за края ящика — его вторая пуля ранила курьера в бедро, тот с криком рухнул лицом в грязь, бумаги вывалились из сумки, разлетаясь по земле. Нападавшие не отступали. Вторая пуля одного из них пробила бедро Фудзи навылет, он зарычал от острой боли, кровь хлынула на брюки и землю, но капрал не сдался, перезаряжая одной рукой дрожащими пальцами и паля в ответ, попав в нападавшего и заставив его согнуться и выронить оружие.

Токугава высунулся из-за ящика на долю секунды, прицелился и выстрелил дважды: первый выстрел был мимо, но второй ранил нападавшего в ногу выше колена, заставив его упасть с воплем, корчась в пыли. Полковник рванулся вперёд на инстинктах, чтобы подобрать разбросанные бумаги, но из-за дальнего угла склада, скрытого штабелем бочек, появился четвёртый нападавший, вооружённый длинноствольной винтовкой Arisaka Type 38. Выстрел был мощным, гулким и предельно точным: пуля вошла в грудь Фудзи, пробив лёгкое и артерию, капрал дёрнулся всем телом в агонии, оружие выпало из ослабевших рук, кровь пузырилась на губах алым потоком, и он рухнул на землю и затих. Токугава развернулся с криком ярости:

— Фудзи, держись!

Он пытался выстрелить в нападавшего с винтовкой, но опоздал на миг — две пули из пистолетов остальных нападавших ударили в спину полковника почти одновременно. Первая пробила позвоночник в пояснице, вторая вошла под лопатку, разрывая лёгкое и сердце. Токугава упал лицом в пыль переулка, мир закружился в вихре боли и темноты, зрение слабело от быстрой потери крови, уши заполнились гулом. Последнее, что он услышал сквозь угасающее сознание, — топот ног убийц и их приглушённые голоса: — Собрать бумаги, поднять раненых, уходим к реке!

Нападавшие действовали молниеносно и слаженно, как единый механизм: четвёрка растворилась в толпе главного рынка за считанные секунды, где сотни людей в рубашках продолжали торговлю, торг и суету, не подозревая о бойне в соседнем переулке.

Сержант Ито, оставшийся в забегаловке, услышал пальбу — серию хлопков и криков — и выскочил на улицу, расталкивая посетителей плечом. Он увидел тела Токугавы и Фудзи в растущих лужах крови, поддельные бумаги, валявшиеся вперемешку с гильзами, пустыми ящиками и остатками фруктов. Сержант выругался сквозь зубы, достал свисток из кармана и подал сигнал тревоги — пронзительный, разрывающий шум рынка. Через несколько минут прибыли первые патрули Кэмпэйтай, район оцепили кордонами из вооружённых солдат, но убийцы уже исчезли в хаосе Синдзюку, оставив после себя только кровь, гильзы и новые жертвы в рядах Кэмпэйтай.

Вечер опустился на Токио, но жара не отступала. За окнами штаба Кэмпэйтай в районе Асакуса город дышал тяжёлым, влажным воздухом. Улицы, ещё недавно бурлящие суетой, затихали: торговцы сворачивали прилавки, извозчики скрипели тележками, завершая последние рейсы. Фонари на углах отбрасывали тусклые жёлтые пятна на мостовые. В кабинете полковника Мацуды Кэндзи, на втором этаже штаба, духота была почти невыносимой.

Мацуда, сорока двух лет, сидел за массивным деревянным столом, заваленным отчётами, картами и списками подозреваемых. Лампа с бумажным абажуром отбрасывала мягкий свет на стены, обшитые потемневшим деревом, и на его лицо, где морщины вокруг глаз казались глубже от усталости. Убийство полковника Токугавы и его охранника Фудзи, случившееся утром в переулке Синдзюку, тяжёлым грузом висело над ним. Мацуда знал, что это не случайное преступление, а часть заговора, угрожающего Кэмпэйтай. На столе лежали документы: листы с каллиграфическими записями, карта Токио с красными отметками мест нападений, донесения информаторов. Мацуда перечитывал отчёт сержанта Ито, выжившего в утренней засаде. Расстегнув верхнюю пуговицу формы, он вытер пот со лба и потёр виски.

Дверь скрипнула, и вошёл лейтенант Накамура. В руках он держал конверт из грубой серой бумаги, запечатанный воском без печати.

— Господин полковник, это лежало у входа, — сказал Накамура, протягивая конверт. — Постовой не видел, кто оставил. Я приказал патрулю проверить окрестности.

Мацуда взял конверт, его пальцы пробежались по шершавой поверхности. Сломав воск, он вытащил лист. Почерк был резким, угловатым: «Если вы не остановитесь, умрёте все».

Мацуда перечитал записку, его лицо осталось непроницаемым. Положив лист рядом с отчётом Ито, он посмотрел на Накамуру.

— Кто был на посту? Проверь всех, кто мог видеть, как оставили конверт. Допроси часовых у входа и на улице.

Накамура кивнул.

— Постовой сказал, что никого не заметил. Я отправил патруль к реке Сумида прочесать окрестности.

Мацуда жестом отпустил Накамуру, приказав доложить о результатах. Оставшись один, он уставился на записку. Его мысли кружились вокруг нападений: Синдзюку, Уэно, другие инциденты. Убийцы действовали профессионально. Это была не случайная банда, а группа с доступом к внутренней информации. Но кто? Предатель среди офицеров? Или внешний враг, использующий слабости системы?

Жара в кабинете была невыносимой. Мацуда вытер пот со лба, рубашка липла к телу. Он вызвал по телефону капитана Сато и лейтенанта Ямагути. Через пятнадцать минут они вошли.

— Сато, — начал Мацуда, не вставая, — бери пятерых и проверь склады у реки Ёдо. Там скрылись убийцы Токугавы. Ищи следы: кровь, гильзы, свидетелей. Ямагути, ты с тремя людьми прочешешь рынок в Синдзюку. Допроси торговцев, извозчиков, всех, кто был рядом с «Красным Фонарём». Будьте осторожны — они знают наши методы.

Сато, коренастый, с короткой шеей, кивнул.

— Понял, господин полковник. Начнём немедленно.

Ямагути, худощавый и молчаливый, добавил:

— Если позволите, я проверю чёрный рынок у реки Сумида. Там могут знать о пропавших документах.

Мацуда кивнул, его мысли были заняты запиской. Он отпустил офицеров, приказав доложить через два часа. Откинувшись на спинку стула, Мацуда закрыл глаза. Он прокручивал детали: засада на Токугаву, поддельные бумаги, слаженность убийц. После мятежа 26 февраля Кэмпэйтай провела чистку среди офицеров, подозреваемых в симпатиях к мятежникам. Некоторые исчезли, другие были арестованы. Возможно, кто-то из них мстит? Или это иностранные агенты — корейцы, китайцы? Список подозреваемых был бесконечным, но Мацуда чувствовал, что ответ близок.