Бальтазар

Глава 14

Глава четырнадцатая. Наши страхи.

Оглушительный рёв гоблинов сливался с шипением ядовитого пламени и воем магии, рвущей ткань реальности. «Летучий Голландец», послушный моей воле, вильнул корпусом, уходя от очередной струи едкого зелёного огня. Пламя прожгло воздух в считанных дюймах от борта, оставив за собой вязкий, сладковато-тошнотворный шлейф, от которого слезились глаза и сводило желудок.

— Лево руля! Гоблины, первая батарея, огонь! — мой голос прозвучал хрипло, но уверенно, заглушая грохот сражения.

Посох в моей руке пульсировал холодом, резонируя с безумием, что творилось вокруг. Я не пытался нанести решающий удар — это было бесполезно против этой махины. Вместо этого я водил корабль в причудливом, смертельном танце вокруг Гидры, вынуждая её слепые головы следить за мной, тратить силы.

Мне требовалось обнаружить слабость моего страха и с этим обещала помочь Никс, мне лишь было необходимо потянуть время, кружась над монстром…

— Не подведи меня Никс, — тихо произношу, покрепче сжав штурвал.

Ответил мне залп из ржавых пушек. Ядра, картечь, шрапнель, одна пушка и вовсе выстрелила гоблином в темных одеждах… Все эти снаряды просвистели в воздухе и с глухим стуком вмяли несколько чешуек в боку чудовища. Гидра даже не дрогнула. Другая её голова, с мерзким костяным скрежетом, развернулась и выплюнула в нашу сторону сферу фиолетовой энергии.

Эта штука могла разорвать корабль на части, а потому я вновь потянулся к костяному посоху, используя его силу. Тьма у кормы сгустилась, приняв форму гигантской руки, которая ударила по сфере. Энергия взорвалась преждевременно, разорвав мою магию в клочья, но отклонив смертоносный шар в сторону.

Оскалившись в усмешке, я ощутил, как адреналин буквально растекается по телу. Каждый манёвр, каждое уклонение были моей маленькой победой перед неизбежным. Я игрался со своим страхом, который никак не мог победить, имея лишь призрачный шанс, но в том и был смысл.

— Бальтазар не сдаются, — прошипел я, в очередной раз уводя корабль от ядовитой дымки, которую обрушил на нас мой страх. — Я вырос в самом мрачном месте на Луне, моя родня пыталась меня убить, а любимая сестра сделать своей игрушкой. Я слишком через многое прошел, чтобы сдаться на пол пути!

Одна из голов, та, что поменьше, устремилась к нам, пасть распахнута. В её золотом щите я мельком увидел себя, но не себя нынешнего, безумно улыбающегося капитана, а того самого испуганного мальчишку в тёмной комнате. На миг по спине пробежал холодок.

Этого мига хватило, чтобы третья голова, которую я упустил из виду, ударила снизу. Не пламенем, не магией, а чистой физической силой. Чудовищный череп, размером с карету, врезался в днище «Голландца». Древесина взвыла и треснула. Корабль подбросило, он завалился на бок, вырвав штурвал у меня из рук. Я кубарем покатился по палубе, ударившись спиной о грот-мачту. Воздух вылетел из лёгких. Гоблины взвизгнули в панике, и их воинственный рёв сменился хаотичными криками ужаса.

Гидра издала низкий, победный гортанный звук, больше похожий на скрежет скалы. Она почуяла слабину. Я поднялся на одно колено, пытаясь прийти в себя после удара о мачту. Моя безумная улыбка никуда не исчезла, она стала лишь злей.

— Ну что ж, — хрипло произношу, хватаясь за штурвал и выравнивая корабль. — Хочешь по плохому?

С этими словами потянувшись к гримуару, собираясь использовать всю его разрушительную мощь. Экономить силы было уже бессмысленно, а потому пришло время поднять ставки. Все или ничего!

— Утренняя звезда! — произношу название одно из мощнейших своих заклинаний.

Бездна на миг утонула в ослепительной вспышке, но даже эта магия смогла лишь ранить чудовище. Когда мои глаза вновь привыкли к тьме, я заметил рану на боку Гидры, которая стремительно зарастала. Меня хватит еще на две такие вспышки, после чего я останусь совсем без сил.

Мне требовалось срочно что-нибудь придумать, найти способ, как справиться со своим страхом, не уничтожая его. Единственная моя надежда, что Никс исполнит свою часть сделки и сможет найти уязвимость у моего ночного кошмара. Если же у нее ничего не выйдет… то я наивный глупец, который возжелал невозможного, но даже так я продолжу сражаться!

Пока «Летучий Голландец» отчаянно уворачивался от яростных атак, небольшая тень отделилась от корабля бесшумно полетев вниз, в самую гущу битвы. Для Никс не составляло труда просочиться сквозь трещину в реальности, которую сама же Гидра и создавала своими атаками. Она незаметно для всех просочилась внутрь, в самое сердце материализованного страха.

Внешний грохот сражения мгновенно стих, сменившись гнетущей, звенящей тишиной. Никс очутилась не в клубке мышц и чешуи, а в бесконечном, пустынном тронном зале. Пол, стены, высокие стрельчатые своды, всё было высечено из идеального, кроваво-красного рубина. Это был замок Красной Королевы.

В конце зала на троне из чёрного обсидиана восседала Генриетта. Её теневая ипостась. Холодная, прекрасная и безжалостная. Её глаза были устремлены в пустоту перед собой, где в мареве отражалась битва Люциуса. На её губах играла лёгкая улыбка, но в ней читалось леденящее душу удовлетворение.

— Сражайся, мой мальчик, — её голос был сладким ядом. — Умри красиво, пытаясь стать сильным… Это лучше, чем предать нашу семью. Лучше умереть моим оружием, чем стать чьим-то ещё.

Любовь могла быть разрушительной. Никс лишь поморщилась, увидев сию картину, бесшумно двинувшись дальше, пройдя мимо замерших стражников-карт. Её целью была не королева, а сокровищница этого кошмара. Страхи нелогичны, но у них всегда есть изъян.

— Мряяя, глупый птенчик, позволил любви стать страхом, — покачала она головой.

Когда-то она развеяла бы этот страх одним желанием, но то время прошло, она утратила былую силу…

Род Бальтазар был древнее, чем можно было подумать. Один из их предков приветствовал первого Великого Волшебника, принеся тому дары. Никс стала ответным подарком, когда в гордости попыталась убить «жалкого человечишку». Старые боги пали, а её оставили в живых, сделав игрушкой. С тех пор она бродит в тенях этого рода, мечтая отомстить.

— Старые боги пали жертвами своей гордыни, — тихо произнесла Никс. — Но даже тень былого величия может воскреснуть.

Она проскочила между двух охранников. Впереди была сокровищница. Украсть ценность едва ли не получится, но можно на него взглянуть краем глаза…

В самом сердце гидры Никс увидела… потрёпанную чёрно-белую фотографию. На ней виднелось семейство Бальтазар. Темноволосый мужчина во фраке, у его ноги юная Генриетта. Рядом светловолосая женщина с ребёнком на руках. Эта фотография была сердцем страха. Люциус боялся потерять самое дорогое — семью.

— Самюэль, — с горечью обратилась Никс к фотографии. — Грязный предатель. Стоило оно того? Я перенесла твой особняк на Луну, а ты… сбежал к этой патаскухе, бросив меня снова одну…

С горечью покачав головой, Никс растворилась в тенях. Свою часть сделки она выполнила.

— И всё же птенчик так похож на отца, — прозвучали её последние слова перед тем, как она окончательно растворилась в тенях. — Лишь эти желтые волосы портят весь его вид…

Корабль трясло от близкого взрыва. Мы продолжали крутиться вокруг Гидры, отвлекая ее внимание. Гоблины, с веселым визгом, вцепившись в доски корабля и пушки, старались не улететь вниз. Я же держался за штурвал, порадовшись за то, что отнес Сонми в капитанскую каюту. Мой первый враг не погибнет вот так, сгинув в Бездне, только от моей руки!

Меж тем в моей голове роились различные мысли. Глядя на свой страх, я отчетливо понял, что не смог бы его уничтожить даже, если бы захотел. Гидра слишком сильна. Сила не берется из ничего, закон сохранения энергии работает даже в тени. Что это значит? Что мой страх откуда-то еще получил силу. Это заставило меня хмуриться, строить различные теории.

Что вообще такое магия тьмы? Есть множество версий, но мне нравится, как ее объяснил Шредингер. Представьте себе, что на грани реальности зияет Квантовая Бездна. Причем это не просто разлом в пространстве, а рана в ткани мироздания, место, где законы причинности теряли силу, уступая место кошмару чистого потенциала.

Маги-теоретики утверждали, что Бездна — это вечно длящийся акт коллапса волновой функции, макроскопический парадокс, обретший плоть. В её эпицентре, за туманной пеленой псевдосуществования, пульсировала невыраженная вероятность. Одновременно всё и ничто. Вечный хаос возможностей, так и не определившихся с формой. Она была полна всеми мыслимыми и немыслимыми кошмарами, каждый из которых был столь же реален, сколь и иллюзорен, пока на него не падал взгляд наблюдателя.

Именно этим и пользовались те, кого в простонародье звали чернокнижниками. Маг, чей разум был укреплён безумием или непреклонной волей, вглядывался в хаос и силой желания заставлял его коллапсировать в нужную ему форму.

Хотел ли он призвать нежить, жалкую пародию на жизнь? Его сознание выхватывало из суперпозиции нужный образ, и проецировало его на прах, заставляя кости и пепел принимать нужную форму. Нужна ли была порча? Ведьмы находил в Бездне вероятность распада и болезней и накладывали это состояние на жертву, чье тело начинало одновременно и быть здоровым, и разлагаться заживо.

Но за всё приходится платить. Чем сильнее темная магия, тем больше вероятность, что эхо от творимой магии изменит и самого мага. В этом смысле источник света был куда предсказуемее, стабильнее.

Некоторые светлые маги даже утверждали, что чем больше умов знало о существовании Тьмы, тем стабильнее она становилась. Отчего они утверждали, что коллективное бессознательное наблюдение миллионов могло однажды заставить её коллапсировать не по воле хаоса, а по воле людей, тем самым породив всемогущее существо, которое станет концом для всего сущего…

Мои размышления прервала тень, что сгустилась у моих ног, и из неё, словно из воды, выплыла знакомая чёрная кошка.

— Ну? — выдохнул я, едва удерживая штурвал под новым залпом Гидры. — Говори! Что ты нашла?

Никс грациозно запрыгнула мне на плечо, и её голос прозвучал прямо в ухе, заглушая грохот битвы:

— Внутри этого зверя, там… целый замок. В самом же центре находится тронный зал, и на троне том сидит твоя сестра, — поведала она.

По спине пробежал ледяной холод. Я знал, что все так оно и есть. Ощущал каждой клеткой своего тела.

— Но это не главное, — продолжила Никс, и её голос стал жёстче. — За троном. В самом сердце… там лежит одна-единственная вещь. Потрёпанная фотография. Ваша семейная фотография, Люциус.

Мое сердце предательски пропустило удар. Замерев, в моем разуме всплыл смутный, едва уловимый образ отца, который сменился шелковистыми волосами матери, и очаровательной, милой Генриеттой. В детстве я любил мечтать, как бы мы жили, если бы наши родители были живы, а наш фамильное поместье осталось на Земле. Я даже с помощью магии света создал фотографию, которую сожгла в ярости сестра, стоила ей увидеть ее, оставив на моей руке едва заметный ожог.

Воспоминание, которое я так отчаянно пытался забыть, вновь всплыло в моем разуме. Именно тогда у меня впервые появилось сомнение, любит ли меня сестра на самом деле? Именно тогда в моем сердце появилась Гидра. И все началось именно с фотографии, первого предмета, который я создал с помощью магии света. Эта рана, как оказалось, все еще продолжала гноить, пускай и на коже остался всего лишь едва заметный шрам.

— Вот он, твой страх, — кошка говорила безжалостно. — Ты не боишься боли или смерти Люциус. Ты боишься… остаться один. Совсем один во тьме, — с грустью закончила она.

В груди что-то сжалось. Гидрa, словно почувствовав мою слабость, издала победный рёв и ринулась в новую атаку. Сферы энергии и пламя обрушились на корабль с утроенной силой.

— Что… что мне делать? — с усилием произношу.

Голос сорвался на шепот, а сам я был едва живой, наконец, узнав чего я на самом деле боюсь. Не сестры, не только ее…

— Выбор за тобой, Бальтазар, — взгляд Никс стал невыносимо тяжёлым. — Готов ли ты лицом к лицу встретиться со своим страхом? Даже для того, чтобы взглянуть ему в глаза, от тебя потребуется все твое мужество.

В ответ я сжал штурвал так, что костяшки побелели. Сейчас или никогда, отчетливо понимаю. Мне требовалось перешагнуть через свои страхи, но это было отчаянно страшно и больно. Как светлый, я должен был выжечь тьму из своего сердца, вот только этой тьмой была моя любимая семья. Не только Генриетта, а весь род Бальтазар. Если я хотел пойти дальше, то мне нужно было перешагнуть через страх одиночества и отказаться от тьмы, даже, если эта тьма моя семья.

— Нет, — хрипло произношу. — Я не готов, — позволяю на своем лице появиться слабой усмешке. — Никогда не буду готов.

Я посмотрел на бьющуюся в истерике Гидру, на своё отражение в золотистом щитке, а потом перевел взгляд на Никс. Будь я темным, мне было бы НАМНОГО проще, но я был светлым, а потому мне пришлось сделать выбор, даже, если он меня убьет по итогу.

— Я приму это, — с улыбкой на лице решительно произношу. — Всё. И свою любовь, и свой страх. Но я не позволю им управлять собой. Никому не позволю…

С этими словами я развернул «Летучий Голландец» и направил его не от монстра, а прямо на него. Навстречу своему страху. Первой среагировала самая правая голова, выплюнув нам на встречу сферу фиолетовой энергии. Она летела по дуге, чтобы отрезать мне путь. Я резко бросил штурвал вправо, корабль кренился так, что доски под ногами заскрипели, а несколько гоблинов с визгом полетели за борт, лишь канаты не позволили улететь им в Бездну.

Сфера просвистела в сантиметрах от мачты, оставив после себя полосу мерцающего вакуума.

— Огонь! — проревел я, выравнивая судно.

Залп картечи ударил по ближайшей голове. Это не нанесло видимого урона, но задержало её на мгновение. Ядовитая жёлчь брызнула мимо корабля.

Другая голова, видя приближающийся корабль, набрал в лёгкие ядовитого тумана. Зелёная пелена поползла навстречу, смертельная и неотвратимая. Вариантов не было. Я рванул штурвал на себя, заставляя «Голландца» вздыбиться. Нос корабля ушёл вверх, мы пронеслись над самой кромкой ядовитого облака. Ядовитый газ обжёг обшивку, дерево почернело и начало пузыриться, но мы проскочили.

Центральная голова, самая большая, уже ждала нас. Её пасть распахнулась, готовая проглотить корабль целиком. В её глотке клубилась тьма.

— Все держитесь! — закричал я и бросил корабль в почти вертикальное пике прямо в разверстую пасть.

Ветер выл в ушах. Гоблины вопили. Мир сузился до тоннеля из сжимающихся челюстей. В последний момент, когда казалось, что мы вот-вот рухнем в глотку небытия, я выровнял корабль и рванул посох вперёд.

— Утренняя звезда! — закричал я, не столько для атаки, а чтобы ослабить свой страх.

Вспышка чистого, яростного света ударила прямо в нёбо чудовища. Слепая Гидра взревела от боли и ярости, её челюсти рефлекторно сомкнулись… но мы были уже на выходе. Корабль, скрежеща по клыкам, выскользнул из пасти, оставляя на зубах щепки и клочья парусины.

Мы были у цели. Прямо перед нами, у самого основания, где сходились шеи монстра, пульсировало самое уязвимое место — брюхо чудовища, прикрытое чуть менее толстыми чешуйками.

Корабль, потеряв скорость, замер на мгновение в воздухе. Прямо над местом, где пряталось сердце Гидры, я ощущал его биение всем своим телом. Понимая, что иного шанса у меня не будет, я спрыгнул с борта корабля, прямо в сердце своей тьмы. Я не мог, не хотел ее побеждать, но я мог сделать самую безумную вещь для светлого… принять свою тьму. Ярко засветившись, тратя остатки своих сил, я буквально влетел в тело Гидры.

Будто попав в море… собственной души, я падал на дно, буквально спиной ощущая, как ко мне тянется множество рук. Мой страх желал меня поглотить, но я продолжал сиять в этой тьме, отпугивая мелкие свои страхи, опускаясь на самое дно своего подсознания, чтобы встретиться там с образом той, что я так сильно люблю. В какой-то момент я понял, что у меня слишком быстро кончаются силы. Не придумав ничего лучше, я открыл рот, став поглощать тьму вокруг, словно она была чистейшим золотом.

Пройдя сквозь призрачную толпу своей родни, я увидел Генриетту, что протянула ко мне руку, и я не стал отталкивать эту ладонь. Порой детям приходится взрослеть, и в моем случае это означало принять ту тьму, что несло мое наследие. Принять осознание, что моя родня не идеальна, что они даже могут не любить меня, что для меня это уже не столь важно. Куда важнее мнение той, что действительно любит меня.

— Мой любимый Бальтазар, — улыбнулась мне тень сестры.

Встретившись с ней взглядом, я немного грустно улыбнулся в ответ. После чего вспыхнул ослепительным светом. Все познается в сравнении. Тьма и свет были двумя сторонами одной монеты, отчего их так тянуло и отталкивало друг от друга. Нельзя искренне ненавидеть то, что ты не мог бы полюбить.

Наклонившись к сестре, я нежно целовал ее в губы, напитывая ее образ тем светом, что возник от нашей с ней связи. Подчиняя ее волю. Подчинить Гидру надолго даже у меня бы не вышло, но я собирался поступить подло, как настоящий Бальтазар. Не разрывая поцелуй, я коснулся костяного посоха, что передала мне сестра. Моя связь с Никс вспыхнула холодной тьмой, эта сила прошла по навершию, после чего перешло на шею сестры, принимая форму черного чокера.

Истратив все свои силы я упал в обморок, изрядно наглотавшись мутной воды…

Люциус уже не видел, как тень сестры мягко улыбнулась, уложив его себе на колени. Пускай Люциус так и не сумел полноценно пройти второе испытание, но ему каким-то чудом все же удалось обуздать внутреннюю тьму, отчего у него в груди появилось черное пятно, семя темного источника…