Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 1

Событие первое

— Вагенбург! Вагенбург! — завопил во всю свою лужёную глотку Иоганн.

— Чего ты пищишь? — наклонился к нему, обернувшись, тюфянчей Самсон Изотов.

— Телегу вторую нужно поперёк дороги развернуть! — Иван Фёдорович водителем кобылы был тем ещё. Ни разу не пробовал. Но бежать к перебежчику и плотнику Карлису он начал, как только закончил фразу.

Ексель-моксель, там две Марии. Пацан, понимая, что времени нет, ни на объяснения, ни уж тем более на переговоры с мачехой и датчанкой, нет ни секунды лишней, подбежал, стащил попону, под которой они от ветра скрывались, и дёрнул мачеху за руку, пытаясь убрать её тушку с телеги. Фрайфрау плюхнулась на пузу, и в запале полметра её Иоганн протащил, но потом она упёрлась плечиком в борт повозки.

— Вылезайте! Вылезайте быстрее! — пришлось отроку запрыгнуть на телегу и помочь Марии со… свалиться с телеги. На счастье, проделывать это со шваброй датчанкой не понадобилось. Она, то ли поняла, чего там на русском кричит барончик, то ли последовала за госпожой, но, как бы то ни было, сгруппировалась быстренько и не дожидаясь пинка по тощей заднице, соскочила с транспортного средства на землю… на грязь.

Иоганн вырвал вожжи у Карлиса и стеганул лошадь. Ну, лошади они не дураки, это не гелик, это там, если рулишь на автобусную остановку, то в неё и попадёшь, а лошадь обязательно попытается объехать препятствие, даже если пьяный шоферюга её на него гонит с криками: «Вперёд, ссссссссука, вперёд»! Мощная кобыла Сонька из племенных дестриэ на стоящую на её пути тачанку не поскакала с задорным ржанием, она выдала горку яблок, презрительно всхрапнула, и пошагала неспешно именно туда, куда её малохольный придурок, не различающий собак и кобыл, пытался направить — в просвет на дороге. Более того, она же отлично понимала, что такое «Вагенбург». Немецкое же слово. Потому, Сонька не вдоль дороги пошагала, а наискосок, соступила с дороги и, увидев офигительный куст конского щавеля, продёрнула телегу ещё на метр. Захрустела.

— За телегу, встаньте за телегу! — прокричал, довольный проделанной работой, Иоганн, вон он как мастерски дорогу перегородил.

Кисель, сначала набравший в лёгкие воздуха на рык, типа, как ты с дамой моего сердца обращаешься, неожиданно понял задумку почти что пасынка и, прокричав кутилье: «За мной», обогнул жующую Соньку и оказался за надежнейшей защитой. За телегой. Внутри небольшого вагенбурга.

После этого Иоганн, потерявший полкило живого веса за эту минуту, смахнув кружку пота со лба, наконец, смог вернуться к рассмотрению диспозиции.

А ничего нового, но и ничего хорошего. Метрах в двухстах был, нахлёстывающий коня Петерс и ещё в сотне метров плотная группа всадников. Хотя нет, не очень плотная. Это голова у неё плотная, а потом три кусочка растянулись на дороге. Одры видимо к галопу не приучены, или силов у них от бескормицы маловато будет. За слугой Юргена скакало одиннадцать всадников. Восемь явно догоняли его, а вот трое растянулись по дороге и отставали всё больше.

У Хольте арбалет и меч на поясе, а у фон Бока лук и меч. Мечи они, несомненно, понадобятся, но сейчас важнее огнестр… метательное оружие. Стрелятельное? Окрылённый победой над Сонькой, Иоганн оглянулся на управляющего и учителя и хотел прокричать им команду:

— Заряжай! Целься! Огонь по готовности! — но оказалось, что команда уже выполнена. Отто с арбалетом уже присаживался на корточки к телеге развёрнутой, а за его спиной и чуть ближе к тюфянчею маячил худой и сутулый силуэт монаха расстриги с луком в руке, и даже стрела на тетиву уже была наложена.

— Иоганн! Я тебе сказал защищать женщин, — сквозь набат в ушах донеслось до пацана. Он повернулся на звук, всё ещё в горячке предбоевой, — Женщин защищай, — ткнул концом меча Юрген в сторону Марий.

Пришлось, тамтамы унять в голове, спрыгнуть с повозки в грязь и отойти к мачехе и, накрывшей её плащиком кургузым — манто, датчанке. Дага в руке подрагивала, просила напоить её кровью врагов.

Между тем Петерс со скоростью километров в тридцать в час приближался к их тележной крепости. При эдакой скорости в минуту получается полкилометра. А двести метров — это вообще секунд двадцать. Пока все пальцы загнёшь и пройдут они.

Загородив своей мощной фигуркой женщин, Иоганн опять к линии фронта оборотился. Петерс теперь был в пятидесяти метрах, а догоняющие его преследователи в сотне. Пацан бы, будь он на месте Хольте или Мартина, уже бы выстрелил, но у тех видать опыта было чуть больше.

— Schlag! (Бей!), — и команду пацан услышал и даже как щёлкнула тетива лука у фон Бока.

Глаза сами без команды метнулись к вражеской кучке, преследующей слугу Киселя. Куда именно попали стрелы не видно, но один из всадников вылетел из седла и боком железным рухнул на землю.

— Уйди в сторону, дурень! — услышал крик тюфянчея Иоганн и буквально через две — три секунды бабахнуло орудие.

Произошедшее дальше нужно режиссёрам из будущего на вооружение принять. Ствол деревянной пушки, читай тяжёлое дубовое бревно, понеслось назад. Ну, а там гроб с бароном. Заколачивать его не стали, там, в замке в Пиньках, у него жена молодая непременно захочет поплакать над телом и в лоб поцеловать. Ствол вдарил по гробу и начал его крушить, но, долетев до борта повозки и подскочив от удара, гроб решил, что всё край, некуда деваться и встал вертикально. Лежащий там в бозе Генрих фон Лаутенберг подпрыгнул вместе с гробом и стал падать вперёд, но испуганная взрывом лошадь дёрнулась назад и какое-то время импульсы были разнонаправленные. Несколько секунд мёртвый барон стоял вертикально и даже манто у него на плечах малиновое успел ветер трепыхнуть.

Бамс. Позади Иоганна обе Марии лишись чувств от ужаса и упали на дорогу. Бамс. И гремя доспехами с телеги упал труп барона.

Событие второе

Отвлёкся генераллллиииссимусс Зайцев на божественный знак и часть боя клювом прощёлкал. Не, на самом деле, пока Иоганн с выпученными глазами смотрел на восставший труп, впереди много чего произошло. Пищаль деревянная двадцать галек-камешков в сторону ворогов пульнула и дымом окуталась. Вот как раз, как труп с землёй сырой воссоединился, дым и снесло. Стал виден результат бабаха. Но и это не всё. Фон Бок, чего там у него за спиною наделала пушка, не видел, студиозус недоучка продолжал в белый свет и в созданий Тьмы палить из лука турецкого. Две стрелы туда успел в эту тьму отправить, туда же улетел и второй болт из самострела управляющего. Кто попал, потом выяснят, стрелы разные у лука и арбалета, и удар камнем в лоб и стрелой в глаз разные раны вызывает, но количество нападающих поубавилось.

Теперь пытались затормозить лошадей только четверо всадников, ещё одна лошадь была без всадника. А из трёх отстающих один перешёл на совсем уж неспешную езду шагом, один остановил одра и только третий, самый ближний всё ещё не потерял желания самоубиться о вагенбург.

Петерс обогнул по приличной параболе (эвольвенте, эллипсу, гиперболе, кривулине — нужное выбрать) телегу с орудием и ходячим мертвецом, спрыгнул с коня, упал на колени и принялся, найдя восток, биться головой о грязь дороги, осеняя себя беспрестанно крестными знаменьями. Он-то как раз восставшего из Ада барона лицезреть сподобился. Будет, что внукам рассказывать, если сегодня жив останется и трезвом уме (в здравом уме). Сейчас сильно захочешь, так надо умудриться напиться. Сидр он градусов пять. Может и меньше, яблоки двух сортов Иоганн пробовал. Так-то кислятина. Сколько в них сахара? Пиво не крепче. И тоже кислятина. До гидрозатвора ещё не додумались. Брага есть, но и она не крепче десяти градусов. В общем, не просто напиться до зелёных чёртиков.

А бой продолжился. Фон Бок в азарте каждые примерно десять секунд выпускал в нападанцев по стреле. И в два раза реже в этих же людей стрелял из тяжёлого арбалета Отто Хольте. И надо отдать должное ворогам. Потеряв ещё одного товарища в результате этих стрельб, нападающие сумели посчитать, что теперь их не одиннадцать против пятерых, а шесть против шести. Петерс, помолившись, вскочил назад на коня и, вытащив из ножен меч, присоединился к Киселю. Поработав калькуляторами, литвины, а это без сомнения были они, стали поворачивать коней. Одеты все были одинаково. Штаны серые, рожи серые — с перепугу, плащи серые, а стирать надо, глаза серые — славяне. Это лисапед быстро повернуть можно, а с конём, напуганным грохотом из пушки и даже раненым, пусть и легко, стрелою, тяжелее, чем с велосипедом. Кони вставали на задние ноги, кони тыкались в друг дружку, кони кусали своих сородичей и козлов на них сидящих. Один с испугу вообще остановиться не мог и вплотную подъехал к телеге, где и получил копьём в морду от Самсона Изотова.

А фон Бок стрелял. А управляющий Отто Хольте выстрелил.

В итоге через минуту в сторону Пиньков улепётывало трое всадников и трое коней, уже самостоятельно, избавившись от идиотов, погнавших их на стрелы и пушки.

— Вот затрещали барабаны —

И отступили басурманы.

Тогда считать мы стали раны,

Товарищей считать.

Иоганн оглянулся на женщин. Лежат себе в грязи. Даже не ворохнутся. Пришлось эйфорию в голове выключить и включить озабоченность. Ближе была датчанке, к ней и кинулся парень, приподнял голову и пощёчин надавал. За что? А на будущее. Ну, нет нюхательной соли. Интересно? А как раствор нашатыря получить? Эх, вот, что за напасть, все в книгах попадают в прошлое с отличным знанием химии, а он тупо не знает такой хрени, как хлорид аммония получить. Селитра аммиачная? А её как. Вот потому и пришлось не нашатырём датчанку в чувство приводить, а по мордасам настучать.

Мария отреагировала быстро. Глаза карие открыла и заорала. Вот так:

— А-а-а!

— Всё! Всё закончилось. Поднимайся. Я мамочкой займусь, — уже проговорив это и отпустив датчанку, Иван Фёдорович сообразил, что по-русски это сказал, но переводить не стал. Махнул рукой и присел над фрайфрау. Тоже голову ей приподнял и замахнулся даже эдак градусов на шестьдесят, но надавать пощёчин мачехе не удалось. Она сама глаза открыла и замычала. Вот так:

— М-у-у. У-у.

— Встаём. Все вороги побиты. А нет, часть удрала, но никого нет. Вставай.

К Марии с другой стороны уже пристроилась устряпанная вся, как участница битвы в грязи, датчанка. Иоганн и себя оглядел. Ну, назвать его образцом чистоты, даже свиноматка, выбравшись из лужи бы не смогла.

— Эх, сейчас бы принять ванну, выпить чашечку кофе.

— Чего тут? — к ним наклонился с коня, а потом спешился Юрген, — Чего ты говоришь?

— Устал я, Юрген, — перевёл это на немецкий парень, — Когда это кончится?

— Кончится?

— Надо собираться и ехать назад. Эти же в Пиньки ускакали. Надо спросить у Петерса, что он узнать успел. Надо…

— Иоганн, ты говори по-немецки и громче, что ты там бормочешь?

Точно устал. Опять перешёл на русский.

— Где Петерс? Пусть расскажет, что разведал.

Подъехали к ним и спешились и остальные. Кутилье барона, в смысле. Потом и фон Бок, пошатываясь подошёл.

— Эй, мне кто-нибудь поможет положить труп в телегу⁈ — управляющий решил поуправлять коллективом.

Событие третье

Положили тушку барона в крышку гроба. Ну, а чего, сам гроб сломан. Ствол деревянной пищали торец проломил и ещё и пару досок сломал. Ну и всю конструкцию измочалил, а лежащая сверху крышка просто улетела в грязь и осталось целой. Ну, чуть перекосило, так руками поправили, есть плотник, хоть и без инструмента.

Карлис и сам гроб осмотрел. Руками давай разводить, рожи корчить, осуждающе сопеть. Лучший его гроб сломали. Доверь им произведение плотницкого искусства. Варвары.

После того как барона водрузили, орудие собрали и тоже водрузили, Соньку от поедания щавеля оторвали и вагенбург порушили, собрались и стали решать обе русские главные проблемы. С первой быстро справились. Виноваты литвины, ни дна им не покрышки.

Покрышка, если что, то с арабского «прощение» — «отпущение грехов», так что ни дна не покрышки в переводе означает ни могилы, ни прощения.

Вторая проблема — «Что делать». Разделилась. Большинство, в том числе и Иоганн, были за возвращение. Прикопают барона под стеной, потом, когда всё устаканится, и настанет мир во всём мире, выроют и отправят в родные Пенаты.

Против была Мария. Против были кутилье.

— Мы уже дома почти. Вон, видно дорф, — всадник, что постарше указал рукой на село около замка. Саму башню тоже уже видно было.

— Так там могут быть литвины или жемайтийцы, — вот, Кисель умный. Классный аргумент.

Петерс руками развёл, когда на него все уставились. Он не доехал до замка. Около него увидел всадников и повернул, хотел по-тихому слинять, но его увидели и устроили погоню с улюлюканием. Чем закончилось — известно. А вот куда теперь литвины денутся, и есть ли они ещё возле замка фон Лаутенбергов — неизвестно.

— Вы все трусы! Нужно снова съездить к замку и разведать! — ударилась в слёзы мачеха.

Киселя подбросило.

— Я отправлюсь. Вы зарядите пищаль и… и арбалет и будьте готовы… Ну, поехал… Чего сидеть⁈

Братик троюродный взгромоздился на Рыжика, перекрестился эдак на публику, и поехал. Дестриэ — это не арабский скакун, его на длинные дистанции не хватит. Потому поехал Кисель размеренным шагом. Можно пешком обогнать. Тут с километр до замка. Эдак он до вечера не вернётся. А тут холодрыга и дождь собирается.

Иоганн проводил измазанных грязью, мокрых и избитых тёток в повозку и накрыл попоной. Ну, вряд ли теплее стало, не ватное одеяло, но хоть ветер пронизывающий с моря не выстужает последнее тепло.

Иоганн же пошёл к дереву, растущему у дороги. Взобрался метров на семь — восемь, дальше ветки тонкие уж больно пошли и огляделся. Деревня — село — дорф Пиньки была как на ладони. И там людей не видно было. Далековато, конечно, с километр и точно ничего не скажешь, но если бы человек одел кумачовую рубаху и стоял махал не менее кумачовым флагом, то его было бы видно. Вот, ничего такого видно не было. Замок тоже хорошо был виден. Но что там творится опять непонятно и там кумачовым стягом никто не махал. Пришлось слезать и объяснять пытливым глазам, что не видно ничего. Нужно Киселя ждать.

Юрген несся назад, настолько, насколько Рыжик ему позволял.

— Заряжай! — гаркнул Иоганн. Полное дежавю.

— Заряжено давно, — буркнул Самсон.

Они с тюфянчеем ствол внимательно осмотрели. Мог и выдержать выстрел. А мог и не выдержать. Разорвёт ствол и писец инвалиду. Ему не отползти от своей пушки. Первый раз ноги оторвало, когда у него ствол разорвало. Теперь и голову оттяпает. И при этом тюфянчей всё одно пищаль свою зарядил и рядом уселся.

Иоганн с телеги преследователей Киселя не видел. Чего тогда несётся?

Выяснилось только, когда прискакал Юрген фон Кессельхут.

— В замке литвины! Много. Нужно срочно убираться. Они отряд собирают. Ясно, что сюда поскачут.

— Хера се! Как мы на телегах от конных уйдём? — полюбопытствовал Иоганн, но плотнику скомандовал, — Карлис, твою, мать, чего сидишь⁈ Гони к дому.

— Чегось? — тюфянчей Самсон за переводом потянулся.

— Гони к замку, за нами сейчас погоня будет, — пацан стоял на телеге, и когда Карлис огрел Соньку кнутом, то полетел на женщин.

Поехали. До замка все двадцать вёрст. Догонят, можно и не сомневаться. Сытый конному не товарищ. Общая скорость каравана равна скорости самого медленного транспорта. А это тачанка. Там обычная лошадка. Она хоть телега и пустая почти, особо не разгонится.

Едут. Оглядываются. Из плюсов только то, что тачанка уже задом к врагу, и поворачивать её не придётся. Ну и ещё хоть и не плюс, а так плюсик, дождь не идёт. Порох сохой.

Две минуты едут. Нет погони. Три минуты едут. Четыре…