Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 5

Событие тринадцатое

Скольки-то там юродный брат старшего фон Лаутенберга — Отто, который — отец Юргена — барон Бернхард фон Кессельхут был на войне. Его туда сам ладмейстер с копьём воев вызвал. Кажется, в столицу, в Мариенбург? Их баронство находилось где-то в направлении Мемеля, и туда, хоронить Киселя, точно никто не поедет. Потому, похороны рыцаря решили провести в Пиньках на погосте их церковки. Генриха заодно тоже прикопать. А то таскают его бренные останки уже седмицу целую по стране туда-сюда. Даже то, что осень всерьёз накрыла Прибалтику, не сильно помогало. К новому гробу подойти было не просто, запах останавливал и желающих и обязанных это делать. Лошадь пугалась и отказывалась скорбную ношу тащить, вырывалась, не давала себя запрячь. Пришлось укрыть оба гроба, изготовленных Карлосом, накрыть попонами и завалить ещё сверху соломой. Получился воз со стогом. Только после этого Сонька сдалась и милостиво позволила хомут себе на шею надеть.

Как же Генрих оказался вновь в замке барона Зайцева? Явно божьим велением.

Иоганн, подойдя к мосту через речушку и, услышав там разговоры и ржание коней, совсем было в панику ударился. Со всех сторон вороги обложили. Пся кров! Он уже стал отступать назад к болотцу их, увлекая лошадей, нагруженных хабаром, и молясь про себя, хоть и был атеистом, чтобы кони не заржали, услышав ржание лошадей на мосту, когда именно это и произошло. Он ведь за уздечки тянул двух жеребцов, а там, сто процентов, кобылка какая крикнула: «Иго-го, налетайте жеребцы, вот она я какая-растакая»! Кердык! Оба его ведомых упёрлись и давая ржать на все лады, свои стати расхваливая и друг друга перекрикивая. Если честно, то хвалить было что. И не только это, но и рост и размер.

— Ай! Мать вашу! Капец нам. Не могли промолчать? — парень повернулся к мосту, всё одно не убежать.

Иоганн достал из-за пояса дагу, которую ему вернул тюфянчей, промыв в болотце, а потом травой почистив от конской крови. Достал, отпустил поводья и вытянул оружие в сторону приближающихся ворогов. Кому там ещё быть? А вороги ломились через редкий лес, прямо, не слезая с лошадей. Гады!

— Иоганн? — воскликнул первый ворог.

— Иоганн! Ты жив⁈ — обрадовался второй… помоложе.

Пацан бросил смотреть на кончик клинка и сфокусировал паникующие глазенки на ворогах, откуда-то его знающих. Вона чё! И не вороги совсем. Первый был десятником Семёном, а второй — сын Перуна Андрейка.

— Где вы, черти вас задери, были, чтоб вас порвало и полопало! — обрадовался парень.

Дальше проще, Иоганна отвели к мосту, и он поведал народу, что вот тут в четырёх сотнях метров идет сбор урожая, доспехи и мечи вовсю колосятся, а ещё приплод у коней лыцарских. Жеребятца. Даже уже ожеребились и подросли до приличных размеров, буланый один аж до метра восьмидесяти в холке подрос, великан не меньше их Рыжика.

Семён отправил десяток новиков на помощь страдальцам. Не, они уже не страдают. У них страда. А как называют тех, кто участвует в страде? Не страдальцы?

Сам же парень сел на мокрые доски, облокотился о новенькие, жёлтые ещё перила моста и закрыл глаза, пропуская мимо ушей все вопросы и попытки растормошить. У себя потормошите, после такой бойни и удирания по берегу. Только минут через пять, а то и все шесть с половиною, Иоганн открыл голубые свои глаза, глянул в серое дождливое небо и перевёл взгляд на серое, болезненное, лицо дядьки Семёна. Тоже после тяжёлых ранений не просто ему.

— Юрген убит, один кутилье ещё баронский и Петерс, слуга Юргена, а Карлос сбежал по дороге, сволочь. Может и второй кутилье уже помер. У него плечо разрублено и крови под ним полно. А ещё мы труп Генриха бросили в пару верстах от Пиньков или в трёх. У реки. Там и пушку бросили и доспехи. И телеги.

Семён информативную речь выслушал и спросил, потирая шрам на щеке:

— А с Марией что?

— Там. Жива. И вторая Мария жива, мать Герды. Датчанка, тоже жива. Фон Бок жив, Отто Хольте жив, Самсон жив. Где вы были, сволочи?!! Ты даже не представляешь, Семён, как нам тяжко пришлось! — слёзы в голосе прорезались. Это Ивану Фёдоровичу седьмой десяток, а испытания все эти свалились на плечи двенадцатилетнего пацана с его гормонами и слабым тельцем.

Семён подошёл к парню, поднял его с мокрых и грязных досок и, взвалив на плечо, донёс до Рыжика. А на том всё ещё тюки с добычей.

— Снимите, — двое новиков стащили, уронив, и забренчав железом, плащи с доспехами, и Семён усадил Иоганна в седло, — Тимка, проводи барона до замка. И скажи там, пусть кашеварят. Много нужно. И взвар варят. И пусть на плоту реку переплывут, нехай народ возвращается в дома. А Матильду и священников в замок.

Тимка — здоровый такой лось шестнадцатилетний, сын Петра, одного из послужильцев погибших боярина Зайца, кивнул, взгромоздился на жеребца, лишь немного уступающего Рыжику и, взяв того в повод, направил своего к Кеммерну.

Дальнейшее Иоганн так себе помнит. Выключили свет у него в голове. Вроде кружку с горячим питьём совали, вроде пил. Потом, кажется, Матильда с горьким питьём кружку у его губ держала. Потом… Потом, как Семён его двумя одеялами накрывал, помнил, как, свернувшись в комочек, дрожал. А потом больше ничего не помнил. Окончательно свет вырубили. Полный блекаут.

Событие четырнадцатое

Так или иначе, а повстанцы с литвинами сбежали к себе на юг. Семён считал, что это они напугали осаждающих Ригу партизан.

— Мы когда к Риге подходили, то столкнулись с отрядом небольшим. Повозки у них были с продуктами. Как ты их называешь? Фуризилы?

— Фуражиры, — запомнил ведь.

— Ну, фуразилы, так фуразилы. Мы их почти всех перебили. А те, что сбежали, я думаю, до своих добрались и ужасы им поведали об огромном войске. Это отряд наш. А иначе их свои прибьют за трусость. К нам сотню выслали. Но я же понимал, что так будет. Мы у моста засаду в кустах устроили и из луков с арбалетами их обстреляли. И эти сбежали. И тоже видимо раз в сто нашу силу увеличили. Ну и сбежали на следующий день жемайтийцы, а за ними и литвины убрались от Риги. А мы плюнули на всё и назад поскакали. Ну и Рыжика ржания я услышал. Вот так всё и было.

Иоганн сидел в гридницкой и попивал отвар, что ему Матильда заварила. Сама знахарка убралась уже из замка к себе в Кеммерн. Больных полно. Все простыли. Несколько дней под дождём, не имея возможности обсохнуть и обогреться сотни людей сидели, в том числе сотня, не меньше, совсем маленьких детей. Так что работы у ведьмы хватит в ближайшие дни. Парень тоже заболел и два дня пролежал с температурой в кровати, отпаивали его мачеха с датчанкой и бабкой Лукерьей отварами, оставленными колдуньей. Из-за болезни, Иоганн похороны, будь они неладны, пропустил. Массовое переселение крестьян и мастеров по домам со взморья тоже пропустил, и даже изготовление новой пушки пропустил. Она уже, эвон, новой кожей коричневеет во дворе. Осознав пользу сей вундервафли, Игнациус не стал скупердяйничать и вторую часть бревна морёного выделил на это богоугодное дело, даже без принуждения со стороны Иоганна и обещания плюшек. Жизнь спасённая — вот главная плюшка. А ренегат Карлос, сам вернулся в замок. Он, оказывается, и не сбежал вовсе, бросив их в трудную минуту, а отошёл по нужде в кусты и заблудился потом. Верилось в это, ну, с таким трудом, что если бы он про похищение инопланетянами рассказал, то веры ему гоооораааааздо больше было бы. Между дорогой и рекой Аа лес, тут не поспоришь. Есть один нюанс — ширина этого леса в самом широком месте полверсты, а так метров триста — четыреста. Как там можно заблудиться⁈ И это не тайга с буреломами, а в основном редкий сосновый бор, где от дерева до дерева шагать нужно. И нет практически подлеска. В одну сторону пойдёшь — дорога, в другую — река. Как у него получилось заблудиться?

Ну, вернулся и хорошо — два плотника — это в два раза больше, чем один. Вон, и гробы махом соорудили и пушку, и даже рукомойники сейчас уже стучат, изготавливают. Отцу преподобному Мартину надо. Отцу Иакову, он же батюшка, надо, колдунье Матильде надо. Старосте Георгу надо. Всем изобретение Игнациуса понравилось. Почему Игнациуса? А скромность. Нечего выпячивать свои странности. Тем более, главплотник деревянную часть сам придумал делать полукруглой, сам придумал, сам сделал. Значит, и патент на него пусть пишут. Некому писать? А молва припишет.

Рядом с парнем сидел на скамье, привалившись к стене, фон Бок. Сидел, отпыхивался и потом обливался. Слезами ещё и соплями, да и прочими мокротами. Он тоже простыл, и Иоганн решил на нём рецепт из детства испробовать. Нужно подышать над только что сваренной картошкой, укрывшись одеялом. Нету картошки, до плавания Колумба ещё чуть не девяносто лет, а её явно не в первый год завезли? Ну, когда отсутствие чего-либо новаторов останавливало. Сварили вместо картошки репу. Сунули в котелок башку расстриги и накрыли одеялом. Мартин, естественно сразу схлыздил, давай с себя одеяло сбрасывать. Наивный. Двое пацанов из новиков его за плечи схватили и сунули поглубже в котелок. Наверное, даже носом в стоградусную репу сунули, так как из-под одеяло кто-то завизжал. Ослабили чуть хватку, но не выпустили, извивающегося немчика. Так им тевтонцам и надо. Это им наш ответ за Ледовое побоище.

Отпустили парни учителя, когда он дёргаться перестал минут через пять. Дышать тоже перестал.

— Отпустите болезного, сомлел, — остановил новиков — санитаров Иоганн.

Сняли с фон Бока одеяло, пощёчин надавали и к стене приложили. Вот, если на него народная репная медицина подействует, то можно клинику экстренной медицины открывать.

— Мартин, — Иван Фёдорович всё забывал у расстриги спросить, а есть ли сейчас в Европе мастера, ну, или хрен его знает, как это называется, которые книги печатают. Нет, про своего тёзку Иоганна Гутенберга он знает, и тот его ровесник, наверное, явно ещё ничего не печатает. Но он литеры, насколько помнил Иван Фёдорович, изобрёл. А может сейчас кто просто текст на дощечке режет. Один раз вырезал и потом сотню книг напечатал. При цене книги, как хорошего боевого коня — это должно быть выгодно, — скажи, а в библиотеках в Европе есть напечатанные книги?

— Fick dich (Пошёл ты!), — как-то так переводится.

— Я серьёзно, кто-нибудь пробовал книги печатать?

Мартин фон Бок высморкался на пол и осоловевшими глазами посмотрел на ученика.

— Что значит печатать? Книги пишут.

— А если взять и попробовать напечатать? Вылить литеру, букву из свинца в зеркальном изображении. Набирать из них слова, вставлять в строчки, а потом когда полная страница наберётся, то намазать краской чернильной и шлёпнуть по листу.

— Это невозможно.

— Ты дебил, что ли. Как императоры всякие печать свою прикладывают к указу. Перстень. Вот пусть перстней будет пару сотен на лист и все они закреплены.

— Донерветер!

— А то!

Событие пятнадцатое

— Позырь! — вечером к нему Герда вломилась.

Девчонка достала мешочек небольшой и высыпала на отцов стол колченогий пять просто огромных дзинтарсов — электронов — янтарей. Каждый с кулак взрослого мужчины, при этом один почти полностью прозрачный.

— Ядрёна вошь!!! Это же писец полный! Ты понимаешь, дшерь, скоко тут бабок?

— Вас? — а блин, темнота, лета не видела, в смысле, великого и могучего не знает.

— Молодец, ты Герда! Из-под водорослей добыли, когда их убрали?

— Так и есть. Мешок набрали. Там мельче, конечно. Что делать будем? Пацаны деньги с меня уже требуют.

А у самой глазки карие горят. Сама не меньше тем пацанов серебра алчет. А что делать? Ну, во-первых, сейчас в Риге точно не до янтаря. Там осада была. Там предместья по словам Семёна пожгли. Явно не время янтарём торговать. Но и, во-вторых, есть. Появление такого количества необработанного дзинтарса обрушит к чертям собачьим рынок, и четверти стоимости не получишь. Опять же и, в-третьих, есть, Иван Фёдорович книжки про попаданцев читал и в отличие от всех до единого правителей России точно знает, что торговать сырьём — это дебилизм. Нужно переработкой сырья заниматься. Бусы из янтаря стоят в десять раз дороже такого же по весу количества простых камешков. И янтарь — это не алмаз. Его гораздо проще обрабатывать. Это мягкий податливый камень. Нужен свой ювелир. В Риге? Ну, можно и в Риге, но лучше в замке, здесь, чтобы ни от каких цеховиков не зависеть.

Это бусы. А если янтарная комната??? Сколько она будет стоить? Всю Прибалтику сейчас купить можно. В янтарной комнате, после того как её воссоздали, Иван Фёдорович был. Вот тут Путин молодец. Такой шедевр стране вернул. Хрен с ней с настоящей, что дойчи похитили во время войны. Новая ничем не хуже. Скорее даже лучше. Технологии обработки другие.

А ещё вспомнил Иоганн поделки, что в девяностых были. Потом исчезли. Наелись люди. Но не сейчас. Сейчас это будит такая диковинная диковина, что ой-ё-ёй. Это картины с использованием янтарной крошки и маленьких камешков на срезе дерева. Осенний лес, там или рожа льва. Художник нужен? Ну, в Италиях всяких есть уже. Да сам он художественную школу в детстве закончил. Возможно, он сейчас лучший художник в мире. Он льва в профиль и в анфас точно нарисует, как и берёзу с жёлтой листвой.

Что ещё из янтаря делают? Видел он шкатулку. Тоже, имея оборудование, изготовить из таких вот, огромных кусков, не составит проблемы. К тому же, можно не обязательно из цельного куска. Делают же витражи? Свинец не проблема.

Ну и совсем можно за сумасшедшие деньги продавать чашки из янтаря. Нужно только токарный станок ножной изобрести. У матери Ивана Фёдоровича была, когда он пацаном был, ножная швейная машинка. С педалью такой. Ничего сложного, он помнил принцип действия. Колесо можно и деревянным сначала сделать. А можно и в Риге заказать. Пусть отольют из бронзы. Льют же и колокола, и казаны. У них вон, в замке, четыре котла разных размеров, всяко разно, отлить котёл сложнее, чем не такое уж и большое колесо. Педаль? Ну, деревяную можно, а можно и литую заказать вместе с обоими колёсами. А коленвал и привод сделает их кузнец, это далеко не бином Ньютона.

— Чего молчишь? — развеяла бриллиантовой дым над головой Иоганна Герда.

— Я из старых денег тебе и пацанам выдам. Есть марки. Как в Ригу поедем разменяю. Не прямо сейчас. Ну, я ещё поузнаю у отца преподобного и Матильды может у них мелкие монетки есть. И у нашего батюшки спрошу. Пообещай пацанам, что обязательно расплачусь, пусть не переживают.

— Понятно. Дальше собирать? Там и буря была, полно камней на берег вытащила и где водоросли были ещё мест полно.

— Собирать. И как дождей не будет, водоросли тоже нужно жечь. Мы же несколько бочек масла купили, а мыло из разных сортов масла так и не попробовали варить, со всеми этими… войнушками.

Герда ушла довольная. Опять будет пацанами рулить. Иоганн подозревал, что девчонке те серебрушки и не нужны вовсе, ей они нужны только, как способ организовывать ребят деревенских. Ей командовать нужно, а не деньги.

Ну, у каждого свои тараканы в голове.

В этот же день и ещё один способ обогатиться обнаружился. Парень уже и забыл, что давал плотнику задание изготовить деревянный стетоскоп, когда увидел, как ведьма Матильда прижимает ухо к груди больного, чтобы прослушать, как он там дышит через раз. Нарисовал тогда и отдал Игнациусу — главплотнику. Отдал и забыл. Столько всякого такого за это время произошло, что точно не до стетоскопа было. А только Герда, гордо вздёрнув нос, покинула батянькин кабинет, как туда вторгся плотник и брякнул на стол перед ним трубку не трубку рожок не рожок, стетоскоп не… Да нет, именно деревянный красивый покрытый лаком стетоскоп и брякнул.

— Карлос сделал. Рисунок увидел и сделал. Хороший парнишка.

— Предатель он и ренегат и вообще гад. Бросил нас в такую минуту.

— Винится он, — перекрестился Игнациус, — не все воины. А он — мастер.

— Ладно, чего уж, простил я его уже. Повернись ко мне спиной и рубаху задери, — велел плотнику Иоганн, нужно же проверить, как очередная вундервафля работает.

И ведь отлично работала, слышно было, как хрипло дышит плотник.

— Так, Игнациус, ты болен. Бери руки в ноги и вот эту штуку и срочно дуй к Матильде, не нравится мне как ты дышишь. Хрипы у тебя. Сдохнуть можешь.