Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 2

Событие четвёртое

— Эй, Иван! — сидевший, нахохлившись, на повозке рядом с Карлисом Иоганн не сразу понял, что это именно его окликнули, — Иван, сюда иди! — махал на него руками тюфянчей Самсон Изотов с соседней телеги. Ай, тьфу, с тачанки. Хотя… С катафалка. С тачанки-труповозки.

Позади топота копыт не слышно было по-прежнему, а ведь уже и пять минут прошло. Горячка боя прошла уже, адреналин выветрился, и сейчас какая-то апатия наваливалась, подминая под себя. Как тележное колесо выползшего на дорогу червяка.

Но Самсон продолжал махать. Пришлось головой мотнуть, апатию эту из мозгов выбрасывая. Соскочил. Ладно, сполз Иоганн с передка и, пропустив мимо себя телегу с женщинами, укутанными опять в попону с головы до ног, потом и Соньку, мотающую башкой, заскочил на передок тачанки, рядом с тюфянчеем устроившись.

— Ты боярич переведи Юргену, что сейчас своротка будет направо, — ткнул кнутом в сторону моря инвалид.

— Там река? Куда там сворачивать? — вот стоило его выдёргивать из апатии, почувствовал к земляку антипатию парень.

— Точно. Там водопой и… ну, там останавливаются возчики, когда из Риги в вашу сторону едут. Кашу варят, лошадей поят. Повозка, что меня к Матильде везла из Риги, тут останавливалась. Запомнил место, — пояснил тюфянчей.

— Вона чё! — Иоганн опять головой тряснул и привстал на телеге, высматривая своротку.

— За той корявой сосной, — подсказал инвалид.

Сосна действительно корявая. Молния явно попала в неё много-много лет назад. В результате вершина подгорела и сейчас ещё чернеет ожогом, а пониже вместо одной вершины три образовалось, и одна из них кривая и маленькая.

Иоганн соскочил с передка и побежал к Киселю, на Рыжике гордо возглавляющему их пулемётный взвод.

— Сворачиваем. Там водопой за лесом. Может, не заметят литвины и мимо проскочат, — парень указал рыцарю на дорогу не дорогу, но следы колес были видны в траве пожелтевшей.

Лес — название одно. Сначала полоса кустарника, шиповника в основном уже наполовину облетевшего, потом несколько рядов довольно редких сосен, так что даже серая вода сквозь них просматривалась.

Юрген остановил коня и руку поднял. Прислушался. Иоганн тоже ушами туда-сюда поводил, как заяц, он же Зайцев, ну и что, что не получилось, попытался. Топота копыт слышно не было.

— Сворачиваем.

Кисель пнул пузу Рыжика сапогами и направил того к водопою. За ним потянулись остальные всадники, а там и телеги заскрипели колёсами, делая разворот. Три минуты и их небольшой отряд выехал на берег Аа. Точно стоянка. Вся в следах ожогов от костров. Варили кашу путнику или взвар. Картошечку пекли в золе. Ну, нет картошки, а мечты-то есть. А если репу сунуть в золу? Получится печёная картошка? Или только репа переная?

Иоганн вернулся к дороге и даже прошёл по ней назад к опушке, высматривая и выслушивая погоню. И только хотел уже развернуться и назад пойти, как показалось, что слышит он топот копыт. Как там индейцы узнают о погоне? Они ложатся на землю и ухо к ней прижимают. Пацан плюхнулся на рыжую траву, мокрую всю, и тоже прижался. Сволочи. Врут индейцы. Ничего слышно не было. Он уже опять собирался уходить к лагерю, там как раз всякие звуки были, и тут без всяких припаданий к матушке земле услышал далёкий топот. Ничего другого кроме погони это не предвещало.

— Скачут! — он пробежал двадцать метров до реки и палец к губам приложил, — Тише! Скачут!

Вместо тишины послышался лязг. Китилье и сам Кисель мечи из ножен вытянули.

— Да, тихо, может пронесёт.

Топот теперь был слышен отчётливо. Как в метро, когда поезд приближается, нарастает эдак.

— Заметят, не заметят, мимо пройдут, нахрен уйдут? — шептал себе под нос, ромашку мысленную лепестков лишая, Иоганн. Он прижался к ароматному, пахнувшему смолой стволу большой сосны — последней перед водопоем.

Тугыдым, тугудым. Прямо, словно по тебе скачут литвины.

Минута растянулась на целых… две минуты. Тугыдым. Звук погони больше не приближался, он стал удаляться. Ещё пара минут и топот стал еле различим на западе.

— Человек пятнадцать? — обернулся к стоявшему рядом Отто парень.

Управляющий сунул меч в ножны и пожал плечами.

— Наверное. Не всё ли равно. Сейчас поймут, что нас нет и вернутся. Нам и пятнадцати хватит.

Пессимист какой. У них обе телеги, оружием и бронёй теперь завалены. Пока Юрген мотался на разведку, Отто сгоношил остальных, и они посрезали ремешки на доспехах у павших перед вагенбургом литвинов и обобрали их до исподнего, и всё в телеги покидали. Добыча. И вот этот добытчик вдруг скуксился.

— А что, если вдоль берега, а не по дороге дальше ехать? — двинул идею фон Бок.

Народ на реку посмотрел.

— Песок, коряги, деревья упавшие. Нет, пешком можно, а вот на телегах не получится, — Отто Хольте, как специально, негативную информацию одну решил выдавать.

— А барон?

— А пищаль?

— А доспехи?

— А дурни же вы, о жизни думать надо, а не о добыче и трупе. Что с мёртвым сделается? Ещё раз убьют⁈ Так что, бросаем всё и идём пешком. Только быстрее решайте, сейчас они поймут, что мы свернули, вернутся и найдут эту своротку, — управляющий из пессимиста превратился в реалиста.

Событие пятое

К консенсусу пришли не сразу. Самсон орудие бросать не хотел.

— А я выстрелю, а потом меня поперёк седла и вдоль берега. Я же легче чем… чем легче.

— А как же брат? — фрайфрау Мария в слёзы ударилась.

Эх, так ведь и не появился нашатырь. Иоганн даже решил снова заменитель попробовать, надавать пощёчин. Нашла время сырость разводить. Курица! Так её братик любимый назвал, по которому она слёзы хнычет.

— Дуры! И ты старый дурень! Бежим быстрее. Наоборот, чем больше тут всего оставим, тем больше они задержатся! Будут доспехи богатые с Генриха снимать, будут вокруг пушки ползать. Сам же говорил, что её разорвёт при следующем выстреле. Ещё туда пороха запихать надо. Они ведь точно попробуют из неё пальнуть, — рыкнул на всех управляющий и на Киселя зыркнул, мол, давай, ты ещё причину самоубиться найди.

Ушли минут через пять. Досыпали в ствол пороху, предварительно пыж и щебёнку вынув, потом снова зарядили. Иоганн, если честно, то не верил в эту ловушку. Уж больно всё на тоненького. Должны возбудиться люди и захотеть пульнуть? Теоретически возможно. Все же в детстве бомбочки делают или китайские петарды покупают. Потом среди энтузиастов должен найтись человек, который знает куда огонь подносить. Уже сложнее. Но пусть даже есть… Не, ну один шанс из сотни, а то и из тысячи. Так ещё ведь и пушку потом может разорвать, а может и не разорвать. В общем, пацан считал, что пять минут они потратили зря, могли полкилометра прошагать.

Коней вели в поводу. Всех. Из телег тоже выпрягли. Самсона водрузили на Соньку без седла. Тюфянчей держался за гриву, держался за шею, за всё за что можно держался. Уздечки-то тоже нет. Так, кусок вожжи отрезали и вокруг шеи узлом завязали.

Иоганн бежал последним. Он даже минуту потратил, когда отряд уже тронулся вдоль берега, добежал до кустов и прислушался. Тугудыма слышно не было. Не поняли ещё литвины, что некого преследовать? Ну, поймут.

Догнав ехавшего последним Отто, он уцепился за стремя и перевёл дыхание. Что-то с похоронами в последнее время не прёт семейке Лаутенбергов. Ни дна им не покрышки.

Шли себе и шли, и никто им «стой, стрелять буду», не кричал ни на немецком: «Halt, oder ich schieße» ни на литвийском. М. Белорусском? «Стой, страляць буду». Стою. Стреляю.

Час шли. И все Отто Хольте проклинали. Особенно Мария, ещё особенней тюфянчей. И совсем уж особенно кутилье барона. Они его даже таким сложносочинённым словом, как der Minuskumpel (предатель, подлец) обзывали. А всё потому, что пока они шли по совершенно нормальному речному берегу, где телеги вполне могли бы проехать. Не автобан, но проедет, тем более, если Сонька запряжена. Нормальный такой покос. Встречаются кустики вербы, таволги, но проедет. А этот der Maulaffe (брехун, пустомеля) заставил их в телегах столько добра бросить и труп господина ещё. Гад гадский, der Klowurm (глист).

Управляющий стоически терпел. Даже глиста вытерпел. И ничего он не глист, ну худой. Гораздо более глистей фон Бок. Вот тот настоящий der Klowurm.

Всё изменилось к концу второго часа бегства. Как Хольте и говорил, так всё и получилось. Деревья, поваленные старостью или бурей, которые на дрова ещё не распилили, перегородили прибрежную полоску. Потом река вильнула и старицу небольшую оставила, практически болото. Управляющий плечи расправил и возле одной особенно огромной вывороченной сосны предложил привал устроить. Не дальше и не ближе, прямо возле. Ну, чтобы критиканы видели и осознавали, кто тут подлец и предатель.

Привал — это не такой привал, где каптенармус сразу из реки воды с лягушачьей икрой зачерпнёт и чай или кашу варить в котелке поставит. Нету котелка. Потому привал — это просто спиной к сосне привалились и мечтают все о каше и чае. Похоже, но не то. Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении. Ильич сказал. Ощущения же в голове только. Материи нет.

И тут Отто вообще нос задрал. Еле слышно, так, на самом краю слуха, на востоке бабахнуло. Они уже километров семь — восемь отшагали. Бабах.

— Пищаль! — первым сообразил Самсон Изотов.

— Пищаль!

— Печаль! Земля им пухом! — победно оглядел сомневающихся управляющий.

— Встаём. Теперь они разозлились и ломанутся сюда. И ту свободную часть дороги рысью поскачут, — оборвал всеобщее ликование Кисель.

Встали. Пошли.

Природа решила помочь. Непонятно кому, но решила. Дождь, который два дня собирался, взял и собрался наконец. Не ливень, но хороший такой холодный осенний дождь. Потом и река помогла, тоже непонятно кому. Опять попалась старица заболоченная, а весь лес перегородил бурелом. Словно тайга на Урале, а не цивилизованная Юрмала. Хоть лошадей бросай. Шли всякими загогулинами, вроде идёшь, идёшь, пройдёшь с километр, а если без курвиметра мерить, то сто метров. Такая гонка больше часа продолжалась. Иоганн двигался последним, ему-то проще всего, у него коня нет, а пацану двенадцатилетнему перескочить сосну поваленную раз плюнуть. Он и услышал сквозь шум дождя ржание лошадей преследователей. Нда, решили их литвины догнать.

— Догоняют! — крикнул парень маячащему перед ним в пелене дождя Юргену.

— Быстрее. Шнелер. Сейчас согреетесь. Сейчас будет die Affenhitze (пекло, жарища).

Событие шестое

Иоганн ускорился вместе со всеми. Постарался. Один без лошади он мог бы спокойно обогнать всех и за час пробежать оставшиеся восемь или семь километров по лесу до замка. А скорее всего и быстрее. Ближе к замку точно буреломов не будет. Там жители дорфов не то, что деревья, все сучья подобрали. Зима здесь хоть не как в Минусинске или там Оймяконе, но это зима и нужно ежедневно топить очаг. Все дети зимою шастают по округе и собирают хворост, а если вдруг какая сосна завалится, то мгновенно находится дед Мазай с топором и Сивкой-буркой, который быстренько это в поленницу дров у себя под забором превратит.

Но это без лошади можно бежать, а так веди её в поводу и обходи препятствия. А ещё чёрт бы их подрал — эти ветви на уровне головы всадника. Бамс, и в рожу неожиданно прилетело.

Там, за спиной, тоже люди не сами по себе. Люди ржут редко и не так громко. Там тоже лошади. И они тормозят рыцарей. Да, там нет женщин и безногих, там опытные подготовленный и злые воины, но и у них ускориться сильно не получается. Часа три уже не могут догнать.

Преследование кончилось неожиданно. Не так, преследование-то продолжалось. Бегство кончилось. На пути была река, небольшой приток Аа, может и названия нет. (река Нериня). Но дожди лили долгонько, да и был приток довольно глубокий. Пусть шириной всего метров семь, но глубиной метра два. Всё. Мы принимаем бой. Некуда больше бежать. Идти вверх по течению не вариант, там болотина.

— Бросим коней. Вон сосна валяется, отрубить мечом ветви и переплыть на ней… — выдал завиральную идею Юрген и сам рукой махнул, — не успеть. Отто, у тебя ведь шёлковая тетива? Мартин? А у тебя?

Те покивали, и сразу фон Бок стал на лук тетиву зелёную натягивать. Натянул на свой громоздкий арбалет шнурок из шёлка и управляющий.

— Пять стрел у меня осталось, — сообщил он Киселю.

— А у меня двенадцать, — пересчитал свои монах расстрига.

— Значит, только вы семнадцать пацаков завалите.

— Пацаков? Это на каком языке? — вот не отнять у фон Бока чего, так это любознательности.

— Мартин! — поторопил расстригу Кисель, — Займи уже место. Вон за то дерево встань.

Иоганн осмотрел воинство. Отдал тюфянчею дагу. А то Самсон сидел на земле убитый такой и на ладони пустые смотрел. На манеже те же. Пятеро воинов и фон Бок. Или шестеро теперь, Изотов уже ногтем проверяет заточку. В глотку вцепится ворогу, а заберёт с собой на тот свет одного литвина. А учитель? А чего учитель. Двенадцать стрел из-за укрытия. Можно и за двоих плюсануть.

— Повоюем, — это Иван Фёдорович себе под нос.

— Чего ты там, Иоганн, молишься? Это правильно. Держи кинжал. Защищай женщин, — а чего, может и не совсем пропащий для мира человек Кисель?

Диспозиция выглядела так. Поляной это назвать тяжело. Тут дерево толстое разлапистое, тут кусты. Берег зарос лещиной и ивой. Сбоку комель вывороченной сосны торчит. Но при всём при этом пустого пространства хватает. Литвинам метров двадцать практически без укрытия придётся преодолеть. Иоганн бы фон Бока поставил за тот комель. Как бы во фланге у наступающих получится. И в прикрытие одного из воинов барона. Но не он главный и затевать ненужный спор с Юргеном сейчас не время и не место. Он Мартина поставил за то большое дерево, выступающего из кустов. И ладно бы, но прикрытия ему не дал. Отто залез в кусты за этим деревом. Вот управляющий молодец, ни конный, ни пеший не подберётся быстро, и в эти кусты до самой реки отступать можно. Сам Юрген, двое кутилье Генриха фон Лаутенберга и Петерс на конях с мечами стоят в центре этой композиции.

Иоганн же с датчанкой и просто Марией тоже в кустах, но чуть сбоку, как раз за комлем сосны начинаются заросли шиповника и ивы, вот они за ними и схоронились. У датчанки и Иоганна по короткому, сантиметров тридцать кинжалу в руке. У мачехи чётки. Так-то, если она уговорит бога отца или бога сына, да даже бога святого духа вмешаться и им помочь, то неплохо получится. Да даже, если её тёзка — Дева Мария, отправит литвинов щелчком пальцев в Ад, то значит чётки, привезённые отцом из крестового похода, не зря сейчас в руках мачехи бегают. Не нервы это, а стратегия такая.

Тюфянчей с двумя конями с другой стороны поляны. Там склон к речушке начинается и болотина. Если что, можно инвалиду туда броситься. Лошадь за ним точно в топь не пойдёт.

Враги уже сообщили о своём приближении, слышно ржание лошадей и крики загонщиков. Улюлюкают. Охотники, мать их. На женщин и детей с инвалидами. Ну, посмотрим, недолго осталось. Первые охотники пошли по шерсть и восемь комплектов брони и оружие оставили. Поценнее шерсти железо.

Всадники показались минут через пять. Трое выехало на ту сторону недополянки из леса и остановились, богатырей с картины Васнецова изображая. Недолго позировали. Увидели четверых всадников и как давай орать ором хором.

И тут, не дожидаясь команды, вжикнул арбалет у Хольте. Отто молодец. Стрела толстая и тяжёлая вошла в грудь среднего богатыря, раздвинула кольчужные кольца и дальше процарапалась. Литвин покачнулся. Бросил орать и стал сползать в сторону левого богатыря. А Отто Поднялся во весь рост и спокойно, как на тренировке, сунув ногу в стремя арбалета, стал тянуть перчаткой тетиву зелёную на себя. Правый всадник тоже орать прекратил и вонзив шпоры в бока жеребца каурого скакнул в сторону управляющего. И тут в него влетела стрела фон Бока. Всадник был в ерихонке, куда уж расстрига метил неизвестно, но стрелял в профиль лыцарю и попал прямо под обрез шлема. Стрела вонзилась в нос и вырвав из него кусок дальше не полетела. Там стрелка на шлеме, она в неё вонзилась, сломалась и двумя обломками изуродовала чело лыцарю. Таких девушки не любят — безносых и безглазых.