Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 18

Событие пятьдесят второе

Бабах. Звук этот не то, что неожиданным, он невозможным был. Семён глянул на окруживших его Старого зайца, фон Бока и Перуна.

— Они же мимо нас проехали? Как так-то? — командиры борцов с жемайтийцами и литвинами стояли возле того места, где лесная дорога поворот делает. У начала оврага. Стояли и планировали, чего делать.

После того как Самсон выстрелил по лыцарям из пушки, те бросили биться и, развернув коней, усвистали на восток к реке. Преследовать смысла не было. Темнота почти полная. И план ночного обстрела их лагеря из луков и арбалетов прахом теперь точно пошёл. Можно не сомневаться, что в лагере вражеском спать не будут и караулы усилят, и разъезды конные организуют. Вместо обстрела наткнутся арбалетчики на засаду таких же лучников и арбалетчиков и полягут или, в лучшем случае, понеся потери, отступят. А зачем им потери? Пусть враги теряют. Не пойдёт такой план.

Но ведь и сюда вороги не сунутся. Не дураки. Уже сунулись и потеряли человек тридцать. Вовремя старый Ганс со своими арбалетчиками прикатил. А когда Самсон, долгих ему лет, бахнул и снёс весь центр у литвинов, тем хватило, и они убрались. У «наших» тоже потери есть, убито три коня и ранено пятеро новиков. Что и следовало ожидать. В бою на мечах пацаны литвинам опытным не соперники. Спасли их только очень хорошие доспехи. На лошадях раненых уже отправили в Кеммерн к Матильде. Не царапины, разные раны, но смертельных точно нет, руки или ноги.

А про тачанку все как-то забыли. Видели, как Сонька мчит мимо них после выстрела, а когда литвины отступили, и они до дороги добрались, то тачанки тут не было. Семён подумал, что Иоганн в замок направился. Взрыв был сильный, видимо и пушку повредило? Но специально об этом не думал десятник, так мельком пронеслось. Хватало других забот, других дум.

— По коням! — первым Перун опомнился.

Выстрел был далёким. И чуть не против выхода дороги к озеру. Получалось ерунда, что палили с озера, не с центра, конечно, но с воды.

Забраться в доспехе на коня богатырского не простое занятие, без посторонней помощи или специального помоста это проделать почти невозможно. Тут джигитовку в полной броне не продемонстрируешь. Помогая друг другу, новики взгромоздились на дестриэ. Последних арбалетчики подсаживали по двое в сёдла. Минут пять ушло пока все спешившиеся вновь оказались в седле. По двое, по узкому отростку лесной дороги новики и Семён с Перуном выехали на простор перед озером. И ничего. Темнота. Небо настолько плотно затянуто тучами, что и намёков нет на Луну и звёзды. Костры литвины погасили. И даже полосу леса теперь видно не было.

— Где они? — послышались голоса, и Семён прикрикнул на новиков.

— Умолкните и слушайте. Даже не дышите.

Сам Семён своему же приказу тоже последовал. Задержал дыхание и вслушивался в эту темень. С озера, кажись, раздался выстрел из тюфяка?

— Там, — Перун, почти вплотную сидящий на своём чубаром, братце родном его Чубарого, махнул рукой прямо, именно на озеро. Семён поклясться не мог, но вроде тоже какой-то непонятный звук услышал. Может и птица ночная. Хотя? Птицы все озёрные улетели давно, разве филин мышкует.

— Поехали. Чего гадать. Перун, ты на восход с двумя десятками. Ганс, ты со своими пешцами прямо. Остальные за мной, чуть правее возьмём.

Снега, чем дальше, становилось всё больше. Ветер надул его в камыши. Тем не менее, здоровенные конь шли вперёд… Шли пока не уткнулись в камыши. Стеной стоят обледенелые стебли, позвякивая такими же обледенелыми метёлками на небольшом северном ветерке. Дальше двигаться было некуда. Десятник послужильцев поднял руку, но сообразив, что его никто не видит вполне себе громко сказал:

— Стойте! Юрка, а ну свистни, что есть мочи, у тебя громко получается.

Новик свистнул, да ещё потом раз с переливом. В ответ свистнули гораздо левее.

— Ай! Это Перун. Не, так мы запутаемся. Замолкли все. Слушаем.

Десятник запустил руку в латной перчатке в бороду и отдёрнул, вырвав с десяток зацепившихся волосинок.

— Привычка дурацкая, — сообщил он обернувшимся на его «ох» новикам. — Я, насколько помню, тут отмель и камыши от самого почти края озера. Как же могли стрелять из камышей. Не, тут телега не пройдёт, давайте левее возьмём. Вроде там пожиже заросли. Может Сонька туда забралась. Она дурная, испугалась грохота и понесла. Редкие камыши может стоптать, а тут…

Чего тут, новики не узнали. Слева, куда и собирался ехать Семён. Послышались крики и звон оружия.

— За мной! Ура! — заорал десятник и огрел Чубарого по бокам. Конь всхрапнул и быстрой рысью побежал вдоль зарослей камыша. Как уж видел границу. Ну, да зверь, звери они и в ночи видят.

Семён спешил. С того момента, как услышали они выстрел, прошло уже много времени-то. Может и все полчаса. Хотя. Время вечно бежит быстрее тебя, когда спешишь.

И ведь ничего не видно буквально в пяти метрах. Так можно и на засаду напороться.

Бабах. Звук выстрела разорвал ночь на куски. И всполох огня все увидели буквально в сотне метров впереди и чуть вглубь озера. А в этом всполохе и тени всадников.

— Вперёд! За мной, не отставать! — в краткий миг этой вспышки Семён успел углядеть небольшой разрыв в плотной стене камышей, туда и направил коня. Чубарый жеребец умный, он на камыши обледенелые не пойдёт, сам найдёт в них проход, на него теперь вся надежда.

Событие пятьдесят третье

Иоганн спокойно эдак, не спеша поднялся и пошёл к литвинам, что собрались у начала просеки камышиной. Он не супермен, он понимает, что пеший конному не соперник. Потому, удар даги пришёлся прямо по морде лошадиной. Та прянула назад, встала на дыбы и завалилась на бок, похоронив под своими семью сотнями кило жалкую сотню вместе с железом и какашками литвина. Этот теперь пусть своей очереди на тот свет дожидается. Парень успел шагнуть к следующей лошади и, так как та голову задрала, то Иоганн ткнул ей в шею остриём даги. Сильно ткнул, на сколько этих сил хватило. И эта встала на дыбы и завалилась, уж ногу-то всаднику точно переломав. Барончик же шагнул к третьей…

Иоганн трясонул побитой рожей. Удачно побитой, если что. Камышиной этой ему в лоб врезало сначала, а потом по щеке и скуле. Нос многострадальный не пострадал. Мозги, видимо, пострадали, раз ему такая хрень в голову лезет. Терминатор, блин. Тот второй, из металла.

После выстрела уже минуты две прошло. Никакой тишины и рядом не наблюдалось. Наблюдалось жалобное ржание лошади, стоны раненого или даже раненых, потому что один стон был:

«О-о-о».

А второй совсем даже:

«А-о-у».

Правда, они с одного примерно места доносилось, и, может, это один раненый так на разные стоны стонет. Но ведь и такая картина возможна: лежат два раненых один на другом, например, крест на крест, и один другого хочет спросить, чего, мол, товарищ не убираешь, чего на мені возлёг, но получается из-за боли в пузе у него:

— О-о-о.

А тот, что сверху, с раздробленными ногами, отвечает ему, типа, не получается брат, но опять боль в ногах, в фарш превращённых, мешает членораздельности, выходит:

— А-о-у.

Насмелился парень и из своей норки в зарослях ледяной травы нос высунул, чтобы посмотреть, что там творится. А там темнота такая, что и носа не видно. Ну, или нос видно, на нем сопля болтается. А как тут без соплей, когда вечером камин раскочегаришь, жара не жара, но под простынкой спать можно. А за пару часов так выстудит, что и двух одеял не хватает. У камина-то вьюшки нет, не могли, дебилы, додуматься. Ветер там свистит и всё тепло с собой усвистывает. Простыл. Вот и сопли.

Слышнее стало. И куча чернела метрах в пяти. Это куча ржала и кричала. А перестанывания были чуть дальше, там совсем уж на пределе видимости тоже че… Нет, там просто темнота сгущалась, и оттуда ещё и скрежет металла доносился. Ещё скрежет и даже звон дальше доносились. И никто не кричал на белорусском: «Там барончик в камышах, ату его»!

Минута прошла. Вторая. Даже и третья прошла, ничего не менялось. Надо было чего-то делать. Хотя, из чего выбирать? Вон, просека и нужно идти по ней, так как там Сонька и там инвалид Самсон. Он сам до замка на карачках будет до морковкиного заговения выбираться.

Иоганн насмелился, поплотнее сжал костяную рукоятку даги и пошёл по просеке. Она под ногами шуршала и звякала льдинками, поломанные и поваленные стебли камыша никто с дороги не убрал. Шум выходил знатный и, как не старался парень наступать на носки сапог, лучше не становилось.

— Эй! — волколак схватил барончика за сапог.

— Ох! А!

— Не ори! Тише. Я это, Самсон! — волколак попался говорящий. Или скорее шипящий.

— Самсон? — на волколакском прошипел ему в ответ Иоганн.

— Выпал с телеги. Сонька — бешенная совсем, — прошипел сидящий на заднице на снегу тюфянчей.

— Надо туда идти, — Иоганн наклонился к голове Самсона, прошипел, — Можешь идти?

— Доползу.

Поползли. Сонька на этот раз ещё метров на пять дальше дорогу в зарослях протоптала. И стала блин неудачно. С торца же на телегу Самсону не забраться, там стена из брусьев. А с боку фиг протиснешься. Протиснулись, нашумев так, что если кто и не знал, куда тачанка подевалась, то теперь точно знают. Иоганн помог безногому артиллеристу забраться на своё место рядом с лафетом, а потом и сам залез, вдвоём они, кряхтя и фукая, подтянули не лёгкий совсем ствол к лафету и водрузили его на место, путаясь в канатах. Ствол он только название, что деревянный. А два слоя толстой кожи, а пять толстых железных колец, а ноухау для второй пушки полусфера кованная заделанная в самый конец канала ствола⁈ Получилось далеко далече за сто кило. Сто пять. Или сто шесть. Тяжёлая дура получилась. Ствол мужского рода? Тяжёлый дурак.

— Зарядить есть чем?

— Пошукаем, — Самсон порылся в ящике у лафета. Достал мешочек с порохом и мешок с галькой, — банник только…

— Подо мной. Вот он, — Иоганн вытащил из под себя палку с ершиком на одной стороне и коженкой на другом.

— Выводи нас, Ваньша. Иди к Соньке. Я тут сам дальше.

— А не разорвёт? Это четвёртый выстрел будет? С тем пробным по корове.

— Сейчас посмотрю. Ха-ха! — ворона так смеется.

Парень спрыгнул с передка телеги и пошлёпал Соньку по жопе, та фыркнула. Протиснувшись к голове, Иоганн погладил настрадавшуюся сегодня лошадку по плюшевой морде и предложил:

— Не, ну, а чего ты хотела, сама сюда залезла, сама и выбирайся, давай, включай вторую заднюю и погнали.

Событие пятьдесят четвёртое

А дальше события завертелись, как цветные стёклышки в калейдоскопе, раз, и совсем другой узор. А тут, раз, и ситуация в корне другая.

Иоганн уже пообвыкшуюся ходить задом на перед Соньку выталкивал из ледяных зарослей, Самсон возился с орудием и тут прямо чуть не в ухо парню заорали:

— Тут, тут воны! — не видно всё одно ничего и Иоганн понимал, что он в плотных зарослях камышей, а всё одно встал и опять дагу вытянул из-за пояса. Холодная рукоять шершавая чуть успокоила. А следом и понимание пришло, что случилось.

Камыши они же не стеной от берега и до другого, они островками такими, где большими, где поменьше. Иногда они сливались почти два островка в один, как знак бесконечности или восьмёрка, а иногда между островками зелени мелкая болотина была. Получается, что они в такой небольшой островок заскочили и Сонька его практически насквозь протаранила. Или, что более вероятно, они очутились в серединке такой восьмёрки. Вот оказавшиеся снаружи литвины и кажутся в шаге всего. Ситуация безвыходная получалась. Спереди враги, да и не пойдёт, наверное, туда лошадь, а сзади тоже враги. И когда они доберутся до края восьмёрки…

— Schlag! (Бей!) — крик послышался на немецком и подальше. Знакомый крик. Голос Старого зайца хриплый и сиплый одновременно спутать с другим трудно.

Послышались крики из-за стены гигантской осоки. И железо забрякало. Наконечники стрел по броне застукали. И крики послышались чуть не со всех сторон. Ну, только туда, на юг, литвины ещё не забрались. А вот позади, куда он толкал Соньку, криков было полно. Иоганн прислушался. Нет там своих не могло быть.

— Самсон пали! Бей! Поможем нашим! — нет, не должны попасть по своим.

— Сейчас! Зараз!

Бабах. Ссука! Всё получилось с точностью до одного движения. Сонька задрала хвост и рванула вперёд легко, как перышко невесомое, сметя пацана, стоящего перед ней. Хорошо хоть не прямо перед этим монстром. Чуть сбоку. Она грудью оттолкнула невесомого по сравнению с её тонной почти мальчишку и тот улетел во второй раз в гущу покрытого льдом камыша. И опять спиной вперёд на счастье. Только бока и пятая точка пострадала, когда он на лёд приземлился.

В этот раз, когда над головой почти бой идёт, Иоганн разлёживаться и считать минуты не стал. Он выпутался из не пожелавших сломаться под его жалкими килограммами стеблей и на карачках, чтобы не словить в глупую башку арбалетную стрелу, пополз за бешенной кобылякой. Оказывается, он прилично уже вытолкал Соньку назад, так как просека всё не кончалась. К стуку наконечников по броне добавился звон мечей и крики «Ура», что явно свидетельствовало, что новики тоже вступили в бой. Больше тут «Ура» кричать некому… Хм, интересно, а ведь литвины, это в основном русские, и они тоже вполне могут «Ура» кричать.

В колесо телеги Иоганн чуть не лбом упёрся. Он до этого напоролся коленом на сломанную не до конца ледышку и теперь смотрел вниз. Уж больно ощущения получились «острые». Ну, и что удивительно, там бой идёт, искры из железа высекаются, а светлее не стало.

— Самсон? — тихо позвал пацан.

— Тут я! — зашипели опять не сверху, а сзади на волколакском. — Опять выпал. Будь она неладна.

— Слышишь, справа тихо?

— Тихо? Слышу. И чего?

— Ну, получается мы в тыл к своим забрались, чёрт с ней с Сонькой этой бешенной, давай на право выбираться, и к лесу потом ползком. Темно, не заметят.

Иоганн повернул к стене ледяных стеблей, но тюфянчей его за ногу дёрнул и зашипел:

— Я тяжельше и привык на коленках ползать. Первым пойду.

Поползли. Нда! Может Самсон и тяжельше Иоганна, не, точно тяжельше, без «может», но до тонны сонькиной ему далеко. Стена камыша под ним не ломалась, она чуть расступалась, гнулась, трещала, звенела осыпающемся льдом, но ломаться не хотела. Стеной на пути стояла.

— Дагу возьми! — на смеси русского с шипящим предложил Иоганн первопроходцу.

— Давай.

Ну, шуму точно стало больше. Не, так-то и скорость увеличилась. Была три сантиметра в минуту, стала четыре с половиной.

Озеро не желало отпускать свою добычу. Давно никто в болоте тут не топ и количество русалок и русалов на кубометр резко снизилось. А тут двое сразу. При этом одному явно в радость будет. Ноги у него куцые, а хвост будет нормальным.

С такой скоростью как у них, времени на много чего хватает. Иоганн прислушивался к звону и крикам правее и чуть дальше назад. Ещё ухо поправлял. Оно в крови было. Когда во второй раз летел спиной в ледяные осокины гигантские то порезал. Хлестало знатно, чуть не ручеёк по шее тёк. Вот парень и старался ухо прижать к голове, а то останешься одноухим. Даже прыснул, вспомнив, услышанную где-то шутку: Кто такой ухожёр? Вот. Этот тот, кто ушами питается, а совсем не поклонник девиц.

— Реже стали, — шипнул тюфянчей и ускорился. Перестал рубить камышины, теперь их просто раздвигать получалось.

Между тем, бой разгорелся не на шутку, и он, на счастье пацана и инвалида, стал смещаться вправо от них, и, следовательно, на восток в сторону лагеря жемайтийцев и литвин.

Ещё минуты полторы забега на коленях и камыши расступились. Правильно Иоганн подумал. Они были и слева и справа, а впереди ну, насколько видимость позволяла, не было, и получается, они действительно были в перемычке двух островков камыша.

— Чего теперь? — зашипел Самсон впереди.

— Коней на переправе не меняют. Как договаривались, так и делаем. Ползём к лесу.