Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 4

Событие десятое

— Стоять! (stehen), — Мартин фон Бок, уже отбросив лук и, вытащив из ножен меч, вдруг решил, что есть у них крохотный шанс на ничью. Он воткнул меч перед собой в землю, поднял лук и наложил на тетиву последнюю стрелу, ту, которая без наконечника. Могут в горячке боя литвины не заметить, что это простая деревяшка, которая причинит вред только в одном случае, если точно в глаз попадёт⁈ Нулевой почти шанс. Это же не кино.

— Иоганн, переведи! Durchfallet! (проваливайте), — завопил расстрига так, что даже бившийся в агонии вороной жеребец с пропоротым задом остановился и прислушался.

— Убирайтесь, или он выстрелит! — крикнул, ухватившись за эту надежду обеими руками, пацан по-русски.

— Durchfallet! — снова заорал фон Бок.

Лыцари рассредоточились. Они видимо о существовании фон Бока не подозревали. Один направил коня к стоящему с мечом в руке управляющему. Второй подбирался к тюфянчею Самсону, а третий, потерявший во время сражения где-то шлем, и теперь демонстрирующий пакли серых волос сосульками такими спускающими на плечи, подбирался к Иоганну. Фон бок почти в тылу у литвин оказался.

Задумка не сработала. Да и не могла. Бой перерос название бой, это была схватка, не на жизнь, а на смерть. Из почти двух десятков литвин трое только живы и здоровы, возможно несколько просто ранены, но о них никто не думал сейчас. Их осталось трое против трёх или двух даже врагов и пацана с женщинами. Не остановить всех этому стрелку. Пусть стреляет, они уже там, за гранью, и стрелой ничего не изменить. Тем более, даже само предупреждение непонятно, зачем предупреждать, что выстрелишь, если можно просто выстрелить.

— Ура! — прорычал один из лыцарей, и двое остальных, прохрипев в ответ боевой клич, бросили коней в атаку.

А оставленный литвинами за спиною фон Бок выстрелил. Двое всадников были к нему точно спинами, и лишь тот, что первым выкрикнул боевой клич и бросившийся на Иоганна был вполоборота. Но надеяться попасть в щёку наполовину скрытую бармицей ерихонки, значит быть, как выражается непонятно его ученик, «стопроцентным оптимистом». И не в него выстрелил Мартин, он выстрелил в его коня. Расстрига видел, как выпад мечом пацана в зад коня подарил им пару минут жизни и уменьшил число врагов минимум на одного. В круп, прицелившись коню под хвост фон Бок и выстрелил стрелой без наконечника. К этому времени угол прилично уменьшился, уже не девяносто градусов, может тридцать. И стрела попала туда, куда Мартин её и послал, точно под хвост жеребцу.

Самсон Изотов стоял на коленях и сжимал в правой руке бастард, а в левой тяжёлую дагу. Он не был двоеручным бойцом, он даже бойцом толком не был, лишь дважды он участвовал в рукопашный боях, когда ещё не был тюфянчеем. Тогда у него было копьё, и он бежал в общей массе копейщиков на татаровей. С мечом же обращаться пушкарь и не умел толком. Сейчас к нему дёрганными прыжками приближался на мощном коне закованный в железо настоящий воин. Он уже отвёл руку в замахе с мечом и оставалось коню проделать всего один последний скачок, и литвин сможет дотянуться до прикрытой только мурмолкой головы тюфянчея.

Сам не понимая, что делает, Самсон через эту мурмолку, через голову, кувыркнулся под ноги коня. Передние ноги жеребца пронеслись в вершке над инвалидом и сейчас на него летели уже задние. Изотов плюхнулся на спину и вытянул вперёд левую руку с дагой. Меч слишком длинным получался и пришлось его выпустить из руки. Острое оружие италийских мастеров легко вошло в совершенно ничем не защищённый живот жеребца на всю длину, на тридцать пять примерно сантиметров. Самсон отпустил руку и крутанулся под конём, ложась в позу эмбриона.

Отто Хольте держал меч обоими руками. Всадник не мчался на него на полном ходу, нет он словно играл с немцем, боком эдак медленно приближался, позволяя тому показать спину и сбежать. И управляющий может и сбежал бы ещё три дня назад, но уж больно много всего произошло за эти дни. Отто вспомнил молодость, вспомнил свою жизнь ландскнехтом. И теперь просто стоял с мечом в руках и ждал. Даже знал, что делать будет через несколько секунд, когда литвин к нему приблизится.

Всадник замахнулся сильнее и рубанул по замерзшему, как он думал в оцепенении старику с седой бородой. И в этот момент Хольте чуть отшатнулся, пропустил меч перед собой и просто ткнул его в живот нависшему над ним литвину. Нет, не просто ткнул. Сложно ткнул. Всю силу и ног, и рук вкладывая в этот колющий удар. На литвине был бахтерец и кольчуга явно плотного двойного плетения. Надёжная защита. Но и меч Отто достался интересный. Это был боршверт (першверт) — колющий меч без лезвия. Клинок в сечении имеет форму ромба. Им можно, конечно, рубануть с плеча, так и простой палкой можно, эффект одинаковый будет. Зато от колющего удара этой спицы никакая кольчуга не спасёт. Не спасла и отличная кольчуга литвина, почти квадратное тонкое лезвие раздвинуло, разорвало кольца кольчуги и проткнуло лыцаря насквозь.

Конь проехал дальше. Всадник при этом ногой оттолкнул Отто, и тот упал, откатываясь в кусты шиповника почти к болотцу, несколько раз перекувыркнувшись на сырой траве. Дождь не переставал моросить, и трава была очень скользкой. Только шиповник смог задержать падение управляющего. Он тут же вскочил на колени и приготовился броситься на литвина, чтобы стащить того с лошади, но этого не понадобилось. Всадник откинулся назад и лёг на спину коня. Из живота у него торчал тонкий боршверт.

Событие одиннадцатое

Иоганн и хотел бы отойти с дороги литвина, но куда? Позади мачеха и датчанка прижатые к кустам лещины и ивы. Можно дёрнуть влево в сторону Самсона, там кусты пореже и там болотце, оно не может быть глубоким и топким. Тут до речушки этой три — четыре метра, и они чуть не на одной высоте с берегом. Ну, по колено то болотце, а дальше река, и на нём нет никакого железа, и он, возможно, единственный человек до самой Японии или Филиппин с их ловцами жемчуга, который умеет плавать. Переплывёт и уцелеет. А женщины? А чем его смерть им поможет? Нет. Никуда он не побежит. Пацан покрепче, вспотевшими уже в который раз за сегодня ладонями, ухватился за рукоять меча и выставил его перед собой. Не должен, если книгам верить, конь буром переть на острый клинок. Кони они умнее человеков.

А конь не просто попёр, он вдруг как гепард какой прыгнул просто вперёд, и… И как врежется носом в острие меча, выбивая его из рук пацана. Иоганн даже испугаться толком не успел, когда огромное животное сбило его с ног грудью, грохнулось на бок, ломая с треском кусты и как давай орать благим матом, совершенно на ржание не похожим. Пацан откатился в другую сторону, под ноги стоящей впереди датчанки. И стал вслед за ними пятиться, вжимаясь в кусты. А лошадь орала и крутилась среди кустов молодой лещины. Где-то там и всадник среди этого погрома должен быть, тот самый что «ура» вопил.

— Что теперь не уракается? — Иоганн поднялся на ноги, поддерживаемый Марией, которая датчанка, и вынул свой кинжал маленький из-за пояса. Как только не напоролся какой нужной частью тела на него. Ну, в будущем нужной… Хотя и сейчас не лишняя. Куда без неё?

— Кровь у тебя! — ткнула датчанка ему в ногу.

Вот ведь, не той конечностью так другой на кинжал всё же напоролся. И не почувствовал в боевом угаре, как ногу пропорол концом клинка. Иоганн сунул руку в штанину и потрогал… чего уж потрогалось. Нет, дыры в ноге не было, порезался просто и не сильно, руку вытащил, а она не вся красная, а частично и малиновая.

— Фух! Заживёт до свадьбы.

Конь продолжал ломать кусты и вбивать в них седока, который и не седок уже, а лежок.

Прямо в полутора метрах от Иоганна и примерно в таком же расстоянии от задних ног бьющегося в кустах коня лежал меч, на который, с какого-то перепугу, прыгнул конь. Встав на карачки, пацан добрался до меча и так же на коленях, отступая, поволок его за собой. Конь чуть не выбил при этом дурь из головы мальчишки. Как лягнёт копытом. Как снова лягнёт. Сразу анекдот вспомнился про медведя и лошадь, ну, тот, где медведь потом и говорит: «Вот дурак и чего полез, всё одно неграмотный». Иоганн как раз грамотный, но прочесть, что на подкове написано, не успел, с такой скоростью они у него перед носом мелькали. Как-то не удосужился в той жизни изучить скорочтение.

Самсон Изотов открыл правый глаз. Потом левый. Райских кущ не видно, ворот рая тоже, но и чертей с их сковородками или котлами не видать. Перед ним измятая трава и шум за спиной. Но так не хочется оборачиваться и узнавать, чего там опять шумят. Он мысленно с жизнью простился, приготовился, а тут шум. Зачем⁈

Орал человек. Орал не человек, лошадь жалобно ржала. Наверное это та, которой он в пузо дагу сунул.

— Прости, коняшка, отмолю потом этот грех.

— Вставай, жив? — нет, не эти слова. Интонация эта. Чего-то на немецком каркающем каркает учитель Иоганновский. Однако руку суёт, пришлось ухватиться за руку тюфянчее и встать на колени.

— Барбарбия керкуду!

— Чего? Ты бусурманин по-нашему, по-человечески, по-русски, говори.

— Говорить ты — brauchbar (полезный), — Мартин учит латыни и греческому Иоганна, а от того потихоньку русский перенимает. Чуть начал балакать.

— Сам ты браух, сам ты бар. Чего литвины-то?

Монашек бывший ткнул мечом в болотце за спиною у тюфянчея. Самсон всем корпусом поворотился, шея чего-то не ворочалась. Там лошадь с пропоротым пузом биться продолжала, а всадник стоял на коленях по пояс в воде и головой крутил, в руках оружия нет. Рожа вся в крови и орёт ещё. Крутит и орёт. То ли на помощь зовёт, то ли зовёт на помощь. А некого звать-то.

— Алес, говорить. Гешторбен, говорить. Труп, говорить. Этот один говорить.

— Ты, Мартин брось говорить, ты делай. Добей болезного, слышишь орёт? Больно ему. Добей. Ферштейн. Гешторбен. Алес. Я бы сам, да мне тяжко. Видишь ног нет. Видишь?

Фон Бок мечом ткнул в орущего в болотце литвина.

— Töten?

— Во, во! Тотен мотен. Голова с плеч. Мечом в ливер. Тотен. Я не тотен. Я без ноген.

Мартин вздохнул, перехватил меч, дошагал до края болотца. Потом переложил меч в левую руку и перекрестился. Долго так вдумчиво. Трижды.

Бамс. Бабамс. Конь попробовал встать на ноги, и орущий литвин заткнулся и попытался за гриву коня уцепиться, но промахнулся, чуть не дотянулся и упал мордой в болото. А конь на подгибающихся ногах не удержался, заржал особенно жалобно, совсем уж не по-человечьи, и свалился назад в воду, грязь и тину. И придавил при этом литвина — хозяина своего бывшего.

— Вот, что крест животворящий делает! Не пришлось брать грех на душу, — теперь расстрига активнее начал креститься, благодаря Господа.

Событие двенадцатое

Спать легли однажды дети —

Окна все затемнены.

А проснулись на рассвете —

В окнах свет — и нет войны!

Стих есть такой у Михалкова.

Нет в том стихотворении, как мачеха бьётся головой о мёртвого Киселя. Там сразу слава героям, что лежат в земле сырой. А тут? Теперь у них на руках не только труп Генриха, вот один из его кутилье мёртв. Петерс — слуга Юргена фон Кессельхута тоже мёртв, второй кутилье вроде жив, но стонет и в сознание не приходит. Нет в том стихотворении и того, как Отто Хольте ходит и лошадей раненых плачущих добивает, а фон Бок, как истинный тевтонец, обходит славян — они же литвины, и их добивает. Да теперь у них ещё и Юрген мёртвый.

— Как думаешь, Отто, что там с гробом, с пушкой, с доспехами? — не, не жадность в Иване Фёдоровиче проснулась, и даже не рачительность. Он как раз подумал в первую очередь о Генрихе фон Лаутенберге. Дяде. Хоронить ведь надо. Про доспехи, это ход такой придумал, чтобы растормошить впавшего в транс, после того как семь лошадей к их лошадиному богу отправил, управляющего. Плевать старому воину, наверное, на труп барона, а вот доспехи…

— Бу-бу-бу, — Отто сидел с закрытыми глазами и на доспехи даже не среагировал.

— Это ведь речушка, насколько я понимаю, из озера вытекает и в Аа впадает. То есть, где-то в трех — четырёх сотнях метров отсюда мост есть. А за ним в километре Кеммерн начинается.

— Бу-бу-бу, — ответил управляющий.

— Блин! — Иоганн себя по лбу стукнул. Понял, что по-русски говорит.

— Отто, мы рядом с Кеммерном, нужно мне, наверное, за помощью сбегать.

— Бу-бу-бу.

— Блин. Люди-то на том берегу…

— Бу-бу-бу.

— Значит, сами. Вон тут лошадей сколько, погрузим наших на лошадей, а с этих доспехи снимем…

— Бу… Да, нужно лошадей собрать. Иоганн, я посижу пару минут, помолюсь и начну лошадей ловить, а ты бы прогулялся до моста, посмотрел, есть туда дорога или тропинка. Я в этих местах и не бывал никогда. Это не наши земли. Наши как раз до этой речушки. Нериня называется.

Посидит он. А то сам пацан не устал. Он бы не просто посидел… да, он бы и полежал. Дождь? Пофиг. Даже хорошо. Прохладненький. Чистенький. Лежи себе и думай о бренности…

— Иоганн, дай мне копьё. И стрелы вырви, какие получится, сначала из литвинов, — в другую совсем сторону направил его Самсон Изотов.

— Зачем? — пацан, шатаясь прошёл до копья… м… до лыцаря, из шеи которого оно торчало.

— Зачем⁈ А затем, что вдруг это не последние. А нам и обороняться нечем.

— Да, как так-то⁈ Хватит. Ну, пожалуйста!

А в ответ тишина. Он вчера… Устали они. А он не устал⁈ Иоганн потянул за древко, труп дёрнулся. Пацан отскочил. Потребовалась минута целая, чтобы убедить себя, что литвин мёртв, а это так остаточные сокращения какие-то.

В общем, через полчаса, когда дождь, наконец, кончился, Иоганн пошёл на разведку. За это время он вырвал из ворогов семь стрел. Две сломал, две наконечник решили литвинам оставить, а вот три были пригодны, наверное, для повторного применения. Он их даже в речушке сполоснул перед тем, как фон Боку отдать.

Отто как раз намолился, фон Бок отдышался, а Самсон отругался, и все они занялись ловлей лошадей и сбором трофеев, а парень двинул вдоль речушки вверх по течению. Троп не было. Дорог тоже. Но с другой стороны и буреломов особых тоже не было. Нормальный для этих мест редкий сосновый лес с ещё более редкими кустами всякими. Можно пройти лошадей ведя в поводу. Верхом сложнее, ветви будут мешать, но в принципе не критично, чуть кривей дорога получится, чтобы тюфянчея вывезти.

Мосток был. Тот самый, который они не так давно ремонтировали. Стоит себе, лучится счастьем свежей светло-жёлтой древесины. Иоганн даже перешёл на ту сторону, на «СВОЮ» землю. Ничего. Никаких трепетов. Усталость, вот всё, что чувствуется.

Вернулся он к месту побоища. А там суета и бряканье. Отто и фон Бок с помощью Самсона Изотова избавляют семнадцать литвин и троих наших от доспехов. При этом женщины не сидят в сторонке, тоже делом заняты. Ну, так себе дело. Они обмывают в речушке тело Киселя от крови. Раздели его по пояс и оторванной от какого-то плаща литвинского коричневого с чела Юргена и с шеи, разрубленной, его кровь смывают.

— Можно пройти. Тропинки или дороги нет, но между деревьями пройти можно, — сообщил он трофейной команде.

— Бери вон тех двух лошадей и веди к мосту, — управляющий в себя уже полностью пришёл, он сунул в руку Иоганна две уздечки. К ним прицепом два коня. Из плащей литвинов связаны четыре тюка набитых железом, и они перекинуты по два через сёдла. У болотца лежат обобранные до нижних рубах вороги их бывшие.

Понятно почему долго не могли найти Куликово поле. Никакого железа после себя победители не оставляют. На семнадцать комплектов брони и оружия, если продать в нужном месте, том же Мариенбурге, например, можно столько денег выручить, что на баронство такое, как у его отца, хватит. А ещё десять хороших коней. А два жеребца вороной и буланый так вообще марок двадцать стоят. Богатство настоящее. Это сколько кусков мыла нужно сварить, чтобы такие деньги заработать?

Неужели этот день когда-то закончится? С этими мыслями Иоганн плёлся к мосту и вдруг встал как вкопанный. Ему оставалось пройти метров пятьдесят и будет опушка, а там и дорога с мостом. Так вот, от моста слышалось ржание коней и крики людей.