Бестелесные. Книга 2

Глава 11 Земля

Проснулся я рано утром. Несмотря на ночной допрос Леонардо, я чувствовал себя бодрым и полным сил, будто проспал как минимум восемь часов. Все ущелье заволокло густым утренним туманом. Краски исчезли, оставив меланхолию и неопределенность. Кроме меня, на улице пока ни единой души. Нелепые глиняные домики кажутся абсолютно безжизненными, а при взгляде на нашу потрескавшуюся, разваливающуюся крепость хочется плакать. Она и без тумана вызывает не самые лучшие ассоциации, а сейчас серый кирпич приобрел сотни новых депрессивных оттенков. Мы проиграем войну. И наша деревня в Ущелье, постепенно разваливаясь, еще сотни лет простоит в этом тумане как напоминание о некогда великой человеческой расе. Пройдут тысячелетия, на месте замка останется лишь пара валунов, борющихся с природой за каждый миллиметр своего существования. Но и они проиграют. Ветер, дождь, туман не оставят никакой памяти о тех, для кого это место успело стать домом. Через века волчица будет вести щенят сквозь Ущелье, пробираясь через точно такую же серую пелену. Мне прохладно в самом мерзком понимании этого слова. Иногда прохлада бывает приятной, например, когда зайдешь в монастырь посреди знойного летнего дня. Или когда выпьешь ледяной воды под палящими лучами солнца. Но сейчас я не замерз, кожа не теряет чувствительность, меня не одолевает желание как можно скорее добежать до комнаты и залезть под одеяло, резкий ветер не пробирает до самых костей, ветра вообще нет. Но что-то заставляет основательней закутаться в плащ и ускорить шаг. В воздухе витает запах сырой земли и целый букет ароматов сотен трав – пожалуй, это единственная приятная нота, разбавляющая тягучую депрессивность сегодняшнего утра.

Погрузившись в мрачные мысли, я не заметил ямки, оставленной чьим-то копытом. Потеряв от неожиданности равновесие, я плюхнулся, словно мешок с зерном, в тягучую грязь. Вовремя выставленные вперед руки спасли мое лицо от соприкосновения с поверхностью. С ужасом я понял, что, если бы ладонь приземлилась на десять сантиметров влево, она угодила бы в подсохший лошадиный навоз. Влажная грязь облепила руку – смыть бы с себя эту гадость, но, в отличие от Инрама, площадей с фонтанами тут нет. Поднимаясь, я услышал истеричный женский голос, доносящийся из окна домика, возле которого я так неудачно приземлился.

– Может, ты хотя бы на десять минут уберешь свои проклятые кости?

– Ты решила капать мне на мозг с самого утра? – ответил ей недовольный мужской бас.

Подслушивать, конечно, нехорошо, но мне стало жутко любопытно, как строятся отношения у женатых людей. Присев на ступеньку, ведущую к их двери, я навострил уши.

– Конечно, я у тебя всегда самая плохая. Я изменяю? Нет! Кормлю тебя, когда ты приходишь с поля? Да! Любой мужик в Ущелье о таком мечтает, а ты просто утыкаешься в свои игральные кости и даже на ребенка внимания не обращаешь! – женщина пытается говорить тихо, но у нее это плохо получается.

– Я работаю с утра до вечера, чтобы прокормить вас! Чтобы вы могли гордиться мной! Но, когда прихожу домой, слышу только крики и твои претензии. Ты сама видишь во мне только плохое, не обращая внимания на хорошее! – обиженно ответил мужик.

Пару секунд из окон слышалось только недовольное сопение. Как-то не очень радостна семейная жизнь. Где все те чувства, что есть у нас с Элисс? Неужели исчезают сразу после брака?

– Твое плохое затмевает все хорошее. Где ты работаешь? На сеновале? Посмотри, как мы живем! Наш дом больше напоминает сарай! – в голосе женщины слышались слезы.

Интересно, как выглядят эти люди? Смог бы я сказать, что у них есть проблемы, просто встретив их на улице?

– Ты думаешь, мне нравится там работать? Давай! Попробуй залезть в мою шкуру, покоси сено с утра до ночи, собери его! Перенеси на склад! А когда ты придешь домой, я вместо поддержки буду орать на тебя. Сомневаюсь, что даже неделю выдержишь. У тебя руки сами к костям и выпивке потянутся. Была бы моя воля, я стал бы воином, но надо ведь кормить тебя и сына! – сорвавшись на крик, рявкнул муж.

Из открытого окна послышался детский плач. Сидеть тут дальше нет никакого смысла, все понятно и так. Ни о каком счастье в этой семье не может быть и речи. Заглянув в окно с надеждой понять, почему мужчина это терпит, я впал в ступор. Ребенка в руках держала огромная бабища лет двадцати. Квадратное лицо будто вылепили из теста, и больше всего баба напоминала мужчину с пухлыми и мягкими чертами лица. Нос картофелиной завершал картину, делая образ еще более отталкивающим. Держа короткими толстыми пальцами ребенка, она демонстративно не смотрела в сторону мужа.

А парень выглядел младше своей супруги: сидя на кровати, он упрямо кидал кости прямо на простыню. Поджарый, среднего роста, он вовсе не был похож на человека, у которого не оставалось иного выбора, кроме как жениться на этой женщине. Большие, немного впалые глаза смотрят куда-то сквозь кровать. Ему, кажется, неважно, какие цифры выпали на костях – во взгляде читались бесконечная грусть и безнадежность. Видимо, в тысячный раз сейчас спрашивал себя, правильный ли выбор сделал, и не мог найти ответ. А может, нашел, но не хочет признаваться, боясь что-либо изменить. Может, с помощью игры он просто пытался убежать от столь угнетающей реальности? Сутулясь, будто не выдерживая тяжкого груза, навалившегося на его молодые плечи, парень раз за разом кидал кости, не обращая внимания на выпавшее число. Рядом на спинке стула висела его старая рваная рабочая рубаха – как олицетворение жизни, пущенной под откос из-за одной ошибки.

Не в силах больше выдерживать это зрелище, я пошел дальше, борясь с желанием забежать в этот сарай и, оглушив женщину, дать бедолаге шанс убежать. Он ведь может все изменить! Послать к черту жену, которая его ни капельки не ценит, вернуться в крепость, попросить Бородача взять его в отряд повстанцев. И вновь получать удовольствие от жизни, он ведь еще молод! Но он не сделает этого, будет продолжать мечтать, пока сам не поверит, что его жизнь норма, и менять ничего не следует. Может ли что-нибудь подобное случиться со мной? Не думаю. Во-первых, Элисс не такая – я знаю это и доверяю ей. А во-вторых, я бы никогда не стал терпеть подобного, и никакой ребенок бы меня не удержал. В конце концов, все мы росли без родителей, и никто не умер. Интересно, а этот парень родился тут или вернулся с того света? Представляю, насколько ему обидно, если, пройдя через Ад, он попал в такую же клетку на Земле.

Я направлялся за ворота. Арил решил проводить тренировки за пределами Ущелья, объяснив это необходимостью тишины и покоя. Сомневаюсь, что он уже ждет меня, но желания вновь опоздать нет. К тому же, я боюсь встречи с Элисс: врать ей в глаза будет слишком трудно, она моментально почувствует фальшь в моем голосе. А стоит ли вообще врать? В любом случае, Элисс скоро все узнает, и обида от того, что я ей ничего не сказал, может ранить сильнее, чем печальное известие. Чем ближе я подходил, тем более четкие очертания обретали ворота. Интересно, как в таком тумане работают дозорные? Бестелесные, конечно, могут осмотреть округу в форме духа, а вот обычные повстанцы? Я ведь должен был сидеть сейчас на вершине горы. Сомневаюсь, что увидел бы даже происходящее у подножья.

– Хочешь прогуляться по степи? – приветливо окликнул меня привратник.

Заметив, что я иду один, он тут же вытащил из внутреннего кармана серой потертой куртки флягу и отпил из нее глоток. Довольно крякнув, мужичок встряхнул головой, заставляя пойти волнами свои толстые щеки.

– Будешь? Хоть согреешься, – добродушно сказал он, протягивая мне помятую железную флягу. – Сильвия дура! Не понимает, что самогон привратнику, как меч повстанцу, надо по должности выдавать. Сижу тут всю ночь, дубею от холода, дурею от скуки. А так – фляжку выпил, и до утра дотерпеть можно!

Он произнес свою фразу настолько уверенно, что, поддавшись любопытству, я решил проверить его слова. Сторона фляги, которая прижималась к его телу, была теплой. От напитка исходил такой же отвратительный запах, как от привратника. Что-то похожее я чувствовал в лечебном крыле, но тут аромат куда концентрированнее. Незаметно, чтобы не обидеть мужчину, протерев рукавом горлышко, я с опаской сделал маленький глоток. Как он может пить эту гадость?! Горькое на вкус пойло моментально обожгло рот и горло. Появилось непреодолимое желание чем-нибудь запить эту отраву. К тому же, никакого согревающего эффекта я не почувствовал. Кому вообще пришло в голову пить эту жидкость?!

– Ну как? Ничего подобного в монастыре и на том свете не найдешь, – подмигнув, спросил привратник. – Если хочешь, сбегаю, еще одну наберу. Покарауль тут только.

В мутных безжизненных глазах мужика появилась искра. Неужели ему действительно доставляет такое наслаждение этот обжигающий яд?

– Нет, пить это я больше не буду, – пытаясь вернуть своему лицу нормальное выражение, сказал я.

Привратник притворно заулыбался и махнул рукой.

– Да ты глотни хорошенько, маленькими глотками всю прелесть не поймешь! А потом сам старика за новой флягой пошлешь! – задорно пробасил он.

– Открывай ворота, у меня задание.

Почему-то мне кажется, что, если я буду вежливо с ним разговаривать, проторчу тут еще пару часов.

– Хорошо, хорошо. Что за люди пошли! Никто по-человечески посидеть со старым привратником не хочет. До тебя тут мужик проходил, тот еще уродец! Рожа в шрамах, уха нет, я ему выпить предложил, а он как рявкнет…

Причитая, пьяница поплелся к воротам. Проклятье! Арил опередил меня. Как у него это получилось, если я и так проснулся раньше всей крепости? В степи запах трав и цветов усилился. Он почти осязаемо поднимался с земли, заполняя все пространство вокруг. Вдали показался силуэт церковника, надеюсь, на этот раз меня не будут отчитывать за опоздание. В конце концов! Мне что, вообще спать не ложиться? Обычно степь благодаря бесчисленным цветам пестрит самыми разными красками от тускло-желтого до ярко-фиолетового, сейчас же цвет был только один – серый. Он заполнял все вокруг, создавая иллюзию сна. Даже пение птиц звучит как-то приглушенно, будто все летающие обитатели этого места тоже впали в меланхолию. Идея вымыть руки, используя влажную траву, оказалась не очень удачной. Вместо желаемого эффекта я только еще сильнее размазал грязь. Высокие сапоги моментально приобрели зеленоватый оттенок – надеюсь, Арил с его стремлением к порядку не отправит меня обратно в крепость из-за неподобающего внешнего вида.

– Ты рано, это очень хорошо, – довольно кивнув, сказал священник.

Мой наставник, облаченный в длинный дорожный плащ, сразу заметил мое появление, хотя его глаза полностью закрыты капюшоном.

– Я думал, вы будете ругаться из-за опоздания! – удивленно воскликнул я.

– Никто не уточнял время, в которое ты должен прийти.

Священник улыбнулся и снял с головы капюшон, обнажая лысую изъеденную шрамами голову. Почему бы всем моим учителям не научиться уточнять время? Им что, нравится приходить на тренировку ранним утром и ждать воспитанника в гордом одиночестве?

– Надеюсь, у тебя получилось выспаться? Сегодняшняя тренировка пройдет нелегко для твоего сознания.

– Да, я чувствую себя на удивление бодрым, – прислушавшись к своему состоянию, ответил я. Арил не стал бы задавать вопрос, если бы это было не важно.

– Отлично, тогда не будем терять время и приступим, – улыбнувшись, сказал священник.