Без лишних слов Гильом толкнул матовую стеклянную дверь, и мы вошли внутрь. Воздух здесь был стерильным и прохладным, пахло озоном и антисептиком. За стойкой из белого полированного камня сидела женщина с безупречной укладкой и таким же безупречно-нейтральным выражением лица.
— Добрый день, — ее голос был ровным и безличным, как гул вентиляции. — Что вам угодно?
— Нам требуется срочная консультация с доктором Легарном, — голос Гильома прозвучал твердо и безапелляционно, не оставляя пространства для возражений. Вместе с запросом он положил на стойку небольшую визитную карточку.
Женщина за стойкой даже бровью не повела, взяла карточку, изучила.
— Доктор Легарн весьма занят, но для вас он, разумеется, найдет время. Прошу подождать.
Мы провели в стерильном холле не больше пяти минут, прежде чем из глубины коридора появился служащий и молчаливым жестом пригласил следовать за ним. Коридоры, по которым мы шли, резко контрастировали с лаконичным фасадом.
Стены здесь были отделаны темным, испещренным золотыми прожилками деревом, пол устлан густыми коврами, поглощавшими любой звук, а с потолка струился мягкий, теплый свет, исходивший от кристаллов, вмурованных в карнизы. Воздух пах дороговизной и ненавязчивыми ароматическими маслами.
Нас провели в кабинет, чья роскошь превосходила все ранее увиденное. Целую стену занимало панорамное окно с видом на парящие в небе сады, а мебель была вырезана из цельных кусков массивной, мерцающей перламутром древесины.
За письменным столом, больше напоминавшим алтарь, поднялся невысокий, щуплый мужчина в безупречно сидящем белом кителе.
По моей спине пробежали ледяные мурашки. Мои золотые глаза, дарованные Маской, безошибочно определили исходящую от него ауру — ровную, сконцентрированную и невероятно плотную ауру ценности этого человека, из всех, с кем я был знаком, сравнимую разве что с самим Гильомом.
А изучив его «Юдифью», я окончательно оказался повергнут в шок. Этот человек был Артефактором Развязки Предания, то есть он был сильнее и меня, и Гильома.
Хирург уровня Предания? У меня в голове не укладывалась такая расточительность, такая концентрация силы в, казалось бы, сугубо прикладной и мирной профессии.
— Доктор Легарн, — произнес Гильом, слегка кивнув.
— Господин Шейларон, — мужчина ответил тем же сдержанным кивком. Его взгляд, острый и проницательный, скользнул по мне, оценивая и классифицируя за долю секунды. — Что привело вас в мой кабинет?
— Мы хотели бы воспользоваться вашей уникальной услугой, — сказал Гильом. — Техникой двух лиц. Нам необходимо создать для меня лицо моего спутника, а для него — мое.
Я ожидал хоть какой-то реакции — удивления, вопроса, чего угодно. Но доктор Легарн лишь медленно кивнул, как будто ему предложили перевязать пораненный палец.
— Понятно. Если вы так уверены в том, чего хотите, то я не буду описывать все риски, но все-таки скажу, что, хотя техника и ее впоследствии можно убрать, я крайне не рекомендую использовать ее повторно с другим лицом. Если, конечно, вы не хотите, чтобы ваш оригинальный облик превратился в восковую свечку. Так что, если примените ее сейчас, то изменить ничего уже будет нельзя.
— Мы в курсе, — кивнул Гильом.
— Хорошо, — улыбнулся Легарн. — Для проведения процедуры мне потребуется провести детальный осмотр. С вашего разрешения.
Он вышел из-за стола, и его движения были такими же точными и экономичными, как и его речь. Он подошел сначала к Гильому, затем ко мне, попросив нас повернуться к свету.
Его пальцы, холодные, силные, но при том невероятно мягкие, с легким прикосновением проводили по линиям наших скул, подбородков, лбов. Он изучал нас как инженер изучает чертежи.
Затем он материализовал у себя на лице пенсне из бледного, почти белого металла, с парой светло-фиолетовых стекол.
Артефакт уровня Предания. Я почувствовал, как от него исходит легкая вибрация, и понял, что сейчас он видит нас не как людей, а как структуру костей, мышечных волокон и мана-каналов.
Он молча изучал нас несколько минут, попеременно переводя взгляд с одного на другого. Наконец, он снял пенсне.
— Операция не представит сложности, — заключил он тем же ровным, бесстрастным тоном. — Помимо разницы в фзическом возрасте ваши лицевые структуры практически идентичны. Биологическая и магическая совместимость превышает девяносто семь процентов. Когда вы хотели бы провести процедуру?
— Немедленно, — без тени сомнения ответил Гильом. — И пожалуйста, не стесняйтесь в счете. Мы заплатим столько, сколько потребуется, за максимально качественную работу и конфиденциальность.
Доктор Легарн снова кивнул, как будто и ожидал этого.
— В таком случае, прошу пройти за мной.
Он провел нас через скрытую в стене дверь в операционную. Помещение было выдержано в стерильных белых и серебристых тонах, напоминая помещение в обычной земной больнице, но материалы, светящиеся мерным светом в видении золотых глаз, говорили о высочайшем качестве и и наверняка о баснословной стоимости. В центре стояли два кресла, больше похожие на троны из хрома и черной кожи, испещренные сложными руническими узорами.
— Прошу расположиться, — Легарн указал на кресла.
Мы сели рядом друг с другом. Хирург, водрузив на нос свой артефакт-пенсне, пристально посмотрел на Гильома. От линз потянулся невидимый луч, и я почувствовал, как мощный, но предельно точный поток маны окутал его лицо, сканируя каждый микрон, каждую пору, каждый изгиб и складку. Процесс занял не больше минуты.
Затем Легарн проделал то же самое со мной. Его взгляд, усиленный артефактом, на секунду задержался на золотом узоре на моей груди, но никаких комментариев не последовало.
Отложив пенсне, он подошел к консоли, и из нее бесшумно выдвинулся поднос с куском полупрозрачного, мерцающего перламутровым светом вещества.
Оно напоминало плотное желе, но было насквозь пропитано такой концентрацией маны, что воздух вокруг него звенел. Легарн взял его в руки, и его пальцы, движимые нечеловеческой точностью, начали лепить.
Он не спешил. Два часа, действуя в перчатках, которые, судя по ауре, были другим его личным артефактом Предания, он формировал из этой живой, отзывчивой массы тончайший слой, повторяющий каждую черту лица Гильома — форму бровей, изгиб губ, даже мельчайшие морщинки у глаз.
Получившаяся маска была невероятно тонкой и выглядела как вторая кожа, но я чувствовал исходящую от нее мощь — это был сложнейший артефакт уровня Сказания.
Затем он подошел ко мне.
— Не двигайтесь и не сопротивляйтесь потоку маны, — предупредил он, после чего наложил маску на мое лицо.
Первое ощущение было ледяным и липким, будто на кожу вылили холодный жидкий металл. Затем маска начала растекаться, впитываться в поры, сливаться с моей собственной кожей.
Легарн положил ладони мне на виски, и я почувствовал, как его мана хлынула в меня, заставляя чужеродную материю окончательно интегрироваться, «пришивая» ее к моей плоти и мана-сети.
Именно в этот момент, когда искусственная маска почти стала частью меня, я почувствовал знакомый голод. Маска Золотого Демона на моей груди отозвалась едва заметной пульсацией. Золотые нити энергетических жгутов внутри меня шевельнулись, и прежде чем я успел что-либо осознать, они протянулись к чужеродному артефакту.
Я ощутил, как созданная Легарном маска не просто интегрируется, а растворяется, поглощается, втягивается в мою внутреннюю сеть. Я не видел этого, но знал, что новая татуировка проявилась над бровями, а затем, поднявшись до Предания, слилась с «Ольвой».
И вместе с этим пришло полное понимание: теперь это была не просто маска. Я мог стать Гильомом — скопировать не только его лицо, но и тело, и даже мельчайшие повадки и манеры, которые подсмотрел за эти дни. Это было бы тотальное перевоплощение.
Легарн, закончив вливание маны, удовлетворенно кивнул. Он не заметил подмены, ведь по замыслу маска и так должна была бесследно слиться с носителем. Он просто констатировал успех и, потратив еще полтора часа, провел ту же процедуру в обратном направлении, создав и имплантировав маску моего лица Гильому.
Наконец, он отошел, его безупречный китель даже не помялся.
— Все готово, — объявил он. — Прошу проверить результат.
Мы поднялись с кресел и встали друг напротив друга. Без лишних слов, я сконцентрировался на новой татуировке на предплечье, позволив ее силе разлиться по мне. Гильом сделал то же самое, и на его лице тоже пробежала легкая рябь.
И вот, он смотрел на себя, а я — на себя. Теперь уже настолько буквально, насколько это только возможно.
###
Мы вышли из клиники на оживленную улицу. Гильом, глубоко выдохнув, проговорил:
— Обновку надо испытать, как считаешь? Слуги в резиденции — идеальные подопытные. Они замечают каждую мелочь и знают меня уже не первый год.
— Согласен, — ответил я.
— Хорошо, — начал Гильом, принимая менторский тон. — Тебе нужно запомнить несколько моментов. Первое: мои движения всегда более плавные, без твоей резкости. Осанка — прямее, плечи развернуты, подбородок чуть приподнят. Жесты… сложно вспоминать то, что делаю неосознанно… но, допустим, когда я задумываюсь, я не потираю подбородок, как ты, а слегка касаюсь указательным пальцем края губ. Следи за интонациями. Моя речь…
Я поднял руку, прерывая его поток указаний. Мне не нужна была лекция. Я снова сосредоточился на «Ольве», которая теперь помимо обычных маскировочных функций получила в комплект одно конкретное, даже очень конкретное лицо.
Я позволил ее силе не просто изменить мою внешность, но и проникнуть в мышцы, в нервные окончания, в голосовые связки. И затем я просто… отпустил себя.
Мое тело выпрямилось, плечи сами собой развернулись, руки приняли расслабленное, но контролируемое положение. Я сделал шаг — плавно, без тени моей привычной слегка взрывной энергии. Повернул голову в его сторону, и мое лицо приняло то самое выражение спокойной, слегка отстраненной учтивости.
— Я полагаю, подобные мелочи действительно могут выдать человека с головой, — произнес я, и мой голос зазвучал его ровными, выверенными интонациями, без малейшего намека на иронию. Я поднес руку к лицу и легким, почти невесомым движением кончика указательного пальца коснулся угла рта, глядя на него с легким любопытством.
Гильом замер. Его глаза расширились, в них отразился чистейший, немой шок. Он смотрел на свое собственное отражение, на свою копию, настолько идеальную, что это было почти пугающе. Затем шок сменился чем-то другим — острым, почти жадным восторгом, и также осознанием.
— Невероятно… — вырвалось у него, и это было единственное, что он смог сказать. Он медленно покачал головой. — Теперь я понимаю. Теперь я понимаю, почему ты был так уверен в себе. Эта Маска Золотого Демона… это просто чудо. Абсолютное.
Я позволил маске расслабиться, и черты лица поплыли, возвращая мне мое обличье.
— Не стоит ее перехваливать, — парировал я уже своим голосом. — У каждого чуда в этом мире есть своя цена, и у моего — в виде крайне неприятных моментов, о которых я не советую тебе мечтать.
Наступила неловкая пауза. Гильом все еще был под впечатлением, но мой тон остудил его пыл. Он кивнул, отводя взгляд.
— Понятно. Что ж… тогда последний штрих.
Мы зашли в первый же портняжный салон, который выглядел достаточно дорого, чтобы обслуживать клиентов возле резиденции маркиза. Быстро и без лишних слов мы обменялись одеждой.
Теперь на мне был его элегантный серый костюм, идеально сидевший на его — то есть теперь на мое — тело, а он облачился в мою более простую и практичную одежду, на которую я сменил форменный мундир, пока мы не были в Коалиции.
Выйдя из салона, мы направились к резиденции. Два человека, внешне неотличимые от Гильома фон Шейларона и Мака Мариона, подошли к зданию из белого мрамора и сияющего стекла.
Первой моей жертвой стала горничная, несшая поднос с хрустальными бокалами.
— Эй, ты! — мой голос, теперь голос Гильома, прозвучал властно и немного свысока. — Мне срочно потребовался свежевыжатый сок из синих апельсинов. Доставь его в мои покои, как только найдешь.
Девушка на секунду застыла с широко раскрытыми глазами. Синих апельсинов, насколько я знал, не существовало в природе. Но через мгновение она опустила голову в почтительном поклоне.
— Слушаюсь, господин Гильом.
Она развернулась и почти побежала исполнять абсурдный приказ. Гильом, шедший рядом в моем обличье, фыркнул, но сдержался.
Дальше я остановил двух садовников, перетаскивавших кадку с экзотическим деревом.
— Прекратите! Это дерево должно стоять строго лицом на восток. Разверните его немедленно!
Садовники переглянулись, но без единого слова принялись поворачивать тяжелую кадку. Затем я велел дворецкому принести мне библиотечный каталог, переплетенный в кожу плавающего барашка, и потребовал от юного пажа пересчитать все листья в ближайшей цветочной композиции.
Никто не усомнился. Лишь легкое недоумение в их глазах выдавало, что приказы были нестандартными, но авторитет «Гильома» был непререкаем.
Наш «театр абсурда» прервал новый голос — сухой, спокойный и полный незримой власти.
— Господин Гильом, можно мне вас на мгновение?
Я обернулся. К нам подошел пожилой мужчина в безупречно темном костюме, с седыми волосами, уложенными с безупречной точностью. Его осанка и взгляд говорили о привычке командовать больше, чем любые титулы. Мажордом.
И снова, как и в случае с Легарном, я ощутил исходящую от него ауру — ровную, могучую и бездонную. Еще одно Предание. Внутри меня снова кольнуло удивление, но уже приглушенное — я начинал привыкать к тому, что в Роделионе силы такого уровня не тратили исключительно на войну.
— Конечно, — ответил я, копируя манеру Гильома держаться с этим человеком — с легким, но ощутимым уважением.
Мажордом скрестил руки за спиной.
— Прошу прощения за бестактность, но я не могу не отметить… Некоторые из ваших последних распоряжений слугам показались, скажем так, не совсем стандартными. Можно поинтересоваться их целью?
Его тон был вежливым, но в глазах читался открытый вопрос и легкое недовольство. Я встретил его взгляд с той самой спокойной уверенностью, которую перенял у Гильома.
— Цель проста, — парировал я, слегка пожимая плечами. — Я проверяю их лояльность и исполнительность. В приказах не было ничего предосудительного или сверхсложного. Лишь готовность выполнить волю дома Шейларон без лишних вопросов. Разве это не основа идеальной службы?
Мажордом замер. Его челюсть слегка напряглась, а в глазах вспыхнула искра возмущения. Он явно считал такие методы пустой тратой времени и унижением для хорошо обученного персонала. Собственно, так и было.
Но что он мог возразить? Логика в моих словах была, а оспаривать решения «молодого хозяина» прямо он не смел. Он медленно, почти церемонно, склонил голову.
— Как вам будет угодно, господин Гильом. — Его голос был ледяным.
Развернувшись, он удалился тем же бесшумным, исполненным достоинства шагом.
Как только он скрылся за поворотом коридора, мы с Гильомом переглянулись. На его — на моем — лице расплылась широкая ухмылка. Сдавленное фырканье вырвалось у нас обоих одновременно, а через секунду мы уже беззвучно сотрясались от смеха, прислонившись к стене.
— Видел его лицо? — прошептал я, вытирая выступившие слезы. — Он был в ярости!
Гильом, все еще смеясь, кивнул.
— Проверка пройдена максимально успешно, — выдохнул он, постепенно успокаиваясь. — Если даже он ничего не заподозрил, то больше нас никто не раскусит. Теперь можно приступать к основной части.
Мы шли по коридорам резиденции, и пока наши шаги отдавались эхом от полированного мрамора, я мысленно прокручивал детали нашего нового, куда более амбициозного плана.
Изначальная задумка Гильома была очень хитроумной, но при этом по своей сути простой, как дверной косяк. Я должен был сидеть в его позолоченной клетке, изображая из себя забросившего тренировки приемного сына маркиза на Завязке Предания, пока он в каком-нибудь секретном закутке усердно медитировал, пытаясь выжать из себя еще крупицу силы. Пустая трата моего времени и, что важнее, недостаточно эффективный метод для него.
Я видел это еще во времена пиратства, наблюдая за новичками. Навыки не рождаются в тишине библиотек или во время стерильных тренировок. Они выковываются в огне, когда адреналин жжет кровь, а мозг лихорадочно ищет выход из ситуации, где каждый неверный шаг — смерть.
Именно в критические моменты рождаются самые гениальные и безумные идеи, а мана реагирует на настоящую, а не выдуманную потребность.
Поэтому я предложил ему использовать наше сходство в обе стороны, превратив его из простой подмены в стратегический танец двух двойников. Теперь у нас было три ключевых сценария.
Первый и самый многообещающий: Гильом, под моим лицом и именем, мог инкогнито участвовать в реальных операциях моего батальона. Он получит ту самую боевую закалку, которую невозможно симулировать.
А я в это время, с помощью татуировки «Ольва», буду маскироваться под одного из своих же подчиненных. По крайней мере пока мы находимся на виду у других. Он будет учиться в реальном бою, а я смогу управлять своим подразделением, никуда не отлучаясь.
Второй сценарий был ближе к его первоначальной идее, но с важным дополнением. В периоды затишья, когда батальон будет отдыхать и переформировываться, я буду исполнять его роль, появляясь на светских раутах и официальных мероприятиях в образе Гильома на Завязке Предания, отвлекая внимание шпионов конкурирующих фракций.
В это же время он, под прикрытием моей личности, сможет тренироваться вместе с батальоном, используя наши совместные учения для оттачивания своих способностей в безопасной, но все же более динамичной среде, чем уединенная комната.
И третий, мой любимый бонусный вариант: если на нашем пути подвернется какая-нибудь… скажем так, не совсем уставная возможность пополнить запасы золота или артефактов, мы сможем прикрыть друг друга, создавая идеальное алиби. Мы могли бы жонглировать двумя личинами, оставаясь неуловимыми.
Гильом, к его чести, не стал упрямиться. Моя логика его убедила, а перспектива настоящих приключений, а не скучных медитаций, явно пришлась ему по душе.
Именно он, зная местные возможности, предложил обратиться к Легарну. Я, не будучи знаком с таким уровнем артефактной хирургии, изначально предполагал использовать набор масок и артефактов иллюзий, которые, по словам Гильома, хоть и были хороши, все же оставляли шанс быть разоблаченным при близком или магическом осмотре.
Его вариант был на порядок надежнее. Метод двух лиц позволял буквально получить второе лицо, которое было невозможно отличить от настоящего, не имея навыков на уровне Легарна. Именно навыков, а не силы. Так что раскрыть нас с Гильомом не смогли бы даже Эпосы.
Вернувшись на борт «Серебряного призрака», мы заняли свои места в салоне. Гильом отдал команду экипажу, и яхта плавно оторвалась от посадочной площадки в парке, развернулась и устремилась прочь от Руин Алого Ворона, взяв курс обратно на базу Четвертого корпуса.
Теперь настала пора Маку Мариону получать заслуженную награду.