Дом Мэлори. "Мама, ты справишься!"

Глава 21

Меня вывели из темной исповедальни. На свету я почувствовала слабость. Теодор подошел ко мне и участливо взял под руку.

— Все кончено, Мэлори. Теперь вы в безопасности.

Я посмотрела на него с благодарностью и изумлением. Он действительно вернулся. И, как оказалось, этот мужчина не простой горожанин.

— Пойдемте, — мягко сказал он, ведя меня к выходу из церкви.

Почти у самых дверей я глянула через плечо и наткнулась на полный ненависти и разочарования взгляд инквизитора. А я ведь не первая в его списке «ведьм»… Скольким ни в чем неповинным женщинам он так же предлагал «исповедаться»? Скольким никто не помог…

Уверена, если б не вмешался Теодор, меня бы уже насиловали на той лавке. А потом отправили бы на костер, как нечистую силу, «соблазнившую пресвятого Франциска».

Образы несостоявшегося преступления так ярко возникли перед глазами, что меня затрясло. Страх, пережитый в темной исповедальне, все еще сковывал тело. Слезы, которые я так отчаянно пыталась сдержать, наконец, хлынули потоком. Я чувствовала себя грязной и униженной.

Теодор бережно усадил меня в ожидавшую у входа карету. Ее кожаные сиденья показались неожиданно мягкими. Он сел напротив, молча наблюдая за моим состоянием.

— Вам нужно прийти в себя, Мэлори, — тихо сказал он.

Я не могла ответить, лишь всхлипывала, пытаясь унять дрожь.

Карета тронулась, мерно покачиваясь, и вскоре мы уже ехали по направлению к моему дому. Теодор не торопил меня, лишь изредка бросал непроницаемый взгляд. Постепенно моя истерика отступила, оставив после себя лишь тянущую пустоту в груди.

Это невиданная удача, если инквизиция действительно оставила меня в покое, но основной мой враг вряд ли успокоится на этом. Староста Гильем будет в бешенстве, когда узнает обо всем.

Когда мы подъехали к моему дому, Люсинда уже стояла на пороге, обеспокоенно выглядывая. Увидев меня, она вздохнула с облегчением. Итан и Мэтти выбежали навстречу, бросаясь ко мне с объятиями.

— Мама! — прошептал Итан, крепко прижимаясь.

Мэтти молча ткнулся лицом мне в живот.

Теодор наблюдал за этой сценой с легкой улыбкой.

— Позволите мне пройти в дом? — спросил он. — Мне бы хотелось убедиться, что с вами все будет в порядке.

Я лишь кивнула.

Когда мы вошли, Люсинда неловко обняла меня, словно знала что-то. Затем потрепала по щекам Итана и Мэтти.

— Ну вот и славно, что все обошлось, — пробормотала она, бросив на Теодора настороженный взгляд. — Я пойду, пожалуй. Если что понадобится, зови, Мэлори.

Я поблагодарила ее, и она ушла, оставив нас втроем.

В чайнике уже был разогрет душистый травяной чай, на столе стояло блюдо с оладьями и открытая банка меда. Наверное, Люсинда похозяйничала, чтобы успокоить детей и занять их чаепитием. Признаться, не ожидала от нее такого участия…

Чтобы занять чем-то все еще подрагивающие руки, я взяла чайник и разлила отвар по двум кружкам.

— Итан, Мэтти, идите пока к себе, хорошо? — попросила я. — Мне нужно поговорить с господином.

Мальчики послушно ушли в свою комнату, бросая на гостя любопытные взгляды.

Мы с ним остались вдвоем и сели за стол. Я протянула ему кружку с чаем.

— Спасибо вам, Теодор, — наконец сказала я, сделав глоток горячего чая. — Если бы не вы… я не знаю, что бы со мной было.

— Не стоит благодарности, Мэлори. Я лишь вернул долг вашей матери. И не позволил свершиться несправедливости.

— Но как вы оказались в нашей деревне так вовремя? — я нервно улыбнулась и добавила: — Следили за мной?

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Я приехал, чтобы еще раз поговорить. Ваша мать обладала даром, возможно, он есть и у вас. Моя сестра угасает, и я бы хотел испробовать все шансы. Когда подъехал, соседка сказала, что вас только что увезли служители церкви во главе с инквизитором.

Я вздохнула.

— Теодор, я… Спасибо вам еще раз, но я не знаю, смогу ли помочь. Я ведь действительно не ведьма, и только недавно узнала о… способностях моей матери. Я изучаю ее книги, но мне нужно время, чтобы понять, что к чему. Я едва начала погружаться во все это.

— Я понимаю, — он задумался, провел пальцами по подбородку и устремил взгляд в окно. Затем пришел к какому-то решению и снова посмотрел на меня. — Не могли бы вы хотя бы взглянуть на нее? Возможно, что-то из книг матери покажется вам знакомым.

Я медленно кивнула. Он был прав. Даже если у меня не получится вылечить его сестру, возможно, я смогу хотя бы понять, чем она больна. Книги содержали знания о разных болезнях.

— Расскажите, что с ней? — спросила я.

Теодор вздохнул, и я уловила едва заметное облегчение.

— Аманду мучает сильный жар. Она слабеет и с каждым днем теряет вес, буквально тает на глазах. Передвигаться по комнатам может только с помощью сиделки. Ей всего семнадцать, она была очень активной и наполненной жизнью девушкой. А сейчас ее купают, кормят с ложки, помогают дойти до отхожего места, чтобы справить нужду. Все действительно очень плохо, Мэлори. Никто из лекарей в городе не может определить, что это.

Я сглотнула, представив эту несчастную девочку.

— Вы правы, мне действительно нужно посмотреть на нее. Но уехать в город и оставить детей, даже под присмотр Люсинды, я не могу…

После недолгого молчания Теодор кивнул.

— Хорошо. Я привезу Аманду сюда. Такой вариант возможен?

От волнения у меня участился ритм сердца. Это была огромная ответственность, но не помочь этому человеку я теперь не могла.

— Да. Привозите.

Он поставил пустую кружку на стол.

— Спасибо за чай, Мэлори. Ждите меня завтра к вечеру.

Я проводила его до калитки. Он сел в карету и уехал, оставив меня наедине со своими мыслями.

Потом я сразу же направилась к тайнику в погребе. Мне нужно было сосредоточиться и попытаться найти в пожелтевших страницах древних книг хоть какую-то подсказку о том, что может помочь сестре Теодора.

Я спустилась в погреб, зажгла свечу и устроилась на сложенных мешках. Открыла большой том с потемневшими от времени страницами, принимаясь читать. Запах старой бумаги и засушенных трав щекотал нос, убаюкивал. Но мне было не до отдыха. Пока Теодор везет свою сестру сюда, у меня есть шанс найти хоть что-то полезное для нее в этих книгах.

Перелистывая страницу за страницей, я ловила себя на мысли, как сложно читается этот труд. Чернила местами побледнели от времени, да еще мама вписывала свои заметки между строк. Не только словами, но и символами, вставляла формулы и схематические рисунки. Временами я чувствовала себя школьницей, которой дали в руки университетский учебник.

На пятой или шестой главе глаза начали слипаться. Я откинулась на стену, протерла веки и заставила себя продолжать.

И тут взгляд упал на заголовок, выведенный жирными, почти угрожающе-кровавыми чернилами: «О возвращении утраченного».

Я замерла.

Сердце застучало быстрее. Под заголовком — схематический рисунок человеческой головы и… языка. Ниже шли подробные указания — как варить отвар, что использовать в качестве катализатора, какие слова произнести и когда. Рядом — примечания, при каких условиях зелье может не подействовать: слишком поздно, слишком глубоко повреждены ткани, вмешательство темной магии.

Я выпрямилась, прислушалась к себе. Это знак. Я должна попробовать.

Мэтти. Мой маленький Мэтти.

С того дня, как он обнял меня впервые, когда я только очутилась в чужом мире и теле, этот ребенок занял свое место в моем сердце. Его молчание не раздражало, нет. Но оно ранило. Он смотрел на меня с такой тоской, будто хотел рассказать обо всем на свете — и не мог.

Будто его душа звала крикнуть «мама», но горло издавало лишь несвязное мычание.

Я захлопнула книгу. Вскочила. Нужно все отложить. Срочно.

Возвращаясь в дом, я уже на ходу прикидывала: где какие ингредиенты находятся и хватит ли мне того, что было в наличии.

Прямо в дверях вспомнила — Буран! Я же посадила его на цепь, когда инквизитор явился. И так замоталась, что забыла об этом.

Милый, преданный пес, он не рвался и не скулил. Но уже давно пора было снять с него этот строгий ошейник. Я метнулась обратно во двор.

Буран сидел возле будки, напряженный, будто ожидал очередных гостей. В его миске еще оставались куски хлеба, вымоченные в молоке — Итан не забыл покормить нашего сторожа перед сном.

— Прости, — прошептала я, подходя. — Я совсем забыла...

Он молча лизнул мне руку, словно все понимая. Когда я освободила его, пес обнюхал подол моего платья и заглянул в глаза — все ли в порядке?

— Все хорошо, — выдохнула я, поглаживая его морду. — Все будет еще лучше, если зелье подействует.

Я вернулась в дом и принялась за приготовление второго в моей жизни зелья.

А если не подействует? — настойчиво шептал внутренний голос. Если я только сделаю ему больно, вселив надежду?

Сомнения мешали сосредоточиться, и я настойчиво отгоняла их прочь.

Нужно верить, что все получится!

— Он заслуживает шанс, — сказала я вслух. — Даже если это слишком поздно. Даже если все сорвется — я хотя бы попробую.

На печи забурлило варево. Я стояла у котелка, помешивая длинной деревянной ложкой, а за окном уже сгустились сумерки.

Я успею. Все успею. Сегодня я попробую стать той ведьмой, какой была моя мать. Не для мести, не для власти. А ради любви. Ради ребенка, который давно уже стал моим.

Когда отвар приобрел нужную густоту, я выключила огонь и осторожно перелила зелье в глиняную крынку. Пар все еще поднимался, но аромат стал менее резким — травяной, с легкой горчинкой и чем-то смутно знакомым… Наверное, это из детства, когда мать пользовалась таким же, когда работала с целительными чарами. Я укутала сосуд в ткань и оставила его на подоконнике. Теперь зелью требовалось настояться до полуночи.

Я облокотилась о край стола и только тогда осознала, как сильно стучит в груди сердце. Страх и надежда чередовались, как вдох и выдох. Я даже не знала, что будет, если это сработает.

Каково это — слышать голос Мэтти? Как он звучит? Хриплый, тонкий? Похожий на Итана или мягче?

Я оттолкнулась от стола.

Дом был в беспорядке. Повсюду следы чужих рук — открытые шкафы, сорванные полки, треснувшая глиняная посуда, вещи, раскиданные на полу. Как будто не жилище, а поле боя. Здесь все напоминало о присутствии инквизиции, и каждая мелочь разрывала душу.

Сжав зубы, я закатала рукава и принялась за уборку.

Сначала собрала вещи и аккуратно уложила их обратно в сундук. Потом вытерла пыль со всех поверхностей, собрала осколки тарелки, поставила чайник на печь. Протерла пол у входа — там, где грязные сапоги оставили следы, будто чернильные кляксы. Каждое движение отгоняло тревогу, каждое усилие возвращало мне контроль над собственной жизнью.

Я не могла просто сидеть и ждать, глядя на зелье в ожидании, когда оно настоится.

Скоро дом снова обрел облик — пусть скромный, но опрятный. Я вытерла лоб тыльной стороной ладони и вздохнула. Только тогда заметила, что за окнами совсем стемнело.

Вспомнив о детях, я поспешила в детскую.

Сердце болезненно сжалось.

Я совсем забыла о времени. Пока изучала книги в погребе, не заметила, как пролетел вечер. Они искупались? То, что поужинали — знала точно, Люсинда озаботилась, спасибо ей…

В комнате было полутемно. Окошко приоткрыто, ночной воздух струился внутрь, играя занавеской. На кровати — двое мальчиков, свернувшиеся калачиками под тонкими одеялами. У каждого было свое.

Как они провели время без меня? Я не спросила.

Но, глядя на их мирные, усталые лица, поняла, что тревога излишня. Итан спал, прижав к себе угол подушки, как щит. Мэтти — сложив под щекой ладошки, плотно укутанный, будто прятался от всего мира. Легкий храп вырывался из приоткрытого рта старшего.

Я тихо подошла, поправила им одеяла.

Мэтти чуть шевельнулся, но не проснулся. Я провела пальцами по его волосам, едва касаясь.

— Спи, малыш, — прошептала я. — Завтра все изменится. Я обещаю.

Я тихо прикрыла дверь, оставив ее чуть приоткрытой — на случай, если проснутся или позовут. Потом вернулась в кухню, села к окну и посмотрела на крынку с зельем. Оно уже остыло. Пора было отправляться в спальню, поспать хотя бы половину оставшейся ночи. Но я все еще сидела, всматриваясь в темноту за стеклом, и молилась, чтобы в скором времени Мэтти смог впервые назвать меня мамой вслух.

До рассвета я так и не уснула.

Пробовала. Несколько раз ложилась, закрывала глаза, натягивала одеяло до подбородка, уговаривала себя: «Утро вечера мудренее». Но мысли не отпускали. Я лишь лежала в темноте, слушая тиканье старых настенных часов и звуки природы за окном: уханье филина, стрекот цикад, шум ветра в кронах...

Затем проснулись птицы, заглушая все остальные голоса звучным чириканьем.

Я встала. Тихо, чтобы не разбудить никого, зажгла свечу и вышла во двор.

Солнце еще не встало, было прохладно. Ветер гнал по небу облака, за которыми то и дело пряталась луна. Все вокруг — затихшее, спокойное, как будто само время приостановилось.

Я спустилась в погреб, взяла еще пару книг. Те, что казались самыми древними — они пахли сухими травами и пеплом. Руки дрожали, когда я несла их обратно.

На кухне снова разложила книги, пролистывая одну за другой. Травники, списки заклинаний, странные зарисовки. Заметки матери, сделанные на полях: размашистые, спешные, словно она боялась забыть нечто важное.

Иногда мне казалось, что я слышу ее голос. Или чувствую легкий запах той мази, которую она варила зимой… Может, это и был ее след — невидимый, но настоящий.

Я искала что угодно, что могло бы объяснить состояние сестры Теодора, и могло помочь ей. Болезни, истощение, ритуалы проклятия. Амулеты для укрепления жизненной силы, чары и заговоры, зелья и настои.

Чем больше я читала, не упуская ни единой записи на полях, тем сильнее осознавала: мать обладала не только даром, но и глубокой верой в то, что даже самую непроглядную тьму можно рассеять, если знать, где искать свет.

Погруженная во все эти страницы, я вдруг вспомнила, как Теодор смотрел на меня в церкви.

Не как на крестьянку, ведьму или грешницу. А просто… как на женщину. С участием. С каким-то особым вниманием, которое я редко замечала во взглядах других мужчин.

А еще… В его глазах не было страха. Ни перед инквизитором, ни перед последствиями вмешательства в дела Святой Церкви. А они ведь наверняка будут, независимо от того, кем он являлся, какой пост занимал в городе.

Он не отвел взгляда, когда я рыдала. Не брезговал, не стыдил. Просто сидел напротив, ждал, пока я успокоюсь.

Я поймала себя на том, что думаю о нем слишком долго. Вспоминаю, как он взял меня под руку. Как кивнул мальчикам. Как в голосе его звучала сдержанная решимость.

Что он за человек? Почему пришел повторно именно ко мне? Есть же другие, настоящие ведьмы, я была в этом уверена.

Я уставилась в книгу, стараясь прогнать мысли. Это все — от усталости. От волнения. От того, что слишком долго не чувствовала себя в безопасности.

Мне не нужно привязываться. Не стоит. Не в моем положении, не с моей жизнью.

Даже если он нравится мне.

Я резко захлопнула книгу и прижала к груди.

— Глупая ты, Мэлори, — прошептала я тишине. — Влюбляться — последнее, что тебе сейчас нужно.

Свеча догорела. Сквозняк качнул пламя, и в комнате повеяло холодом. Я поднялась, чтобы налить себе горячего отвара чабреца. В голове пульсировало: утром нужно будет дать зелье Мэтти… а вечером — принимать гостью.

Нужно быть сильной, не отвлекаться на глупости. Для нерожденного еще ребенка. Для мальчиков. Для всех, кто в меня верит и во мне нуждается.

Я укуталась в шаль и вернулась к чтению.