Дом Мэлори. "Мама, ты справишься!"

Глава 6

Ночь прошла в тревожном полусне. Я то проваливалась в беспокойные видения, то просыпалась от малейшего шороха. Образ Знающей, ее слова о матери-ведунье, о расплатившемся мной отце, о трех невинных душах, нуждающихся в спасении, не давали мне покоя.

Едва в спальню начал пробиваться свет нового дня, я тихонько встала, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мальчиков. Облачившись в поношенное платье Мэлори, я неслышно выскользнула из дома, сжимая в руке старый ключ.

Утренняя прохлада бодрила, а пение птиц казалось насмешкой на фоне творившегося в моей душе хаоса. Дорога к окраине деревни была недолгой. Я не помнила этот путь вдоль леса, ноги сами несли вперед. Вот и яблоня, усыпанная нежными розовыми цветами, словно приветствующая меня из прошлого. Старый покосившийся дом выглядел заброшенным и мрачным, но в то же время в нем чувствовалось что-то родное, давно забытое.

Это было странно, ведь отец умер не так давно. Почему здесь царит такое запустение, такая ветхость? Словно жизнь покинула эти стены много лет назад.

Ключ оказался не от входной двери. Та и вовсе не была заперта. Она со скрипом распахнулась, впуская меня в темную утробу, пропитанную сыростью и пылью. Запах старого дерева, плесени и давно забытых воспоминаний обрушился на меня, унося в далекое детство, которое Мэлори, казалось, и вовсе не помнила. Я вошла внутрь, полная решимости узнать как можно больше о себе и о своей семье.

Осторожно ступая, я прошла вглубь дома. В полумраке угадывались очертания старой мебели, покрытой толстым слоем пыли. Паутина свисала с потолка, словно траурные кружева. В углу комнаты, возле камина, стояло кресло-качалка, тихонько поскрипывая под напором ветра, проникавшего сквозь щели в окнах. Дом жил своей собственной жизнью, храня в себе тайны прошлых лет.

Я замерла посреди комнаты, тщетно пытаясь собрать воедино обрывки воспоминаний Мэлори. Что она помнила об этом месте? О своей матери? Об отце? В голове всплывали лишь размытые образы, словно кадры из старого фильма. Я подошла к камину и провела рукой по шершавой поверхности камней. Здесь горел огонь, согревая семью в долгие зимние вечера. Здесь рассказывались сказки и легенды, передаваемые из поколения в поколение.

В доме было два помещения, одно из которых служило кухней, столовой и жилой комнатой одновременно. Назначение второго оставалось загадкой, ибо в нем не осталось ровным счетом ничего. Ни мебели, ни вещей. Неужели Ромул вынес и пропил все до последней щепки?

К слову, осматривая родительский дом, я вновь поймала себя на мысли, что хоромы моего мужа совершенно не похожи на крестьянскую избу. Даже с учетом того, что он кузнец и, возможно, когда-то неплохо зарабатывал на жизнь. Два этажа с двумя раздельными спальнями и кухней — это неслыханная роскошь для средневековой деревни! Если бы Знающая не исчезла так внезапно, а я не была так потрясена услышанным, я бы непременно спросила и об этом. Возможно, еще представится случай встретиться с ней, и уж тогда я не забуду задать этот вопрос. А может, сама найду ответ. Наберусь смелости и выпытаю все у Ромула. С его покалеченной ногой он вряд ли причинит мне вред за излишнее любопытство.

Обойдя комнаты несколько раз, я не нашла ничего, что могло бы пролить свет на прошлое. Единственной тайной дверью оказался вход в погреб под кухонным столом. Но он был пуст. Лишь яма, заваленная обломками старых ящиков и парой пустых стеклянных банок. Возможно, часть запасов, которые я обнаружила в доме мужа, была извлечена именно отсюда.

Выйдя во двор, я бегло осмотрела покосившиеся постройки, где когда-то содержались животные, а затем направилась к мельнице.

В целом, моя семья не бедствовала. Отец имел право обрабатывать часть поля, мимо которого мы шли с Мэтти к колодцу. Там сеяли пшеницу или рожь, а урожай шел на продажу и пропитание. Часть зерна отправлялась на рынок, а часть мололась в муку. Если вспомнить о матери-ворожее, можно предположить, что она оказывала лекарские услуги или занималась чем-то подобным. Но о ней в моей памяти не осталось ни единого воспоминания, лишь смутные догадки.

Мельница, несмотря на заброшенный вид, оказалась довольно крепкой. Деревянные лопасти обветшали, но сам механизм выглядел вполне работоспособным. Заглянув внутрь, я обнаружила мешки с зерном, немного муки и старые инструменты. Видимо, до мельницы руки у Ромула еще не дошли.

Пробежавшись глазами по стенам, я заметила небольшую потайную нишу, замаскированную под деревянную обшивку.

Сердце забилось быстрее. Что-то подсказывало: именно туда мне нужно заглянуть.

Ощупав стену, я нащупала подвижную дощечку. Она отодвигалась в сторону, являя замочную скважину. Дрожащими пальцами я извлекла старый ключ и вставила его внутрь. Повернула несколько раз, и раздался щелчок.

Неужели все так просто?

Узкая дверь поддалась не сразу — заела, но в конце концов со скрипом отворилась.

Заглянув внутрь, я увидела что-то вроде чулана. Тесное пространство, едва метр на полтора, с низким потолком. У дальней стены стоял сундук, а по бокам были прибиты узкие полочки, на которых пылились несколько старых книг в кожаных переплетах, пучки сушеных трав, несколько пузырьков с непонятными жидкостями и котелок с толстыми стенками. Травы пахли странно, но как-то знакомо. Книги были написаны на чужом языке, хотя буквы выглядели так, словно я уже видела их раньше.

Присев перед сундуком, я открыла скрипучую крышку. Внутри оказались разные вещи: одежда, мыло, еще одна книга, свитки с записями и вытесанная из серого камня шкатулка. В ней лежал кожаный мешочек с золотыми и серебряными монетами, кольцо с мутным бесцветным камнем и такой же кулон на плетеном шнурке.

Он привлек мое внимание больше всего остального. Взяв его в руку, я ощутила холодную тяжесть и легкое покалывание в ладони. Это явно не простая стекляшка…

Я не могла здесь долго задерживаться. Но стоило ли нести находки в дом мужа? Книги, травы, пузырьки и амулет. Знания. То, что мне так необходимо. Знающая советовала поспешить в отцовский дом, значит, велика вероятность, что Ромул сам может обнаружить все это.

Решение созрело мгновенно. Вытащив из сундука новую сложенную простыню, я расстелила ее перед тайником и быстро сложила на середину все, что там было. Связав противоположные края, я получила внушительный узел, который с трудом подняла и закинула за спину, словно мешок. Спрячу все в спальне, на второй этаж Ромул в ближайшее время точно не поднимется.

Домой я успела добраться до того, как мальчишки проснулись.

Затащила узел с новообретенным наследством наверх, оставила рядом с сундуком, а сама бегом спустилась на кухню. Вчерашнее молоко уже закисло, я смешала утреннее и вечернее, оставив в одной емкости кваситься дальше. Из него выйдет отличный творог, а там, глядишь, и пирог какой-нибудь с ним испеку.

Остатки гороховой похлебки, настоявшиеся за ночь, я разогрела в протопленной печи и разлила по трем тарелкам. Последнюю лепешку разломила пополам, чтобы, проснувшись, дети могли позавтракать. Сама же, наскоро перекусив, отправилась к соседке.

Чутье подсказывало, что бабка Люсинда придет сегодня в гости, дабы просить забрать пострадавшего муженька на домашний досмотр. Принимать гостей не было ни малейшего желания, поэтому я решила сыграть на опережение и навестить ее первой. К тому же, надо было узнать, в каком состоянии Ромул, что с его ногой и каковы прогнозы.

Люсинда встретила меня с порога, с потухшим взглядом и опущенными плечами. Вид у нее был совсем жалкий.

— Ох, Мэлори, хорошо, что ты пришла. Не знаю, что и делать. Ромул совсем плох, рана гнить начала. Боюсь, помрет он у меня там…

Я опешила. Не прошло и суток с того момента, как он рухнул с крыши, неужели перелом мог так быстро привести к заражению?

— Не может быть! С ногой все настолько плохо?

— С ногой?.. Ой, нет, милая, я же не сказала! Видать касатик повредил что-то в брюхе, живот посинел весь, опух, кровопускание не помогло совсем.

Меня передернуло. Методы местной медицины оставляли желать лучшего. Лекарка поманила за собой и скрылась в полумраке прихожей. Я шагнула следом. В крохотной, душной комнатке ощущалось спертое тепло от разведенного в глиняной чаше огня. Чаша стояла прямо на полу, у изголовья койки, на которой я увидела Ромул. Он лежал в той же позе, что и вчера, но теперь пребывал в сознании и тихо стонал на каждом тяжелом выдохе.

Его бледная кожа была покрыта испариной. Выглядел он сильно измученным. Нога перевязана грязными тряпками, а от желтого компресса на животе исходил тошнотворный запах разложения. Я осторожно приблизилась, сплетя пальцы в замок перед собой. Люсинда, засуетившись, приподняла ткань, демонстрируя огромный багровый отек, расползшийся по всему низу живота. Кожа вокруг пупка потрескалась, и оттуда сочилась мутная сукровица.

— О, боже! — я отшатнулась, зажав рот ладонью.

Ромул разлепил веки и медленно повернул голову.

— Ну, что, довольна, ведьма? — прохрипел он, глядя на меня мутным взглядом. — Пришла поглядеть на мои мучения?

— Не обижайся на него, — поторопилась смягчить острые слова лекарка. — От боли совсем рассудок помутился у бедняги. Это же немыслимо, ни разу такого не встречала… Ох, горе, какое горе! С нашей ведь крыши свалился, не позови его мой непутевый Жерар, здоров бы сейчас касатик твой был!

Люсинда всхлипнула и украдкой смахнула слезу.

Я оторвала взгляд от Ромула и посмотрела на лекарку. Она выглядела неубедительно. То терла глаза, то поглядывала исподтишка, словно пытаясь уловить мою реакцию.

Мне и притворяться не надо было, как бы сильно я ни хотела избавиться от мужа, таких мучений уж точно ему не желала. Да и не ясно, как подобное вообще могло случиться? Он выглядел так, словно лежал на этой лавке минимум пару недель!

Перед глазами всплыла картинка отчего дома, настолько обветшалого и запущенного, будто там не жили уже много лет. В душе скребнула тревога. Что-то здесь было не так.

— Я не понимаю, — проговорила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Как такое могло произойти? Вчера он выглядел вполне… стабильно. Просто сломанная нога.

Люсинда всплеснула руками.

— Да кто ж его знает, Мэлори! Я всего лишь травница. А беды никогда по одиночке не ходят. Видать, внутри что-то повредил, когда упал. Я ж говорю, Жерар проклятый! Если бы не он, сидел бы сейчас Ромул дома и пил бы себе горючку. А теперь…

Я перевела взгляд на Ромула.

Да, пил бы и меня поколачивал… Или очередную психологическую травму детям своим наносил.

В груди разлился ледяной холод. Плохой знак, но должного сочувствия к мужу я сейчас не испытывала.

— Ладно, — я выдохнула, стараясь собраться с мыслями. — Может, позвать лекаря из города? Или… что-то приготовить, отвар какой?

— Да какой город, с ума сошла, девка? До города трое суток добираться! Не жилец твой касатик столько. Вот, коль желаешь облегчить его муки, меняй компресс. Да словом ласковым подбодри.

Люсинда махнула на меня ладонью и отошла в угол комнаты. Там стоял деревянный таз с мутной жидкостью и плавающей в ней тряпкой. Подняв его, притащила ближе к кровати.

— А я пойду пока состав лекарственный потолку, посыплем на раны. Хоть какой толк будет.

С этими словами, бабка ушла, оставив меня с Ромулом один на один.

Брезгливо поморщившись, я вытащила из жидкости тряпку и постаралась отжать ее. Затем сняла с живота мужа компресс. Он был горячим. За тканью потянулась какая-то слизь, и я едва сдержала рвотный позыв.

Ромул замычал и хрипло закашлялся.

— Какая же ты тварь, Мэлори Бут, — отдышавшись, выплюнул он. — Это же ты да? За то, что лупил тебя, неугодную, со свету сжить меня решила.

— Побойся бога, Ромул, — прошептала я, осторожно укладывая мокрую ткань. — Ты же без моей помощи с крыши упал.

Я чувствовала, как подрагивают мои руки, пока я возилась с этим отвратительным компрессом. Все это казалось кошмарным сном. Вчера сломанная нога, сегодня — разлагающийся живот. Ромул продолжал что-то бормотать, обвиняя меня во всех смертных грехах, но я старалась не обращать внимания. Нужно было сосредоточиться и понять, что происходит.

Может, и не стоило приходить. Но я уже здесь, в этой зловонной комнатушке, где смерть витала в воздухе. И что-то мне подсказывало, что она здесь не случайно. Слишком быстро все произошло. Слишком неправдоподобно.

Я закончила с компрессом и села на край продавленной койки. Ромул затих, исчерпав запас брани. Его взгляд устремился в потолок. Я видела, как по бледным щекам катятся слезы, смешиваясь с капельками пота. Мне стало… жаль его. Не то чтобы сердце разрывалось, но что-то болезненно дрогнуло внутри.

— Ромул, — тихо позвала я. — Скажи мне правду. Что ты скрывал от Мэлори?

Он молчал, прерывисто постанывая. Вряд ли вообще слышал меня. Я выждала короткую паузу, а затем повторила вопрос, настойчивее.

— Ведьма ты, Мэлори, — прохрипел он, наконец. — Джек, мерзавец, сплавил тебя мне на погибель. Да сам не дождался расплаты… Богу душу отдал раньше меня.

Я отшатнулась, словно от удара. Не хватало еще, чтобы слух по деревне о моей причастности к ведьмовству пошел! Собравшись с мыслями, взяла безвольную, влажную от пота ручищу мужа и склонилась к нему поближе. Может статься, это единственный шанс узнать ответы на свои вопросы.

— Отец расплатился мной по долгам, так? За что?

— Он не мог… продать дом… и мельницу. У нас была договоренность… Джек хотел уехать, а земля принадлежала его жене. А потом — ее дочери. Ведьмовские штучки…

Он закашлялся, и его губы заалели кровью. Я едва сдержалась, чтобы не отпрянуть в угол, не дать рвущейся наружу тошноте волю. Крепче сжала его ладонь, вытягивая из умирающего признания.

— То есть, я хозяйка земли и всего, что на ней стоит?

— Это неправильно… не по закону… Я твой муж, и я владелец… но что-то пошло не так…

Ромул издал протяжный стон. Говорить он больше не мог. Его затуманенные глаза налились кровью, а грудь заходила ходуном от частого дыхания.

Я встала, попятившись.

Сердце колотилось так неистово, что заглушало все внешние звуки. Горло сдавило тошнотой, и я все же бросилась прочь из душной комнатушки на улицу. Едва успела до ближайшего дерева и свернулась пополам, выдавая земле скудный завтрак.

Боже, какой кошмар…

Мама и вправду была ведьмой. А отец и Ромул хотели обманом продать мое наследство, за что и поплатились.

Ветер трепал мои волосы, унося тошнотворный запах. Опершись о шершавую кору яблони, я пыталась отдышаться и привести мысли в порядок. Слова Ромула эхом отдавались в голове, складываясь в зловещую картину. Джек, мой отец, не просто продал меня за долги, а предложил будущему зятю дьявольски выгодную сделку. Выстроил коварный план по продаже того, что ему не принадлежало — земли, пропитанной магией. И Ромул, движимый жаждой наживы, пал жертвой древних законов, о которых даже не подозревал.

Из хижины вырвался истошный вопль, а следом горестные стенания. Дверь с грохотом распахнулась, являя белую, как полотно, Люсинду. Она тут же нашла меня взглядом и бросилась ко мне.

— Ох, деточка, горе-то какое! Лишились вы с дитятками кормильца! Горе, какое горе!

Люсинда обняла меня, причитая о нашей с детьми горькой доле, а я смотрела перед собой невидящим взглядом. Кормильца… Да он скорее могильщиком мне был, чем мужем. Но вслух я ничего не сказала. Сейчас не время для откровений. Нужно играть роль вдовы, оплакивать утрату и не вызывать подозрений. Слишком тонка грань, по которой мне предстояло пройти. Лекарка слышала предсмертные слова Ромула, его обвинения в колдовстве и смерти. Стоит бабке Люсинде поделиться этим с кем-нибудь из соседей, и вспыхнувший костер инквизиции будет уже не потушить.