Стоило закипеть воде в чугунке, как что-то снова шло не так: то отвар приобретал мутный, серый оттенок, вместо нужного золотистого; то запах получался слишком едким, обжигающим горло; то на дне оседал густой осадок, словно сам темный дух проклятья вмешивался в мою работу.
Каждый раз я с отчаянием выливала испорченное зелье и приступала снова — ведь оно должно было стать основой ритуала. С него все начиналось и на нем заканчивалось.
Пока этот этап не пройден — исцеление Аманды нельзя было начинать.
Очень скоро имеющиеся запасы закончились, и мне пришлось просить Жаннет сходить в город за новыми ингредиентами. Она приносила все без лишних вопросов, но в душе я чувствовала себя виноватой — слишком часто мои неудачи заставляли ее бегать по лавкам.
Варка выпивала из меня слишком много. С каждым днем я все сильнее ощущала слабость: руки дрожали, сердце билось неровно. Иногда внезапно темнело в глазах, и я вынуждена была опираться на стол, чтобы не упасть. Я понимала — это не только из-за беременности. Сама магия вытягивала из меня силы. Приходилось останавливать работу, садиться или ложиться, закрывать глаза и ждать, пока головокружение отступит.
Я не привыкла быть такой беспомощной. Но выбора не было: нельзя бросить начатое, когда на кону жизнь Аманды…
Так прошла неделя, наполненная тревогой, неудачами и ожиданием. Пока на седьмой день у меня наконец не получилось сварить то, что требовалось — идеальное по консистенции, цвету и запаху зелье. Не став медлить, я сразу же собрала все необходимое для ритуала и пошла в комнату Аманды.
В тот вечер как раз прибыл Теодор. Впервые после нашего непростого разговора в кабинете его отца.
Карета подкатила к дому уже в сумерках. Я услышала скрип ворот и стук копыт по мощеному двору, но не стала отвлекаться от подготовки. За эту неделю я так погрузилась в работу, забыв обо сем на свете, что теперь сама мысль о встрече с Теодором вызывала смятение.
Он вошел в дом, а затем и в комнату. Быстрым шагом, усталый после дороги, но глаза его сразу нашли сестру. Не стал задавать лишних вопросов, лишь склонился к Аманде и поцеловал ее в макушку. Затем осторожно поправил одеяло, словно боялся потревожить лишним движением. В его сильных руках было столько бережности, что у меня в груди болезненно кольнуло.
Я стояла у окна, наблюдая, как он наклонился к ее лицу и что-то прошептал. Аманда слабо улыбнулась, но сил для ответа у нее не находилось.
Теодор выпрямился и повернулся ко мне. Его взгляд был напряженным, слишком пристальным, будто он искал на моем лице ответ еще до того, как спросил:
— Ты готова?
Я кивнула.
— Да… самое время провести ритуал.
Дом дышал ночной тишиной. Даже старые балки не скрипели, будто все вокруг затаило дыхание в ожидании. Снаружи, за окнами, ветер гонял сухие листья по мощеной дорожке, но внутри царила неподвижность. Мальчики давно спали, служанки тоже разошлись по своим комнатам. Лишь в камине внизу потрескивал огонь, и это едва слышное эхо тепла поднималось по лестнице.
Я зажгла свечи одну за другой, их свет мягко разгонял темноту в комнате Аманды. На полу медленно прорисовывался магический круг — линии, вплетенные в узоры, руны, которые я перепроверяла по три раза, чтобы не ошибиться. В центре я поставила чугунок с зельем, густым, тягучим, отливающим золотистым сиянием.
— Тебе не обязательно быть здесь, — тихо сказала я, чувствуя его взгляд.
— Я останусь, — твердо ответил Теодор. — Если что-то пойдет не так — ты не будешь одна.
Я хотела возразить, но не смогла. Вряд ли он собирался меня слушать, даже если бы ритуал мог ему навредить.
— Тогда отойди подальше к двери.
Аманда лежала с закрытыми глазами, ее дыхание было тяжелым, неровным. Я подняла руки и начала читать заклинание. Слова звучали хрипло, как будто застревали в горле, но с каждой новой строчкой светлая магия вспыхивала ярче, наполняя круг.
Девочка застонала и забилась в бреду. На ее шее и груди снова проступили черные вены — они пульсировали, словно живая паутина, и ползли все выше.
Я усилила голос, но магия не слушалась. Линии круга начали трещать, огонь свечей трепетал, собираясь погаснуть. Меня кидало то в жар, то в холод, дыхание сбивалось. Я чувствовала, как силы уходят, будто ритуал, как и зелье ранее, вытягивал из меня саму жизнь.
Но я не сдавалась, концентрируя всю себя на магических словах и вспыхивающих одна за другой рунах.
Вопреки всему, слабость все же накатила, накрыв меня с головой. Я покачнулась.
— Мэлори! — Теодор оказался рядом, крепко удержал меня за плечи, не давая упасть.
Его ладони были горячими, и от прикосновения вдруг стало легче. Словно часть его силы передалась мне вместе с этим прикосновением.
Я мысленно вцепилась в заклинание, будто в спасательный круг. Дочитала последние строки и выпустила магию на свободу.
Аманда вскрикнула, забилась в конвульсиях. Черные вены пульсировали и пузырились, лопались, шипя и выпуская тошнотворный запах серы. И вот, наконец, проклятье вырвалось наружу!
Над кроватью поднялся клубок черного дыма, завихрился, потянулся к окнам, к дверям, к Теодору.
— Нет! — выкрикнула я, и принялась быстро наговаривать последние строки ритуала, вплетая в слова всю себя.
Магия вспыхнула, осветив золотом всю комнату. Искрящаяся сеть сомкнулась вокруг тьмы.
Кулон на груди раскалился докрасна, боль полоснула по коже, но я выдержала. Стиснула зубы, влила последнюю каплю светлой силы — и дым взорвался волнами пульсирующей энергии.
Меня отбросило прочь, но Теодор устоял на ногах и удержал нас обоих от падения.
Я медленно опустилась на колени, тяжело дыша и дрожа всем телом. Круг погас, свечи потухли сами собой. В комнате остался только запах гари и едва слышный плач Аманды.
Несколько секунд она словно не понимала, где находится, потом с трудом приподнялась на подушках. Щеки ее были бледны, но взгляд уже не казался затуманенным.
— Тео… братик, ты тут? — прошептала она.
Он устремился к ней, приподнял над кроватью и крепко обнял.
Я не выдержала — облегчение разлилось по телу, слезы обожгли глаза. Все это время я боялась, что опоздаю, что сил не хватит, что снова увижу, как черные вены затягивают ее сердце. Но Аманда дышала ровно. Она жила. Смотрела на меня над плечом брата и тихо улыбалась.
— Спасибо, Мэлори, — проговорила она. — Спасибо тебе большое.
Потом девочка вздохнула и прикрыла глаза. Тело ее обмякло под действием крепкого восстановительного сна.
С завтрашнего дня ей предстоит выпить настоявшееся в котелке зелье — оно не только отдало нужную энергию в ритуал, но еще и впитало в себя его силу. Теперь это снадобье очень быстро исправит последствия проклятья.
Теодор уложил сестру обратно в кровать, укрыл одеялом и обернулся.
Я почувствовала на себе его взгляд. Слишком личный, слишком открытый и пронизывающий меня жаром до самого сердца.
— Давай, — он подошел и протянул мне руку, помогая подняться с колен. — Ты невероятная, Мэлори. То, что ты сделала для нас — бесценно.
Его ладонь задержалась на моей дольше, чем следовало. Я попыталась отнять пальцы, но он сжал их мягко, уверенно, безмолвно заявляя о своих намерениях. Он не собирался отпускать меня… А мне хотелось бы остаться.
Но я вспомнила о том, что под сердцем растет ребенок. О том, что его покойный отец — чудовище, едва не сломавшее мою жизнь, и что я сама чужая в этом богатом доме, чужая в судьбе Теодора. Мы слишком разные.
Я не имела права на эту другую жизнь.
— Это… было проклятье на семью, — выговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Аманда пострадала первой, потому что была слабее. Если бы она умерла… дальше оно перешло бы на тебя.
Он поменялся в лице, глаза потемнели, а губы плотно сжались.
— Кто-то желал уничтожить весь ваш род, — продолжила я тише. — Ты догадываешься, кто мог это сделать?
Какое-то время он молчал, и я поняла — скорее всего у него есть кандидат, а может даже не один.
— Я подумаю об этом… А тебе нужно отдохнуть, — сказал он. — Ты побледнела. Как себя чувствуешь?
— Справлюсь, — выдохнула я и улыбнулась, хотя сил почти не осталось. — Но сейчас… да, мне нужно поспать.
Последующие дни тянулись будто в полусне.
Аманда с каждым утром выглядела все лучше: она чаще улыбалась, радуя здоровым румянцем на щеках, гуляла по саду, хорошо ела. Мальчики носились по двору вместе с Бураном, и их звонкий смех разносился эхом по каменным стенам. В доме становилось светлее, будто он откликался на жизнь, вернувшуюся в него.
Но сама я чувствовала обратное: силы уходили. По ночам мучили кошмары — снился полуразрушенный отчий дом, опутанные паутиной и пылью балки, слышался шепот в стенах и болезненные стенания. Дом словно звал на помощь, протягивал ко мне руки в мольбе и кричал о своей боли. А я каждой клеточкой тела ощущала, что должна помочь ему.
С каждым днем это чувство становилось все сильнее, навязчивее. Я понимала: если не вернусь, в конце концов это плохо для меня кончится. А вместе со мной пострадает и ребенок.
Однажды вечером, когда мальчики уже спали, а в доме царила тишина, мы с Теодором остались наедине. Он сидел в кресле у камина, задумчиво глядя в огонь, я — напротив, сжимая руки на коленях. Мне было страшно произнести вслух то, что зрело во мне все эти дни, но промолчать я не могла.
— Теодор, — начала я, и он сразу поднял на меня взгляд, — как только Аманда окончательно поправится… я вернусь в свой дом. В родительский.
В его глазах мелькнуло изумление. Он не ожидал такого. Я спешно продолжила, пока не потеряла решимость:
— Дом зовет меня. Я должна быть там. Это важно для моей магии и ребенка.
— Но… — он нахмурился, едва заметно подался вперед. — Здесь тебе спокойнее. Здесь все, что нужно.
— Не все, — покачала я головой. — Я чужая в этих стенах. Но там, в своем доме… я — часть его. И он — часть моего рода.
Теодор долго смотрел на меня, и я видела, как в его глазах вспыхнула боль, которую он пытался скрыть. Думала, он будет возражать, переубеждать меня, но вместо этого медленно выдохнул и кивнул.
— Я помогу восстановить твой дом, — сказал он тихо, почти шепотом. — Это будет моей благодарностью за Аманду.
Я опустила взгляд, чтобы не видеть его лица, потому что сердце разрывалось. Между нами повисло молчание, тяжелое и острое. Мы оба старались не встречаться глазами, но каждый из украдкой брошенных взглядов говорил больше, чем слова.
Я знала: если позволю себе шаг навстречу — пути назад не будет.