Эвис: Неоднозначный выбор

Глава 17

Восьмой день пятой десятины первого месяца лета.

Приближение первых гостей — дяди Витта и десятка его сопровождения — я услышал в самом начале третьей стражи, когда вытрясал подробности прошлых «подвигов» из очередного пленника. Ничего, кроме омерзения, рассказ убийцы не вызывал, поэтому я не на шутку обрадовался возможности хоть немного отдохнуть и чуть было не унесся во двор встречать друга рода. Но, слава Пресветлой, сообразил, что ему еще ехать и ехать, и, убедившись, что Майра записала ответ на предыдущий вопрос, со вздохом задал следующий.

Когда в баню заскочила Селия, с мстительным удовлетворением оглядела окровавленных пленников и доложила, что к нам приехал глава Ночного приказа со свитой, я некоторое время колебался, выбирая между возможностью выйти подышать чистым воздухом и остаться на месте, и все-таки смог заставить себя не расслабляться:

— Приведи его сюда.

Девушка кивнула и… выполнила приказ буквально: привела ар Дирга. ОДНОГО. Приказав остальным ждать начальство перед воротами. Ругать ее я, естественно, и не подумал, поэтому дождался, пока возмущенный таким отношением мужчина пройдет через предбанник и переступит через порог мыльни, и мысленно усмехнулся — увидев перед собой пять с лишним десятков пленников разной степени потрепанности, он мгновенно забыл про упрямство моей служанки:

— Доброе утро, Нейл, Магнус, арры и арессы! Кто это тут у вас?

— Ублюдок, стрелявший в Тину, вся верхушка гильдий убийц и воров, а также их подчиненные, в свободное от основной работы время выполнявшие мелкие и не мелкие просьбы посольств сопредельных королевств.

— Повтори, что ты сказал⁈ — не успев дослушать фразу до конца, потребовал он.

Я повторил. Теми же словами. И, для полного счастья, вложил ему в руки пачку листов с записями признаний «моей части» пленников.

Первый лист он прочитал целиком. Второй и третий — где-то до половины. Потом начал просматривать их так, как будто куда-то торопился — выхватывал взглядом имя, нынешнюю и предыдущие клички и вдумывался в предложение-другое. А когда дошел листа до пятнадцатого-двадцатого, ошалело посмотрел на меня:

— Но как⁈ Ты же приехал только позавчера⁈

Я прикрыл глаза, «чтобы унять гнев», и «очень недовольно» процедил:

— Нашел того, кто знал хоть что-то, и расспросил. Нашел знающего больше и снова расспросил. Отловил всех тех, о ком знал этот, второй, и пошел по цепочкам дальше. В результате большая часть уже тут, а меньшая осталась там, в городе…

— … со стилетами Эвисов в глазницах! — так же злобно продолжил Магнус, не меньше меня уставший от мотаний по городу и бесконечного допроса. После чего в сердцах сплюнул на пол, залитый кровью и нечистотами: — Знаете, арр Витсир, что меня бесит больше всего? Почему три десятка воинов из двух родов за одну-единственную ночь смогли переловить почти всю городскую шваль, а два приказа, в которых служит несколько сотен человек, не могут этого сделать десятилетиями? Может, просто не хотят⁈

Эмоции Лайвенского Пса полыхнули раздражением, чувством вины, непониманием и чем-то там еще. Но озвучил он всего два слова:

— Не знаю.

Потом опустил взгляд, заметно сгорбил спину и тихо спросил:

— Может, вызвать дознавателей и палачей?

— А зачем? — чуть более резко, чем следовало, отозвался ар Койрен. — Это у вас подобных ублюдков допрашивают месяцами, а у нас они не запираются, поэтому уже стражи через две «следствие» будет закончено, и мы привезем всю эту шваль на Лобное место.

Лайвенский Пес скрипнул зубами, но возразить не смог. Поэтому пожал плечами и двинулся по кругу, заглядывая в лицо каждому пленнику. А когда дошел до противоположной стены, вдруг присел, перевернул очередное тело на спину и тут же оказался на ногах:

— А что среди них делает арр Генор? Он что, имеет какое-то отношение к верхушкам этих гильдий?

— Он виноват в смерти Тины… — «одарив» дядю холодным и тяжелым взглядом, ответил я. — Если бы ты чуть внимательнее прочитал записи допроса, то увидел бы там и признание Чоха по прозвищу Паскуда, выстрелившего в нее из арбалета, и главы рода Ниер, заказавшего этот выстрел.

— Не может быть! — воскликнул дядя Витт. — Зачем ему было ее убивать?

«Ее — незачем…» — подумал я и мысленно вздохнул: в тех записях, которые мне показывали Стеша с Сарджем, ар Ниер обсуждал с новым послом Торрена в Маллоре возможность устранения Майры. И был готов принять эту «услугу» в качестве оплаты за несколько будущих «поручений». Кроме того, он начал и довольно успешно вел войну слухов — выворачивал наизнанку прошлое всех тех членов рода Эвис, о которых слышал хоть что-то, добавлял к нему грязные подробности и «под большим секретом» рассказывал друзьям и знакомым во время балов и приемов. Поэтому на роль заказчика убийства Тины он был просто назначен, как личность, нить жизни которой требовалось оборвать как можно быстрее. Но озвучил я, конечно же, не это, а куда более жесткий вариант:

— Он заказал смерть Майры, а не Тины, так как обиделся на ее «намек» с косой. Но оказался не очень силен в описании женской красоты, и Паскуда выстрелил в мою советницу.

Глава Ночного приказа закрыл глаза, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, затем стиснул пальцами перевязь, но рвущиеся наружу эмоции не удержал. Поэтому от всей души врезал ногой под ребра арру Генору. А когда тот влетел в стену и потерял сознание, повернулся к нам с Магнусом:

— Что вы планируете делать с протоколами допросов?

— Зачитать отдельные куски перед казнью, а потом отдать ненужные бумаги тебе.

— Буду очень благодарен! — склонил голову он, и тут же продолжил: — Тогда я съезжу во дворец, отправлю людей готовить Лобное место и пригоню сюда полусотню стражников. На всякий случай…

…«Следствие» закончили не через две стражи, а через два часа сорок минут, так как до смерти устали от истошных криков, слез, воплей «это не я», «я не виноват», «меня заставили», последующих признаний, а так же от запаха крови и нечистот. И стали «укорачивать» беседы — «надопрашивав» каждого на пару-тройку четвертований, переходили к следующему. Тем не менее, когда закончили с последними, поверили в это не сразу, а только после того, как пересчитали протоколы допросов и убедились, что их количество совпадает с количеством пленников.

Обрадовались. Так, самым краешком сознания. Выбрались на свет. С наслаждением вдохнули чистый воздух и отправились мыться. Сначала мы, мужчины, изгвазданные кровью с ног до головы, а затем и женщины, тоже успевшие пропахнуть не самыми приятными ароматами на свете.

Магнус, перед входом в баню отправивший одного из своих вассалов домой за парадной одеждой, до его приезда разгуливал по обеденному залу в моем банном халате и с переменным успехом боролся со сном. Поэтому, увидев моих дам, которые привели себя в порядок и выглядели такими бодрыми и свежими, как будто всю ночь сладко спали, ткнул меня локтем в бок:

— У твоих роз стальные не только шипы, но и бутоны. А также стебель и листочки!

— Только тогда, когда требуется… — отозвалась Майра, приказала Селии подавать горячее и села по левую руку от меня.

Ели молча и быстро. Поэтому уже через полчаса после начала трапезы вышли во двор и уставились на несколько угольно-черных карет с глухими дверцами, стоящих в ряд за настежь распахнутыми воротами.

— Пригнали для перевозки пленников! — доложил всезнающий Оден. — Там же, за воротами, и воины для их охраны. А сотник Ночного приказа ждет ваших приказаний у караулки.

Я озадаченно почесал затылок, ибо о такой «мелочи», как необходимость сохранить одолженные кареты в чистоте, даже не подумал:

— Что ж, своди его в большую баню и покажи пленников — пусть начнут перетаскивать их в кареты. Только сначала подойди к Фиддину, Дитту или Сангору: пусть они расставят наших парней так, чтобы у «гостей» не было возможности что-нибудь стащить.

Оден поклонился и тут же унесся выполнять распоряжение. А ко мне подошла Селия и присела в глубоком реверансе:

— Арр Нейл, пожалуйста, разрешите нам сходить на казнь убийц арессы Тинатин! Мы хотим увидеть их смерть собственными глазами!

Я прислушался к ее эмоциям, затем огляделся по сторонам и наткнулся взглядом на толпу слуг, стоящих неподалеку и испытывающих те же самые чувства, что и старшая горничная. А девушка, решив, что я собираюсь отказать, бухнулась на колени:

— Нам очень-очень надо, арр: мы ее любили и должны присутствовать при воздаянии!!!

Девушка молила только не словами, но и душой, поэтому я поднял ее на ноги и склонил голову в знак благодарности:

— Мы поедем верхом. Поэтому карета в вашем распоряжении.

Селия вытаращила глаза, недоверчиво посмотрела сначала на меня, а затем на карету:

— Вы… не шутите?

— Нет, не шучу: скажите Одену, что я разрешил.

Девушка рассыпалась в благодарностях и унеслась к друзьям и подругам, а в личном канале раздался голос Амси:

— Безумный мир, безумное время, безумные люди. Но с вами мне в разы уютнее, чем со своими создателями…

…Со двора выехали всем родом, оставив особняк под защитой Сарджа и его стрелометов. И, обогнав вереницу карет Ночной стражи, выстроились в «походную» колонну. Впереди — мы с Магнусом, затем наши супруги, вассалы и карета со слугами, а за ними «последние пристанища» воров и убийц, охраняемые полной сотней стражников. Двигались медленно, со скоростью пешехода, и торжественной мрачностью траурных одежд привлекали взгляды не только всех встречных, но и охранников особняков, мимо которых проезжали. Особо любопытные интересовались, куда и зачем мы едем, тут же пристраивались сзади или уносились сообщить близким услышанную новость. В результате наша колонна обзавелась все удлиняющимся «хвостом»: при выезде из Сторожевой слободы в нем было человек двадцать-двадцать пять, на полпути к Лобному месту — сотни полторы, а когда мы выехали на улицу Вдовьего Плача, повернули направо и увидели эшафот, за нами двигалась приличная толпа. Кстати, площадь вокруг него оказалась забита народом, но уже не из-за нас — как потом выяснилось, тут постарался Лайвенский Пес, отправивший по городу пару десятков глашатаев, дабы сообщить жителям о намечающемся событии.

Мы с Магнусом въехали в коридор, образованный воинами Королевской стражи, а через несколько минут, оказавшись перед Лобным местом, одновременно повернули головы направо и переглянулись — над королевской ложей развевался штандарт Шандоров. А значит, в ней находился как минимум сам король. Удивиться не удивились, так как прекрасно понимали, что ар Дирг отправился во дворец не просто так. Но подобрались, ибо верховный сюзерен мог внести в наши планы свои коррективы.

До «телячьего загона», прямоугольного участка площади за эшафотом, огороженного решетками и использующегося в качестве последней «камеры» для преступников, приговоренных к казни, добрались за считанные минуты. Оставив там кареты Ночной стражи, проехали чуть дальше и оказались перед ложей для благородных, занятой на четыре пятых. И привлекли внимание Читтара ар Лоуса.

Дождавшись, пока я остановлю коня и спешусь, капитан Королевской стражи подошел поближе и поклонился:

— Добрый день, арры! Король Зейн приглашает вас и ваших супруг в свою ложу…

— Добрый день! — поздоровался я. — С удовольствием принимаем его приглашение.

Потом огляделся по сторонам, нашел знакомое лицо и подозвал к себе сотника, служащего под началом дяди Витта:

— Привет, Рамаз! У меня к тебе небольшое поручение.

— Здравствуйте, арр! Для вас — все, что угодно.

— Видишь карету? Все, кто в ней приехал, включая кучера и парней на запятках, должны увидеть казнь вблизи. А после ее завершения — беспрепятственно вернуться в карету.

— Места в ложе для глав ремесленных гильдий и их близких подойдут? — сообразив, что от него требуется, сразу же спросил он.

Я утвердительно кивнул, с благодарностью пожал сотнику руку и, жестом приказав супругам спешиться, вместе с Койренами двинулся следом за арром Читтаром.

Прошел по коридору из лучших рубак Королевской стражи, поднялся по лестнице на два пролета и оказался в помещении, в котором, кроме самого Зейна, находились лишь принц Террейл, королева Маниша и Лайвенский Пес.

После обмена приветствиями Шандор подошел ко мне и взглядом показал на пухлую стопку бумаги в руках Стеши:

— Разрешишь посмотреть?

Я кивнул, и тактик семьи протянула королю три листа, исписанные убористым почерком с обеих сторон:

— Тут самое главное, ваше величество…

Король взял бумаги и, подозвав сына, начал читать. При этом вдумывался чуть ли не в каждое слово и иногда перечитывал отдельные фразы или абзацы. Некоторые места показывал Террейлу, а добравшись до конца страницы, не переворачивал ее, а ждал, пока дочитает сын. Поэтому шесть страниц они изучали минут пятнадцать. А когда закончили, самодержец задумчиво подергал себя за ус:

— Да уж, мелочиться ты не любишь: если воевать, то с целым посольством или сразу со всем городским дном…

— Если что-то делать, то делать хорошо… — угрюмо буркнул я. — Кроме того, я очень не люблю воров, разбойников, убийц и так далее.

— Это я уже заметил! — усмехнулся король, и снова посерьезнел. — Как я понимаю, вы с Магнусом за одну ночь избавили город от верхушки сразу двух гильдий…

— А меня удивило другое! — перебил отца Террейл. — Если верить тому, что тут написано, то сорок восемь человек из этих пятидесяти двух хотя бы раз выполнили поручения посольств Хейзерра, Торрена, Реймса или Гельда. Это не слишком много?

— Нет, это как раз вполне нормально! — повернувшись к нему, ответил Зейн. — У каждого из этих ублюдков есть цена, поэтому договориться с ними куда проще, чем со слугами или горничными, трясущимися за свои места.

— Ну да, логично… — согласился принц. А король, жестом заставив сына помолчать, пристально уставился мне в глаза:

— Нейл, ты не хочешь возглавить Разбойный приказ?

— Нет, ваше величество, не хочу… — отрицательно помотав головой, твердо сказал я. — Единственное желание, которое у меня есть — это запереться в доме и на пару месяцев забыть о существовании этого мира!

— А потом?

— Помогать Разбойному и Ночному приказам я буду так же, как и раньше. А командовать кем-либо, кроме своих вассалов, не хочу. Ибо такая служба отнимет у меня семью. Или меня у нее…

— Что ж, я тебя услышал! — с досадой в голосе и чувствах сказал король. И неожиданно добавил: — Надеюсь, за эти два месяца вы хоть иногда будете нас навещать?

— Будем! — пообещал я.

— Тогда завтра вечером вы должны быть во дворце на приеме в честь рода Эвис. А с послезавтрашнего утра можете забыть о высшем свете до конца первого месяца осени… — заключил он и повернулся к Стеше: — Аресса Стефания, я почти уверен, что кроме всего прочего вы подготовили и текст, который должен зачитывать глашатай во время казни!

— Да, ваше величество, подготовила! — подтвердила девушка и протянула королю приблизительно треть стопки, а оставшуюся вручила задергавшемуся дяде Витту: — А это вам, арр.

Зейн подозвал к себе Читтара, передал ему бумаги и пригласил нас в ложу. Мы поднялись еще на один пролет и под грохот барабанов вышли на широченный балкон, возвышающийся над морем из людских голов. Замерли, оглядываясь по сторонам, и, услышав шепот церемониймейстера, двинулись к местам, к которым он нас направил. А когда добрались и расселись, чуть не оглохли от густого баса глашатая, мгновенно заставившего толпу замолчать:

— Граждане Маллора и гости королевства! Чуть более десятины тому назад глава гильдии убийц, некий Чох по прозвищу Паскуда, взял заказ на убийство одной из женщин хорошо известного вам Нейла Повелителя Ненастья. И, выстрелив в спину арессе Тинатин по прозвищу Гроза, объявил войну роду Эвис…

Этих слов в том тексте, который мы передали глашатаю, не было, поэтому я с недоумением посмотрел сначала на Стешу, а затем и на короля. Первая развела руками. Второй жестом показал мне, что так надо, и едва заметно усмехнулся. Тем временем глашатай продолжил рассказ:

— «Какая глупость!», скажете вы. И будете правы, ибо род Эвис известен своим умением отвечать ударом на удар. Однако Паскуда возомнил себя бессмертным, ибо возглавлял гильдию убийц целых семнадцать лет и страшно гордился тем, что за свою жизнь отправил за Грань более двух сотен человек. К несчастью для него, арра Нейла не впечатлили его прошлые достижения — вернувшись домой после поездки в Торрен и узнав о гибели советницы, он принял вызов и нанес ответный удар. По своему обыкновению, сделав это от всей души…

Толпа злорадно заржала, ибо видела количество людей, ожидающих казни.

Глашатай дождался, пока веселье чуть-чуть поутихнет, и продолжил:

— Второе Летнее Ненастье, в котором принимали участие ар Эвисы и ар Койрены, обрушилось сразу на две гильдии — гильдию воров и гильдию убийц. И сейчас мы с вами познакомимся с теми, кому «посчастливилось» попасть под гнев Карающей Десницы Шандоров…

— Ого! — восхитилась Амси в общем канале.

— Звучит достойно! — согласился с ней Сардж. А Алька, не удержавшись, потребовала объяснений:

— А Карающая Десница Шандоров — это только Нейл или мы все⁈

— Род Эвис — это жуткая восьмипалая ладонь! — ответила Вэйлька. — А ты, скорее всего, мизинчик…

Пока они обсуждали, кто каким пальцем должен быть, помощники палача вывели на помост какую-то мелкую сошку из гильдии воров, и глашатай зачитал список его прегрешений уже из той пачки листов, которые были отправлены ему с арром Читтаром. Что особенно приятно, текст не укорачивал, то есть, перечислил, кого именно обворовала эта тварь, вызвав сначала несколько воплей в разных концах площади, а затем и удовлетворенный гул толпы. Потом в дело вступили королевский судья, озвучивший приговор, и палач, исполнивший его в точном соответствии с законом…

Упоминание имен людей, пострадавших от неправедных трудов каждого вора или убийцы, а затем мучительная смерть преступников постоянно бросали настроение толпы из крайности в крайность, заставляя испытывать то безумную ненависть, то такую же безумную благодарность. Последнюю и к нам, отловившим тех, кто принес ей столько горя, и к Зейну, позволившему пострадавшим вкусить всю сладость мести. Шандор, присутствовавший на казнях не одну сотню раз и поэтому научившийся чувствовать самые незаметные оттенки настроения подданных, очень быстро обратил на это внимание и, убедившись в том, что ему не показалось, повернулся к Стеше и… поблагодарил ЕЕ за хорошую идею! Меньшица мотнула головой в мою сторону, мол, «я выполняла его распоряжения», но король не поверил — отрицательно мотнул головой и снова повернулся к эшафоту.

А там продолжалось кровавое действо — помощники палача выволакивали на помост жертву за жертвой, глашатай «знакомил» с ней народ и передавал в руки судьи и палача. Только вот с каждым следующим вором или убийцей списки прегрешений становились все длиннее и длиннее, ибо тех, кто был близок к верхушкам гильдий, мы допрашивали куда добросовестнее всякой шушеры. В результате толпа неистовствовала все сильнее и сильнее. И в какой-то момент ее напор стал настолько силен, что двойная цепочка из Королевских стражников, отгораживавших эшафот от народа, начала ощутимо прогибаться. Тут глашатай подал голос. Но уже в другом ключе:

— Я понимаю, что каждому из вас хочется помочь палачам, но если вы не подадитесь назад, то самых ублюдочных тварей увезут в Башню Теней и удавят в тишине и спокойствии.

Толпа мгновенно отшатнулась. И даже попятилась, что позволило стражникам перевести дух.

— Спасибо! — ухмыльнулся глашатай, и «пригласил» на помост очередного обвиняемого…

…Когда в «загоне» осталось всего два человека — Генор ар Ниер и Чох Паскуда, я встал, вышел из королевской ложи, спустился вниз и неторопливо двинулся к эшафоту. Буквально через десяток секунд за моей спиной почувствовалось сознание Сангора.

Стоило нам подойти к лестнице, ведущей на помост, как в толпе раздались шепотки:

— Смотрите, Нейл Повелитель Ненастья и Сангор Дровосек!

Глашатай, увидев нас, нисколько не удивился — видимо, успел прочитать пару строк, подчеркнутых красными чернилами. Поэтому поклонился нам в пояс и, как ни в чем не бывало, перечислил прегрешения Паскуды. Когда судья приговорил главу гильдии убийц к смерти через колесование, а палач привел приговор в исполнение, тут же пригласил на помост последнего обвиняемого. И вскинул над головой руку, призывая толпу к молчанию. Над площадью мгновенно воцарилась мертвая тишина.

— Это — Генор ар Ниер… — рявкнул я на весь Верхний город. — Человек, заказавший и оплативший убийство моей советницы, члена моей семьи и ближайшей подруги Тинатин ар Эвис по прозвищу Гроза. Я мог бы вызвать его на поединок и зарубить, но брезгую — человек, умеющий лишь злословить и мстить кому-то чужими руками, не достоин смерти в честном бою. Поэтому он умрет так же, как те, кто крали ваше добро и убивали ваших родных и близких, то есть, на эшафоте…

Судья тут же огласил приговор, палач взмахнул топором и с силой опустил его на шею приговоренного. А я выставил в сторону ладонь, дождался касания тяжелого древка древнего ритуального копья, которое в нее вложил Сангор, вскинул оружие над головой и рявкнул на всю площадь:

— Возмездие свершилось! Я удовлетворен. ПОКА УДОВЛЕТВОРЕН…

А когда толпа ошеломленно затихла, услышав странное дополнение к хорошо известной ритуальной фразе, добавил еще пару предложений:

— Да, война с гильдиями воров и убийц закончена, но лишь потому, что в Лайвене их почти не осталось. Появятся — и Ненастье повторится снова, ибо я злопамятен и не умею прощать о-о-очень многое…

…Домой вернулись поздно, так как большую часть пути не столько ехали, сколько принимали соболезнования, выслушивали благодарности от тех, кто, наконец, смог почувствовать себя отомщенным, и так далее. Поэтому Аника вылетела из кареты еще до того, как Оден распахнул створки ворот, и сразу же унеслась на кухню готовить ужин. Остальные слуги путано, многословно, но искренне поблагодарили меня за предоставленную возможность поприсутствовать на казни и почувствовать себя настоящими Эвисами, и тоже рванули заниматься делами — расседлывать и обихаживать лошадей, греть воду для омовений, отмывать большую баню и так далее. А вассалы, испытывавшие те же эмоции, что и домочадцы, одной благодарностью не ограничились — спросили, когда мы поедем потрошить тайники.

— Завтра! — ответил я. — А сегодня выспимся…

Парни кивнули и сразу же разбежались по владению — двое умчались переодеваться, дабы заступить на посты, десять человек отправились проверять, не наведывались ли к нам незваные гости, а Тамор и Ларри, попав в цепкие ручки близняшек, ушли на осмотр перелома и укусов.

Переходить на остров, чтобы ополоснуться, не было ни сил, ни желания. Мыться дома — возможности, так как в бане суетился Оден, поэтому я поднялся в спальню, разделся и натянул на себя домашние штаны. Потом вышел в гостиную, видимо, чтобы не мешать девочкам, упал в первое попавшееся кресло и прикрыл глаза. Вроде бы, на пару мгновений. Но когда снова их открыл и начал соображать, то обнаружил, что укрыт одеялом, вокруг — глубокая ночь, а обитатели дома давно спят.

Отпив ягодного взвара из кубка, оставленного кем-то очень заботливым на табурете, приставленном к креслу, я сходил справить нужду, а когда вернулся в покои, прошел в спальню и оглядел спящих девочек, понял, что их шесть, а не семь. И, подключившись к камерам, нашел беглянку на любимом месте — во владениях Амси, на верхней площадке вышки для прыжков в воду. Сообразив, что Дайна лежит на спине, закинув одну руку под голову, и невидящим взглядом смотрит на звезды, рванул к ней, ибо прекрасно знал, что туда она забирается только тогда, когда ей очень плохо.

За то время, которое понадобилось мне для того, чтобы спуститься в баню, открыть тайник и перейти на остров, «кобылица» даже не пошевелилась. Само собой, я встревожился еще сильнее, прислушался к ее эмоциям и облегченно перевел дух, почувствовав, что ничего страшнее светлой грусти в них нет. Поэтому спокойно прошел по помосту, соединяющему берег и нижнюю площадку, поднялся по лестнице, прилег рядом с девушкой на бок и заметил рядом с ней бутылку вина:

— С чем прощаемся?

— С прошлым… — ответила она, почувствовала, что этот ответ меня не удовлетворил, и постаралась объяснить поподробнее: — Доказывая тебе, что публичная смерть от арбалетного болта и последующая месть гильдиям убийц и наемников — лучший выход из сложившейся ситуации, я была уверена, что с легкостью справлюсь с любыми последствиями этой идеи. И справлялась, пока находилась рядом с тобой и днем, и ночью. А тут, в Лайвене, выяснилось, что любой выезд в город без тебя превращается в кошмар — я все время жду щелчка тетивы арбалета, удара в спину и хруста, с которым болт рвет мое тело. И этот страх настолько силен, что я постоянно вслушиваюсь в уличный шум и чуть ли не каждые десять секунд проверяю, не показался ли у меня из груди окровавленный наконечник.

Я представил себе такое ожидание и помрачнел. А Дайна, уловив отголоски моих мыслей, перебралась поближе и успокаивающе провела ладошкой по моему предплечью:

— Сегодня вечером, когда ты задремал в кресле, я ушла во вторую спальню, заснула и увидела кошмар. Тот самый, в котором Сардж вбивает болт мне в спину. Проснувшись в холодном поту, немного поколебалась, а затем рванула к Амси и попросила сгладить эти воспоминания. Пока объясняла, что именно надо убрать, поняла, что мне мешает не только это…

После этих слов девушка сделала еще один глоток прямо из горлышка, отставила бутылку в сторону и невидящим взглядом уставилась в темноту:

— Убирать неприятные воспоминания полностью не захотела — побоялась, что утрата приличной части прошлого скажется на моем отношении к тебе и к нашим девочкам. Поэтому я все еще помню и жизнь с Готтом, и ночь в Медвежьем Урочище, и свою «смерть», но очень-очень смутно, так, словно смотрю на них сквозь густой туман. А все, что ты сделал для нас с Алькой, наоборот, намного ярче, чем раньше.

Я облегченно перевел дух:

— Ну, наконец-то!

— Рано радуешься! — ухмыльнулась Дайна, перевернула меня на спину, придвинулась поближе и обняла за шею: — Выбравшись из медкапсулы, я подняла зеркало, оглядела себя с ног до головы, и вытрясла из Амси все, что она знает об изменениях в три Дара…

…Амси знала об изменениях в три Дара все. В смысле, не только наблюдала за ними со стороны, но и понимала, что, как и почему мы делаем. А вникать во все это она начала в тот вечер, когда Вэйлька убедила меня подкорректировать внешность Ланки. Легонечко, дабы дать ей почувствовать себя такой же ар Эвис, как и остальные девочки. Тогда, усыпив лилию, мы перенесли ее на остров и решили поработать с ней в том же режиме, в котором изменяли Стешу. Однако у нас ничего не получилось: я подхватил Дары Вэйльки и Найты, превратил их в Бурю, но эта Буря оказалась настолько злой и неуправляемой, что девочки торопливо разорвали связь. Вторая попытка закончилась еще быстрее: как только я собрал три души в одну, несколько струек «воды» превратились в лед и обожгли нас лютой стужей, а Буря вообще не собралась. Третью и четвертую попытку прервали еще на стадии подхвата Даров и попробовали разобраться, что нам мешает. А Амси предложила свои услуги в качестве расчетно-аналитического блока.

Для того чтобы получить предельно четкую «картинку» происходящего во время изменения, она разогнала нас по разным комнатам и очень подробно расспросила. Каждого по отдельности. А когда закончила, то собрала вместе и заявила, что изменить Ланку в три Дара мы не сможем, так как в наших чувствах нет единства: я все еще злюсь на девочек за то, что они мне ее навязали, и ощущаю лилию чужой; Найта к ней равнодушна, а интерес Вэйльки слишком слаб.

Естественно, мы тут же потребовали объяснений. И получили: по мнению искина, для изменений в три Дара, кроме всего прочего, требовалась некая объединяющая эмоция. Причем испытывать ее должны были все трое и одинаково сильно!

— Первый раз такое изменение получилось случайно! — заявила Амси. — Когда я чуть не отправила за Грань девушку, которая доверилась Нейлу, вы сгорали от безумного чувства вины и были готовы выжечь себе Дары, но вернуть ее к нормальной жизни. Говоря иными словами, выкладывались, не думая о себе. С Ланкой так не получается, ибо вам на нее, можно сказать, наплевать…

Объяснение звучало грубовато, но правдоподобно, и мы попробовали найти что-нибудь объединяющее. Увы, безуспешно. В результате, промучившись часа полтора, сдались, и лилию изменила Вэйлька. В один Дар. А мы с Найтой смотрели на процесс со стороны и ужасались не самой приятной картине на свете. Зато с Тиной искать объединяющую эмоцию не пришлось — стоило Дарующим настроиться на изменение, а мне подобрать их Дары, как Буря появилась сама собой. Теплая, ласковая и такая послушная, что захватывало дух…

— И как тебе ее рассказ? — спросил я, когда понял, что девушка ждет хоть какой-нибудь реакции на свои слова.

Дайна вздохнула и начала издалека:

— Знаешь, та сильная и волевая Тина, к которой ты привык, лишь образ, который я создала четырнадцать лет тому назад, перед тем как нарушить брачные обеты и переступить порог спальни Зейна[1]. Образ получился удачным и за годы использования прирос к лицу так, что не оторвать. Однако он защищал меня только от окружающих, а от меня самой — нет, поэтому реакция на все те гадости, которые пришлось пережить, никуда не пропадала, а скапливалась и собиралась под ним. Пока я жила одной только Алькой, существование этих завалов нисколько не волновало, так как меня не интересовало ничего, кроме счастья дочки. После того, как в моей жизни появились ты и Вэйлька с Найтой, я захотела стать достойной вас, но не смогла, так как во мне скопилось слишком много грязи. Я страшно переживала, хотя этого и не показывала. А перед «смертью», узнав, что вы измените меня целиком, обрадовалась до безумия, так как решила, что все пережитое в прошлом останется в старом теле. К сожалению, вы сделали Дайну настолько красивой и чистой, что душа Тины испугалась ее запачкать и до этой ночи ютилась в крошечном уголке…

— А сейчас?

— А сейчас, когда Амси вычистила из моей головы всю ту дурь, которая мешала жить, я, наконец, прозрела: вы меня любите! И создали это тело таким, какой представляете мою душу.

«Слава Пресветлой!» — мысленно воскликнул я, почувствовав, что все те сомнения, которыми Дайна травила себя в течение года, наконец, исчезли. И поинтересовался, каким она видит свое будущее теперь.

Девушка задумалась:

— Знаешь, всю дорогу от границы до Лайвена я сравнивала нас, Эвисов, со всеми остальными людьми. Абсолютное большинство тех, кого мы встречали в пути, равно как и большая часть благородных, с которыми я знакома, похожи на яблоко, изъеденное червями: при взгляде издалека они выглядят спелыми и вкусными, а под кожурой масок, прикипевших к лицам, гнилые до омерзения. Совсем небольшая часть — твои вассалы и слуги, Магнус с супругами, Зейн, Маниша и еще пара человек — омерзения не вызывают, ибо почти всегда говорят то, что думают, любят не только самих себя и способны на самопожертвование. Но даже они в сравнении с нами выглядят как-то уж очень блекло…

«Есть такое дело…» — подумал я, и плеснул в нее ощущением согласия. А она потерлась щекой о мое плечо и продолжила говорить:

— Кроме того, мы постоянно изучаем что-то новое, а они продолжают прозябать в своем болоте, поэтому пропасть между нами и ими постоянно расширяется. Скажу больше, она уже настолько широка, что происходящее по другую ее сторону меня в принципе не интересует! Скажем, вчера, сидя в королевской ложе, я поняла, что меня совершенно не трогают смерти тех, кого казнят на Лобном месте. Чуть позже, прощаясь с Шандорами, поймала себя на мысли, что время, которое мы тратим на всякие там расшаркивания, с удовольствием провела бы с тобой и с девочками. А по дороге домой, заметив ослепительную улыбку вроде бы красивого и хорошо сложенного парня из рода ар Весс, окончательно убедилась в том, что вы с Алькой правы: есть мы, Эвисы, и весь остальной мир.

— А вдруг этот ар Весс был тем самым, ниспосланным тебе Пресветлой? — пошутил я.

Девушка даже не улыбнулась:

— В первое утро жизни в теле Дайны я была настолько счастлива, что смогла перебороть все свои страхи и к словам «Я приму только твой вызов» добавила чувства, которые переполняют мое сердце вот уже почти год. Ты любишь меня ничуть не меньше, чем остальных девочек, поэтому услышав эти эмоции, отвез в ближайший храм Пресветлой и принял брачные обеты, хотя изначально собирался обойтись без этой церемонии. Теперь я твоя меньшица и перед богами, и перед людьми. А значит, уйду из семьи, только умерев по-настоящему!

Да, тогда, на дороге, я услышал куда больше, чем ожидал. И Найта со Стешей — тоже. Поэтому следующие несколько часов эта парочка с пеной у рта доказывала мне, что наш план требуется скорректировать и показать «случайным свидетелям» не только поединок, но и церемонию принятия брачных обетов. Я сомневался. Не в себе — в Дайне. Но когда увидел, как она обрадовалась, услышав от Тени, что мы, скорее всего, заедем в Жевлинский храм Пресветлой, перестал. И наслаждался и тем чувством, с которым она озвучивала обеты, и счастьем в ее глазах, и ласковыми прикосновениями. Увы, недолго: уже на следующее утро девушка сосредоточилась на создании нового образа, ушла в этот процесс с головой и ни словом, ни жестом, ни взглядом не напоминала о том, что видит во мне не только главу семьи, но и любимого мужчину. А после приезда в Лайвен сосредоточилась на войне с ворами и убийцами и отдалилась еще сильнее…

— Больше не испугаюсь! — догадавшись, о чем я думаю, твердо пообещала Дайна, поцеловала меня в щеку и… вернулась к обсуждаемому вопросу: — Так вот, о моем будущем: оно неразрывно связано с твоим, и больше всего на свете я хочу превратиться еще в одну твою Тень…

— В домашнюю?

— Я готова быть любой — и походной, и домашней, и островной, и Тенью для выходов в свет. Но лечить, примораживать «стужей» и убивать так, как это делают Дарующие, я никогда не смогу, поэтому первую роль оставлю Найте с Вэйлькой…

Я закрыл глаза, наслаждаясь чистотой и яркостью эмоций, бушующих в душе этой девушки. А она продолжала выплескивать на меня свои мысли и чувства:

— … роль домашней и островной Тени готова делить с остальными девочками, так как люблю их не меньше, чем тебя. А вот на балах и приемах хочу быть рядом с тобой. И чем чаще — тем лучше, ибо льщу себя надеждой, что смогу быть полезной даже в теле Дайны.

— Хорошо, договорились… — кивнул я. А когда пережил очередную волну радости, услышал продолжение:

— Кроме этого, я мечтаю научиться рисовать…

— Амси говорила, что к этому делу у тебя талант, значит, научишься. И через год-полтора на стене в гостиной появится большой парадный портрет нашей семьи…

Девушка мечтательно улыбнулась и уткнулась лбом в мою грудь:

— и… управлять всем, что летает. В смысле, не командами с тактического комплекса, а по-настоящему, чтобы чувствовать, как, повинуясь моей воле, невероятно мощные боевые машины послушно взмывают ввысь, совершают головокружительные виражи или, ускоряясь, падают к земле…

— … и, пересаживаясь с простых на все более сложные, в итоге добраться до истребителя-перехватчика, который в переводе с одного из языков Ушедших называется «Ураганом»?

— Откуда ты знаешь? — ошарашено спросила Дайна.

Я скинул ей голографию, сделанную Сарджем в ангаре базы ноль-два, на котором она — еще в теле Тины — стоит перед иссиня-черной тушей истребителя, и плавится от восхищения:

— Один из самых любимых снимков из твоей «прошлой» жизни.

Меньшица подобралась:

— Если «один из», то есть и другие, верно? Покажешь?

— Эта коллекция очень личная… — «замялся» я. — И если ты ее увидишь, то узнаешь мои самые сокровенные мысли и мечты…

Дайна обиженно выпятила нижнюю губку:

— Издеваешься, да⁈

— Самую чуточку! — признался я, и отправил ей следующий снимок. Тот, на котором она после броска Майры летит через весь тренировочный зал. И, судя по выражению лица, никак не может поверить в то, что нарвалась: — Вот, смотри, этот я назвал «Изумлением».

— Действительно, личная! Ибо демонстрирует ракурс, в котором ни один мужчина, кроме тебя, меня не увидит! — хихикнула девушка. — Хочу еще!

Я пошел навстречу. С радостью. Но, к моему искреннему удивлению, посмотрев снимков двенадцать-пятнадцать, она вдруг отказалась принимать следующий. И, услышав мое удивление, пожала плечами:

— Сейчас, глядя на любую из этих картинок, я с легкостью вспомню все те чувства, которые ты испытывал перед тем, как ее отправить. Но стоит увидеть еще парочку — и воспоминания начнут смазываться, перемешиваться или забываться. И, тем самым, лишат меня большей части удовольствия.

Логика в утверждении присутствовала, поэтому я дал почувствовать, что согласен. На что Дайна ответила ощущением удовлетворения и вспышкой грусти:

— Ты снова вернул меня к жизни…

— Это тебя расстраивает?

Она отрицательно помотала головой:

— Нет, меня расстраивает то, что я опять не дала тебе выспаться!

— И все?

Услышав в моих эмоциях смех, девушка тоже развеселилась и… ляпнула:

— Нет, конечно! Еще меня страшно расстраивает твоя черствость: ты вернул к жизни только душу. А молодое и красивое тело все еще жаждет прикосновений твоих рук. В общем, сделай мне массаж, пожалуйста…

[1] Описано в первой книге.