Эвис: Неоднозначный выбор

Глава 4

Первый день третьей десятины первого месяца лета.

К Полуденным воротам Лайвена мы подъехали в середине третьей стражи. Увидев мои родовые цвета, десятник, надзиравший за порядком в толпе желающих попасть в город, сорвался с места и унесся в караулку, что при солидном излишке веса выглядело забавно. Тем не менее, уже через пару минут он вылетел обратно в сопровождении пары Незримых. Убедившись, что десятнику не померещилось, парни засуетились — один метнулся к мытарю, что-то шепнул ему на ухо и тут же рванул к коновязи. А второй подбежал ко мне, представился и сообщил, что им приказано обеспечить нашему отряду беспрепятственный проезд по городу. Естественно, отказываться от предложенной помощи я не стал, поэтому обрадованный Незримый вскочил на коня, подведенного напарником, и направил его к захабу.

Ехали быстро, чаще объезжая заторы, чем их расталкивая. Поэтому до ворот в Верхний город добрались за каких-то полчаса. А когда проехали и через них, я отправил Сангора и троих его парней в Разбойный приказ сдавать головы тех душегубов, которые попались нам по дороге из Олунга. Остаток пути до дворца прошел под многоголосый гвалт в общем канале — мои дамы, соскучившиеся до безобразия, а потому заблаговременно отправившиеся «в гости к Манише», возмущались из-за каждой задержки на нашем пути, кляли «крайне нерасторопных Незримых», «бездельников, слоняющихся по городу вместо того чтобы заниматься делом» и так далее. Во время двухминутной задержки в Черных воротах дворцового комплекса, вызванной тупостью кучера ар Лоусов, умудрившегося вырвать заднюю ось кареты об одну из створок, они верещали так, что мы с Найтой невольно заулыбались. А когда на подъезде к Серебряному Двору я подхватил Дар Вэйльки и плеснул в души своих женщин всем тем, что хотел дать им почувствовать во время долгой разлуки, чуть не разревелись от счастья. Пришлось поумерить накал чувств и ускориться. Благо Террейл не меньше меня соскучился по родным и был готов спешиться и сорваться на бег.

До Королевского крыла дошли за считанные минуты. Втроем, ибо вассалов я оставил внизу. Кивнули знакомым стражникам, переступили порог большой гостиной и замерли. В смысле, замерли мы, Эвисы, а принц, сделав еще несколько шагов, остановился перед Зейном, встретившим его в центре зала, и склонил голову:

— Здравствуй, отец! Рад видеть тебя в добром здравии. И… благодарю за урок!

Шандор скосил взгляд на меня и вопросительно мотнул головой. А когда увидел утвердительный кивок, то облегченно перевел дух и радостно облапил наследника:

— Здравствуй, сын! Я тоже рад тебя видеть!

Потом выпустил Террейла из объятий, отступил на пару шагов и с интересом оглядел его с головы до ног:

— Смотрю, подтянулся, высох, заматерел…

— Главное не это, отец… — без тени улыбки сообщил принц. — Благодаря арру Нейлу, арессе Найтире и остальным Эвисам я начал видеть, слышать и думать!

Король несколько мгновений пристально смотрел в глаза сыну, а когда что-то там разглядел, удовлетворенно хлопнул его по плечу, подошел ко мне и сжал в объятиях:

— Здравствуй, брат! И огромное тебе спасибо…

— Здравствуй, Зейн! — улыбнулся я скорее эмоциям, которые ощущал в душе короля, чем тем словам, которые он произнес. — Всегда пожалуйста!

Шандор от избытка чувств приложился дланью к моему плечу, а потом шагнул к Тени:

— Здравствуйте, аресса Найтира! Спасибо и вам…

Ответить на приветствие Дарующая не успела, так как в этот момент одна из дверей большой гостиной распахнулась, и в нее влетела королева, сопровождаемая меньшицами короля, толпой детей и моими красавицами. На этот раз привычка держать лицо в любых ситуациях ей изменила — увидев старшего сына, женщина охнула, пролетела разделявшее их расстояние и принялась вертеть беднягу, как тряпичную куклу. Видимо, выискивая следы ужасных ран или жутких лишений. При этом она не замолкала ни на мгновение — рассказывала, как не спала ночами, как плакала, глядя на его портрет, как стражами смотрела в окна, выходящие в парк, и прислушивалась, не раздастся ли топот копыт. При этом не солгала ни разу. И ни разу не преувеличила — я почувствовал это по ее эмоциям, а Амси подтвердила.

Зейн смотрел на жену, тискающую сына, с умилением. Потом наткнулся взглядом на моих женщин, замерших на пороге, и добродушно усмехнулся:

— Можете забыть о правилах приличий и поздороваться с супругом и главой рода!

Конечно же, о правилах приличий мои дамы не забыли — поблагодарили короля за великодушие, неторопливо подошли к нам с Найтой и по-очереди скользнули в мои объятия. Но даже тот минимум чувств, которые они продемонстрировали окружающим, заставил Шандора пошутить:

— Да уж, чувствую, сегодня в Обители Вечной Стужи[1] будет жарко!

— Повелителю Ненастья жарко всегда и везде! — отшутилась Майра. — Ибо все тепло, которое есть в наших душах, принадлежит ему одному.

— Нейл, что ты сделал с моим сыном⁈ — влезла в их перепалку Маниша.

Ее возмущение было наигранным, поэтому я задумчиво оглядел Террейла и виновато развел руками:

— Ну да, порядком запылился! Но если его отмыть…

— Он стал жилистым и сухим, как бойцовый пес! И взгляд у него теперь намного жестче, чем был раньше!

— Что делать с взглядом, откровенно говоря, не знаю. А откормить, вроде бы, не так уж и сложно: если шесть-восемь раз в день пичкать его сдобными булками и не позволять шевелиться, то он снова наберет нужный вес и станет намного мягче!

— Только не это! — рассмеялся принц. — Меня вполне устраивает нынешнее состояние. И… я сейчас скажу ужасную вещь: Нейл, мне будет очень не хватать пробежек пешим по конному!

— Территория вокруг дворца не такая уж и маленькая, да и коней у Шандоров, вроде бы, пока хватает… — ухмыльнулся я. — Так что ты имеешь возможность стать родоначальником нового увлечения.

Найта мечтательно подняла взгляд к потолку:

— Вы только представьте: дней через десять по всем аллейкам дворцового комплекса, на которых хоть раз будет замечен бегающий принц Террейл, запорхают благородные дамы в платьях с кринолином. Одной рукой они будут непринужденно держаться за позолоченные стремена породистых гельдцев, а второй томно обмахиваться веерами…

Наследник престола представил себе эту картину и заржал:

— Может, им подкинуть идею сторожевых засидок?

— Поберегите свои нервы, ваше высочество! — посоветовала Стеша. — Если при вашем приближении каждый второй куст начнет превращаться в призывно улыбающуюся благородную даму с зелеными волосами, зеленым лицом и в зеленом платье, то вы перестанете покидать дворец…

…Обсуждать итоги нашей поездки в присутствии жены, меньшиц и младших детей Зейн не захотел, поэтому следующие полчаса мы, в основном, веселились. Принц описывал свои впечатления от первых тренировок, ночных бдений, ночевок на открытом воздухе и купаний в ручьях и речушках, а мы с Найтой добавляли отдельные штрихи, дабы его истории выглядели смешнее, беззаботнее и не пугали Манишу. Во время обеда в малой трапезной и в кругу одних Шандоров приблизительно в том же стиле обсуждали «ужасы» странствий по «кошмарной жаре» Полуденной Окраины. А после завершения трапезы оставили наследника престола на растерзание матери, отцовских меньшиц, братьев с сестрами и супруг, и перебрались в кабинет к Зейну. Всей семьей. Где и рассказали все, что происходило на самом деле.

Король слушал предельно внимательно. А еще задавал вопрос за вопросом, уточняя непонятные или недостаточно хорошо описанные моменты и делая какие-то пометки на листе пергамента. Гневался, можно сказать, в меру. То есть, изо всех сил сдерживал рвущиеся наружу эмоции до того самого момента, пока я не добрался до визита в Олунг. А после описания Первого Летнего Ненастья все-таки вышел из себя и изрубил в щепки очередной стол.

Закончив, извинился, заставил себя вернуться в кресло и попросил продолжать. А когда я разобрался и этой частью повествования, скрипнул зубами:

— С арра Глонта спрашивать бесполезно: ему уже за восемьдесят, и он потерял Свет еще лет восемь тому назад. Единственный из его сыновей, Реммис, в маноре не появляется года четыре, так как не нашел общий язык с первой меньшицей отца, которая вроде бы всем там заправляет. Впрочем, можешь не забивать себе голову — с ними и с руководством полутысячи, расквартированной в Олунге, я разберусь сам. Поэтому рассказывай дальше.

Я и рассказал. Об обратной дороге и уничтожении двух приличных шаек разбойников и нескольких помельче. А потом озвучил свои выводы, касающиеся изменений в поведении принца. И самом конце процитировал ту фразу, которую Террейл выдал на памятном перекрестке накануне «встречи» с шартами.

Король задумчиво пожевал ус, затем подозвал к себе Недвира, что-то шепнул ему на ухо и жестом отмел все возражения телохранителя. А когда тот вышел из кабинета, снова посмотрел на меня:

— Значит, так. Все, что ты сделал в Олунге, я одобряю и подтверждаю. А для того, чтобы более никто не сомневался в твоем праве говорить и карать от моего имени, получишь жетон тысячника Ночного приказа с золотыми мечами.

Я мысленно хмыкнул: этот жетон был в разы весомее обычного «тарана» и давал своему владельцу практически неограниченные полномочия.

— И еще: раз мой сын взялся за ум, то я начну его ставить в глазах будущих вассалов и подданных. Поэтому завтра вечером, на приеме, посвященном его возвращению из боевого выезда, я сообщу следующее: узнав, что я отправляю тебя на Полуденную Окраину для негласной проверки деятельности Пограничной стражи, Ночного и Разбойного приказов, а также гильдии наемников, Террейл вызвался отправиться с тобой, дабы составить собственное мнение обо всем, что там происходит. По дороге он вместе с вами вырезал несколько крупных шаек разбойников, на границе помог уничтожить шартов и освободить их пленниц, а в Олунге принял участие в Первом Летнем Ненастье.

— Имеет смысл добавить, что Террейл взвалил на свои плечи заботу обо всех освобожденных нами пленницах… — добавил я. — В частности, отправил их в свой манор и подарил им будущее.

— Хороший штрих к его новому образу! — обрадовался Зейн и подался вперед. — Что-нибудь еще?

Я кивнул:

— Думаю, что в рассказе об участии принца в уничтожении шартов будет нелишним подчеркнуть, что отряд из сорока воинов одного из самых хитрых и боеспособных родов Степи пал под мечами всего одного десятка маллорцев, не получивших в том бою ни единой царапины. А тем, кто засомневается в такой высокой оценке этих шартов, можно сообщить, что, на момент нашего отъезда с Окраины ни одному роду, кроме того, который уничтожили мы, не удалось прорваться сквозь густую сеть разъездов и захватить пленников!

Король задумчиво подергал себя за аккуратно подстриженную бородку и удовлетворенно кивнул.

— А еще стоит отметить, что без малого три десятины принц жил жизнью самого обыкновенного воина. То есть, проводил в седле весь световой день, совершал длительные конные переходы, спал на попоне, укрывшись плащом, ел то, что готовил сам или его товарищи по оружию, и все такое.

— Вот в этом никто не усомнится: Террейл загорел, как ты и твои супруги, сбросил весь лишний вес и повзрослел… — усмехнулся Зейн. А потом спохватился: — Да, чуть не забыл! Привези на прием всех тех вассалов, которые участвовали в этом походе — я хочу их отблагодарить. И, заодно, еще раз подчеркнуть свое отношение к твоему роду.

— Хорошо, привезу… — пообещал я.

В этот момент в кабинет вернулся Недвир, и протянул королю небольшую шкатулку.

Зейн заглянул под крышку, вытащил из нее жетон и протянул его мне. А когда забрал старый, повернулся к моим женщинам:

— До завтрашнего вечера Нейл мне не понадобится. Так что можете его забирать…

…Когда Оден, дежуривший на улице, чтобы не прозевать нашего появления, завопил на всю Служивую слободу, что я вернулся, по моим чувствам сразу же шарахнуло всплеском радости от всех обитателей особняка. А их сознания, которые я чувствовал в два Дара, тут же рванули к воротам. По моим ощущениям, бегом и плавясь от радости. Поэтому, въехав во двор и увидев улыбающиеся лица, я улыбнулся в ответ:

— Искренне рад всех вас видеть!

Домашние загомонили. Все одновременно: здоровались, говорили, что соскучились, возмущались, что меня так долго не отпускали из дворца, и так далее. А когда я спешился, и Рогер повел Уголька с Чернышом в конюшню, окружили со всех сторон и хором сообщили, что стол в большом обеденном зале уже накрыт, а горячее приготовлено и ждет. Намек был яснее некуда, поэтому я пообещал, что вот-вот буду, и в сопровождении своих красавиц отправился мыться с дороги и приводить себя в порядок.

Чтобы не терять времени впустую, перешел на остров, где был зацелован, затискан, обласкан, вымыт, пострижен и побрит. Если бы не традиция отмечать прибытие из походов всем родом, остался бы во владениях Амси. Но родичи изнывали от нетерпения, поэтому я натянул штаны и белую рубашку с коротким рукавом, обулся и вернулся домой. А через пару минут, переступив порог обеденного зала, не поверил собственным глазам — вся женская половина рода, включая служанок, оказалась наряжена в разноцветные летние платьица с подолом заметно выше колена и легкие туфельки на небольшом каблуке. При этом даже известные скромницы Хельга с Хильдой ничуть не стеснялись своего вида!

Само собой, все расспросы я отложил на потом — прошел к своему креслу, уселся, разрешил садиться всем остальным и сказал небольшую приветственную речь. Потом поел, хотя после обеда у Шандоров голода не чувствовал. А когда насытились и домашние, принялся рассказывать про наш поход.

В отличие от дворца, тут, дома, я расставлял акценты по-другому, стараясь описать каждый значимый поступок или деяние тех, кто меня сопровождал. Особой серьезностью не страдал — отдельные «подвиги» вышучивал, не мешал дополнять рассказ Сангору и его парням, и веселился чуть ли не после каждого комментария Найты. Правда, заставлял домашних и задумываться, и расстраиваться, и сочувствовать. Ибо не обошел вниманием ни судьбы тех женщин, которых мы отбивали у разбойников, ни бывших пленниц шартов. Тем не менее, к концу моего рассказа в эмоциях собравшихся за столом сильнее всего ощущалась радость — радость от того, что мы уже дома, что вернулись живые и здоровые, и что каждый из вассалов, участвовавших в походе, проявил себя более чем достойно. Потом, когда заговорила Майра, решившая доложить обо всем, что происходило дома в мое отсутствие, началось настоящее веселье. Ибо старшая жена и остальные члены моей семьи не просто рассказывали, а изображали в лицах чуть ли не каждое событие. Да так образно и смешно, что зал то и дело покатывался от хохота.

Над кем смеялись? Ну, например, над Дорой, которая, как-то оставшись у нас с ночевкой, проснулась слишком рано и выглянула в окно во время утренней пробежки. А потом целую десятину доказывала дочери и внучке, что благородным дамам невместно ходить на руках, скакать, как горным козам, и задирать ноги выше головы ни в гордом одиночестве, ни в присутствии домочадцев. Над Радой, которая во время одной из пробежек по полосе препятствий потеряла равновесие, да так неудачно, что вынудила упасть на четвереньки бежавшего перед ней Фиддина, а потом практически оседлала несчастного парня. Над Хельгой, которая устроила сцену ревности Хильде, которая во время одной из тренировок ошиблась с направлением атаки, и, повернувшись не в ту сторону, чуть не «отрубила» деревянным мечом голову ее мужу. Над Диттом, который, толком не проснувшись после ночного дежурства, перепутал собственную жену с одной из моих супруг, так как увидел ее со спины и в коротком платье. Поэтому обратился к ней на «вы» и сложившись в поклоне.

Только вот то, что для моих домашних было развлечением, для Майры, Тины и Стеши являлось работой — они именно докладывали, пусть и в шутливой форме. То есть, сообщали обо всех достижениях и просчетах, о поступках, которые стоило бы отметить, или о проступках, требующих, как минимум, внимания. Я тоже работал — впечатывал в память то, что они говорили, делал пометки и выводы, и, конечно же, смеялся. А когда доклад был закончен, произнес еще одну речь. На этот раз вполне конкретную — с перечислением заслуг каждого конкретного человека и озвучиванием суммы, которую этот ар Эвис заработал, вырезая разбойников, охраняя особняк или выполняя свои обязанности на кухне, на конюшне и так далее. Конечно же, одними словами не ограничился — выдал поощрение. Сразу же. А когда счел долг главы рода выполненным, еще раз поблагодарил вассалов и слуг за службу. После чего отпустил оба Дара, чтобы предвкушение и желание супруг не лишили меня способности соображать прямо в обеденном зале, объявил, что торжественный ужин закончен, встал и вышел из-за стола…

[1] Обителью Вечной Стужи называют дом Эвисов. С легкой руки десятника Сангора.