Сегодня снег таял слишком быстро — будто весна, устав ждать, пока ей уступят место, влепила затрещину зиме и прогнала её, крича оскорбления вслед. Лужи отражали белые облака, наше такси дребезжало и поскрипывало. На обочине уличные торговцы, прикрываясь от ветра, пытались продать прохожим никому ненужное барахло.
Рядом со мной сидел Черчесов. Блаженное лицо. Улыбаясь, он смотрел вдаль. Сегодня он не граф, не интриган, не полустёртая величина из старого мира, а просто… отец, который наконец позволил себе быть счастливым.
Черчесов болтал без умолку, словно заполнял тишину всех тех лет, когда рядом не было никого. Рассказывал о первых поцелуях, дуэлях на деревянных шпагах, как тайно пробирался на балконы, и как однажды он свалился с одного из этих балконов и рухнул в фонтан возле Смоленской Академии. Я кивал, иногда смеялся в голос, так как истории были весьма занимательны.
Но всё это происходило где-то на поверхности. Потому что внутри меня сжирала тревога. В тот момент, когда мы выехали на Корабельную улицу, ведущую к вокзалу, я закрыл глаза и погрузился на нижний уровень Чертогов Разума. Передо мной предстала карта Империи. Сотни городов, стёртых аномалией с лица земли, и тысячи ещё живых. И среди всего этого — два красных огонька. Совсем рядом.
Над первым виднелась надпись — Архаров Константин Игоревич, мой отец. Огонёк был тусклым. Едва заметным. Даже не красным, а скорее, цвета выжженной ржавчины. Я не особо понимаю, что это значит. Возможно, он болен и его жизнь угасает, а может, сокрыт под землёй.
А вот вторая точка горела ярко. Маргарита Львовна. Моя бабушка. Она находилась… Я провёл пальцем по карте и понял, что это совсем рядом. Буквально за поворотом. Внутри Императорского двора. Я опешил. Ошибки не было. Моя бабушка — женщина, державшая отца в узде, была совсем рядом. Но что она здесь делает? Неужели её арестовали так же, как и отца?
Моё сердце на секунду остановилось. Не от страха. От глухой, отчаянной ярости, которая начала бурлить в глубинах моей души. Перед глазами поплыли картины того, что Имперцы могли сделать с ней. И это мне, мягко говоря, не нравилось и заставляло злиться ещё сильнее. Как они посмели? Арестовали женщину, благодаря которой я до сих пор жив? Выродки.
Стоп! Соберись, Михаил. Важнее всего то, что она до сих пор жива. Всё остальное не важно. Если она ранена или искалечена, то есть шанс всё исправить. Я вылечу её так же, как Юрия. А если у неё такие же повреждения, как у Черчесова? Боль резанула по сердцу. Что ж, тогда я сотру с лица земли этот проклятый дворец.
Я вышел из Чертогов Разума с чётким планом действий..
— Отец, — сказал я негромко. — Давай задержимся в Хабаровске на один день.
Черчесов обернулся. Усталый взгляд, но мягкий.
— Сынок, я бы с радостью, но мне нездоровится с утра… — Он кашлянул, быстро прижал платок к губам. — Пожалуй, отвык я от поездок.
— Тогда, тем более, стоит отдохнуть перед возвращением. Сам понимаешь, двухнедельная поездка это не шутки, — заботливо произнёс я.
Черчесов посмотрел на платок. Пятно крови на ткани расплылось, как печать на документе. И документ этот был о скорой кончине. Он посмотрел на моё лицо и впервые за день замолчал. Долго смотрел. Потом кивнул.
— Хорошо. Один день. Но завтра — в Тюмень. Обещай мне.
— Обещаю, — кивнул я, радуясь, что выиграл немного времени для нас обоих.
Если бы Черчесов отказался, мне бы пришлось сбежать, разбив ему сердце. А так мы оба получим желаемое. Во всяком случае, я на это надеюсь. Изменив маршрут, мы отправились в ресторан. Черчесов шел с трудом. Приходилось его поддерживать под руку.
Ресторан был старомодным — бархатные скатерти, потёртые бронзовые светильники, официанты, выглядящие так, будто знали тайны половины мира. Наверное, так оно и было, ведь пьяные завсегдатаи сплетничали, не скрываясь. Мы сели у окна. Вино. Горячее мясо. Рыба на каменной соли. Всё было изысканно, но я ел, почти не ощущая вкуса. Мысленно обдумывал свой следующий шаг.
А Черчесов… Он снова смеялся, ел с удовольствием, рассказывал, как однажды перепутал настоящего герцога с лакеем на балу в Архангельске. После дуэль, на которой Черчесов чудом выжил, обезглавив герцога. В тот день герцогиня, «убитая горем», сама пришла в постель графа, надеясь, что он станет её опорой. Черчесов не стал. Так как знал, что подобная особа, предав покойного мужа, с такой же лёгкостью предаст и его самого.
Я смотрел на него и понимал: сейчас Черчесов действительно счастлив. Это согревало сердце. А ещё давало надежду. Не мне. Всему человечеству. Убийца, похититель, чёртов маньяк. Именно таким я себе представлял Черчесова. А теперь — посмотрите на него? Сидит напротив и светится от счастья. Всего пара нужных воспоминаний смягчили его душу, избавив от пороков.
После ужина мы поехали в отель. Черчесов шёл по лестнице, опираясь на меня. Казалось, будто все силы он оставил в ресторане, хотя практически не пил вина. Его пошатывало, руки дрожали. Но ради меня он бодрился. Старался делать вид, что всё впорядке. Он вёл себя, как настоящий отец для фальшивого сына.
Добравшись до номера, я отвёл Черчесова в ванную, а через полчаса он вышел и лёг спать. Уснул мгновенно. Я даже испугался за него. Подумал, что старик умер. Но нет. Дышит. Я вышел на балкон и вдохнул прохладный Хабаровский воздух. Тишина. Казалось, будто весь город вымер. Город затих перед бурей, которая разразится совсем скоро. Сегодня ночью я вытащу её. Ты, главное, дождись, Маргарита Львовна.
Забавно. Но я ощутил запах крови. Ещё до того, как она пролилась. Я сидел у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и слушал, как во сне храпит за стенкой Черчесов. Я знал, что он мечтал об этом вечере всю жизнь. Он спал спокойно — скорее всего, впервые за десятилетия. А я собирался оставить его. Пускай и ненадолго.
Вернувшись в номер, я призвал мимика. Серебристая капля вынырнула из тьмы и моментально стала моей точной копией. Мимо молча лёг в мою кровать, а я задержался ненадолго. Зашел в ванную, переоделся в рваное тряпьё, оставшееся от крысиного доспеха.
Посмотрев в зеркало, я усмехнулся. Вылитый бомж. Ободранные рукава, слипшаяся крысиная шерсть торчит неровными клоками. Отличный видок для того, чтобы проникнуть в святая святых Империи.
Выйдя из ванной, я направился на балкон. Тихонько прикрыл за собой дверь и выпрыгнул в ночь. Хабаровск в три часа утра молчал так, будто время застыло. Только лужи хлюпают под подошвой, да пар струится из канализационных люков.
Императорский двор прятался за высоченным забором. Навскидку даже сложно сказать, каков он в высоту. Может шесть, может восемь метров. По периметру забора располагались каменные дозорные башни, острые, как клыки хищного зверя. На каждой башне было по три гвардейца. Один освещал прожектором двор, двое других смотрели на ночной Хабаровск.
Всевидящим Оком я просканировал двор. Внутри сотни гвардейцев патрулируют пространство, в котором мог поместиться целый город. Да, охрана внушительная. Однако, есть шанс проскользнуть. Я подошёл с южной стороны, заметив, что к башне направляются три бойца. Предположил, что это смена караула и я не прогадал. Так оно и было.
Подбежав к стене, я потянулся к теням. Чёрные жгуты окутали меня со всех сторон и перебросили через забор. Падать с восьмиметровой высоты — то ещё удовольствие. Особенно когда ты падаешь в лужу. Я ушел в перекат, чтобы не сломать ноги, и тут же спрятался в тенях. Провалившись в черноту, я затаил дыхание. Луч прожектора ударил туда, где я был мгновение назад.
— Что там? — спросил грубый голос сверху.
— Понятия не имею. Сейчас проверим.
Луч света блуждал всего в миллиметре от моего укрытия. Если прожектор попадёт на меня, то спрятаться в тенях уже не выйдет. Слишком мощное освещение. Меня мигом выбросит наружу.
Прошла целая вечность, пока два гвардейца спустились с башни, осмотрели местность и убрались восвояси. Забавно, но один из них наступил прямо туда, где я скрывался. Весьма странно смотреть на подошву врага, стоящего над твоей головой. Как только они ушли, я короткими перебежками рванул к кустарнику, растущему в двадцати метрах от забора.
Спрятавшись в кустах, я сосредоточился и ощутил поток маны, струящийся по земле. Додумались нанести защитный контур? Молодцы. Это всяко надёжнее гвардейцев, сидящих на вышках. Я прикоснулся ладонью к снегу и выпустил из неё тонкую струйку маны. Она устремилась к защитному контуру, а когда коснулась его, я услышах звон. Будто ударили по гитарным струнам.
Очень занятно. Это не обычный защитный контур. Он завязан на ритмической последовательности, которую без знания дела не отключить. Ошибёшься? Зазвучит сигнал тревоги и вся округа сбежится, чтобы содрать с тебя шкуру. Вот только для меня это слишком простая задачка, тем более, что в Чертогах Разума я детально вижу структуру магической конструкции.
Контур дрогнул. Послышался звук рвущейся струны, после чего всё затихло. Проще пареной репы. Я проскользнул во внутренний двор. Потушил следующий контур защиты. Дважды обошёл патрули. Чем дальше я продвигался, тем сильнее чувствовал запах конюшни. Пахло прелым сеном и навозом. Не самый лучший аромат, но радует, что здесь намного меньше патрульных, чем у самого дворца.
А вот и длинное здание. Конюшня. Где-то там была моя бабушка — Маргарита Львовна. Жди, родная. Я почти на месте.
Эх… Знаете, как бывает? Несёшься к цели, как метеор, сметая преграды на пути. А потом — бац! — и судьба подкидывает тебе под ноги банановую кожуру, как в дурацких мультфильмах, которые любили смотреть дети Дреморы. Ты подскальзываешься, падаешь и разбиваешь затылок в кровь. Или попросту проносишься мимо цели. Так случилось и в этот раз.
Я сосредоточился на отключении последнего контура, отделяющего меня от конюшни. Через её стены я видел алый контур бабушки. Казалось, протяни руку и сможешь спасти старушку, но нет. От постройки меня отделяло шагов пятнадцать. Увы на этот раз я сидел на открытом месте и так был сосредоточен, что проморгал приближающихся патрульных.
Из-за угла вышел один боец. За ним ещё пятеро. Яркий луч фонаря ударил мне в лицо. Патрульные потянулись к оружию, собираясь что-то закричать, однако я оказался быстрее. Оторва возникла в моих руках, а пальцы сами собой нажали на курок. Выстрел ударил по ушам, оставив после себя пронзительный писк.
Сжатая до невозможности энергия вырвалась из ствола, как ревущий зверь. Яркий луч задел землю, угол конюшни и обуглил до костей патрульных. Они сгорели заживо, даже не поняв, что произошло. Разумеется, такую яркую вспышку не могли не заметить. Лучи прожекторов метнулись прямо на меня. Завыла сирена. Из динамиков послышался суровый басовитый голос:
«Нарушитель проник во внутренний сектор. Всем отрядам прибыть к конному двору».
— Просто восторг, — вздохнул я. — Судя по всему, прятаться бессмысленно.
Всевидящее Око показало мне сотни синеватых точек. Они приближались со страшной скоростью. Но всё равно не могли меня опередить. На всех парах я рванул к конюшне, забрасывая Оторву в хранилище. Открыв дверь я наткнулся на седого конюха, удивлённо смотрящего на меня.
— Ты кто та…?
Договорить он не успел. Я врезался лбом в его переносицу, после чего конюх потерял сознание, а я побежал дальше. С улицы доносились крики гвардейцев, они были всё ближе. Ещё минута — и они будут здесь. Задыхаясь, я пробежал мимо загонов с лошадьми и резко остановился.
Лошади тревожно фыркали, некоторые метались в тесноте, будто чувствовали опасность. Я распахнул стойло, где не было лошади, вбежал внутрь. Сено зашуршало под ногами. И вот — я её увидел. Маргарита Львовна лежала на прелом сене и смотрела сквозь щель, красующуюся на потолке. В ней она видела звёзды.
Вот она. Женщина, которая могла заставить умолкнуть всех — от гвардейцев, до главы рода. Гордая, непокорная, властная. По крайней мере, именно такой я её запомнил. Сейчас же Маргарита Львовна выглядела хуже любой нищенки. Грязная изодранная одежда, исхудавшее лицо, глаза ввалились, как и щёки, руки трясутся.
— Бабушка, — прошептал я, коснувшись её руки.
Она с трудом повернула голову. Мутный взгляд сфокусировался на моём лице и…
— Мишка, жаль что я не увижу, как ты вырастешь. Хотя галлюцинации — это тоже весьма неплохо. Только они и помогают мне не сойти с ума, — проскрежетал её мертвенно-слабый голос, а на лице появилась улыбка.
От этих слов у меня сердце сжалось. Захотелось призвать ещё одну Оторву и, как говорил Семёныч, «жахнуть» прямо по дворцу в надежде, что этот выстрел снесёт к чёртовой матери голову Императора. Жаль, времени на это нет. Да и вряд ли я попаду. Скорее всего, прибью какого-нибудь дворецкого, с трудом сводящего концы с концами.
Я схватил её за руку и почувствовал, что кожа тонкая и высохшая, как пергамент древнего свитка. Из пространственного кармана достал телепортационную костяшку и вложил в ладонь бабушке.
— Сожми и не отпускай, — торопливо проговорил я, заглядывая в её глаза. — Скоро всё закончится.
— Закончится? Ха. Не думала, что смерть напялит на себя лицо моего внука. — Маргарита Львовна хрипло расхохоталась, а следом закашлялась.
Кашель был влажный. Мокрота отхаркивалась густыми комьями. Вот же, твари! Заморозили бабку. Как она ещё не померла от воспаления лёгких? Я влил ману через её руку прямиком в телепортационную костяшку. Тело бабушки окутала синеватая дымка и она исчезла.
Когда выберусь, нужно дозвониться Юрию и предупредить… Хотя они и без меня разберутся. Ведь бабуля очутится прямиком в моей уютной квартирке. Макар встретит её и поймёт, что к чему. Он парень толковый.
— Он здесь! — раздался крик с улицы и плотная автоматная очередь ударила прямо через стену.
Пули прогрызали доски, больно ударяли меня в грудь, ломая рёбра. Я вскрикнул от боли и завалился на спину. Когда стрельба стихла, я лежал на полу, глядя в дыру, в которую бабуля любовалась на звёзды. Большая Медведица располагалась прямо надо мной. Красиво, чёрт побери. Я потянулся к пространственному хранилищу и призвал целую горсть игл теневых сталкеров. Иглы до сих пор сочились слизью.
Краем уха я услышал, что со стороны входа шаркают тяжелые армейские ботинки. Улыбка сама собой возникла на моём лице, ведь ни одна пуля так и не сумела пробить мой крысиный доспех.
— Кхе-кхе! — я закашлялся и выплюнул на грудь кровавую слюну.
Всё-таки пробили. Ну и чёрт с вами. Определённо, смеяться последними будете вы. Да, да. В данном контексте это именно то, что случится. Я провалился в тень, вышвырнув горсть игл из стойла в коридор.
Спустя минуту гвардейцы Императора ворвались внутрь/в здание/в моё убежище. И сделали это весьма эффектно. Они сперва открыли огонь и только потом осмотрели стойло, поняв, что там никого нет.
— Проверь сено, — сухо приказал рослый вояка со шрамом на глазу.
Однако, никто ничего так и не проверил. Чёрные жгуты теней подхватили иглы, лежащие на полу за спинами бойцов, и беззвучно вонзили их в шеи вояк. Вздрогнув, те повалились на землю. Конвульсии прокатились по их телам, а лица искривились в безумных улыбках.
— Ха-ха-ха!
— Хи-хи-хи!
— Хэ-хэ-хэ!
Гвардейцы хохотали раскатисто, громогласно. Думаю, их смех был слышен даже во дворце. Обезвредив бойцов, я с помощью теней втащил их тела в стойло, а после вынырнул из тьмы, в которой скрывался до сих пор.
Первое, что я сделал, так это сдёрнул рацию с груди мужика со шрамом на глазу. Судя по всему, он был главным. После отобрал у него табельное оружие и отправил его в хранилище. Спросите, на кой-чёрт мне рация? Ну не могу же я уйти отсюда без трофеев. Автоматы и рации его коллег я также прикарманил, а ещё взял образцы крови из ран в месте прокола иглами.
И да, я мог бы похитить у них доминанты. Но боюсь, что в этом случае меня бы скрутила дьявольская боль, и всю следующую минуту я ничего бы больше не смог сделать. А значит, меня бы запросто поймали. Как любит говаривать Леший, «Жадность фраера сгубила». Не знаю, кто такой фраер, но я точно не он.
Совсем рядом раздались новые крики и они мягко намекали, что мне пора валить. Использовав пространственный обмен, я поменялся местами с консервной банкой, которой коснулся, пока пробирался по подворотням к дворцу. Вдалеке слышался вой сирены, крики, а я не спеша переодевался в чистую одежду. Да, пальцы в грязи. Затылок мокрый. Но я живой. И бабушка тоже.
Ещё до того, как патрули начали прочёсывать город, пытаясь меня разыскать, я искупался и завалился в мягкую кровать. Не знаю почему, но я люблю спать в отелях. У них такие удобные подушки и одеяла. Просто восторг. Хммм… Может, украсть парочку? Ха-ха. Шучу. Конечно же, нет. Но если бы отель принадлежал Императору, я бы утащил всё, что смог, а остальное спалил бы.
На утро я сидел за столом с Черчесовым. Мы завтракали, пили кофе, он читал свежую газету. Прочтя заголовок, Черчесов поднял брови:
— Вот это новости. Кто-то, — он шокировано понизил голос, — напал на Императорский дворец, — углубившись в чтение, Черчесов выпалил. — Серьёзно. Говорят, шестерых гвардейцев убили. Прямо в сердце столицы!
Я оторвался от чашки кофе и изобразил удивление.
— Ничего себе. Да как такое вообще возможно?
— Представляешь⁈ Какой-то безумец ворвался ночью на территорию дворца и проник на конный двор. Интересно, что ему там понадобилось? Коней, что ли, хотел украсть?
Услышав это, я прыснул со смеху. Ага. Генокрад, конокрад. Так оно и было.
— Вот и я думаю, чушь какая-то, — почесав висок, сказал Черчесов.
На удивление, сегодня он выглядел куда лучше, чем при нашей первой встрече. Я даже осмотрел его Всевидящим Оком. Но нет. Повреждения энергетических каналов никуда не делись. Он по-прежнему умирает. Черчесов вздохнул:
— Мир совсем с ума сошёл. Хорошо, что мы уже уезжаем отсюда.
В ответ я просто кивнул. Действительно. В Хабаровске нам больше нечего делать. По крайней мере, сейчас. Константин Игоревич, держись. Однажды я спасу и тебя.
От автора:
Ваши сердечки очень греют душу автора. Поставьте книге сердечко, это придаст мне дополнительную мотивацию писать больше, быстрее, интереснее.