В кабинете Черчесова стоял запах табачного дыма и одиночества. Справа книжный шкаф, слева пыльный диванчик, посередине рабочий стол на фоне широкого окна.
Видимо мой названный отец придерживался минимализма. Ни картин, ни фотографий, хотя нет. В ящике стола нашлась фотография моей мамы. На ней она совсем юная, улыбается, держит в руках цветы.
Я сел в тяжёлое кожаное кресло, издавшее скрип под моим весом. На столе лежали документы. Кипа платёжных квитанций, налоговых деклараций, а также отчёты о поступлении финансов и предстоящих затратах. Листая бумаги, я пытался понять, что же мне досталось в наследство?
Земельные акты, отчёты по хозяйству, список долговых обязательств. Я вчитывался в них, постепенно понимая, насколько сложна была жизнь графа Черчесова. Оказалось, что в моём распоряжении не только огромные земли с десятком городов и сотней деревень, но и долги, накопленные за долгие годы.
— Красивый фасад, скрывающий ветхое здание… — задумчиво проговорил я, перелистывая страницы.
Стук в дверь прервал мои размышления.
— Войдите, — произнёс я, оторвавшись от чтения.
В кабинет вошёл высокий подтянутый человек лет пятидесяти в гвардейской форме. Это был Филипп Григорьевич, начальник гвардии Черчесова. Он остановился передо мной и козырнул по-военному.
— Ваше сиятельство. Прибыл по вашему приказу. Изволите выслушать доклад о состоянии наших сил? — начал он без лишних вступлений.
— Да, конечно, — кивнул я, пристально глядя на вояку.
Он показался мне верным человеком. Причём верным не Черчесову лично, а именно роду Черчесовых. Должно быть, потомственный военный, для кого слово «честь» не пустой звук.
— На данный момент мы располагаем двадцатью тысячами гвардейцев в полной боеготовности. Все они отправлены на защиту границ графства, — сообщил Филипп Григорьевич и замолчал.
Да уж… Отчёт оказался на порядок короче, чем я рассчитывал. Судя по всему, свободных гвардейцев попросту нет. Все, кто может держать оружие, отправлены отражать продвижение аномальной зоны, а также сдерживать соседей, которые с радостью попытаются откусить кусок от земель Черчесова. То есть от моих земель.
— Спасибо, Филипп Григорьевич. Пока свободны, — ответил я.
Гвардеец развернулся на каблуках и замер в дверях.
— Михаил Даниилович, позвольте обратиться к вам не по уставу?
— Говорите без расшаркиваний. Нам с вами предстоит не только оборонять границы графства, но и строить светлое будущее для всех его жителей.
— Отлично. — Филипп Григорьевич пригладил усы и произнёс. — В войсках после гибели Даниила Евгеньевича царят мрачные настроения. Многие сомневаются в том, что вы действительно сын графа Черчесова. Сами понимаете, вас никто не видел и даже не слышал о вашем существовании, а после вы появляетесь, а граф умирает. Мягко говоря, солдаты смущены таким поворотом.
— Я понимаю. Но вы знали графа лучше, чем кто-либо другой. Скажите, мог бы он назвать сыном первого встречного и передать ему род?
— Никак нет. Даниил Евгеньевич самолично спалил бы всё графство, лишь бы не допустить до управления абы кого.
— Вот вам и ответ, — коротко сказал я, пристально посмотрев на гвардейца.
— Вы довольно мудры для своего возраста, — с уважением в голосе произнёс Филипп Григорьевич. — Я постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы успокоить бойцов и поднять боевой дух.
— Благодарю. И пообещайте всем премию. Пусть помянут моего отца, — сказал я и увидел лёгкую улыбку на губах гвардейца.
— Будет сделано, ваше сиятельство.
Он поклонился и вышел, оставив меня в гордом одиночестве. Посмотрев на бумаги, я постучал пальцами по столу и вздохнул.
— Да уж… Михаил Констан… — я кашлянул и поправился. — Даниилович. Выпишем премию гвардейцам; интересно, за чей счёт?
Родовая казна практически пуста. Черчесова отправлял всё заработанное на нужды гвардии. Только благодаря этому аномалия ещё не захлестнула его графство. Ну, что тут скажешь? Я аристократ с дырявыми носками. Уверен, высший свет обрадуется такому, как я.
Оглядев кабинет, я вернулся к изучению бумаг. Возможно, в них скрывается подсказка, где искать родовое хранилище. Мало ли? Вдруг Черчесов спрятал там нечто интересное. Я бы смог это «интересное» продать Шульману по сходной цене и закрыть финансовые вопросы. В дверь постучали. Это был дворецкий. Я позволил войти, и передо мной предстал пожилой мужчина в безукоризненно чистом костюме.
— Ваше сиятельство, вызывали? — почтительно спросил он, склонив голову.
— Да. Скажите, вы случайно не знаете, где располагается родовое хранилище?
Дворецкий задумался, затем отрицательно покачал головой:
— Не уверен, что оно вообще существует. Граф Черчесов не посвящал меня в подобные вещи.
— Печально… — задумчиво проговорил я, взял ручку со стола и указал взглядом на дверь. — Можете идти.
— Если потребуюсь, дайте знать. — Дворецкий попрощался и ушел.
Дверь закрылась, оставив меня в недоумении. Я, конечно, знал, что Черчесов был одинок и, судя по всему, нелюдим, однако я не мог понять одной вещи:
— Ну и где же ты всё спрятал, папа? — тихо прошептал я, оглядывая стены, полки с книгами, стол.
Внезапно в мозгу сложилась картинка, будто неведомая сила поместила её туда. Я рывком раскрыл ящик стола и вытащил оттуда старую фотографию матери. Фотография Елизаветы Максимовны была обрамлена золотой рамкой. Сердце слегка дрогнуло от волнения, а пальцы сами собой стали ломать красивую резную рамку.
Что-то звякнуло, и на стол выпал небольшой ключ, покрытый тонким зеленоватым узором. От него исходил слабый, едва уловимый поток маны. Я сжал ключ в руке, осмотрел стол сверху, с боков, ничего не было. Тогда я залез под стол, словно был маленьким ребёнком, и увидел замочную скважину, расположенную на массивной ножке стола.
Ключ идеально подошёл. Я повернул его и услышал щелчок, после которого стена слева от меня с шелестом дрогнула и медленно отошла в сторону, открывая проход.
— Всё-таки ты и правда её любил. Даже доверил моей маме сторожить родовое хранилище, — пробормотал я и шагнул внутрь.
Хранилище оказалось больше, чем я мог ожидать. На стеллажах внутри сверкали слитки золота, лежали стопки купюр, стояли артефакты, излучающие магический фон. По полкам расставлены древние книги и свитки. Мои глаза расширились от удивления, а на лице появилась улыбка. Уверен, если бы рядом со мной в этот момент стоял Шульман, любой человек сказал бы, что мы братья-близнецы. Во всяком случае, алчная улыбка была точно такой же.
— А вот и моё наследство, — тихо произнёс я, оглядывая бесценные сокровища. — Теперь понятно, почему ты так тщательно скрывал это место.
Проведя рукой по золотому слитку, я понял что теперь я не просто наследник. Теперь я надежда и опора трёх родов. Рода Архаровых, рода Багратионовых и Черчесовых. Зараза. Хоть бери, да переделывай печатку, вплетая в её узор сразу три родовых герба.
Я медленно шагал вдоль стеллажей хранилища, чувствуя себя одновременно ребёнком в магазине игрушек и взрослым, которому досталась забота о фамильных ценностях. В воздухе витал слабый запах старых книг и пыли.
Мой взгляд упал на странного вида оружие — кастет с длинным синеватым лезвием на конце. Я осторожно взял его в руку, ощутив приятную тяжесть. Лезвие выглядело острым и опасным. Кажется, такого вида кастеты называются катар. Выглядит чертовски острым. А ещё на лезвии выбиты замысловатые руны. Такс, посмотрим, что тут у нас.
Я погрузился в Чертоги Разума и присвистнул. А ведь весьма недурно! Какой-то умник умудрился увеличить длину клинка втрое. Нет, не физически, а магически. То есть при активации катара его лезвие удлиняется благодаря магии ветра, и теперь его длина достигает…
Я влил ману в кастет и залюбовался полупрозрачной дымкой, выдвинувшейся вперёд на длину локтя. Ого! Да это полноценный полуторный меч. Шикарно. Это я определённо заберу с собой. Ещё бы испытать его на чём-то…
Рядом на вешалке висел потёртый чёрный китель. Он казался старым и простым, но от него исходило слабое магическое излучение. Влил ману в китель — и ничего не произошло. Провёл анализ, вновь погрузившись в Чертоги Разума — тоже глухо. А после я, как сопливый мальчишка, решил провести по ткани лезвием катара. Да, довольно глупый и импульсивный поступок. Согласен.
Однако результат меня весьма заинтересовал. Катар с лёгкостью прорезал ворот кителя. Я уже приготовился мысленно извиняться перед покойным Черчесовым за испорченную вещь, но ткань внезапно начала восстанавливаться прямо на глазах. Нити потянулись друг к дружке — и вуаля! Через мгновение на кителе не осталось даже следа.
— Лучший мой подарочек, это ты. Хе-хе-хе, — рассмеялся я. — Ну что, Измаил Вениаминович? Лафа закончилась. Больше я никогда не куплю у тебя ни единой тряпки! Муа-ха-ха! — Я зловеще расхохотался, раскинув руки в стороны.
Моя одежда обычно рвётся, сгорает, протыкается, растворяется в кислоте и чёрт знает, что с ней ещё происходит. Причём как бы я ни следил за одеждой, в течение недели ей приходит трагический конец. Теперь же проблема решалась сама собой.
Я осторожно снял свой потрёпанный пиджак и примерил китель. Удивило меня то, что пока китель висел без дела, он был мне явно велик, причём на несколько размеров. Однако когда я его надел, он идеально подошёл по фигуре, словно его шили специально для меня. Судя по всему, он не только самовосстанавливается, но и подстраивается под габариты владельца. Отдельно порадовало то, что под кителем нашлись и брюки, их я тоже надел.
Дальше моё внимание привлёк разломный кристалл. Судя по размерам и расцветке, у него пятый ранг, не меньше. В высоту чуть больше метра, закреплён в полу с помощью стальных арматур. Он излучал лёгкое синеватое свечение. Я приблизился и всмотрелся в его мутные кристаллические грани.
— Какого чёрта? — прошептал я.
Внутри угадывался силуэт. Если это не человек, то нечто очень похожее на человека. Я протянул руку и осторожно коснулся поверхности кристалла, сразу ощутив странный отклик: внутри будто билось живое сердце.
— Что ты такое? — тихо спросил я вслух, но ответа не последовало.
Я попробовал аккуратно ударить по кристаллу катаром, но лезвие просто соскользнуло, не оставив даже царапины. Тогда я сосредоточился и влил в кристалл ману, ожидая хоть какой-то реакции. Но ничего не произошло.
Убрал катар и кристалл в пространственное хранилище, решив разобраться с этим позже, когда будет время на эксперименты. Сейчас были дела поважнее.
Покинув хранилище и кабинет отца, я направился к выходу. На душе было одновременно радостно и тяжело: я не только легализовался, обретя власть и богатство, но в довесок получил ответственность за сотни тысяч жизней. Что ж, пора закончить процедуру наследования.
Выйдя из усадьбы, я сел в автомобиль, за рулём которого расположился дворецкий. В салоне пахло одеколоном Черчесова. Странный запах. Смесь коньяка и табака. А может, это и не одеколон вовсе?
— Ваше сиятельство, куда едем? — спросил дворецкий, глядя в зеркало заднего вида.
— В канцелярию, — ответил я, уставившись в окно.
Небо затянули тучи, будто дождь должен был начаться с минуты на минуту. Автомобиль тихонько заурчал и плавно покатил по дороге. Да, эта машина на порядок лучше той колымаги, на которой ездит Титов.
За окном мелькали улочки, заполненные людьми, бредущими на работу, ведь обеденное время только закончилось. Лица подобревшие, улыбаются. Радуются жизни. Черчесов умер, но его люди живы.
Спустя десять минут мы оказались на месте. Канцелярия Югорска была мрачной и старомодной. Серый фасад, зарешеченные окна, турникет на входе. Пройдя внутрь здания, я увидел длинные ряды деревянных столов; за ними, не поднимая голов, трудились люди, которым давно было пора на пенсию. Выглядели они весьма древними. Даже боюсь представить, сколько им лет.
Мне навстречу вышел невысокий пожилой человек с аккуратно подстриженными седыми усами и круглыми очками с толстыми линзами.
— Добрый день. Я пришёл вступить в право наследования рода Черчесовых, — поприветствовал я старика.
Служащий прищурился и наклонил голову ближе, словно это помогло бы ему лучше услышать. Он приложил ладонь к уху и переспросил:
— Что вы говорите, молодой человек? Обследование роты часовых? — нахмурившись, спросил старик.
Я вздохнул и громко повторил:
— Вступить в наследство! Я наследник графа Черчесова!
Дедушка продолжал смотреть на меня недоумённо, явно не понимая, о чём я говорю. Мои нервы начали сдавать, но я усилием воли заставил себя проявить терпение.
— Я наследник графа Черчесова! — почти прокричал я ему прямо в ухо.
— Графа Черешнева? — переспросил старик, снова наклоняясь ко мне поближе.
Я собрался и повторил ещё громче:
— Черчесова!!! Графа Черчесова Даниила Евгеньевича!!!
Закричал я слишком громко, чем обратил на себя всеобщее внимание. Из-за дальнего столика поднялась дородная женщина и направилась к нам. Подойдя ближе, она остановилась и положила руку на плечо старика.
— Можете не кричать так. Это Николай Фёдорович, он глухой. И вообще, у нас не работает.
Услышав это, я рассмеялся. Право слово, идиотская ситуация. Тётка тоже расплылась в улыбке и мягко сказала.
— Идите за мной. Я вам помогу.
Вернувшись за рабочий стол, женщина вытащила из шкафа толстую папку и, положив её на стол, достал оттуда всего один-единственный бланк.
— Вот, заполните это, — сказал она, изучая меня с ног до головы. — Не знала, что у графа есть сын.
— Есть. Можете запросить информацию в столице. Даниил Евгеньевич сделал меня наследником рода, а когда мы возвращались домой…
— Его трагически убили. Знаю. Об этом судачат все, кому ни попадя, — закончила она за меня фразу. — Соболезную.
— Спасибо, — сказал я, не отрываясь от чтения.
Я быстро пробежался взглядом по документу. Это был бланк, который подтверждал моё право на наследование титула, земель и имущества графа Даниила Евгеньевича Черчесова. Я подписал бумагу, поставил дату и вернул бланк женщине. Она внимательно изучила его и одобрительно кивнула.
— Теперь вы законный наследник, молодой человек, — произнесла она. — Надеюсь, при вашем правлении, наш край, наконец, начнёт процветать.
— Даже не сомневайтесь в этом, — с улыбкой не лице произнёс я и направился к выходу из канцелярии.
В душе был целый ворох эмоций. Я радовался, что бумажная волокита завершилась, не начавшись, а ещё тосковал по Черчесову. Странно это. Я знал его всего месяц. Но его поступок меня весьма впечатлил. Отдал жизнь за меня, хоть я и не просил. Как бы там ни было, теперь я был не Михаил Архаров, а граф Черчесов, со всеми правами и обязанностями с этим связанными.
Когда я вернулся в поместье, попросил дворецкого вызвать начальника гвардии. Спустя десять минут он явился в мой кабинет. На его лице царило нервное напряжение, словно он предчувствовал, что разговор будет непростым.
— Филипп Григорьевич, через пару дней я уеду в командировку, — сказал я командиру гвардии. — Буду отсутствовать около двух недель. Пока меня не будет, обязанности по обороне границы и наведению порядка внутри графства ложатся на ваши плечи.
— Служу роду Черчесовы, — ответил он, коротко кивнув. Судя по всему, он был доволен тем, что задача поставлена чётко и понятно.
Затем я повернулся к дворецкому, ожидающему распоряжений слева от меня.
— Когда я вернусь, со мной прибудет новый управляющий. Он займётся финансовыми вопросами и организацией дел графства, — проинструктировал я дворецкого.
Он поднял на меня глаза с лёгким удивлением:
— Простите, ваша светлость. Но у нас уже есть управляющий. Вашему покойному отцу служил Николай Борисович. Он отдал службе тридцать лет жизни. Неужели вы считаете, что он плохо справляется? — спросил дворецкий, стараясь сделать такую интонацию, чтобы я не решил, что он оспаривает моё решение.
— Именно так, — спокойно ответил я. — Благодаря его «усилиям» наш род едва сводит концы с концами. Николай Борисович, возможно, верен и предан роду, но он не способен управлять графством так, как требуется. Потенциал роста огромен, но без перемен мы его не реализуем. А Николаю Борисовичу пора на покой. Уведомите его об этом, пока меня не будет.
Дворецкий помолчал секунду, затем склонил голову, принимая моё решение без дальнейших возражений.
— Как вам будет угодно, Михаил Даниилович.
Что поделать? Перемены всегда болезненны. Однако, без них род Черчесовых не возродится из пепла. А «старые люди, верные роду», не равно «эффективные служащие». Сколько я таких видел… Сотни работяг, которые свято верили в свои добрые намерения и таланты. Однако, под их чутким руководством даже Имперские рода падали в пучину отчаяния и разорения.
Когда вопрос касается финансов, ими должен заниматься компетентный человек. Тот, у которого есть природная жилка. Кто знает и умеет извлекать выгоду там, где другие прогорят. И у меня есть такой человек. Теперь — есть.
Дворецкий и начальник гвардии ушли, оставив меня в гордом одиночестве. В кабинете воцарилась пищащая тишина. Впереди меня ждала долгая дорога, полная трудных решений, но первый шаг я уже сделал. И отступать не собирался.
Заперев дверь, я подошел к камину и приложил руку к почерневшему камню. Сосредоточившись, я потянулся к мане, визуально представляя рунический ряд телепортационного круга. Камень начал трескаться и осыпаться песком, оставляя после себя рунические символы, тускло мерцающие в полумраке.
Завершив заклинание, я достал из хранилища пространственную костяшку. Она же телепортационный ключ. Зажал её в ладони, влил ману — и в одно мгновение пространство схлопнулось. Удар по ушам, темнота… и вот я уже стою в квартире на десятом этаже в Кунгуре.
В комнате, освещённой светом электрической лампы, на кровати лежала моя родная бабушка — Маргарита Львовна. Её щеки порозовели, а взгляд стал живым и ясным — совсем иным, чем при нашей последней встрече. Книга медленно выскользнула из её рук, когда она увидела меня. Челюсть старушки поползла вниз и задрожала. Она рванула ко мне, заключив в объятиях.
— Миша! — дрожащим голосом произнесла Маргарита Львовна, обняв меня так, что даже кости затрещали.