Эволюционер из трущоб. Том 16

Глава 18

Лондон. Биг-Бен.

Боль пронзила тело Короля Червей, разрывая его на части. Так происходило каждый раз, когда его марионетки погибали. Однако он находил в этом своеобразную прелесть. Ведь как иначе почувствовать себя живым, если прожил долгие тысячелетия, порабощая мир за миром во имя своего господина? Боль обостряла чувства, заставляла вспомнить, что даже он смертен. От этого жизнь становилась немного ярче.

Связь с марионеткой в Калининграде оборвалась, сотни марионеток погибли, встречая Михаила. Король Червей корчился от боли на краю башни Биг-Бен, рискуя сорваться вниз и разбиться о мостовую, усеянную трупами.

Пальцы царапали камень, оставляя кровавые борозды на древней кладке, ноги судорожно дёргались, пытаясь найти устойчивое положение, но тело не слушалось команд разума. Кровь хлынула из носа, ушей и глаз, окрашивая лицо в красный цвет и капая на камень, образуя маленькие лужицы, которые тут же застывали на морозе. Однако на его лице была невероятно довольная улыбка.

Спустя минуту боль начала отступать, постепенно теряя свою остроту. Он выпрямился, вытер кровь с лица тыльной стороной ладони и сплюнул за край крыши Биг-Бена, наблюдая, как кровавая слюна летит вниз и теряется где-то среди трупов на мостовой. Дыхание было тяжёлым, прерывистым, сердце колотилось в груди так, словно пыталось пробить рёбра и вырваться наружу, но он был жив, вернее, чувствовал себя живым.

Улыбка превратилась в безумный оскал, обнаживший зубы и сделавший его похожим на хищника, почуявшего запах крови. Боль ушла, остался лишь азарт предстоящей схватки с достойным противником, который не побоялся броситься в пекло.

— Ну и семейка, — прохрипел он, откашлявшись и выплюнув ещё один сгусток крови. — Живучие как тараканы. Ну да ладно, это только делает игру интереснее.

Он отряхнул одежду от пыли и снега, расправил плечи и глубоко вдохнул морозный воздух, который приятно обжёг лёгкие. На улицах мёртвого Лондона стояли миллионы его марионеток, заполняя каждый переулок, каждую площадь, каждое здание, и превращая столицу Англии в гигантский муравейник, кишащий заражёнными. Пятьдесят миллионов человек, всё население Англии, собралось в одном месте и подчинялось единой воле.

— Приходи, Михаил. Мы окажем тебе радушный приём…

Договорить он не успел. Вдалеке, на южной окраине Лондона, примерно в районе железнодорожного вокзала Ватерлоо, раздался оглушительный грохот, заставивший всех заражённых в радиусе километра вздрогнуть и обернуться в сторону источника звука. Грохот был таким мощным, что даже башня Биг-Бен слегка задрожала, сбросив с карнизов ледяные сосульки, которые полетели вниз и разбились о мостовую тысячами осколков.

Вслед за грохотом в небо взметнулся столб пыли, смешанной со снегом и обломками разрушенных зданий. Он поднимался всё выше и выше, достигая облаков и окрашивая небо в серый цвет. А потом яркая вспышка пламени озарила южную часть города, осветив её так, что на несколько секунд стало светло как днём. Огонь бушевал, пожирая всё на своём пути, превращая дома в исполинские костры, а заражённых в живые факелы, которые метались по улицам и визжали от боли.

— А вот и он. Ха-ха-ха! Добро пожаловать, господин Архаров! — расхохотался Король Червей, театрально поклонившись алому зареву.

Екатерина Павловна Архарова, первая жена Константина и мать Александра, брела по аномальной зоне… А сколько? Может, месяц, или год? А может, целую вечность. Она сбилась со счёта, сколько раз ей приходилось прятаться от чудовищ, есть тухлятину и продолжать идти чёрт знает куда в надежде, что однажды она найдёт людей.

Она брела, еле переставляя ноги, оставляя за собой кровавые следы на снегу. Платье, некогда бывшее элегантным бархатным нарядом, превратилось в лохмотья, едва прикрывающие измождённое тело. Руки покрывали десятки порезов и ссадин, запёкшаяся кровь образовала на коже коричневые корки. Под левым глазом красовался фиолетовый синяк размером с кулак, губы разбиты и потрескались от мороза.

Екатерина Павловна давно хотела умереть, но в глубине её души было чувство, что только она сможет спасти Александра из лап иномирной твари. Поэтому она продолжала идти до тех пор, пока боги не смилостивились над ней. Она добралась до Калининграда. Городские ворота выглядели неприветливо.

— Стой! Ни шагу дальше! — раздался грубый окрик с крепостной стены.

Екатерина подняла голову и увидела троих пулемётчиков, направивших на неё стволы. Тяжёлое оружие угрожающе смотрело в её сторону, готовое в любую секунду разорвать хрупкое тело в клочья. За спиной послышался вой, твари почуяли добычу и неслись следом. Она обернулась и увидела трёх вервольфов с хищными оскалами на мордах.

С клыков существ капала слюна, глаза горели голодным огнём, а лапы с когтями длиной с палец взрывали снег. У Екатерины не осталось сил бежать, ноги подкосились, и она упала на колени прямо перед воротами. Твари были в двадцати метрах, в пятнадцати, в десяти. Ещё мгновение, и они вцепятся ей в горло.

Загремели пулемёты на стене, разрывая вервольфов в клочья. Екатерина Павловна вздрогнула от громоподобных очередей и нервно улыбнулась, подумав, что вот и пришла её смерть, но потом снова зазвучал голос дозорного:

— Прекратить огонь! — и грохот стих так же внезапно, как и начался.

Ворота со скрежетом отворились, и из них выбежала группа гвардейцев. Суровые лица были насторожены, руки крепко сжимали автоматы. Первым к Екатерине подбежал седовласый офицер с майорскими погонами, присел на корточки и заглянул ей в глаза. Он вглядывался в её лицо, пытаясь понять, человек перед ним или очередной зараженный.

За его спиной стояли ещё пятеро бойцов с поднятыми стволами. Их серьёзные лица говорили о том, что стоит Екатерине Павловне повести себя странно, и её тут же превратят в решето. Женщина попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый стон, похожий на воронье карканье. Губы шевелились, но слова застревали где-то глубоко внутри, не желая выбираться наружу.

— Жива, — констатировал майор и коротко бросил через плечо: — Тащите её в лазарет.

Два гвардейца подхватили Екатерину Павловну под руки и потащили в город. Её ноги безвольно волочились по заснеженной мостовой, а голова болталась, изредка задерживаясь в вертикальном положении, чтобы осмотреться. Каменные стены Калининградских домов покрывал толстый слой инея. В небо поднимался дым из труб, и в нос женщины ударил аромат свежеиспечённого хлеба, отчего та жадно сглотнула.

По улицам сновали военные и даже… Екатерина Павловна задохнулась в момент, когда увидела сотню бойцов в мундирах рода Архаровых. Она проводила отряд взглядом и потеряла сознание.

Спустя пять минут её доставили в небольшое здание с красным крестом на двери. Дозорный пнул дверь ногой, из-за чего раздался громкий грохот, и Екатерина Павловна очнулась, почувствовав терпкий аромат лекарственных трав. Её уложили на деревянную кушетку, застеленную чистой белой простынёй, и к ней тут же подошёл пожилой лекарь.

Морщинистое лицо с добрыми серыми глазами внимательно изучало пациентку, руки методично ощупывали конечности, проверяя, нет ли переломов. Он снял с неё лохмотья, обнажив исхудавшее тело, покрытое синяками всех цветов радуги, от жёлтых до фиолетовых.

— Истощение, обезвоживание, множественные ушибы и порезы, — бормотал себе под нос лекарь, что-то записывая в блокнот. — Чудо, что она осталась жива. Ещё день-два в аномальной зоне, и точно бы померла.

Он тщательно осмотрел каждый сантиметр тела Екатерины Павловны, заглянул в глаза, проверил рефлексы, прослушал лёгкие и сердце. После долгих минут осмотра лекарь выпрямился, вытер руки о полотенце и повернулся к ожидающим у двери гвардейцам. Он кивнул майору, давая понять, что опасности нет, после чего вернулся к пациентке и начал обрабатывать раны.

Йод жёг так, что Екатерина Павловна скривилась от боли, но не вскрикнула; после всего пережитого она знала, что тишина спасает жизнь. Она спасала её множество раз. Вот и сейчас по инерции женщина решила промолчать. Лекарь наложил повязки на самые глубокие порезы, дал выпить горького травяного отвара и укрыл тёплым одеялом. Екатерина Павловна даже сама не заметила, как уснула.

Спустя час дверь лазарета скрипнула, и внутрь вошёл высокий седой мужчина с мощными плечами и суровым лицом. Максим Харитонович Багратионов. Его карие глаза прищурились, уставившись на иссохшую женщину. Он медленно подошёл ближе, сел на стул рядом с кушеткой и долго молчал, изучая лицо, казавшееся ему знакомым. Максим Харитонович тяжело вздохнул и наконец заговорил низким хриплым голосом:

— Катька? Ты вообще как здесь оказалась?

Екатерина Павловна открыла глаза и посмотрела на старика. Губы задрожали, из глаз покатились слёзы. Она попыталась сесть, но тело не слушалось, и из груди вырвался лишь судорожный всхлип. Максим Харитонович протянул руку и осторожно коснулся её плеча, давая понять, что она в безопасности.

Несколько минут они молчали, пока Екатерина не собралась с силами и не заговорила прерывистым голосом. Слова лились потоком, смешиваясь со слезами, и складывались в бессвязную историю, полную ужаса и отчаяния.

— Меня… меня похитили, — прошептала она, сжимая одеяло побелевшими пальцами. — Не помню точно, когда это случилось, всё смешалось. Очнулась в какой-то лаборатории. Вокруг стояли люди в белых халатах, их глаза… глаза горели безумным огнём фанатиков. Они говорили о ритуале, о Великом Пришествии. А потом… потом привели его, — голос Екатерины сорвался на шёпот. — Александра. Моего мальчика. Он был бледным, израненным. Глаза пустые, словно из него выпили душу.

Максим Харитонович молчал, давая женщине выговориться. Екатерина сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но воспоминания терзали ее изнутри, не давая покоя. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором снова возникла та проклятая лаборатория, холодные стены, запах крови и химикатов. Старик крепче сжал ее плечо, возвращая в реальность, давая опору, за которую можно было держаться.

— Они привязали его, начертили на полу руны, чертили кровью. Круги, символы, какие-то знаки… В центре круга был Александр. А после они начали петь, их голоса слились в единый гул, от которого болела голова. А потом он пришёл. — Екатерина замолчала, её тело задрожало от одних только воспоминаний.

— Кто пришёл? — тихо спросил Максим Харитонович, хотя уже знал ответ.

— Не знаю. Он. Сущность, забравшая тело моего мальчика, — одними губами прошептала Екатерина Павловна. — Он посмотрел на меня, и я почувствовала от этого взгляда первобытный ужас, сжалась в комок и могла только безвольно плакать. Я хотела закричать, но голос застрял в горле, словно кто-то сдавил его ледяной хваткой. Это всё ещё был мой сын, но уже не он. Понимаете?

Максим Харитонович кивнул. Екатерина продолжала говорить, её голос звучал механически, словно она пересказывала чужую историю, отгородившись от эмоций стеной равнодушия. Так мозг защищался от травмы, не давая ей полностью сломаться под тяжестью пережитого ужаса.

Старик слушал, запоминая каждую деталь, каждое слово, понимая, что эта хрупкая женщина пережила такой ужас, который смог бы вынести далеко не каждый мужчина.

— А потом он посмотрел на учёных, на этих фанатиков в белых халатах, и улыбнулся. Но это была не человеческая улыбка, а оскал хищника, увидевшего добычу. В следующее мгновение… Взрыв. Их тела просто разорвало на куски. Повсюду была кровь и куски тел. Столько крови. А он… Александр… Повернулся ко мне, посмотрел этими чужими красными глазами и… рассмеялся. Потом… Потом он просто ушел, оставив меня одну посреди аномальной зоны…

По щекам Екатерины снова потекли слезы. Максим Харитонович сидел неподвижно, словно статуя, только желваки ходили на скулах от сдерживаемой ярости. Старик понимал, что Екатерина уже никогда не будет прежней, увиденное навсегда сломало что-то внутри нее. Но при этом она выжила. Не каждый на такое способен, многие бы просто сошли с ума или сдались. Максим Харитонович снова протянул руку и накрыл её холодные пальцы своими тёплыми ладонями.

— Всё будет хорошо. Род Архаровых позаботится о тебе, — мягко произнёс он и направился на выход.

Екатерина Павловна проводила его взглядом, а после опустила голову на подушку и механически закрыла глаза. Словно игрушка, у которой закончился заряд батареи.

— Император, аномальная зона, теперь Великие Бедствия. Вот же морока, — вздохнул Максим Харитонович и вышел на свежий воздух.

Старик направился прямиком в своё поместье, чтобы обрадовать или опечалить тестя. Константин Игоревич Архаров весьма необычный человек, чёрт его знает, будет он рад возвращению жены или наоборот? Гвардейцы у входа отдали честь и распахнули двери, пропуская Максима Харитоновича внутрь.

Он прошёл по длинному коридору мимо портретов предков, чьи суровые лица смотрели на него с холстов. В конце коридора была массивная дубовая дверь, за которой располагались покои Архарова. Максим Харитонович вошёл без стука. Да и с чего бы ему стучать? Всё же, это его дом.

У окна стоял Архаров и смотрел на город, затянутый туманом. Даже со спины Константин Игоревич производил внушительное впечатление: рост за два метра, плечи шириной с дверной проём, мышцы бугрились под туго натянутым кителем. Услышав шаги, он обернулся. Лицо Константина было изрезано шрамами: один тянулся от виска до подбородка, другой пересекал левую бровь, третий уродовал шею.

— Максим Харитонович, — коротко кивнул Константин. Его голос был низким, раскатистым, таким, что эхом отдавался в груди. — Что-то случилось?

— Сядь, сынок, — тяжело вздохнул Максим Харитонович.

Константин нахмурился, но послушался и опустился в массивное кресло за рабочим столом. Максим Харитонович сел напротив и начал пересказывать историю Екатерины, не упуская ни одной детали. С каждым словом лицо Константина менялось. Сначала удивление, потом холодная ярость, от которой воздух в кабинете словно стал гуще.

Когда Максим Харитонович закончил рассказ, в комнате повисла гнетущая тишина, которую нарушало лишь потрескивание дров в камине. Константин сидел неподвижно, сжав кулаки. Его дыхание стало тяжёлым, грудь вздымалась, как кузнечные меха.

— Катька… жива, — глухо произнёс Константин, словно не веря собственным словам. — Где она?

— В лазарете, иди за мной, — ответил Максим Харитонович.

Константин резко поднялся, кресло с грохотом откатилось назад, ударившись о стену. Не говоря ни слова, они направились в лазарет. Константин Игоревич ворвался в палату, заставив лекаря подпрыгнуть от неожиданности. Тот едва не выронил склянку с настойкой. Взгляд барона метнулся по комнате и остановился на кушетке, где под одеялом лежала его жена.

Екатерина Павловна спала беспокойным сном, её лицо подёргивалось от кошмаров, губы шевелились, бормоча что-то неразборчивое. Константин медленно подошёл к кушетке. Его огромная фигура отбрасывала длинную тень на стену, создавая впечатление, что к женщине приближается не человек, а какое-то мифическое существо.

Он опустился на колени рядом. Осторожно, словно боясь разбудить или, что ещё хуже, причинить боль, Константин коснулся её руки. От прикосновения Екатерина вздрогнула и открыла глаза, несколько секунд не понимая, где находится, и кто перед ней.

— Катька, — хрипло произнёс Константин Игоревич, и в его голосе прозвучали нотки, которые мало кто слышал: нежность, боль, облегчение.

Екатерина вгляделась в лицо мужа, в эти знакомые карие глаза, в шрамы, которые она когда-то целовала по ночам. Слёзы снова хлынули потоком, но теперь это были слёзы не боли, а облегчения. Константин тут же крепко обнял её, прижав к своей широкой груди. Екатерина уткнулась лицом ему в плечо и зарыдала в голос. Константин молчал, лишь гладил её по спутанным волосам, давая выплакаться и не торопя с разговорами.

— Прости… прости меня, — задыхаясь от рыданий, выговорила Екатерина. — Из-за меня… из-за меня Саша… наш мальчик… он погиб. Это моя вина. Если бы я была сильнее, смогла бы вырваться, помешать ритуалу… Костя, прости, я… я не смогла его защитить.

Константин крепче прижал жену к себе, почувствовав, как ком подступает к горлу. Александр… первенец, гордость рода, талантливый маг и воин, подававший большие надежды.

— Ты не виновата. Слышишь? Не виновата. Тебя использовали так же, как использовали Сашку.

Екатерина смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, не в силах поверить в его слова. Как можно не винить её, если именно её присутствие заставило Александра сдаться? Если из-за неё Древнее Зло завладело телом её сына? Но Константин говорил с такой уверенностью, с такой непоколебимой верой, что она поймала себя на мысли: может быть, он прав. Может быть, она действительно жертва, а не виновница произошедшего?

— Но как же Саша… — начала было Екатерина, но Константин мягко прервал её.

— Саша жив, — твёрдо сказал он, хотя и сам не был уверен, можно ли назвать жизнью то, что произошло с его сыном. — Пусть в его теле обитает тварь, но он жив. А значит, есть шанс его спасти.

Екатерина отстранилась и недоверчиво посмотрела на мужа. В её глазах появилась слабая искра надежды, которой там раньше не было. Она хотела спросить, как, каким образом можно спасти человека, чьё тело поработила непонятная сущность, но побоялась услышать ответ. Что, если Константин говорит это просто для того, чтобы её успокоить? Что, если на самом деле Александр безвозвратно потерян, и муж прекрасно это понимает?

Но даже если так, Екатерина была благодарна за эту маленькую ложь, за эту иллюзию надежды, которая позволяла ей продолжать дышать. Константин увидел сомнение в её глазах и улыбнулся. Впервые за весь разговор на его суровом лице появилась улыбка.

— Мишка со всем справится, — сказал Константин, и в его голосе звучала такая уверенность, словно он говорил о чём-то само собой разумеющемся. — Он найдёт способ вернуть брата.

Екатерина замерла, на её лице отразилось непонимание. Она несколько секунд смотрела на мужа, пытаясь понять, о ком он говорит, какой ещё Мишка? Не посмев задать новый вопрос, она просто обняла мужа, почувствовав, как его тепло прогоняет холод, сковавший её тело.

Константин молчал, продолжая обнимать жену, давая ей время успокоиться и прийти в себя. За окном лазарета крупные хлопья снега начали укрывать Калининград белым покрывалом. Лекарь деликатно вышел из комнаты, оставив супругов наедине, понимая, что сейчас им нужно побыть вдвоём и многое обсудить, следом за ним вышел и Максим Харитонович.

Лондон. Железнодорожный вокзал Ватерлоо.

Локомотив нёсся по рельсам на полной скорости, сотрясаясь всем корпусом. Колёса бешено стучали по стыкам рельсов, создавая металлический грохот, который смешивался с рёвом двигателя и свистом ветра, врывавшегося в разбитые окна кабины машиниста. Я стоял у приборной панели, держась за поручни и вглядываясь в серую пелену снегопада, пытаясь разглядеть очертания станции, которая должна была появиться с минуты на минуту.

За окнами проплывали Лондонские пейзажи, город был совершенно цел, словно его и не захватывали зараженные. Будто местные жители добровольно отдали контроль над своими телами.

Впереди показались очертания железнодорожной станции Ватерлоо. Огромный комплекс из стекла и металла. Перроны были пусты и покрыты снегом. Рельсы уходили под навесы, защищающие их от непогоды, а вдалеке виднелись здания вокзала. В трёхстах метрах впереди рельсы заканчивались тупиком. Массивным бетонным блоком, установленным в конце путей, чтобы поезда не вылетали за пределы станции.

В обычных условиях машинист просто затормозил бы, плавно снизив скорость и остановив состав перед препятствием. Но, к огромному сожалению, у меня не было ни опыта машиниста, ни знаний о том, как управлять этим железным монстром, ни, что самое главное, исправных тормозов.

Я в отчаянии дёрнул рычаг, отвечающий за тормозную систему, потянул его на себя и вдавил в пол педаль, которая, как я надеялся, тоже должна была замедлить движение локомотива. Но ничего не произошло, абсолютно ничего не изменилось, машина продолжала нестись вперёд с той же скоростью, игнорируя мои попытки её остановить. Тормоза не работали…

— Я начинаю ненавидеть не только плавание в холодной воде, но и поезда… — вздохнул я, чувствуя, как адреналин бурлит в крови, заставляя сердце биться в бешеном ритме.

До тупика оставалось метров двести, может, чуть меньше. Времени на раздумья не было совсем, нужно было действовать немедленно, иначе локомотив на полной скорости врежется в бетонную стену и превратится в искорёженный металлолом, а я превращусь в фарш. Хотя, о чём это я? Я поднял с пола кусочек разбитого стекла и расплылся в довольной улыбке.