Эволюционер из трущоб. Том 16

Глава 20

Лондон. Зэ кэпитал оф дэд айлэнд.

Я стоял посреди выжженного пространства, окружённый дымящимися трупами заражённых. Однако до победы было ещё далеко. Зараженные лезли со всех сторон, заполняя улицы так плотно, что между телами не оставалось ни единого просвета. Они образовали живую стену, которая неумолимо приближалась ко мне. Сотни тысяч, а может, и миллионы зараженных, и у всех были лица Александра.

Они смеялись, выкрикивали моё имя, требовали присоединиться и стать сосудом для их господина.

— На острую косу много покосу, — прошептал я, чувствуя, как из пор кожи льётся чёрная жижа, формируя Косу Тьмы.

Я схватил её обеими руками и почувствовал, как холод распространяется по телу, проникает в кости, кровь, душу, заставляя сердце биться медленнее, замораживая эмоции и оставляя лишь одно — жажду крови.

Рванув вперёд, я вошёл в гущу заражённых и взмахнул косой, описав перед собой широкую дугу. Лезвие прошло сквозь плоть как сквозь масло, не встретив никакого сопротивления, разрезая тела пополам и оставляя после себя идеально ровные срезы, из которых не текла кровь, потому что края ран мгновенно обугливались тёмной энергией.

Заражённые падали на заснеженную мостовую, распадаясь на куски, а я продолжал двигаться, вращая косой вокруг себя и создавая смертоносный вихрь, который пожирал всё живое в радиусе пяти метров.

Но этого было мало, чертовски мало, потому что на место павших тут же приходили новые, наступая на трупы своих собратьев и не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Они двигались как зомби — безостановочно, не чувствуя ни страха, ни боли, ничего. Взмахнув косой, я выпустил десяток теневых серпов, которые полетели в разные стороны, рассекая всё на своём пути.

Серпы закружились в воздухе, словно стая хищных птиц, а затем врезались в толпу заражённых и пропахали в ней кровавые борозды. Каждый серп уничтожал не меньше сотни зараженных прежде, чем раствориться в воздухе. Но, как и ранее, место погибших занимали новые существа, и волна плоти продолжала надвигаться, не обращая внимания на потери.

— Да свалите вы уже! У меня приглашение от вашего босса! — заорал я в пустоту, чувствуя, как раздражение перерастает в ярость, которая кипит в груди.

Я отбросил косу в сторону, позволив ей раствориться в воздухе, и потянулся ко всем стихиям одновременно. Мана бурным потоком хлынула по каналам, переполняя тело, вздувая вены на руках. Каналы маны тут же начало нестерпимо жечь, и я не стал удерживать напряжение. Позволил силе вырваться наружу.

Огонь, Лёд, Молнии, Земля, Воздух, Вода — слились в один разрушительный поток, который устремился вперёд, сметая всё на своём пути. Огненные столбы взметнулись вверх, превращая заражённых в живые факелы. Молнии били в землю, испепеляя плоть и оставляя после себя дымящиеся кратеры.

Ветер подхватывал горящие тела, разрывая их на части. Земля разверзалась под ногами тварей, поглощая их целыми группами и погребая под завалами. Ледяные кубы размером с легковой автомобиль стали формироваться в воздухе и падать градом на головы зараженных. Снег, превратившийся в растаявшую жижу, моментально изменил свою форму, приняв вид водяных лезвий, рассекающих плоть тысяч марионеток Короля Червей.

Яркие всполохи магии, взрывы, землетрясения — от всего этого арсенала стены ближайших зданий, обрушились, а обломки разбросало во все стороны. Целые кварталы превратились в руины за считанные секунды, сотни метров городской застройки исчезли, стёртые с лица земли, оставив после себя лишь дымящиеся развалины и тысячи обугленных трупов.

Но даже этого было недостаточно, потому что с других сторон продолжали надвигаться новые орды.

— Удобно же ты устроился. Спрятался за спинами этих бедолаг, а сам любуешься кровопролитием с высоты, — с презрением произнёс я и тут же услышал ответ из тысяч глоток.

— Ты прав. Я люблю смотреть, а не участвовать в сражении лично. И сегодня я занимаю место с лучшим видом на происходящее. Ха-ха-ха! Так сражайся же до тех пор, пока силы не покинут тебя! — захохотали зараженные со всех сторон.

Мой финт ушами в виде использования разом всех доступных стихий весьма серьёзно ударил по запасу маны. Я потратил больше половины имеющейся энергии. Каналы горели от перенапряжения, тело требовало отдыха, но никто не собирался давать мне передышку. А значит, самое время сменить тактику.

Лаборатория Преображенского.

Пробирки с разноцветными жидкостями стояли повсюду, на столах, на полках, на стеллажах. Некоторые из них мерно булькали, испуская зеленоватые испарения, другие светились в темноте странным фосфоресцирующим светом. Микроскопы соседствовали с центрифугами, а центрифуги с какими-то непонятными приборами, увешанными проводами и мигающими лампочками.

На стенах висели схемы ДНК, увеличенные в тысячи раз, исписанные формулами и пометками красным маркером. В углу комнаты стояла клетка с подопытной крысой размером с небольшую собаку. Она была результатом одного из экспериментов, который пошёл не совсем по плану, хотя профессор утверждал, что так и было задумано.

Воздух был пропитан ароматом химикатов, слабым запахом формалина. Посреди всего этого великолепного беспорядка сидел Преображенский Аристарх Павлович. Невысокий, практически карлик по меркам обычных людей, лысый как бильярдный шар, с огромными усами, торчащими в разные стороны. Воротник белого халата был поднят, что придавало профессору сходство с графом Дракулой.

Вместо обычных человеческих глаз в глазницах профессора были встроены два артефакта. Сложные механизмы из кристаллов и металла позволяли сканировать как физическое, так и магическое пространство, выискивая уязвимости и возможности для внесения модификаций. Когда он сосредотачивался, артефакты вспыхивали синим светом, отбрасывая причудливые тени на стены лаборатории и довольно громко жужжали.

Настоящие глаза профессора мирно покоились в банке с консервирующим раствором на краю рабочего стола, рядом с недопитой чашкой остывшего кофе и наполовину съеденным бутербродом.

Сейчас профессор сидел перед огромным монитором. На экране отображались бесконечные цепочки генетического кода, мелькавшие с такой скоростью, что обычный человек не успел бы разглядеть и десятой части информации. Но Преображенский не был обычным человеком. Его артефакты-глаза работали в паре с имплантатом в мозгу, ускоряя обработку данных в десятки раз. Он изучал геном Михаила Архарова и каждый раз, когда натыкался на нечто необычное, он водил огромными усищами из стороны в сторону и шептал:

— Поразительно…

Михаил любезно поделился образцами крови, правда профессору пришлось во имя этого пострадать. Весьма сильно пострадать. Но разве это имеет значение? Наука требует жертв! Только так можно изменить мир.

Вокруг профессора сновали маленькие роботы-пауки. Его собственное изобретение, плод бессонных ночей и сотен неудачных прототипов. Они переносили пробирки, делали записи с помощью механических манипуляторов, подносили нужные реагенты, работая с точностью швейцарских часов.

— Невероятно… просто невероятно, — бормотал себе под нос профессор, увеличивая участок генома на экране. — Видите, какая структура? Тройная спираль вместо двойной! А здесь… о боже, здесь встроены последовательности, которых не должно быть в человеческом геноме! Это… как будто кто-то переписал базовый код жизни, добавив в него функции, которые… — он замолчал, и его артефактные глаза вспыхнули особенно ярко, сканируя данные на экране. — Которые позволяют телу не просто использовать ману, но и преобразовывать её в совершенно причудливые формы…

Один из роботов-пауков подполз ближе и пискнул, привлекая внимание профессора. На его спинке мигала красная лампочка. Сигнал о завершении синтеза. Преображенский вскочил с кресла так резко, что оно покатилось назад и врезалось в стену, а железные протезы звякнули о каменный пол, издав характерный металлический звук. Профессор бросился к шкафчику в дальнем углу лаборатории, его халат развевался за спиной, а усы топорщились от возбуждения.

Он распахнул дверцы шкафчика, и оттуда повеяло холодом. Внутри работала система криогенного охлаждения. На средней полке стояла колба с зелёной жидкостью, которая мерцала и переливалась, словно в ней плавали крошечные звёзды. Эссенция, над которой профессор работал последние полгода, эссенция, которая должна была изменить мир!

— Неужели получилось? — прошептал Преображенский, осторожно беря колбу в руки, словно боясь, что она исчезнет, окажется миражом. — Неужели после стольких неудач, после сотен смертей подопытных, после стольких бессонных ночей… наконец-то получилось?

Его руки дрожали не от страха, а от переизбытка эмоций, которые он так старательно подавлял все эти месяцы. Профессор Преображенский был человеком науки, привыкшим мыслить логически, анализировать, просчитывать вероятности. Но сейчас, держа в руках плод своих трудов, он чувствовал себя ребёнком, получившим долгожданный подарок.

На его губах появилась улыбка, не холодная, расчётливая улыбка учёного, а искренняя, почти детская, которая на мгновение сделала его лицо моложе на десятки лет. Он поднёс колбу к артефактам-глазам, активировал режим сканирования, и на сетчатке заплясали цифры, графики, диаграммы. Состав идеален, молекулярная структура стабильна, магический резонанс в пределах нормы. Всё именно так, как и должно быть.

Преображенский зажмурился, сделал глубокий вдох и выдох, успокаивая бешено колотящееся сердце. Развернувшись на каблуках, профессор быстрым шагом направился в соседнее помещение. Его протезы отбивали дробь по полу, создавая ритмичный металлический звон.

Он распахнул массивную стальную дверь, за которой располагалась экспериментальная камера, и включил яркое освещение, залившее комнату холодным белым светом. Посреди помещения на металлическом столе лежал вервольф. Огромное волкоподобное существо, чьё тело было изуродовано до неузнаваемости.

У твари были отрублены все четыре конечности и хвост, из тела торчали десятки датчиков, подключённых к мониторам, которые отслеживали жизненные показатели. Целыми остались только голова и туловище, но даже в таком состоянии существо было живо. Его грудь медленно вздымалась, из пасти вырывалось хриплое дыхание, а жёлтые глаза с ненавистью смотрели на вошедшего профессора.

Преображенский подошёл ближе, достал из кармана халата шприц объёмом двадцать миллилитров и набрал в него треть содержимого колбы. Зелёная жидкость заполнила цилиндр, продолжая мерцать даже внутри пластикового корпуса шприца.

— Объект триста семьдесят шесть, если тебе повезёт, то раны исцелятся, а если нет… То я снова вернусь к своим исследованиям, а ты отправишься в переработку, — обратился профессор к вервольфу.

Вервольф зарычал, оскалив клыки, но ничего не мог поделать, его тело было надёжно зафиксировано стальными оковами, не дававшими даже пошевелиться. Преображенский без церемоний вонзил иглу в шею существа, нашёл яремную вену и медленно надавил на поршень, вводя эссенцию прямо в кровоток.

Вервольф дёрнулся, его тело выгнулось дугой, из пасти вырвался долгий протяжный вой, от которого по спине побежали мурашки. Профессор выдернул шприц, отступил на несколько шагов и быстро вышел из камеры, захлопнув за собой дверь. Его пальцы застучали по клавиатуре, активируя режим наблюдения через бронированное стекло и систему камер, расположенных под разными углами.

Монитор разделился на шесть секций, каждая из которых показывала происходящее в камере с разных ракурсов. То, что произошло дальше, можно было назвать чудом или кошмаром, в зависимости от точки зрения.

Тело вервольфа начало светиться изнутри зелёным светом, словно под кожей зажглись тысячи крошечных огоньков. Шерсть на спине встала дыбом, мышцы задрожали, началась судорога, от которой существо билось о металлический стол, издавая звуки, похожие на стоны и рычание одновременно. Из обрубков конечностей начала сочиться та же зелёная жидкость, смешанная с кровью, образуя на полу липкие лужи.

И вдруг… началось. Из обрубков стали прорастать новые ткани. Сначала кости, белые, влажные, покрытые плёнкой, потом мышцы, оплетающие скелет красными волокнами, затем кровеносные сосуды, пронизывающие плоть паутиной вен и артерий. Процесс шёл с невероятной скоростью. То, на что у обычного организма ушли бы месяцы или годы, здесь происходило за секунды.

Преображенский не отрываясь смотрел на экран, его дыхание участилось, руки сжались в кулаки. Правая передняя лапа выросла за тридцать секунд, левая передняя — за двадцать восемь секунд, задние конечности росли чуть медленнее, но скорость восстановления всё равно была невероятной. Хвост вырос последним, всего за пятнадцать секунд, извиваясь как змея. Весь процесс от начала до конца занял не больше двух минут.

— Работает… Всё работает! — заорал Преображенский, и его голос сорвался на визг от восторга.

Он стоял, прижавшись ладонями к стеклу, и наблюдал, как вервольф медленно поднимается на все четыре лапы напрягая их до такой степени что стальные оковы треснули и развалились на части. Распрямившись вервольф, проверил подвижность суставов. Огляделся по сторонам, принюхался и издал низкое рычание. Посмотрев сквозь бронированное стекло на своего мучителя, он молниеносно прыгнул вперёд.

Массивная голова вервольфа врезалась в стекло, от чего-то пошло трещинами. Преображенский же даже не шелохнулся, а меланхолично протянул руку к красной кнопке, расположенной на стене.

— Эксперимент удачен, образец в переработку, — равнодушно произнёс он, нажимая на кнопку.

Моментально помещение в котором находился вервольф заполнилось ревущим пламенем, испепелив того за считанные секунды.

Согласно полученным данным, показатели вервольфа до сожжения были в норме. Пульс, дыхание, температура тела, всё отлично. Более того, новые конечности не отторгались организмом, не вызывали иммунной реакции и работали так, словно были с вервольфом с самого рождения.

Преображенский отстранился от стекла, развернулся на каблуках и бросился обратно в основную лабораторию. Его смех эхом разносился по коридорам. Со стороны могло показаться, что профессор сошел с ума, впрочем, это было не далеко от правды. Преображенский взял новый шприц, набрал в него остатки зелёной жижи и безумно улыбнулся.

— Пришло время провести испытания на человеке, — прошептал он, глядя на шприц в своей руке. — И кто лучше подойдёт на роль испытуемого, чем создатель этого чуда?

Преображенский опустился на пол прямо посреди лаборатории, окружённый своими изобретениями, роботами-пауками. Они остановились, наблюдая за хозяином, готовые в любой момент провести процедуру реанимации. Руки Преображенского дрожали от предвкушения.

Он расстегнул халат, закатал рукав рубашки, обнажив худую руку с выступающими венами. По привычке протёр место укола спиртом, хотя и понимал, что при такой регенерации инфекция не успеет развиться. Он поднёс иглу к вене, на секунду замер, наслаждаясь моментом, и резко вонзил её, надавив на поршень.

Зелёная жидкость устремилась в кровоток, и профессор почувствовал, как по телу разливается странное тепло. Он бросил шприц на пол и начал расстёгивать фиксаторы на железных протезах, поспешно снимая их один за другим. Правый протез со звоном упал на пол, левый последовал за ним через секунду. И тут началось.

Боль. Невероятная, всепоглощающая, такая, что темнело в глазах и хотелось умереть прямо здесь и сейчас. Преображенский закричал, срывая горло. Он упал на спину, его тело билось в конвульсиях, руки царапали пол, оставляя кровавые полосы на холодной плитке.

Из культей ног, где когда-то были раздроблены колени, начала сочиться та же зелёная жидкость, смешанная с кровью. Процесс регенерации у человека шёл болезненнее, чем у вервольфа: каждая новая клетка, каждое новое нервное окончание отзывались вспышкой боли в мозгу.

Профессор чувствовал, как растут кости, прорывая кожу изнутри, как мышцы наматываются на скелет, как сухожилия соединяют всё воедино. Он испытывал ни с чем несравнимый зуд, хотелось вцепиться руками в кожу ног и сорвать её вместе с мясом. Это было похоже на то, как если бы тебя сжигали заживо, разрывали на части и собирали обратно одновременно.

Слёзы текли по щекам, смешиваясь с потом, рот был открыт в беззвучном крике, потому что сил на звук уже не осталось. Роботы-пауки собрались вокруг хозяина, их механические глаза наблюдали за происходящим, записывая данные; но согласно заданной программе они не вмешивались.

Время тянулось бесконечно долго, казалось, прошла целая вечность, хотя на самом деле процесс занял те же две-три минуты, что и у вервольфа. Наконец, боль начала отступать, оставив после себя лишь глухую ломоту во всём теле и невероятную усталость. Преображенский лежал на полу. Его артефактные глазные яблоки с жутким хлюпаньем вывалились из глазниц и покатились по полу. На их месте выросли новые, органические.

Преображенский медленно приподнял голову, посмотрел вниз, на то место, где раньше были культи, и увидел их. Целые, здоровые ноги, покрытые новой розовой кожей, пальцы шевелятся, коленные суставы сгибаются без малейшего намёка на боль. А ещё ноги оказались очень волосатыми, что удивило профессора.

Из глаз Преображенского хлынули слёзы счастья, такого пронзительного, что грудь сдавило от переполняющих эмоций. Преображенский попробовал согнуть ноги в коленях, получилось. Попробовал пошевелить пальцами, всё работало. С трудом перевернулся на живот, оперся руками о пол и медленно, осторожно, начал подниматься.

Колени дрожали от слабости, мышцы ещё не привыкли к нагрузке, но он встал. Впервые за долгие годы Преображенский Аристарх Павлович встал на собственные ноги. Его рост остался прежним, метр пятьдесят пять сантиметров, но сейчас он чувствовал себя великаном. Профессор сделал первый шаг, и ноги его не подвели. Второй шаг, всё ещё работают. Третий, координация начала возвращаться.

Он оглядел лабораторию, увидел своё отражение в стеклянной дверце шкафа. Невысокий лысый человек с огромными усами, в мятой окровавленной рубашке, стоит на собственных ногах, и от этого зрелища по телу побежали мурашки.

— Получилось, — прошептал он, глядя на своё отражение. — Наконец-то получилось.

Профессор рухнул на колени, уткнулся лицом в ладони и зарыдал. Громко, навзрыд, выплескивая наружу годы боли, унижений, ненависти к тем, кто его искалечил. Роботы-пауки окружили хозяина, один из них осторожно забрался ему на плечо, словно пытаясь обнять. Преображенский плакал долго, пока не закончились слёзы и не охрип от рыданий голос.

Лишь спустя время/необходимое время он поднял голову, вытер лицо рукавом рубашки и медленно встал, на этот раз уже увереннее. Он сделал несколько шагов по лаборатории, ощущения были непривычными, почти забытыми, но такими родными. Он подошёл к зеркалу в полный рост, висевшему на стене, и внимательно осмотрел себя. Ноги были чуть бледнее остального тела, мышцы ещё не окрепли, но это лишь вопрос времени.

— Спасибо, Михаил Константинович, — произнёс он вслух, обращаясь к отсутствующему источнику генетического материала. — Твой геном подарил мне то, что я считал утраченным навсегда. И теперь… — его улыбка стала хищной. — Теперь пришло время отплатить добром за добро. Если эта эссенция способна восстановить мои ноги, представляешь, что она сделает с организмом в расцвете сил? Представляешь, каких высот можно достичь, используя её потенциал?

Преображенский развернулся и направился к компьютеру, на ходу отдавая команды роботам-паукам. Те заметались по лаборатории, принося нужные приборы и готовя новые образцы для анализа. Профессор уселся в кресло, и его пальцы забегали по клавиатуре с такой скоростью, что клавиши едва успевали реагировать. Мозг работал на полную мощность, перебирая варианты, просчитывая возможности, строя планы.

Эссенция регенерации — это только начало, только первый шаг. Что если модифицировать формулу? Что если добавить компоненты, усиливающие не только физическую регенерацию, но и магические способности? Что если…

Внезапно все мониторы в лаборатории одновременно погасли, погрузив помещение во тьму. Роботы-пауки замерли, их механические глазки перестали светиться. Даже гул работающего оборудования стих, оставив после себя лишь тишину.

Преображенский напрягся, пытаясь включить ночное зрение. Но артефактные глаза остались лежать на полу, и ничего не вышло. Он медленно поднялся с кресла, инстинктивно нащупывая на поясе пистолет, который всегда носил с собой на случай незваных гостей.

Лаборатория располагалась в секретном секторе университета, куда имели доступ лишь избранные, а система безопасности была настолько совершенной, что даже мышь не смогла бы проскользнуть незамеченной. И вдруг отключилось электричество? Это не могло быть случайностью. Преображенский прислушался, его модифицированный слух уловил звук. Тихий, едва различимый, как будто кто-то осторожно спускается по лестнице.

— Кто там? — окликнул профессор, направляя пистолет в сторону двери. — Предупреждаю, я вооружён и без колебаний выстрелю!

В ответ раздался тихий смех. Не злобный, не угрожающий, а скорее… ироничный. Дверь лаборатории медленно открылась. В проёме появилась фигура. Высокая, стройная, окутанная тенями. Преображенский перезагрузил систему безопасности и тут же приказал паукам включить фонарики. Десятки лучей устремились на незваного гостя, осветив его силуэт.

Перед ним стоял человек… Точнее, это выглядело как человек, вот только данные, получаемые от пауков, говорили, что его энергетическая сигнатура была чудовищной. Магический потенциал зашкаливал, а аура… аура была багровой, с чёрными прожилками. Такую ауру профессор никогда в жизни не встречал.

— Добрый вечер, профессор Преображенский, — произнёс вошедший мягким, почти дружелюбным голосом. — Или доброе утро? Честно говоря, я потерял счёт времени. — Фигура сделала шаг вперёд, и слабый свет аварийного освещения, включившегося автоматически, осветил лицо.

Молодой мужчина лет тридцати с небольшим, красивые черты лица и… горящие в темноте красные глаза.

— Позвольте представиться. Меня зовут Александр Архаров. Хотя, если быть точным, Александр умер, а я просто ношу его тело, как платье. Можете звать меня Королём Червей.

Преображенский почувствовал, как пересохло во рту, а руки, сжимающие пистолет, задрожали. Он узнал эту тварь ещё до того, как она представилась. А ещё Преображенский понял, что смерть дышит ему прямо в лицо. Хотя не так; она схватила его за глотку и готова в любую секунду свернуть профессору шею.

— Что… что вам нужно? — выдавил из себя Преображенский, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— О, профессор, не стоит так волноваться, — усмехнулся Король Червей, небрежно осматривая лабораторию. — Я пришёл не для того, чтобы убить вас. Напротив, я восхищён вашей работой. Эссенция регенерации на основе генома моего младшего брата — гениально, должен признать. — Он подошёл к столу, взял колбу, где недавно была регенерирующая жидкость, покрутил её в руках, рассматривая на свету. — Знаете, что меня действительно впечатляет в людях? Ваше упорство. Вы такие хрупкие, но при этом не сдаётесь, продолжаете искать способы стать сильнее, жить дольше. Это… восхитительно.

— Ч… что вам нужно. Зачем вы пришли? — спросил Преображенский, не опуская оружия, хотя и понимал, что против такого существа пистолет бесполезен. — Никогда не поверю, что вы явились чтобы отвесить мне пару комплиментов.

Король Червей повернулся к профессору, его красные глаза вспыхнули ярче, а улыбка стала шире.

— Затем, профессор, что я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.