Проем оказался разделен на две одинаковые секции горизонтальной полочкой. А внизу стояло две бутылки «Егермейстера». Квадратные, зеленые, с рогатым оленем на этикетке. Как⁈ Откуда они тут взялись?
Одна из бутылок вообще была из ограниченной серии «cool drink» (прохладный напиток). В рекламе начала тридцатых годов это название использовали из-за двойственности перевода крутой и прохладный. А суть была в самоохлаждающейся задней стенке и дне. Потряс бутылку, и напиток становился холодным. Толстое стекло держало температуру пару часов. Отличное решение для выхода на пикник. Правда в итоге серия не зашла из-за высокой цены, да и сама по себе идея химического самоохлаждения оказалась так себе. Проще была применять электронное.
В итоге партия бутылок разошлась по коллекционерам средней руки. Осела у ценителей этого терпкого напитка. У моих родителей была такая, кто-то подарил, уже и не помню кто. Насколько я знал, её так и не успели выпить. Легко чувство ностальгии овладело мной. Вспомнилась Ленка. Давно я не вспоминал о дочери. Как она сейчас там?
Позади пыхтел Петрович, стараясь заглянуть мне через плечо.
— Ого! Да у них тут бухло! — воскликнул он, наконец разглядев содержимое нижней секции. — Зеленое! Надеюсь, не всё выпили? — Петрович хохотнул.
На полке сверху было кое-что ещё интересней.
Я протянул руку и аккуратно коснулся короткой рифлёной рукояти. Явно сделана не под нашу ладонь. У мелких зеленых гоблинов и ручки маленькие. Это оружие делалось под них. Вот только что как оно стреляло? Пулевое? Энергетическое? Системное?
Нет! Последнее исключено. Я не получил сообщения.
Я вытащил короткоствольную бандуру, покрутил в руках. Рукоять приятная на ощупь, но короткая. Имелся спусковой крючок и какой-то рычажок. Будь это земное оружие, решил бы, что предохранитель.
Сам корпус, назвать это рамой или как-то еще не поворачивался язык, имел одутловатые формы. А за рукоятью, над рукой, торчала коробочка с вертикальными разрезами. Ствол сильно расширялся к концу, напоминая испанский мушкетон. На всякий случай я не стал совать это себе за пояс. Проверим, как работает позже, снаружи. Может и не выстрелит вовсе, если и тут встроена какая-нибудь биометрика. Но судя по тому, как зеленый стремился попасть именно сюда, оружие действенное и действующее. Не за «Егермейстером» же он полз?
— Думаешь за этим?
Петрович словно прочитал мои мысли, ткнул пальцем в пистолет.
— Скорее всего. Посмотрим. Протестируем не улице. Вдруг он полкорабля разнесет?
— И то верно. Рисковать не стоит.
Пистолет я забрал, но держал его в руках, не убирал.
— Идем, надо попробовать попасть в другие помещения.
Когда я осматривал корпус корабля снаружи, то понимал, что, судя по расположению рубки, внутри должны быть еще помещения. Места тут было полно. Не могло же оно быть всё забито волосками и конфетти. Интуиция меня не подвела — три проема, за которыми точно что-то было.
Подойдя к первому, я попытался сдвинуть преграждающую проход большую панель в сторону, наподобие того, как открывался шкафчик. Щель едва заметно увеличилась. Но неудобно было цепляться. Пальцы пока не пролазили.
Пистолет я положил на пол рядом с проёмом. Нагината сейчас всегда была со мной. Ременные петли удобно держали оружие за спиной, а при необходимости его легко можно было вытащить наподобие короткой катаны.
Я сунул лезвие клинка в щель. Пришлось немного расшевелить, чтобы вставить. Затем, использовав рукоять, как рычаг, я сдвинул дверь на пару сантиметров.
— Петрович, помогай!
В дверь мы вцепились вдвоем. Несмотря на прокачанную силу, нам пришлось серьезно поднапрячься. Петрович кряхтел, сопел и фыркал, упирался в косяк ногой. Я просто тянул.
Наконец со звонким щелчком дверь поддалась, и разом задвинулась в паз внутри стены. Мы кубарем повалились на пол, рассмеявшись.
— Взломали инопланетные технологии! — прокомментировал Петрович, поднимаясь.
Да уж, взломали. Похоже, внутри был какой-то стопор, и мы его отломили. Зато теперь путь в первую комнату был открыт.
Я оглянулся, не выпутался ли Макс. Так, на всякий случай, проверил. Поднял пистолет и вошел в комнату первым.
Тут было светлее чем в рубке. Дальняя стена оказалась прозрачной, и мертвенно-бледный голубой свет заливал комнату, позволяя различать контуры предметов.
Если бы на корабле было питание, я бы решил, что это экран. Снаружи никаких намеков на окно не было. А то, что металлический хлам может быть односторонне прозрачным как-то не укладывалось в голове. Но, бац! Вот оно! Может быть, использовались какие-то световоды, я не знаю, но суть от этого не менялась. Имелась прозрачная стена и свет снаружи, хоть и слабо, но освещал помещение. Отсюда, кстати, окружающая саванна выглядела даже красиво!
— Дар, выйди пожалуйста на улицу. Взгляни за этот участок обшивки. Я воспользуюсь зажигалкой, ты просто посмотри будет проникать свет наружу иди нет?
Я был уверен, что этого не произойдет, но я хотел перестраховаться. Не хотелось бы чтобы нас ночью заметили издалека. Мы даже костер не разводили по этой причине.
Дар кивнул и ушел. Я подсветил комнату. Тусклое пламя не давало особо много света, но всё же.
Всматриваясь в то, что было вокруг, я случайно провел большим пальцем вверх по корпусу зажигалки, там, где была нарисованная кнопка. Пламя раздалось, выросло до пятисантиметровой высоты.
Ого!
Вот теперь было светлее. Стало возможным рассмотреть убранство каюты. А это оказалась именно она.
Тут нашлась простая короткая койка из того же хлама, что и весь корабль, застеленная какими-то тряпками. Был столик, торчащий из стены на полметра. Ящик или что-то такое вместо стула, и не удивлюсь, если в нем можно было хранить вещи. Но как его открыть я не знал.
По стенам красовались картинки зеленых красоток, а иногда и с другим цветом кожи — типичная каюта матроса.
На столе стояла небольшая фигурка.
Я замер, уставившись на неё.
Это был классический пришелец! Маленькое тельце, большая голова, огромные глаза, заостренные на концах длинные уши и серо-зеленый цвет кожи. Чем-то он походил на те трупы, что мы оставили снаружи, но голова! Это было нечто! Как будто из голливудских фильмов. Спилберг точно знал, как они выглядят!
Фигурка пришельца стояла на постаменте размером с пачку сигарет, а у его ног имелось небольшое углубление. В углублении лежала рыхлая кучка серого пепла. Мать вашу! Либо гоблины курили, либо они поклонялись этим большеголовым. Больше походило на то, что тут жгли что-то типа ароматических палочек. Ну, такие сандал-апельсин, пачули-мандарин или еще какая-то хрень из магазина индийских товаров.
— Они что поклоняются этим существам? — спросил из-за спины Дар, вернувшийся обратно.
— Возможно, — не уверенно произнес я. — Как снаружи?
— Ничего не видно.
— Отлично!
Я еще раз взглянул на фигурку и горку пепла. Возможно или нет, но очень уж это походило на крохотный алтарь.
— Попробуйте перерыть тут всё. Может быть, получится вскрыть что-то ещё. Как вариант, этот ящик, — я указал на импровизированный стул. То, что в нем может быть начинка не выходило у меня из головы.
— А ты? — спросил Дар.
— А я иду дальше. Там еще две двери. Вам тут света хватит?
Я погасил пламя зажигалки, чтобы проверить.
Сначала глаза долго привыкали, но потом стало видно. Всё же, окно во всю стену давало достаточно света. Как летом в полнолунье. Читать сложно, но если что-то найдешь, то заметишь.
— Пойдет, — махнул рукой Дариан.
Он и Оля остались. За мной пошел Петрович и Таха. Им места в тесной каюте на нашлось. Петрович недовольно взглянул на Дариана, но ничего не сказал.
Теке сидел в рубке, я так понимаю, караулил Макса. Как Таха смогла ему объяснить, что делать, даже не представляю.
Вторую дверь мы открыли так же: нагината, Петрович, щелчок. Но на этот раз мы не завалились на пол — были готовы к такому развитию событий.
— Давай сразу и третью, чтобы не отвлекаться потом.
Петрович кивнул, и мы провернули операцию ещё раз.
Вторая каюта оказалась точной копией первой. Даже статуэтка была на месте. Правда горки пепла не осталось. Кто-то халявил и не проводил обряд поклонения? Интересно, это те же самые гоблины только с большой башкой? По виду, очень походили. Только те, что прилетели к нам, выглядели, как воины, а эти… эти — менталисты, наставники? Ненавижу менталистов!
И откуда у них две бутылки ликера? Самоохлаждающиеся бутылки выпускали в конце двадцатых, начале тридцатых. Значит они уже тогда бывали на земле? Но как? Черт возьми, неужели все эти бредни про пришельцев правда? А то, из чего мы выковыриваем батарейки? Петрович угадал?
Я вошел в третью каюту.
Что было плохо в первых двух, мне не попались системные вещи. Ладно, там вообще вещей почти не было. Может быть, каюты принадлежали рядовым… как их назвать космоматросам? Да пофиг! Матросы, как матросы — в голове девочки, странные божки и аскетизм в быту.
Зато в третьей сразу чувствовалось нечто большее.
В том месте, где в первых каютах было окно, тут была обычная стена. И на ней висела картина. Большая.
Вообще, на стенах вкруг висели картины. Не голые девицы, а настоящие, в простых, но цивильно выглядящих рамках. Пейзажи. Причём, не наши. Может фантазии художника, а может и реально такие бывают. Красиво!
Старьевщики, мусорщики, а каких картин насобирали! Хотя с чего я взял, что мусорщики? Да, корабль выглядит, как собранный на свалке, но я до сих пор ничего не знал об их технологиях. Может быть, так выглядит передовой хай-тек.
Но картины мне понравились. Я даже подошел и снял одну. На ней был изображен металлический скелет динозавра, собранный из прямых полосок металла на болтах. Такие бывают делают на свалках ради забавы. На заднем фоне виднелись острые пики гор и две огромных луны в небе. Цвета нереальные!
[Внимание, игрок!
Обнаружено:
Искусно выполненная картина. Художник: Ц'Кан. Год написания: 5079
Удачи, игрок!]
Ого! И такое бывает? Не думал, что Системе нужны художники. С другой стороны. Повара же есть. А как насчет духовной пищи? Но это было несколько странно. Я раздумывал о целях Системы, и пока мне казалось, они чисто милитаристские. Вся эта спровоцированная войнушка. Эти столкновения за право владеть системными ресурсами. Казалось, они имеют одну цель — подготовить нас к войне гораздо большей, чем эти локальные конфликты. Но тогда зачем художники? Может ещё есть и системные писатели или поэты? Странно, но, с другой стороны, не противоречит моим догадкам. Бойцов надо мотивировать, направлять. Не всем же просто идеи в мозг вкладывать.
Ладно, пока данных у меня слишком мало. Да и времени прошло не так много. Вон, у кого-то шестое тысячелетие началось. Сомневаюсь, что это картина из будущего. Просто в том мире откуда она, прошло больше времени, чем в нашем. Интересно, что с ним стало? И можно ли попасть туда? Корабль пришельцев как бы заявляет, что можно. Правда он разрушен, но может есть другой? Или совершенно иной способ путешествия между мирами?
Я осмотрел и другие картины. Все они оказались системными кроме одной — самой большой, висящей над кроватью. Кстати, и кровать тут была больше, чем в других каютах — капитанская.
Картина привлекла мое внимание потому, что на ней были изображены люди. Сначала. А когда стал всматриваться, будто оказался внутри.
Полотно почти полностью тонуло во мраке, хаотичном, дышащим паническим ужасом мраке надвигающейся бездны. И лишь кусочек светлого неба, на самом краю, и свет, льющийся оттуда, сквозь черные грозные тучи.
Наверное, будь этот кусочек неба шестиугольным, я бы ничуть не удивился. Но нет. Здесь не было и намека на Систему. Просто спасительный свет, падающий с небес на нос вздыбившейся на огромной волне парусной лодке.
И кто-то, не обращая внимания на него, правит парус, кто-то крепит мачту, а кто-то молится, встав на колени, с надеждой всматривается в небесную синь, откуда приходит этот свет.
На корме несколько человек.
Доски скрипят под натиском воды, и кажется, слышен этот стон, заглушаемый рёвом ветра. Парус, разорванный в клочья, бьётся в конвульсиях, как пойманная птица.
Но есть один человек, который спокоен в этом буйстве хаоса.
Его фигура — единственный островок спокойствия, но спокойствия не бесстрастного, а тяжелого, сосредоточенного, рождающегося в недрах титанической внутренней борьбы.
Его лик — это сердцевина бури. В нём нет божественного сияния, а лишь глубокая человеческая усталость и бесконечная скорбь. Он словно видит не только разбушевавшуюся стихию, но и все грядущие бури человеческой истории, все страхи и малодушие, которые ему предстоит усмирить. В его глазах — понимание цены этого усмирения.
А за краем лодки, вздымается вода. Это не морская волна, это — стена. Тёмная, живая, почти осязаемая масса, готовая обрушиться и поглотить всё. В её свирепых гребнях и пене почти угадываются лики демонов и тварей, порождённых тьмой и страхом. И вот в этот апокалиптический момент рождается чудо. Оно не в ослепительной вспышке, а в жесте, в повороте головы, в собирающейся силе, которая вот-вот прорвётся словом: «Умолкни, перестань».
Я замер, чувствуя на своей щеке брызги ледяной воды и вглядываясь в это единственное спокойное лицо посреди конца света.
— Матвей! Ты чего? — тронул меня за плечо Петрович.
— Картина.
— Что с ней?
Петрович подошел ближе, встал рядом.
— Картина, как картина. Большая. — Пожал он плечами. — Хочешь себе повесить?
На него эта картина не произвела такого впечатления. Не знаю. Может, это я такой впечатлительный, хотя, не замечал за собой такого. Но вот взглянул и… что-то внутри отозвалось.
Я залез на кровать с ногами, добрался до картины снял раму. Метра полтора высотой, и чуть меньше шириной. Реально большая. Но я понимал, что не готов оставить её тут.
Слез с кровати, положил картину на ровную поверхность.
— Чего ты с ней возишься? — недоумевал Петрович, я молчал.
Рама не поддавалась. Пришлось расковырять ее нагинатой. Холст казался старым. Так что действовал я аккуратно.
Извлек картину из рамы, стал сворачивать. Честное слово, сам не понимал почему я так за нее вцепился и куда собираюсь деть. Никогда не был ценителем искусства. Так, в детстве с родителями на балет и в оперу ходил. Позже с друзьями и девушкой в драмтеатр, редко в музей. А тут…
Уже почти свернув полотно, увидел слабо заметную, почти стершуюся надпись, точнее часть: «randt. f. 1633»
Что это значило, я не представлял. Может быть год, а может что-то другое.
Петрович забил на меня и обшаривал каюту. Тут, в отличии от первых двух, мест, где можно что-то хранить было больше. У кровати стояла кривая, но настоящая тумба, правда все так же сделанная из хлама. Но зато деревянная! На столике, так же торчащим из стены, стояла невысокая фигурка, но на этот раз не гоблин с большой головой.
Темная, почти черная, закутанная в плащ, казалось, порожденный самим хаосом. После картины с лодкой, хаос чувствовался во всем. Уж не знаю почему. Но тут… Голова статуэтки скрыта под капюшоном, не разобрать есть ли там, что-то под ним. Ноги тоже укутаны плащем, но на человека похожа. Точнее, на двуногое, двурукое, одноголовое существо.
Фигурка искусно выполненная. Плащ, казалось, так и развевается от встречного ветра, но не распахивается, а наоборот лишь сильнее укутывает существо, скрывающееся под ним.
Углубления у ног фигурки не было. Жечь благовония негде. Зато имелась надпись, на неизвестном мне языке. Я даже предположить не мог, что тут написано.
— Матвей! — окликнул меня Петрович. — Тебе стоит на это взглянуть.
Он стоял рядом с колченогой тумбочкой, выдвинув кривой деревянный ящик. В полумраке каюты отчетливо было видно, что содержимое ящика тускло светится.