Новости доходили до нас одна сквернее другой. Новый кардинал, преемник великого и ужасного Красного Преосвященства, не нравился решительно никому. За те пару-тройку дней пути, что занял у меня пусть из замка Кастельмор в Париж, я успел услышать о нём очень многое.
И что Мазарини испанский шпион (даром, что итальянец). И что он тайный гугенот, а значит явный сатанист. И что он наставил рога Его Величеству, или Её Величеству.
На этом месте сидевшие в трактирах выпивохи обычно начинали яростно спорить, выясняя какие же предпочтения у нашего нового кардинала.
Я ехал в сопровождении верного Планше и, как-то ненавязчиво удочеренной мною Джульетты. Девушку мы замотали в тряпье, и благодаря не очень высокому росту (и неплохим актерским задаткам) успешно выдавали за старушку.
Я останавливался и ночевал в каждом трактире намеренно. Если загонять лошадей, прибыли бы в Париж за день. Но мне было интересно послушать о чём болтает народ, собрать побольше информации.
Шёл 1642-й год, кардинал Мазарини уже год был правой рукой Людовика XIII-ого, тоже, постепенно сдававшего. О здоровье Его Величества ходили не самые хорошие слухи и им, в отличие от баек про нового кардинала, я уже верил. Дворяне, с которыми я выпивал по дороге, почти все сходились в одном — доктор Бувар заставляет Его Величество проходить через ад регулярных кровопусканий и целебных клизм. С таким интенсивным лечением, мало кто проживёт достаточно долго. В очередной раз, я с грустью задался вопросом, почему Судьба отправила в прошлое не изобретателя или врача, а обычного экономиста с завода?
Мы втроем сидели в битком набитом трактире, у самого Парижа. Планше разливал разбавленное вино по деревянным кружкам — я всё время отказывался от дорогой посуды, не желая привлекать к нам лишнего внимания. Потрёпанная и уже видавшая виды форма гасконского кадета не бросалась в глаза, и я мог рассчитывать на некоторую приватность. Но в этот раз, меня искали целенаправленно.
— Месье Ожье де Батс де Кастильмор? — услышал я тихий голос. Вокруг нас был много народу, все галдели, перекрикивали друг друга, стучали кулаками по столам. Но всё равно, мужчину я услышал очень хорошо. Подняв голову, я увидел человека лет тридцати, в черном дорожном плаще и двуугольной шляпе без перьев.
— Верно, но вас я не узнаю.
Планше быстро освободил место рядом со мной, но так, чтобы он сам и Джульетта оставались на безопасном расстоянии. Слуга даже рукавом протер столешницу, чтобы не дай Господь, благородному незнакомцу не пришлось коснуться оставшихся там крошек. Мужчина уселся на лавку.
— Мы и не знакомы, пока что… Но вы спасли жизнь моему брату, при Аррасе, — он улыбнулся, обветренное и уже покрывшееся морщинами лицо было похоже на гипсовую посмертную маску.
— Не помню такого, — я пожал плечами. — Но рад, что ваш брат жив. Вы представитесь?
— Я бы хотел выпить за ваше здоровье, — мужчина улыбнулся и щелкнул пальцами. Мальчишка, лет двенадцати, появился за его спиной. Мужчина сразу же перестал мне нравиться, но виду я не подал. В руках у мальчонки был поднос, с парой железных кружек и початая бутыль. Выглядело это уже подозрительно.
— Как вас зовут, месье? — улыбнулся я, переставляя содержимое подноса на стол. Затем я разлил вино по кружкам.
— Меня зовут Патрик О'Нил.
— О Боже! За обоих ваших братьев, месье! Достойнейшие люди, — я не мог поверить своим ушам. Сразу же схватился за кружку и поднял её.
— Благодарю, — мы чокнулись и пригубили вина. Хотелось просто опрокинуть в себя кружку залпом, если честно. Больше года я ничего не слышал об ирландцах, хотя и вспоминал о них частенько.
— Они тоже много хорошего о вас рассказывали, — продолжил Патрик О'Нил.
— Вы едете в Париж? — спросил я.
Мужчина качнул головой. Мальчонка растворился где-то в пьянствующей толпе.
— Увы, но мне нужно спешить. Надеюсь, вы прикончите бутылку за наше общее здравие, — сказал Патрик, поднимаясь на ноги.
— Как у них дела? — спросил я, но ирландец уже пробирался к выходу. — Проклятье, ну что за народ…
Я повернулся к Планше и ничего не понимающей Джульетте.
— Старый друг, — пояснил я девушке. Она кивнула и какое-то время мы молчали.
— Что ему тут было нужно, — вслух спросил я.
— Он искал вас, — задумчиво произнесла Джульетта. Планше кивнул. Он взял кружку О'Нила, осушил содержимое.
— И ничего не сказал, — пробормотал слуга, наливая себе снова.
Я услышал подозрительный стук. Планше, видимо тоже, потому что осторожно поставил бутылку на стол.
— Думаете о том же, о чём и я? — спросил слуга.
— Поднимемся к себе? — предложил я. Мои спутники, явно заинтригованные не меньше моего, закивали.
Мы взяли кружки и бутылку, даже поднос с собой прихватили. Проходя мимо хозяина, я бросил ему пару несколько су, заодно окидывая взглядом собравшуюся толпу. Пара крепкого вида парней, сидевшая у самого выхода, поспешно отвернулась. Конспираторы из них были никудышными.
Мы втроём прошли по длинному и узкому коридору, к заранее снятой комнате. Было бы удобнее, будь у трактира второй этаж, но приходится работать с тем, что имеем.
Планше шёл первым, он же и отпер дверь. Мы вошли, но запираться не стали. Джульетта уселась на единственную кровать. Мне в своё время пришлось постараться, чтобы убедить её спать там, а не на полу. Там уже были расстелены одеяла, как раз для нас с Планше. Мне пришлось солгать Джульетте, что она спит на кровати на случай, если убийцы придут резать меня в постели. На самом деле, мне просто было неловко перед девушкой.
Я прислушался. Через несколько минут, в коридоре раздались шаги. Кивнув Планше, я вынул из ножен шпагу. Слуга начал заряжать спрятанный под кроватью арбалет. Снаружи было уже темно, свечей мы не зажигали. Только скупой лунный свет пробивался через слюдяное окно. Наконец, дверь в нашу комнату приоткрылась.
— Месье Ожье? — неуверенно спросил трактирщик, чем и спас себе жизнь. Планше не стал откладывать арбалет в сторону или тем более разряжать его, но хотя бы не выстрелил. Я схватил хозяина за воротник и втащил в комнату. Он едва слышно пискнул.
— Я не называл своего имени, каналья, — выдохнул я прямо мужчине в лицо. Тот задрожал.
— Месье в зале! Хотели знать, не обознались ли они. Говорят, вы старые друзья.
— Так и знал, — я подмигнул Планше.
— Ты хочешь жить, собака? — вежливо спросил я. Хозяин кивнул.
— Тогда слушай внимательно. Приводи себя в порядок, возвращайся, не подавай вида, что напуган. Понял?
— Понял, месье.
— Двум гостям скажи, что месье уже уснул. Но это точно он. Ясно?
— Да, месье.
— Справишься, я заплачу тебе ливр.
— Целый ливр? — разумеется, страх как рукой сняло. Хозяин выпрямился, потом поклонился и исчез. Я тихо рассмеялся.
Прошло еще несколько минут, а затем послышались шаги. Джульетта, на всякий случай спряталась под кровать. Дверь распахнулась, и арбалетный болт просвистел в десятке сантиметров от меня. Планше целил ловко, прямо в грудь. Неизвестный за дверью не успел даже закричать, а его приятель только подхватил тело свободной рукой. Во второй руке, конечно же, была шпага.
— А я так боялся, что ошибся, парни, — рассмеялся я, приставляя своё оружие к горлу врага. — Кто такой, на кого работаешь?
— Ублюдок… — зарычал неизвестный. — Сукин сын! Как ты посмел! Ты убил дворянина!
— И ещё одного убью, — вздохнул я. — Кто ты такой?
Ответить мне не соизволили. Незнакомец, толкнув в мою сторону труп, так, что я успел лишь полоснуть его по шее и подбородку, бросился бежать.
Я бросил тело и выхватил из-за пояса кинжал. Ещё несколько мгновений и несостоявшийся убийца скрылся бы в общем зале, но мой кинжал ему немножко помешал. С воем, неизвестный упал на пороге. Лезвие вошло ему прямо в икру.
— Всем отойти от испанского шпиона! — крикнул я, убирая шпагу в ножны и подходя к скулящему от боли незнакомцу. Собравшиеся в трактире люди, на всякий случай, отошли подальше. Ну кроме самых пьяных — те остались за столами и только поднимали кружки в нашу честь.
— Это обман! — завопил мужчина. — Это он шпион, его завербовали во Фландрии!
Я схватил незнакомца за ноги и поволок по коридору в комнату. Хозяин изумленно наблюдал за всей этой картиной, и, видимо, пораженный моей наглостью в самое сердце, мог только открывать и закрывать рот.
— Два ливра, — примирительно сказал я.
— Пять, месье, — разговор о деньгах чудесным образом излечил его немоту.
— Чёрт с тобой, пять, — ответил я и втащил упирающегося незнакомца в комнату. Его товарищ уже лежал там, заботливо уложенный Планше на кровати. Джульетта зажгла несколько свечей, оставшихся на единственном столе, у окна. Я втащил раненого и обезоружил его. Уселся рядом на корточки. Вынимать из ноги незнакомца кинжал я не стал. Ему и с ним было хорошо.
— Ну, давай заново, приятель, — хищно улыбнулся я. — Как тебя зовут, на кого работаешь и зачем я тебе нужен.
— Пошёл к дьяволу! — рыкнул мужчина и плюнул мне в лицо. Планше заботливо подал носовой платок, в чёрных пятнах.
— Давай на чистоту, — устало сказал я, прикладывая платок к щеке. — Я считаю себя чертовски хорошим человеком, и поэтому не приемлю пытки. Понимаешь, что это значит?
Незнакомец рассмеялся.
— Что ты мягкотелая трусливая…
— Нет, — устало вздохнул я. — Это значит, что я тебя просто убью, если ты не скажешь.
На этих словах мужчина сник. Он посмотрел на лежащий на кровати труп. Потом на меня. Планше уже зарядил арбалет и болт смотрел прямо бедолаге в грудь. Намёк он понял правильно.
— Последний раз, — сказал я. — Кто ты такой, на кого работаешь?
Мужчина сглотнул. Он открыл рот, и в ту же секунду, слюдяное окно разлетелось вдребезги. Я ожидал выстрела из арбалета, даже грохота выстрела или того, что в комнату бросят бомбу. Вскочил на ноги, снова выхватывая шпагу, но было поздно. Из груди незнакомца торчала здоровенная алебарда. На секунду я даже опешил. Эта дура весила не меньше трёх килограмм, и я бы не рисковал использовать это в качестве метательного оружия. Планше бросился туда, и я схватил слугу буквально за шиворот.
— Куда? — зарычал я. — А если он не один?
В подтверждении моих слов прогремел выстрел. Только после этого я отобрал у слуги арбалет и подбежал к окну. Фигура на лошади уже мчалась вдаль, небольшое пороховое облачко ещё висело за окном. Чертыхнувшись, я уложил арбалет на осколки слюды и прицелился. Всадник удалялся быстро, но я оказался быстрее. Болт вошёл всаднику в спину. Словно не почувствовал ничего, незнакомец скрылся в ночи.
— Тысяча чертей! — крикнул я ему вслед. — Планше, седлай лошадь!
— Не догоним в ночи, месье, — устало бросил слуга. — Ноги переломаем.
— Поскакал в сторону Парижа, — протянул я. — Там и найдём.
— Вы его разглядели?
— Не особо, — я вздохнул, — и роста он обычного. Но сдаётся мне, человека способного метнуть алебарду я точно опознаю. К тому же, с раной в спине.
Планше кивнул. Бледная как смерть Джульетта вжалась в угол, переводя взгляд с меня на труп и обратно. Я усмехнулся.
— Прости, девочка. Зря тебя с собой взял.
Джульетта не ответила. Планше разрядил бесполезный уже арбалет и с тоской поглядел в окно. В этот момент, словно ошпаренный, в комнату влетел трактирщик.
— Что случилось? — вскрикнул он, а потом, заметив два трупа, отшатнулся обратно в коридор.
— Моё оконце! — завопил мужчин ещё громче.
— Ты видел человека с алебардой? — спросил я. Хозяин только помотал головой и сделал ещё один шаг назад. Ну конечно же, никто ничего не видел. Надо было для успокоения совести ещё спросить в общем зале, но я был уверен. Убийца не показывался никому на глаза, съехал с дороги и ждал.
— Эти двое выбегали наружу?
Трактирщик кивнул. На большее его не хватило.
— Доложили нашему гостю, — сказал я, скорее самому себе, чем Планше или Джульетте. — Сколько я тебе должен?
— Десять! — выпалил трактирщик.
— Семи с тебя хватит, — ответил я. Мужчина только снова закивал. Я отсчитал семь ливров и положил их на стол. — Нам нужна другая комната.
— Сию минуту, — хозяин трясущимися руками начал перебирать ключи на поясе. Я же помог Джульетте встать и пройти мимо тел. Планше собрал наши вещи, не забыв и поднос.
— Тела… можно унести? — вдруг снова подал голос трактирщик.
— Развлекайся, — усмехнулся я, принимая ключ. Трактирщик махнул рукой в сторону противоположной двери. Я открыл дверь, оглядел совершенно пустую комнату. Всё та же кровать, тот же стол, только окна не было. — Надо было с самого начала тут селиться…
Я пропустил вперёд Джульетту и Планше, ненадолго задержавшись в дверях. Хозяин и пара мальчишек, помогавших ему в трактире, выносили трупы через задний ход. Отметив про себя это на будущее, я вернулся в комнату. Слуга зажёг свечи и разлил по кружкам вино. Две железные и одна деревянная сейчас стояли на столе. Я подошёл, передал деревянную девушке, сам взял железную.
— За упокой этих несчастных незнакомцев, — произнёс я и осушил кружку. Плаше сделал тоже самое, Джульетта лишь чуть отпила.
— Что там на дне?
Планше потряс полупустой уже бутылкой. Снова разлив вино по двум кружкам, он заглянул внутрь бутылки.
— Орех, месье, — ответил он.
— И как они его туда засунули? — я взял бутылку и приставил её горлышком к столу, чтобы было меньше осколков. Ударил по нему ребром ладони и горлышко с хрустом отломилось. Внутри действительно лежал грецкий орех. Я быстро достал его и осмотрел. Он словно был измазан в смоле или чём-то похожем. Положив орех на стол, я ударил по нему рукоятью кинжала. Внутри лежала небольшая записка. Планше и Джульетта с интересом смотрели на меня. Я взял записку и развернув её, прочитал всего одно предложение:
«Известная нам обоим особа покинула Лилль и едет в Париж, в сопровождении некоего опального дворянина. Искренне ваш, Х. О. Н.»
— Хьюго О'Нил прислал весточку, — сказал я Планше. — Миледи в Париже.
Я проснулся минут за пять до стука в дверь. Успел накинуть плащ — спали мы все в одежде, потому что камин был только в общем зале, а осень уже вступила в свои права. Джульетта только сильнее закуталась в одеяло. Утро было особенно холодным. Планше лениво потянулся на расстеленном на полу тряпье. Я подошёл к двери. В то, что пришли убийцы, я не верил. Слишком уж рано, после такого яркого провала им следовало бы затаиться на денёк-другой, составить новый план или хотя бы доложить нанимателям. Но осторожность лишней никогда не будет. Я вытащил шпагу и спросил:
— Чем могу помочь? — от моего голоса сразу же проснулся Планше. Ему понадобилось мгновение, чтобы обвести комнату осоловевшим взглядом. После чего, слуга сразу же проснулся и схватился за арбалет.
— Королевский бальи, лейтенант Эжен Франсуа Плерво, — послышалось из коридора. Бальи, как я успел узнать, это что-то вроде судьи и следователя разом. Представитель бальяжного суда. Я улыбнулся, Планше убрал арбалет под кровать и только после этого я открыл дверь.
— Доброе утро, месье, — улыбнулся я высокому и долговязому парню. Тот был одет в запыленный с дороги плащ и руки держал по швам. Пришёл он один, так что я сразу же убрал шпагу в ножны. — Проходите.
Я отступил назад и Планше отполз в угол. Джульетта накрыла голову одеялом. Парень был не то, чтобы уродлив. Скорее выглядел по-дурацки. Мало того, что долговязый. Он не носил бороды, только усы — что вообще не соответствовало теперешней моде. К тому же, лицо его было худым и вытянутым, но мягкий подбородок почти сразу же переходил в шею.
— Вы по поводу ужасного покушения на меня, месье бальи Плерво? — я продолжал растягивать рот в самой елейной улыбке, на которую вообще был способен. Лейтенант пошевелил усами, оглядывая комнату.
— Кто это? — он кивнул в сторону Джульетта.
— Моя няня, — сказал я. — Женщина пожилая, я смилостивился и позволил ей спать на кровати.
— Похвально, — усы снова пошевелились. Улыбаться было всё проще. — Вы человек чести.
— Шевалье, — не без гордости ответил я. — Шарль Ожье де Бац де Кастильмор, шевалье д'Артаньян.
— Шевалье решил прирезать двух парижских дворян, — словно к самому себе обращаясь, пробормотал бальи. — Одного алебардой. Как вы её протащили в трактир?
— Разве хозяин вам не сказал, что алебарду швырнули через окно?
— Хорошо, — усатый так и стоял, опустив длинные руки по швам.
— В Париж, в течении трёх дней, тремя группами, вошла сотня вооруженных людей, — после небольшой паузы продолжил бальи.
У меня почти отвисла челюсть, но я успел — надеюсь, что успел — поймать себя и сохранить спокойное и невозмутимое выражение. Неужели мои гасконцы, та сотня, которой я поручил незаметно и малыми группами прибыть в Париж, действовали настолько топорно? Или это у Плерво было так хорошо с осведомителями, или я попросту недооценил паранойю, что царила в Париже после смерти Его Красного Преосвященства?
— Но заселились они в пределах одного квартала, — продолжал бальи. — Вам известно об этом что-нибудь?
— Нет, месье.
— Давайте еще раз, уважаемый шевалье д'Артаньян. Обман королевского бальи — это преступление, причем серьезное. Вам известно что-то об этих людях?
— Нет, месье. Я не могу знать обо всех, кто приезжает в Париж — повторил я.
В конце концов, я же был подростком и знаю, что такое «твои кореша уже всё рассказали, тебя крайним сделают». Правда в том возрасте это касалось исключительно трофейной мобилы.
— Давайте я спрошу прямо, и, если вы ответите честно, честь вашей семьи не пострадает, шевалье, — улыбнулся бальи.
Я вздохнул. Эпоха диктовала свои правила, и, конечно же, любой нормальный дворянин в семнадцатом веке воспринял бы эти «добрые» слова как прямую угрозу. Соврёшь — и не тебя одного повесят, а весь твой род обесчестят. Может быть даже лишат титулов. Я смог выдавить из себя вежливую улыбку и ответил:
— Мне нет резона вам лгать.
— Вы готовите мятеж?
— Вздор! Я еду получать мушкетерский плащ, у меня нет ни одного повода!
— Верно, поэтому я вежливо с вами беседую, а не тащу в Париж на допрос. — Плерво кивнул, но всё ещё не сводил с меня взгляда.
— На нас напали двое. Одного из них, которого я пытался допросить, какой-то бугай убил алебардой. Клянусь, я понимаю в происходящем не больше вашего.
— Ошибаетесь, — усатый вздохнул. — Вы понимаете в происходящем намного меньше моего. В любом случае, эта девочка в одеялах. Почему вы выдаете её за «пожилую няню»?
Я поднял голову к потолку, надеясь увидеть там подсказку. Или хор ангелов, готовых прийти мне на помощь. Но нет, только потолок.
— Боже мой. Потому что я беспокоюсь за неё. Париж — страшное место.
— А вот здесь вы правы, — Плерво осторожно присел на кровать. Джульетта поджала под себя ноги, но из одеял не вылезла.
— У вас хорошая репутация, шевалье. Мушкетёры за вас горой. Герцог де Тревиль грозился вогнать мне в мошонку раскалённый прут, если я буду вас донимать, — продолжил Плерво.
— Вы не очень его испугались.
— Я не очень его люблю, признаюсь. Что вас связывает с мадам де Бофор? — бальи положил руки себе на колени.
— Понятия не имею, о ком вы, — сказал я.
— Забавно, а ведь вы могли встречаться с её супругом, — протянул усатый. — Вместе дрались под Аррасом, с герцогом де Бофором. Не довелось познакомиться?
— Большую часть времени я проводил с гасконскими кадетами, месье.
— В это я верю. Хорошо, — бальи хлопнул себя по пыльным коленям и поднялся на ноги. Кровать скрипнула.
— Трактирщик испугался, что вы можете быть простым бандитом, прикидывающимся шевалье. Хорошего вам путешествия, — добавил Плерво.
— Постойте! Те дворяне, что были убиты. Кто это? — спросил я.
Бальи бросил на меня насмешливый взгляд, через плечо, и сказал:
— Месье Барийон и Бюте. Вам ведь ничего не говорят эти фамилии?
— К сожалению, нет.
— Я так и думал, — бальи, не произнося больше ни слова, вышел в коридор. Когда дверь за ним распахнулась, я повернулся к Планше.
— Мне что-то уже не хочется в Париж, — грустно протянул слуга.
— И мне, — наконец-то подала голоса Джульетта.
— Боюсь, выбора ни у кого из нас нет, — я покачал головой. — Давайте собирать вещи. Мы вляпались во что-то очень скверное.