Гасконец. Том 2. Париж

Глава 17

— Может быть, мы обойдёмся без этого? — спросил я.

Сирано де Бержерак выглянул за дверь.

— Знати на улице становится все больше, Шарль, боюсь, без кровопролития точно не обойдется.

Я кивнул. Надев новую голубую форму и давно заслуженные плащи с крестами, мы быстро отправились на площадь. Разумеется, ее уже охраняли гвардейцы короля и королевские же мушкетеры. Среди них я сразу же заметил своих друзей, и подбежал к ним вместе с Сирано де Бержераком.

Де Порто подглядел на носатого и сказал:

— Я же тебя помню! Ты тот раненый сорвиголова, мы встречались под Аррасом!

— Да, месье, — улыбнулся Сирано де Бержерак и снял шляпу.

— У нас нет времени на церемонии и знакомства, — буркнул Анри д'Арамитц, оглядывая толпу.

— Они будут требовать Мазарини, хотя не имеют на это никакого права, черт возьми! — громко возмутился Арман д'Атос.

— А что бы сам Мазарини? — спросил я. — Он же здесь?

— Да, он в Лувре, но я в представлении не имею, что он собирается делать, — задумчиво произнес де Порто.

— Каков наш приказ?

Де Порто поглядел на меня с сомнением:

— Я почему-то ожидал, друг мой, что у тебя уже есть приказ Его Величества.

Я покачал головой, а потом добавил:

— Время экстренных мер еще не пришло.

Де Порто кивнул.

— Нам бы нужно каким-то образом узнать, кто все это затеял, — протянул Анри.

— Как мы это узнаем, черт возьми? — пожал плечами д'Атос. — Если только хватать каждого и бить его, пока он не расскажет… но боюсь, это не самое надежное решение на свете.

— Да, нам не хватает для этого пары сотен лишних рук.

Люди действительно стекались со всеми города. Их становилось всё больше и больше, и в какой-то момент к многочисленным дворянам и горожанам присоединились уж из совсем грозного вида головорезы. Анри д'Арамитц оглядел их с какой-то тоской.

Он шепнул мне:

— А вот и мои братья по вере.

Я спросил:

— Какого черта они здесь делают? Не думал, что им вообще есть дело до происходящего.

Анри д'Арамитц качнул головой.

— Мазарини продолжает политику Красного, очевидно, что они его не любят.

— Нантский эдикт никто не отменял, новых ограничений не было…

— И всё же, и я и мои братья уверены, что еще немного и Мазарини начнёт нас давить. Это неизбежно.

— Пока он не доказал обратного?

Гугенот кивнул. В конце концов, один из дворян, совершенно неизвестный мне мужчина на лошади, поднялся чуть выше и громким басом заговорил.

— Мы, народ Франции и Парижа, требуем выдать нам итальянского шпиона Мазарини, работающего на испанскую корону и дом Габсбургов, и доведшего нашего любимого короля Людовика XIII до скорой кончины.

Я позволил себе выйти вперед и сказал:

— Так Людовик живой.

Дворянчик глянул на меня сверху вниз, как, будто не обращая никакого внимания, и продолжил глядеть куда-то в сторону Лувра. Он полностью игнорировал существование меня под ногами его лошади.

— Если требование не будет выполнено в течение двух часов, горожане Парижа захватят Мазарини! Мы не отступим, поскольку такова воля народа.

Я повторил:

— Людовик жив.

Тогда дворянчик посмотрел на меня и сказал:

— Но он умирает!

Я ответил, без крика, но так, чтобы меня слышали все собравшиеся в первых рядах:

— Нет.

Дворянчик фыркнул, следом фыркнула его лошадь. После чего, он продолжил гарцевать справа налево, окрикивая всю толпу и словно заражая их своим желанием поскорее ворваться в Лувр.

Конечно, никто ему не ответил. Я в целом не думаю, что из Лувра кто-то слышал этого человека, хотя и говорил он весьма громко. Но очевидным было, что он скорее разглагольствовал перед толпой. Пытался завести ее, пытался сделать так, чтобы она бросилась вперед. Это был обычный провокатор, но к сожалению, точно не лидер всего этого движения.

Вернулся к мушкетерам я с полной уверенностью в том, что тот, кто все это затеял отсиживается сейчас дома.

— Что ваша маленькая шпионка? — спросил Анри д'Арамитц с усмешкой.

— Может быть не будем обсуждать это в толпе? — я слегка поморщился.

Анри кивнул, но как будто бы не обратил на мои слова никакого внимания и продолжил:

— Если это мой старый друг…

— Послушайте почему мы обсуждаем это и здесь и сейчас?

— Потому что нам больше нечем заняться? Пока люди не штурмуют Лувр, мы можем стоять здесь хоть два часа, хоть три.

— Будем просто обливаться потом, смотреть на людей и временами спорить, кто из этих горожан более уродливый, — вмешался в наш разговор Сирано де Бержерак.

Я усмехнулся.

— Мне самым уродливым кажется скачущий туда-сюда дворянчик.

Сирано де Бержерак рассмеялся:

— Да, да, согласен.

Мы действительно постояли так около получаса. Ничего не происходило.

Провокаторы присоединялись к своему лидеру. Их становилось всё больше и больше. Они объезжали толпу, увещевали народ и говорили о том, что король умирает. Что Людовик находится далеко-далеко в Гаскони, где обязательно встретят скорую гибель от отравленного кинжала или остро заточенного супа.

Во всех бедах обвиняли чудовищного испанского или итальянского шпиона Мазарини. От самого кардинала не было никаких новостей. Лувр молчал. К концу первого часа провокаторы попытались двинуть толпу вперед.

Конечно же, в ту же секунду мы опустили уже давно заряженные мушкеты и аркебузы. У мушкетеров были, очевидно, мушкеты, которые били куда дальше и куда страшнее. И одна пуля, выпущенная в таком близком расстоянии, могла убить лошадь, не то что пробить человека насквозь, даже если бы он был в кирасе. Люди сделали шаг, увидели ощетинившиеся оружиями войска, окружающие Лувр и отступили назад.

Тогда провокаторы вновь начали причитать, говоря о том, что мушкетеры не посмеют стрелять в народ Франции! Провокаторы убеждали горожан и бедных дворянчиков в том, что мушкетеры никогда не опустятся до этого. Что мушкетёры всегда были на стороне короля и всегда воевали против проклятого покойника — Красного кардинала Ришелье. Так что и сейчас Мазарини уж точно не сможет рассчитывать на их лояльность, ведь мушкетеры всегда были доблестными людьми короля и никогда не были глупыми псами кардинала.

Я искренне посмеялся, слушая это и вспоминая оригинальный роман Дюма. Потом оглядел своих друзей. Те были готовы пустить оружие в ход, хотя и особо не хотели этого делать. Тогда толпа снова двинулась. Я понимал, что тот, кто выстрелит первым, скорее всего, будет чувствовать себя не очень хорошо. Всё-таки, перед нами были не враги, а обычные дурачки, поверившие давним слухам о «злом красном кардинале».

Поэтому я направил мушкет, уже поставленный на сошки, чуть выше.

Я нашел самого первого провокатора, разъезжающего на коне и продолжавшегося что-то кричать. Я уже неплохо приноровился к мушкету. Привычном движением вставил тлеющий фитиль в фитильное отверстие. Попасть в цель мне не составило труда. Первый провокатор свалился с лошади, мертвый и наконец-то замолчавший. Толпа взревела. Увидев, что мы стреляем, горожане, вместо того, чтобы отступить, бросились вперед.

Подгоняемые другими провокаторами, люди шли на смерть. Тогда снова заговорили мушкеты. Стрельба длилась почти тридцать или сорок секунд, пока не выстрелили в каждый из нас. Более сотни человек упало замертво под нашими ногами, а остальная толпа всё же отхлынула к центру площади. Словно злая, но беспомощная волна.

Как раз в тот момент, когда мы поменялись с задним рядом. Новые мушкетёры и гвардейцы заняли наше место, а мы сделали шаг назад. Давно заученными движениями, мы слово автоматы, одновременно перезарядили наши мушкеты. Толпа, между тем, начала осторожно расступаться.

— Они будут строить баррикады, — вдруг сказал я.

— Зачем? — спросил Сирано де Бержерак.

— Не знаю, это Франция, тут стоят баррикады, — пожал плечами я.

Толпа действительно начала отступать вглубь темных парижских улиц. Мы охраняли Лувр в три смены. Ближе к полудню, я, Сирано де Бержерак и три мушкетёра отправились по домам. Толпа не то, чтобы начала расходиться. Скорее, напротив, всё больше людей стягивалось к Лувру. Но штурмовать его никто не решался.

Никто не пытался приблизиться больше, чем на десять метров. Я был прав. Многие стали строить баррикады. Разгонять их мы не решились, потому что сами себе баррикады не особенно мешали вести огонь по тем, кто будет пытаться прорваться в Лувр.

Никто не отдал нам новых приказов. Когда нас сменяли, вышел сам де Тревиль. Но он не стал обращаться к людям. Правда в том, что никто не хотел разгонять толпу до конца. Некая напряжённость на площади была нужна нам, чтобы выйти на тех, кто стоял за беспорядками. Так что положение сохранялось шаткое, но полностью устраивающее Его Величество.

Мы отошли на несколько десятков метров. Хотя было видно, что по узким улочкам уже распределяются молодчики с оружием. Идти в одиночку было бы опасно, тем более в голубом мушкетёрском плаще. Люди уже готовились отлавливать верных Мазарини людей по одиночке. Поэтому, сменившись, мы организованной группой сразу же направились в казармы.

Я прекрасно понимал, что идти домой бы опасно. Заговорщики, кем бы они ни были, знали, кто я и где живу. Им ничего не стоило, отправить туда своих людей, стоит ли мне оказаться дома. А до Планше и Миледи им не должно было быть никакого дела. По крайней мере, я надеялся на это, однако все равно спросил у друзей:

— Возможно, стоит переправить Анну и Планше в казармы королевских мушкетёров?

Все лишь покачали головами. Де Порто сказал:

— Не думаю, что это разумно. Она нигде себя не проявляла открыто, да и все знают ее просто как англичанку, провезенную сюда де Бофором.

— К тому же недавно сбежавшим из Бастилии де Бофором, — добавил Арман д'Атос.

— Его тело так не нашли? — спросил я.

— Нет, конечно. Думаю, что никто вообще собирался его хоронить, зачем? — ответил де Порто. А д'Атос следом добавил:

— Выбросили где-нибудь и всё.

Я покачал головой:

— Дрянная смерть, конечно, но он сам выбрал её.

После этого мы относительно добрались до казарм, где и принялись составлять дальнейший план действий.

Мы как раз разбирались с картами города, пытаясь понять, где удобнее всего будут заговорщикам устраивать засады на королевские войска. Если дело вдруг дойдет до настоящих уличных боев. Де Порто настаивал на том, что баррикады нужно ломать. Мы же с Анри д'Арамитцем утверждали, что это лишь спровоцирует совершенно неинтересных нам дурачков.

— Представь, Исаак, что мы уронили в реку украшение, но перед тем как начать его искать, решили хорошенько попрыгать по дну. Только ил поднимется! — увещевал здоровяка д'Арамитц.

— Нам сперва нужно дождаться, пока выступит настоящий лидер! — вторил я гугеноту. — А для этого нужно позволить ему увериться в своих силах! Показать, что королевская власть дает слабину.

Де Порто, конечно же, наши аргументы не нравились. Хоть и давно погруженный в дворцовые интриги, здоровяк оставался человеком глубоко благородным. Одно дело, постоянное, но честное соревнование среди офицеров и мушкетёров за внимание Короля и его милости. Другое дело — рисковать репутацией голубого плаща, чтобы выманить противника.

И всё же, Исаак был куда более хладнокровным человеком, чем можно было думать, так что он нехотя соглашался с нами.

— Доля истины, — говорил он. — В ваших словах есть, хоть мне это не нравится.

Как раз в этот момент, в казармы королевских мушкетёров вошла Джульетта. Никто не узнал ее, кроме Сирано де Бержерака, и я заметил, как на лице парижанина сразу же расцвела улыбка.

Юная девушка, переодетая в мальчишку, посмотрела на носатого и тоже чуть заметно улыбнулась. Эти двое строили друг другу глазки уже какое-то время, но ни к каким конкретным действиям не переходили. В целом я понимал девушку, учитывая её очень неприятное прошлое. Джульетта не стремилась к тому, чтобы роман развивался слишком быстро. Наоборот, она искренне радовалась каким-то случайным взглядом и вежливым комплиментом от парижанина. Сирано же я зауважал ещё сильнее, когда понял, что его полностью устраивает эта неторопливость.

Девушка подошла к нашему столу и тогда Арман д'Атос спросил:

— Мальчишка, что ты тут забыл?

Девушка посмотрела на меня и сказала:

— Месье Шарль. Сегодня утром кое-что случилось, я обязана вам рассказать.

Я сказал:

— Давай, здесь я все свои. Не томи, рассказывай, как можно скорее.

— Кто это такой? — спросил Анри д'Арамитц. Я сказал:

— Это моя служанка, и мой хороший друг, Джульетта.

Девушка чуть присела, делая то ли реверанс, то ли книксен. Мне повезло, я переродился в теле мужчины, а значит спокойно выкинули из памяти информацию о том, чем одно отличается от другого. Хотя объяснить мне пытались несколько раз.

— А что ты узнала? — спросил я, и жестом указал на свободный стул.

Девушка села, а Сирано де Бержерак подал ей кружку воды. Девушка жадно набросилась на питьё, она явно переволновалась. Прядь выбилась из-под её аккуратно подогнанного короткого парика. Она заговорила:

— Я несколько дней прослужила месье Конде.

Анри д'Арамитц издал некий звук. Это было нечто среднее между невольно вырвавшимся вздохом, недоуменным аханьем и стоном боли. Девушка продолжила:

— И сегодня он был очень зол. Ещё утром, месье Конде доставили некое письмо. А он потом не мог найти себе места весь день. Ходил из угла в угол, только ругался, говорил что-то вроде…

Джульетта задумалась, даже наморщив лоб, чтобы точнее вспомнить произнесённые Конде слова:

— Что вроде того, что какой-то идиот ничего не понимает. И что он — в смысле, месье Конде, никогда не будет участвовать в таком идиотском и бессмысленном акте неповиновения.

— Он так и сказал? Акте неповиновения? — мы с мушкетёрами переглянулись. Джульетта уверенно кивнула. Тогда я сказал:

— Хорошо. Прошу тебя, Джульетта, расскажи подробнее. Нам нужны все детали.

— Да-да! Утром ему доставили письмо. Он распечатал его без меня, но, когда я вошла в комнату, я увидел его очень-очень злым. Он ходил из угла в угол, ронял мебель и ругался под нос. Заметив меня, он собрался с мыслями и сказал, что я не лезу не в свое дело, и чтобы я убирался как можно скорее. Я, тем не менее, успела прочитать письмо.

— Вы успели⁈ — изумился Сирано де Бержарак.

— Несколько строк, но всё же. Более того, когда он бросил его в камин, успела вытащить из огня небольшой фрагмент.

— У вас сохранились остатки? — нетерпеливо спросил Анри д'Арамитц.

— Да, — Джульетта вытащила небольшой кусочек письма.

Это и впрямь был совсем огрызок. Огонь уже успел сделать свое дело. Сохранилось едва ли несколько предложений. В огрызках письма говорилось следующее:

'…пришел день! Мой возлюбленный брат, скорее всего, уже не вернется в Париж. Мы должны действовать, друг мой, и я уверен, вы поддержите меня в моем начинании.'

— Все, что сохранилось, — виновато сказала Джульетта.

— А что еще успели прочитать? — спросил Анри.

— Мне очень сильно не нравится это упоминание «возлюбленного брата», — сказал де Порто.

— Это Гастон, — устало качнул головой Анри д'Арамитц.

У меня, однако, была куда менее приятная информация в голове.

— А бывшая королева, мадам Медичи, еще в Кёльне? — поинтересовался я.

— Что? Какая связь между… — почесал в затылке Арман д'Атос. Де Порто и д'Арамитц посмотрели на меня с недоумением, но промолчали.

— Да-да, ничего. Просто вдруг пришло в голову.

Ситуация оказалась очень-очень скверной, и я надеялся на то, что все обойдется. Неужели всё действительно могло совпасть так не удачно? Всего несколько дней назад узнать об ещё одном брате Его Величества, и столкнуться с ним сразу же после этого.

— Будем надеяться, что «возлюбленный брат» было сказано метафорически? — неуверенно спросил Сирано де Бержерак.

— Что ты еще успела прочитать? — уточнил я, повернувшись к Джульетте.

— Там были призывы к действиям, — ответила девушка. — Принца Конде просили поднять гугенотов…

Мы все сразу же повернулись к Анри д'Арамитцу. Тот скользнул по нам своим ледяным взглядом и тихо произнес:

— Все сидящие здесь мужчины, идите к чёрту. Вы, девушка, продолжайте, прошу вас.

— В общем, его просили поднять гугенотов. Чтобы они присоединились к борьбе и начали биться против королевской власти. Чтобы избавиться от Мазарини, как там было сказано, пока нет Его Величества. Там ещё написали, и это меня особенно напугало, будто Людовик не вернётся из Гаскони.

— Почему? — спросил я у остальных. — Думаете, будут покушения?

Мушкетёры задумались. Если честно, я и сам был уверен, что на Людовика постараться напасть. Я посылал с ним Диего не из пустой паранойи. Но я был точно уверен, что, добравшись до самой Гаскони, Его Величество будет в полной безопасности.

— Думаю, что случится с Людовиком что-то могло только по дороге, — сказал я.

— Но он покинул Париж несколько дней назад, а значит, до Гаскони добрался? — спросил Анри.

— Я не получал весточки, но гонец должен прибыть завтра или, в лучшем случае, этим вечером, — пожал я плечами.

— На обратном пути?

— Его сопровождают мои лучшие люди. Так что, я уверен, что, благодаря Диего и остальным, волос не упадёт с голов Людовика и Анны Австрийской.

— Что ж, получается, Конде не собирается участвовать в восстании, так? — предположил д'Арамитц.

— И тем не менее, мы видели гугенотов на улицах, — ответил ему де Порто. Анри задумался, глядя куда в сторону.

— Что ж, друзья, я думаю, мы отправимся к Конде, поговорим с ним и сможем после этого продумать план действий, — решил я.

— Мы готовы с ним разговаривать? — спросил Анри. — Конде вроде как отказался от меня и послал за мной убийц.

— Я думаю, мы сможем это все обсудить сегодня, — сказал я и поднялся на ноги.

— Сколько человек идут с тобой? — спросил Сирано де Бержерак.

— Я думаю, только я и Анри. Остальные, побудьте здесь, пожалуйста, позаботьтесь о Джульетте.

Возражений не последовало. Мушкетёры уже привыкли доверять мне. Мы с Анри, накинув плащи, выдвинулись на улицу.

Часть людей смотрела на нас с неприязнью. Кто-то, напротив старался встать так, чтобы закрыть нас от обозлённой толпы. В простых горожан никто бы не кидал камни, и мы с удивлением увидели, как десятки ремесленников и мастеровых шли рядом с нами. Они не подходили близко и у них явно были свои дела. И всё же, ни слова ни говоря, они переходили на нашу сторону улицы так, чтобы оставаться между нами и вооружёнными людьми, уже строящими баррикады.

Таким образом, быстрым шагом, мы добрались до уже знакомого особняка Конде.

Нас пустил слуга. Долго ждать не пришлось, нас сразу же проводили в гостиную. И хотя сам принц Конде выглядел не очень хорошо, он все же не налегал на спиртное. Рядом с бледным и явно потерянным молодым человеком, по-прежнему стоял кувшин с водой.

Не произнеся ни слова, Конде жестом предложил его нам. Я лишь качнул головой и спросил:

— Если честно, я думал, вы все-таки будете пить вино, когда рядом не окажется Анри.

Конде усмехнулся.

— Я иногда пью, это правда. Но отказался сегодня от вина совсем не по религиозным причинам. Я просто хочу держать голову трезвой.

Мы кивнули. Анри сделал шаг вперёд и сказал:

— Давай я буду честен с тобой, как мы честны были с тобой ранее.

Конде грустно рассмеялся. Я всё пытался угадать его возраст, но как и всякий раз до этого, чувствовал полную беспомощность. Ему с равным успехом могло быть и едва за двадцать и сильно за тридцать. Хозяин дома сказал:

— Но мы никогда не были друг другом честны. Мы друг друга проверяли, прощупывали. Всё строили догадки, кто же из нас первым воткнёт нож другому в спину.

— И все же, — холодно произнёс Анри д'Арамитц. — Я не втыкал.

— Я знаю, — кивнул Конде.

— Мы можем сесть и поговорить? — спросил я.

Конде с улыбкой кивнул. Мы расселись в креслах, нам вынесли воду. Я так же пил ее, как и Анри с Конде. Хозяин спросил:

— Что же вас привело ко мне сегодня? Кстати, Шарль, примите поздравления. Вам очень к лицу этот плащ.

Я кивнул, а потом посмотрел на Анри. Его незаданный вопрос был куда важнее, чем мои смутные подозрения в адрес внезапно выжившего младшего брата Людовика. Я прекрасно видел, насколько д'Арамитцу нравится Конде. И насколько мушкетёра задела мысль о том, что именно Конде послал по его следу убийц.

Анри спросил прямо:

— Вы хотели меня убить?