Гасконец. Том 2. Париж

Глава 19

Я подбежал к парижанину и девушке, что лежала на его руках. Присел рядом с ними на корточки, совершенно не по-мушкетёрски. Но мне было уже всё равно. Джульетта для нас с Планше стала как дочь. Я дал слово, что она будет в безопасности со мной. Девушка дышала, но очень слабо.

— Что с ней? — спросил я, оглядывая несчастную. Сирано де Бержерак придерживал её за голову. Я заметил кровь на спутавшихся волосах.

— Камень, — едва слышно произнёс носатый. Он заметно побледнел. На его губах не было крови, но лицо всё равно было похоже на трупную маску. — Просто камень, дружище.

— Нужно доставить её цирюльнику… — начал было я.

— Нет, её вообще нельзя трясти, — донёсся до нас знакомый голос. Я поднял голову.

Держась за раненую руку, надо мной стоял королевский бальи Плерво. На его лицо было несколько ссадин, а левая рука была стянута несколькими повязками. Мужчина сорвал с пояса сумку и начал вынимать оттуда серую ткань.

— Клади её набок, — повелительным тоном сказал он Сирано де Бержераку. Тот не стал спорить. — Нам нужно наложить повязку на голову так, чтобы кровь перестала течь. А ты… проклятье, шевалье, что ты ещё тут забыл?

— Я пришёл за своими друзьями.

— Де Порто и д'Атос отправились в сторону Лувра, — сказал Сирано де Бержерак, не глядя на меня. Вместе с Плерво они были целиком поглощены оказанием помощи Джульетте.

— С ней всё будет в порядке? — спросил я у королевского бальи. Тот лишь бросил на меня уставший и злобный взгляд.

— Ты не исцелишь ее волшебным образом, если просто будешь тут торчать, — буркнул Плерво. — Не знаю, что тут происходит, но это началось сразу после твоего прибытия в город, шевалье.

— Ты обвиняешь меня в чём-то⁈

— Нет, идиот. Я говорю, что раз это началось вместе с тобой, то и закончить это можешь только ты.

Я кивнул. Мне очень хотелось обнять на прощание носатого, но он был слишком занят. Я поднялся на ноги. Внезапно, Джульетта открыла глаза. Она сперва улыбнулась носатому, а потом поглядела на меня.

— Куда вы? — едва слышно, спросила она.

— Спасать Париж.

— Но, если вы не вернётесь, — дыхание девушки было прерывистым и всё же, она выдавливала из себя слова одно за другим. — Что же нам делать?

— Я вернусь. Но в самом худшем случае, поручаю вам подготовить для меня чертовски дорогие похороны. Де Бержерак, вы напишите мне эпитафию.

— У меня слишком хорошие стихи, знаешь ли. Жаль будет тратить их на такого болвана, как ты, — рассмеялся носатый. — Но ты выживешь. Проваливай уже, твой вид нагоняет на меня тоску.

Не прощаясь, я побежал в сторону Лувра. Благо церковь Сен-Жермен-л'Осеруа была совсем близко к нему. Сложнее всего было убедить себя в том, что Планше и Миледи всё ещё в безопасности. В нашем тихом, не слишком приметно домике, куда совершенно незачем соваться бунтовщикам и мародёрам.

В какой-то момент, я уже не мог бежать по узким улочкам. Людей было слишком много. И даже если на конкретном участке не было вооруженной стычки, протолкнуться всё равно было почти невозможно. Плюнув на всё, я влез на ближайшую крышу. Вид открывался пугающий. Толпа стекалась к Лувру, и стоящие кольцом у дворца мушкетёры и гвардейцы безуспешно пытались убедить людей расступиться. Пока у Лувра не стреляли, но только пока.

Зато во множестве иных мест города уже шли городские бои. Где-то гвардейцы рубили самых обыкновенных мародёров. Где-то прихожане пытались баррикадироваться в церквях, спасаясь от немногочисленных, но уже доведённых до ручки гугенотов. Где-то просто сводили счёты старые враги, пользуясь хаосом. Тут и там начинались пожары.

Я бросил взгляд назад, туда, где должен был находиться мой домик. Тихий район молчал, хотя мародёрствовали и там. Но всё же, удаление от центра и прям вселяло в меня уверенность. С Планше и Миледи всё будет в порядке.

Я поспешил в сторону церкви Сен-Жермен-л'Осеруа. Увы, все мои люди уже покинули Париж. Лучшая их часть сопровождала Его Величество и обеспечивала его безопасность в Гаскони. Те же, кто должен был прибыть сюда как раз для того, чтобы остановить беспорядки, задерживались. Уверен, они явятся не раньше, чем я лично встречусь с Принцем без имени.

К счастью, на крышах мне было драться не с кем. Раз или два, кому-то хватило ума выстрелить в меня, но без малейшего шанса попасть. Я бежал слишком быстро, перебегая между крышами по узким мостикам, наверняка оставленным местными трубочистами. Кое-где приходилось и попросту перепрыгивать, но я уже полностью привык к ловкому и шустрому телу д'Артаньяна. Для него такие прыжки были делом пустяковым.

В течении двадцати минут, я уже был на крыше старого здания галантереи, чей фасад выходил прямо на площадь. Восставшие были передо мной как на ладони. На баррикадах у Лувра стояли по большей части дворяне. Если обычные улицы заполонили бандиты и, может быть, гугеноты, то здесь был цвет французского дворянства. Здесь были все те, кто желал мириться с присутствием Мазарини. И кто был уверен в том, что их маленький бунт при живом короле, мог каким-то образом помочь Франции.

По всей площади разносились надрывные крики:

— Мы не отдадим регентство испанской шлюхе!

— Мы не отдадим Францию итальянскому священнику!

На все попытки де Тревиля донести до толпы, что Его Величество жив и здоров, дворяне заявляли одно.

«Покажите нам Короля, и мы склоним головы».

Я разглядел среди стоящих у Лувра мушкетёров и своих друзей. Де Порто и д'Атос были в первых рядах, что ничуть меня не удивило. Однако, приблизиться к Лувру я не мог. Разве что пришлось бы пробираться через толпу и баррикады, но в этот раз, такой смелый манёвр точно стоил бы мне жизни. Оставалось разве что перелезть на соседнюю крышу, а оттуда вниз, переулками. Но даже в этом случае, я бы приблизился скорее к церкви Сен-Жермен-л'Осеруа. Поскольку особого выбора у меня не было, я перескочил со здания галантереи, на крышу продавца тканей.

Мне до сих пор везло, что никому из мародёров и бунтовщиков не приходило в голову влезть на крышу. Наверное, именно это и усыпило мою бдительность. Я совсем забыл про переулки, и почти не оглядывался по сторонам, когда спускался по стене дома. Только оказавшись на земле, я обнаружил пару дворянчиков, неспешно бредущих в сторону площади.

— Мушкетёр! — закричал один из них, выхватывая шпагу.

— У меня нет времени, месье, — устало бросил я, но оружие из ножен достал.

— Сдайтесь на милость народа Франции, — предложил мне второй. Я покачал головой.

— Давайте поскорее покончим с этим, — сказал я и двинулся вперёд.

Оба дворянчика набросились на меня, но проулок был слишком узким, чтобы они могли начать меня окружать. Я перехватил левой рукой верный кинжал. Принял на него довольно умелый выпад, с удивлением присвистнул.

— А вы что-то из себя представляете, месье, — усмехнулся я. — Может хотя бы представитесь?

— Граф д'Эстре, к вашим услугам, — бросил тот, чей удар мне понравился. Второй дворянчик скорее мешался у него под ногами, но и он представился:

— Граф де Гонди!

— Шевалье д'Артаньян, — с улыбкой ответил я, и отбросил в сторону шпагу д'Эстре. Оружие графа ударилось о каменную стену и завибрировало в руке. Это был идеальный момент. Я ударил по его шпаге, у самого эфеса, своей. Оружие выскочило из рук графа, и я приставил лезвие к его горлу.

— Чёрт вас возьми, месье графы, давайте обойдёмся без лишнего кровопролития.

— Так вы шевалье? — поднимая подбородок спросил д'Эстре. Его приятель, в нерешительности, переводил взгляд с него на меня и обратно. Я кивнул.

— Большая честь, — наконец сказал де Гонди и убрал шпагу в ножны. — Мне рассказывали о вашей смелости при Бапоме.

— Приятно слышать, — я сделал шаг назад, опуская шпагу. — Можем разойтись каждый своей дорогой, месье?

Графы переглянулись. Я надеялся на то, что обойдётся без лишних убийств и, кажется, в этот раз мне повезло.

— Думаю, у нас нет причин сражаться с героем Франции, даже если мушкетёры и приняли сторону Мазарини, — кивнул д'Эстре.

— Благодарю вас, — я убрал шпагу в ножны и осторожно отступил назад. Д'Эстре поднял с земли своё оружие и спрятал его. На мгновение воцарилась неловкая тишина. Затем графы прокашлялись и медленно прошли мимо меня. Я был напряжён, поскольку не мог предугадать — поступят ли эти двое по чести, или попытаются наброситься на меня и скрутить. Увы, д'Эстре и де Гонди предпочли смерть.

Когда последний уже почти коснулся меня плечом (я стоял спиной к стене, пропуская дворян вперёд), он резко развернулся и попытался схватить меня за руку. Д'Эстре потянулся за шпагой. Меньше мгновение у меня ушло на сожаления и печаль. Затем я впечатал лоб в переносицу де Гонди, одновременно с этим выхватывая кинжал.

Де Гонди отшатнулся, д'Эстре извлёк из ножен шпагу и в ту же секунду захрипел. Мой кинжал вошёл ему точно в сердце. Я подхватил выпавшую из его рук шпагу. А затем, поразил ею ещё не успевшего прийти в себя де Гонди.

— Ну вот зачем… — устало бросил я мертвецам, стряхивая с трофейной шпаги кровь.

Ушло меньше минуты, чтобы обыскать мертвецов. Меня не интересовали материальные ценности, только оружие. Я извлёк пару кинжалов и пистолет. Последний оказался кремниевым, что меня весьма позабавило. Распределив трофеи — кинжалы в сапоги, пистолет за пояс — я извлёк из тела д'Эстре свой кинжал и отправился дальше.

К церкви Сен-Жермен-л'Осеруа я подошёл, держа трофейную шпагу в правой руке. Моя так и осталась в ножнах. Я подозревал, что прорываться к Принцу без имени придётся с боем, а значит лучше взять с собой весь возможный арсенал.

Ворота церкви были закрыты. Толпа, что стояла перед Лувром не могла не заметить одинокую вооруженную фигуру, что приближалась к Сен-Жермен-л'Осеруа. Несколько всадников в богатой одежду отделились от человеческого моря и двинулось в мою сторону. Они принялись заряжать аркебузы, и мне пришлось нырнуть в ближайшую подворотню.

Зажать лезвие трофейной шпаги в зубах оказалось не самым умным моим решением. Металлический вкус потом ещё долго оставался во рту, к тому же, заточенная шпала была чертовски тяжёлой. Пришлось поплеваться и прислонить оружие к ближайшей стене. Но я успел зарядить оба пистолета, свой (с колесцовым замком) и только что снятый с трупа.

Всадники приближались. Я видел в их руках аркебузы, что меня в целом устраивало — им ещё предстояло что-то сделать с фитилём, так что у меня было преимущество. Я резко выскочил из-за угла, всего метрах в трёх от противника. Вскинул пистолеты в то же мгновение, как всадники схватились за уже подпаленные фитили. Прозвучало два выстрела и оба дворянина повалились со своих лошадей. А вот потом случилось уже кое-что неприятное.

Я был уверен, что боевые лошади не испугаются выстрелов. Они ведь должны были уже привыкнуть к ним, за годы обучения и военной службы. И всё-таки, что-то их напугало. Обе лошади заржали, а затем сломя головы бросились в мою сторону. Я едва успел спрятаться обратно в переулок. Ещё мгновение, и меня бы попросту затоптали.

— Господи, да когда же это всё кончится, — пробормотал я, убирая пистолеты за пояс. Взяв шпагу в левую руку, я вновь покинул спасительный закоулок. Поднял упавшую и уже заряженную аркебузу. Запалил фитиль и уже его зажал во рту, как сигарету (даром, что в жизни не курил).

В этот раз, меня уже никто не останавливал — со стороны Лувра началась стрельба. Я остановился на мгновение, и заметил, что один из мушкетёров тоже смотрит на меня. Де Порто закричал что-то, а потом передал разряженный мушкет стоящему позади него слуге. Он выхватил из-за пояса пистолет, и пока заряжал его, снова закричал. В этот раз, октябрьский ветер смог донести до меня его слова:

— Беги, куда бы не бежал, сукин сын! Мы их задержим.

Я отсалютовал мушкетёрам. Ещё несколько всадников отделилось от толпы, но не успели проскакать и нескольких метров. Первого положил из пистолета де Порто, второго из мушкета д'Атос. Мушкетёры сами атаковали толпу, перешли в наступление на баррикады. Я бросился к воротам церкви.

Ударил в запертые двери ногой. Те не шелохнулись. Тогда пришлось прибегнуть к небольшому акту вандализма. Я влез на высокое, стрельчатое окно. Выбил фреску прикладом аркебузы и осторожно пролез между стальных створок. Несколько десятков одетых в чёрное мужчин и женщин повернулись ко мне. Заряженного оружия у них не было, но у каждого с собой была шпага. Она подскочили со своих мест. Перед алтарём стоял незнакомый мне мужчина. Самым странным было то, что на лице мужчины была бархатная маска.

— Прошу прощения, а какого это чёрта господа гугеноты забыли в католической церкви? — спросил я, пожёвывая фитиль.

— Вам не выйти отсюда живым, — произнёс ближайший ко мне человек в чёрном. Плотный, крепкий, но уже давно не молодой мужчина.

— Забавно, а вот я напротив вообще не хочу вас убивать, — ответил я. — Давайте поговорим.

Мужчина в бархатной маске поспешил скрыться. Но я точно запомнил в какую дверь он направился и был уверен, что смогу его догнать. Вот только фитиль уже догорал, и ему оставалось всего несколько секунд. Если не начинать бой сразу же, аркебуза окажется бесполезной.

— Отправляйтесь в ад! — закричал один из гугенотов, сидевших у самого алтаря. Он выхватил пистолет и начал взводить замок. Чем и решил мою проблему. Я сунул фитиль в запальной отверстие и через мгновение, несчастный дурак рухнул на пол.

Я бросил аркебузу себе под ноги.

— Проклятье, я не хочу быть человеком, который войдёт в историю как убийца гугенотов! Послушайте меня, друзья!

— Мы не друзья шакалам Мазарини, — ответил крепкий старик и сделал шаг ко мне. Его шпага уже покинула ножны. Я спрыгнул на пол, достал левой рукой вторую шпагу. Драться так было не слишком удобно, но я тренировался.

— Никому не известно, каков Замысел Господа в отношении его, и сколько у него Благодати, — начал я, но меня сразу же перебили.

— Что вы можете знать о Благодати Господней? — зарычала молодая девушка, едва-едва старше нашей Джульетты.

— Я влюблён в гугенотку и собираюсь на ней жениться, — ответил я. — И я знаю Писание. Поверьте, я пройду сквозь вас словно нож через масло, и каждый кто попытается меня остановить, предстанет перед Богом как самоубийца!

— Что вы несёте?

— Я исхожу из двух предпосылок, друзья, — повторил я, с особым нажимом повторяя слово «друзья». — Что мне Богом предначертано спасти Его Величество Людовика XIII, и что пока я этого не осуществлю, никто из вас даже приблизиться ко мне не сможет.

— Каждый из нас верен Королю, — сказал ещё один гугенот, чьего лица я не разглядел.

Я только пожал плечами и пошёл вперёд. Конечно же, я блефовал. Может быть, какая-то часть меня и хотела надеяться на сюжетную броню попаданца, но это надежда была слишком хрупкой. Я слишком часто едва избегал смерти, слишком часто получал раны, чтобы и впрямь поверить в свою неуязвимость. Но я хотя бы должен был попытаться.

Крепкий старик, какой-то мужчина лет тридцати и совсем ещё юный гугенот набросились на меня с трёх сторон. Я легко отразил их выпады, но не потому, что они все были неумехами. К сожалению, едва умеющие держать в руках оружие горожане, кончились уже перед мушкетёрскими казармами. Просто моя уверенность и впрямь вселила в их сердца сомнения.

Оставалось самое тяжелое — выбор между эффективностью и милосердием. Шпага в руках юнца дрожала, так что я обрушил на неё сразу оба своих оружия. Сталь зазвенела, а затем молодой парень отскочил в сторону. Его шпага осталась лежать на полу. Я отбросил её ногой в сторону. Старик и мужчина лет тридцати отступили на шаг.

— Мне всё ещё предстоит жениться на гугенотке, прошу вас, дайте мне пройти. Моя невеста не простит мне пролитой здесь крови, — сказал я.

Гугеноты медленно расступились. Я поклонился, и пошёл вперёд. Люди смотрели на меня спокойно, без страха, но и без враждебности. Не знаю, что на них подействовало сильнее всего. Мои слова о Боге, или моё собственное нежелание проливать кровь. Но я прошёл через весь зал и добрался до двери, в которой скрылся Безымянный Принц.

Толкнув её, я обнаружил, что дверь не заперта. В небольшой келье стоял мужчина в бархатной маске. Оружия при нём не было. Он сложил руки на груди и смотрел на меня спокойно и уверенно.

— Наконец-то мы встретились, — услышал я голос того, кто стоял за всеми беспорядками.

С шелестом слетела на пол бархатная маска. Передо мной стоял молодой Людовик. Разница в шесть лет стала особенно заметной сейчас, когда здоровье Короля подточила болезнь и дрянное лечение доктора Бувара. Но в остальном, младший брат был почти полной копией старшего.