Выездной курортный сезон на Большой реке заканчивается.
Утреннее солнце светит ярко, но лучи его не греют, настоящего тепла подождать надо. Легкий речной ветерок еле заметно гоняет слева от большого валуна остывший за ночь песок. Коричневатые воды с пятнами маленьких водоворотов, заранее неприветливые в силу общей ментальной установки, привычно омывают пустой береговой пляж.
Слева и справа от валунов и до предела видимости вообще нет следов человека. Впрочем, один непоседливый человек все же пересёк широкую полосу, оставив на ней цепочку шпионских следов. Спика подошел почти к кромке воды и остановился возле высокого шеста, на котором висели пучки длинной травы. Этот указатель силы и направления ветра он же и соорудил.
— Запад-северо-запад, умеренный! — издали крикнул Пикачёв. — Считай, пока ветер почти попутный, как раз в корму будет давить!
— Принял! Шест сними, не пали контору, — откликнулся я, закончив упаковывать насос.
Намёк понятен, личный состав экспедиции извёлся от неопределённости и рвётся в бой в режиме «Война план покажет».
— Гоните сюда глайдер. Избу не закрывать, посуду за дом. И обязательно проверьте всё на остаточные разведпризнаки.
Спика радостно рванул в горку, а я обогнул огромный камень, за которым мы накачивали лодку, и вышел к реке. Вот здесь следов человека было предостаточно. В этом месте я в одиночку обкатывал собранную лодку. Результат хороший: пустая идет плавно, волну режет мягко, на глиссер выходит на 4/5 газа. Потратил немного времени на подбор откидки и регулировку заглубления — поднял мотор на транце до момента схватывания винтом воздуха на повороте и потом немного опустил.
Бензин неизвестного происхождения, без всяких там сертификатов и прочих документов, который ЦУП чаще всего сбрасывает бочками по двести литров, причём с недоливом, мне не очень нравится. Он поменьше «октанкой», а мотор очень любит девяносто второй. Но переживал я зря, легендарный «Эвинруд» глотает имеющийся не морщась. Лишь на максимальных оборотах звук становится чуть жестковатым, но в таком режиме лодку никто гонять не будет.
Тихо-то как. Аж не по себе.
Вокруг — привычное спокойствие речной акватории. Красивый лесок. Уже ставшее уютным место прибытия, а теперь и отплытия. Во-он туда… Представил, что увидел бы посторонний человек, наблюдай он наш отход и саму переправу с этого места.
Вот уже неслышны вяло переругивающиеся голоса экипажа, вот стало тише стрекотание подвесного мотора, неспешно толкающего тандем поперёк течения Большой реки. А теперь плита и лодка слились в единое целое, чтобы вскоре превратиться в маленькую, быстро исчезающую чёрную точку. Всё, она уже затерялась в серебре небольших барашков…
Нормально мы отдохнули в урочище Хвойном. Набрались новых сил, пора отдавать.
— Я даже успел сбегать на трофей посмотреть, заодно ещё немного ветками плиту прикрыл! — похвастался мне возбуждённый Пикачёв.
В чём не откажешь Спике, так это в инициативе и огромном запасе энергии. Если захочет, один сделает работу за десятерых. После перебора вариантов стоянки новый гравилёт было решено оставить в том же месте, где его и обнаружили. Плита обжилась на краю рощи, здешней среде не чужая. Да и спрятана очень хорошо, недаром мы её заметили лишь благодаря окорокам и дикой малине.
Всё было готово к переправе, отчасти нерешёнными оставались лишь два вопроса: нужен ли, на самом деле, боец на плите, и на какую фиксированную высоту подъёма лучше выставить гравилёт. Их было решено оставить на утро, на тот самый «интуитивный момент», когда решение напрямую зависит не только от доводов, но и от коллективной чуйки. Но и здесь справились быстро.
— Масса глайдера это инерция, которую лодке придётся преодолевать. И чем она меньше, тем легче моторке, и тем ниже риск оторвать крепления, — уже дежурно повторил я один из разнонаправленных доводов.
— Командир, ну сколько этот тощий весит? Ящик пустой. Пусть наверху сидит, для лодки большой разницы не будет, — коротко высказался Мустафа. — А если перед этим за кусты сходит, то будет вообще хорошо.
Как вам нравится такой подход к проблеме? Хотя что-то в этом есть.
— Вот и я так считаю! — обрадовался Пикачёв, которому очень хотелось оказаться на высоте. — Если что-то пойдёт не так, быренько спрыгну к вам, это проще, чем карабкаться наверх. Я уже запасные вёсла там сложил, два крепких шеста… Верхний наблюдатель-стрелок важнее, особенно если это буду я. Всё замечу, всех убью!
К шестам он собрался в случае ЧП привязывать вёсла и грести к берегу прямо из атмосферы. Из утреннего тумана над водой, представляете зрелище? Таких людей в Бауманское или в МАИ отправлять нужно.
— Хорошо, живи в гнезде, орёл, но не отвлекайся и соблюдай ТБ, я тебя умоляю, — мне оставалось только согласиться с мнением стаи.
Второй вопрос нашёл свой ответ ещё быстрее, фиксированную высоту определили в четыре метра. Из воды выпрыгнуть и стащить Спику будет не так-то просто, а для наблюдения высота уже хорошая. Насколько легко можно будет утянуть под воду кого-нибудь из нижнего экипажа? Это мы обсуждать не стали.
— Вопросы есть? — спросил я у напарников.
— Денис, может всё-таки надо было сообщить в штаб о германцах? — осторожно спросил Мустафа, а Пикачёв вслед за ним уставился на меня.
Я не рассердился, хотя тема эта надоела, возникает в группе уже в третий раз. Наверное, стоит объяснить свою позицию более развёрнуто:
— Нет, парни, пока мы ничего сообщать не будем… Полное радиомолчание. Не знаю, что нас ждёт на том берегу, но обратите внимание, что всё нехорошее и странное, что происходит, творится здесь, на нашем. С приличной интенсивностью! Дорожное строительство с исчезнувшими рабочими, этот зелёный парашютный шелк, непонятно откуда взявшийся, брошенная техника, сожранные или сворованные велосипедисты, отрезанные головы, сами мертвяки-живорезы и логически следующие за ними дикие молдаване или чилийцы… Так что всё-таки расположено на севере? Зона диких племён? Кто оттуда приходит? Анклавы? Нормальные или с особенностями развития? Живность какая-то левая… Рогатые рептилоиды, изуродованные люди выходят из леса. На нашем берегу, помните! Почему до этого времени никто в секторе даже не слышал о многороге? Какой-то адский набор! Изба-гостиница, где сменяются постояльцы. А сама история с разведгруппой немецких спасателей? Она, вообще, единственная, или нет, кто тут кроме нас оперирует? И кто привалил лежащего в могиле?
Я перевёл дыхание и вжарил разрывными:
— А что если на местности действует чья-то разведка — китайская, британская, чтоб она заранее провалилась, те ещё дружки… Что вообще здесь творится, мать их? И в центре всего этого — мы с листочком бумаги, дурацкой миссией и маломощной дерьмовой радиостанцией, к тому же работающей без всякого кодирования! Нет уж, сейчас расшифровываться никак нельзя, сейчас мы даже креозотовому кусту не можем довериться! Вот такие дела… И вообще, я намерен как можно быстрей добраться до конца трека и так же быстро вернуться обратно. У нас и здесь разборок на загляденье… И всё это происходит, чёрт возьми, практически рядом с гарнизоном! Как и с русским сектором вообще, включая последнюю заимку — вот где наша зона ответственности и наш долг! Потому что там наши люди, мирняк! Так что давайте быстрей выполним поставленную командованием, но стороннюю, всё-таки, задачу и откатимся к задачам своим. Чувствую, просто не будет… Вопросы?
На этот раз вопросов у экипажа не возникло.
Тронулись. Я плавно повернул ручку газа, за кормой забурлило, струя взбила грунт. Гравилёт неохотно подался вперёд, его тень медленно наползла на линию сезонно невысокого уреза воды.
— Заземление ноль! — сообщил Пикачёв. — Всё, братва, я завис!
Первый проход на малой скорости сделали рядом с берегом и по течению. Второй — в обратно направлении, чуть дальше от берега и немного быстрей.
— Держат нормуль! — доложил Мустафа, занятый исключительно осмотром буксировочных рым-ручек на бортах. Их целостность и надёжность крепления сейчас всё и определят.
— Ну и ладно тогда, наблюдай!
— Есть!
— А у тебя как? — крикнул я наверх. — Чаще докладывай, почему я должен орать?!
— Вид отсюда офигенский!
— Ты специально? Сниму сейчас с плиты, крепления как?
— Тоже норм! Только на повороте всё скрипит, более пологие виражи закладывай.
За румпелем я. Всё внимание на воде, берег рассматриваешь только с точки зрения глубины под ним, батиметрия для рулевого это всё. Нам ещё рисовать будущую лоцию… Мустафа на носу, с удовольствием лежит на толстой колбасе с биноклем в руках. Рядом шмайсер Пикачёва. А автоматическая винтовка наверху, хотя Хайдаров из неё стреляет лучше.
Оба наблюдают, а я работаю. Что поделать, зрение у обоих поострее моего.
— Переправляемся, — озвучил я окончательное решение. — Смотрите в оба и помните: ничего не случается внезапно, всегда ищите признаки.
Гравилёт послушно поплыл за лодкой, проявляя недовольство только на виражах. К лодке летательный аппарат прикреплён двумя быстросъёмными тросами, на каждом из которых Спика заранее навязал узлов. Чтобы в случае необходимости лазать обезьянкой. Он может, кстати, гимнастический пацан.
Ещё один конец привязан к корме, его нижняя часть в воде — часть комплекса страховочных мероприятий. Вдруг кто-то свалится. Да и на плиту по ней можно будет вскарабкаться, если придётся ловить отстегнувшийся гравилёт по всей реке.
Мотор устойчиво работал на средних оборотах. Газку я не поддавал. Гонки нет, а тарахтение на всю Большую ни к чему. Лучше бы потише. Первое впечатление: нас милостиво держит на плаву могучая, широкая и полноводная река-хозяйка, на воде это чувствуется особенно остро. И к её законам нужно относиться уважительно. Чем ближе моторка подходила к стремнине, тем сильнее становилось течение. Я старался компенсировать ощутимый снос, постоянно забирая влево, и целясь спиной Мустафы в заранее выбранное место прямо напротив урочища — здесь самый нейтральный берег, на котором нет ничего. В километре к северу в Большую, как я и предполагал, впадает какая-то речка. Теперь её с напряжением глаз видно без бинокля.
Слева, похоже, в дальней лощине тоже течёт ручей или речушка, и она точно так же не подходит для высадки. В устьях или рядом с ними могут находиться избушки и люди, свидание с которыми не входит в оперативные планы группы. Тем более, что нам нет необходимости использовать лодку для прохода по левым притокам Большой вглубь неведомой территории. У нас для этого гравилёт припасён.
Надувные пайолы не травит, это хорошо. На ходу их не подкачаешь, к клапанам не подобраться. В противном случае днище быстро станет тряпкой из ПВХ, хоть там для дополнительной жёсткости и проложен пластик из людского барреля.
— Как тебе борта? — спросил я у Хайдарова.
— Мягковатые… Можно было бы и побольше накачать, конечно, — проворчал Мус, — вода прохладненькая, остужает.
Сейчас мы точно не будем ничего подкачивать. Надо просто добраться до противоположного берега, вытянуть гравилёт на песок, поймать землю и поднять аппарат под обрез незнакомой равнины, чтобы какое-то время наблюдать тихой мышкой.
Я оглянулся. Правый берег был уже далеко, большой валун едва различим, заповедная роща превратилась в короткую темную полоску.
Пш-ш… «Баофенги» работают на минимальной мощности, антенны стоят короткие. Чтобы прослушать, нужно подобраться совсем близко.
Щёлк!
— Наблюдаю два островка слева пятьсот, — доложил верхний наблюдатель. — Доверни к ним, командир, проверим по ходу дела.
Влево всегда полезно довернуть, мне опять надо компенсировать снос. Среди бескрайней водной глади начали проступать низкие контуры двух песчаных островков, покрытых редким кустарником. Надо же, как природа сама себя маскирует, мы с того берега эти острова на фоне берега так и не заметили, сливаются!
Здесь должна быть водоплавающая птица. Словно подтверждая это, лёгкий ветерок донёс запах водорослей и свежей рыбы.
У людей Жестянки принято называть всё живое привычными всем земными именами. Птица внешне похожа на утку? Значит, это утка. Рыба мордой похожа на щуку? И думать нечего. А как иначе, где их, пытливых биологов набрать, птицеведов и рыбознатцев… Поэтому курс слоёного тандема на огромной скорости пересекла не кто-нибудь, а большая длинношеяя гагара, летящая в метре от поверхности воды. Казарки здесь тоже есть.
Наверху у Пикачёва что-то негромко хлопнуло.
— Что там у тебя ещё? — недовольно спросил я по рации, не заметив подвоха.
— Шеф, немного правее возьми, гуся подберёте, — в ответ послышался довольный голос Спики.
— Какого ещё гуся? — не сразу понял я.
Мустафа заржал.
— Дык это, я гуся из мелкашки взял, первым выстрелом примучал! Прямо в башку!
Подвох всё-таки был. Мустафа, перестав сдерживаться, заржал ещё сильнее.
— Бляха, Пикачёв, зачем?! — это уже без рации.
— Командир, это же гусь! Зажарим…
— Спика, ты тупой?! В разведвыходе? Да ещё в самом начале?
Мустафу на носу буквально перегибало пополам. Я хотел сказать, что никаких долбанных гусей на борту не будет, но было поздно. Хайдаров задрал рукав рубашки, нагнулся, вытягивая руку подальше, и через пару секунд поднял из воды тушу здоровенного гуся.
— Командир, зверюга на пять кило потянет! — объявив результат замера, он поднял глаза и опять заколыхался. Спика с выпученными глазами смотрел с края плиты то на меня, то на птицу.
— День, это гусь-пискулька, как думаешь? — негромко спросил он елейным голосом.
Вот что с ним делать?
— Свистулька! И чтобы больше ни слова, говнюк малолетний! — зловеще предупредил я. — Лучше вообще ничего не сообщай!
Выпученные глаза исчезли. Наблюдатель хренов…
Берег уже читался легко. Скорость течения возросла до 4-5 км/ч. Это мы что, стремнину прошли? За островами обнаружились причудливые песчаные отмели и осерёдки, но их было немного. Мели видны очень хорошо, но одну мне пришлось обходить по достаточно сложной дуге. Хорошо, что водоросли не намотал. Осерёдки тоже читаются, но надо быть очень внимательным, разок слегка зацепил единственным грузовым винтом, еле успев сбросить ход.
Река для навигации здесь сложней, но мощь и красота необыкновенная! И очень много птиц, в отличие от правого берега, где мимо избы за всё время ни одна утка не проплыла для приличия.
Пш-ш…
— Парни, начинайте высматривать признаки причаливания плавсредства. И даже не одного.
Берег на всём видимом протяжении ровный, плоский, такой удобен для стоянки, если нет штормов. Южнее местность становится другой, чуть холмистой, равнинный характер пропадает. Тем временем погода слегка испортилась, поднялся небольшой прибойный ветерок, судя по всему, скоро ожидается слабый дождь с рецидивами.
Странное дело, в этот момент я вдруг почувствовал, что на воде чувствую себя вполне комфортно. В чём-то даже комфортней, чем на суше. Однако никакой тяги к профессиональному морскому делу я не испытывал. Мне не хотелось, к примеру, досконально изучать парусное дело, историю флота и кораблестроение, не хотелось быть капитаном большого корабля. Категорически не хотелось проводить полгода в море без захода в порт.
Наверняка у меня есть немалый опыт эксплуатации судов маломерного флота, навыки заметны, мышечная память сейчас мне и помогает. Я водномоторник со стажем, бывший владелец хорошей лодки или катера? Наверняка. Но ведь это хобби, а кто по основной специальности? Коммерсант, имеющий в собственности несколько судов разных категорий? А что, неплохо… Я бы и на Большой такой флот завёл. Причалы, слипы, эллинги, дебаркадеры… Бакены, маяки, створные и другие знаки водной обстановки…
Размечтался.
Пш-ш…
— Командир! — испуганный голос Спики в рации прервался после первого слова.
— Командир, слева! — теперь он кричал сверху вживую. — Какая-то тварь наперерез, огромная!
Сердце ёкнуло, резкий прилив адреналина мгновенно сбил дыхание. И сразу глубокий вдох — организм спешил насытить кровь кислородом. Одна рука схватилась за ремень автомата, подтягивая его рывком, а другая вывернула ручку газа. Лодка прыгнула и недовольно заскрипела.
Хайдаров резко развернулся с живота на бок и тут же повернулся обратно, нащупывая шмайсер.
Берег, песчаные островки, гуси, погода… — всё исчезло, всё в этот миг куда-то испарилось, отступило в призрачную зону, за границы туннеля, очерченного овальной линией резкости. И в этом туннеле из-под воды быстро надвигалось что-то мощное и страшное.
По только что спокойной поверхности реки в нашу сторону перекатывался переливающийся коричневыми и зелёными потоками огромный жидкий горб, вздыбленный чьим-то исполинским телом.
Медлить, советоваться, что-то выяснять, отвлекать или пытаться убежать — всё бесполезно. Нет на это времени, нет маневра. Нет никакого другого выхода, кроме как драться или смирится с неизбежным концом.
— Огонь! — истошно заорал я, ещё не осознавая, что ручка управления огнём «ксюхи» ещё не в ладони, а ствол автомата направлен совсем в другую сторону.
Сверху звонко стукнула первая двойка из самозарядной винтовки Токарева, пули смачно впились в водяной горб. Я поправил ствол и торопливо выжал спуск, с ужасом понимая, что не снял оружие с предохранителя.
Сука! Щёлк!
Тра-та-та-та-та! — характерно застучал справа немецкий автомат.
«Никто не успеет перезарядиться! Никто!» — электрическим разрядом мелькнула в голове очень плохая мысль, не успевшая, впрочем, вызвать эмоций. Слишком уж быстро всё происходило. Я поднял «укорот» каменной рукой, почти не чувствуя его веса, и отправил по цели длинную, в половину сорокапятиместного магазина очередь.
«Румпель не бросай» — подсказал внутренний голос.
«А стрелять?!»
«Румпель не бросай!»
Огромный водяной пузырь раздулся до предела и с громким шипением опадающей воды лопнул, выпуская на свет божий кошмарную, похожую на гладкую акулью башку с узкой смеющейся пастью и маленькими глазками по краям адской рожи.
Тра-та-та-та! — Мустафа добивал магазин, сверху захлопали частые выстрелы из парабеллума Пикачева. Как я и подумал, никто из нас не успевал перезарядиться, руки просто хватали вторые стволы.
В этой твари было метров десять длины, не меньше! По крайней мере, так отпечаталось в голове.
«Теперь добивай магазин! — приказал внутренний голос, и я послушался, бросив на несколько секунд румпель и сжимая оружие уже двумя руками. Пули из „калаша“ кучно зашли в плоть чудовища, которое вильнуло, чтобы принять справа быструю очередь из „стечкина“.
Я снова схватил румпель, понимая, что кольт из кобуры даже не успею выхватить.
Но тварь уже не могла держать множество очень неприятных ударов горячим металлом. С впечатляющим выходом из воды на полтора метра чудовище с шумом завалилось набок всего в десятке метров от лодки, резко отворачивая с набором глубины.
Жуткая смеющаяся пасть с усами показалась во всей красе, затем в воздухе мелькнули монструозные усищи толщиной в мою ногу. Один ус хлестнул по воде совсем рядом с лодкой, и нас с Хайдаровым окатило с ног до головы.
Этот нарушающий все законы Реки маневр вызвал фонтан брызг, обвалившийся в стороне от моторки. Автомата у меня в руках уже не было, поэтому я успел развернуться на поднятую ударом большой массы высокую волну. Жалобно скрипнули крепления глайдера. Сверху что-то тревожно вскрикнул Спика.
— Сом! — услышал я крик Хайдарова.
Тряхнуло изрядно! Очень изрядно! А ведь могло и накрыть, а то и перевернуть с обрывом тросов, если бы я остался стоять лагом.
— Сомище, сучара! — срывающимся голосом повторил мой вперёдсмотрящий.
Пойду-ка я поближе к берегу. Но сил куда-то там идти во мне решительно не находилось. Мотор-молодец самостоятельно рокотал на малых оборотах, неторопливо толкая насмерть перепуганную лодку к песчаной отмели. Ты ж мой зайчик… А ведь это действительно был гигантский сом! Значит, усы при наблюдении с берега мне тогда не примерещились… И бинокль молодец!
Я опустошённо посмотрел на друзей. Обычно бледное лицо Мустафы порозовело, причём пятнами. Сжимающие пустой «стечкин» руки слегка вздрагивали. Потом мы почти синхронно поменяли в оружии магазины и повернулись на спину, глядя на свесившегося с плиты Пикачёва. Тот молчал и глядел не на нас, а на кильватерный след за кормой. В отличие от обычного в таких случаях, вид у него после скоротечной схватки на водах был не очень победный.
— Ушёл, гад…
В глазах Спики медленно, как белые облачка в пасмурных небесах Жестянки, растворялось выражение охотничьей досады и злого нетерпения, в которое погружается матёрый охотник, в силу обстоятельств лишённый возможности добрать — повторно напасть на намеченную добычу.
— Я его сфотать не успел… — неожиданно заявил Хайдаров и после паузы добавил: — А ещё от нас гусь ушёл. Обосрался и ушёл.
И тут все начали ржать, как подорванные!
Казалось бы, что после столь экстремального испытания всем нужно просто расслабиться, отдохнуть, лежа без движения, глядя в преддождевое небо и тем успокаивая нервы, натянутые как гитарная струна. Надо дать возбужденному организму возможность неторопливо растворить накопившийся в крови адреналин…
Но так думают дилетанты. На самом же деле сразу после крайнего напряжения организму требуется вовсе не полное расслабление, а хорошая разрядка. С осмыслением того, насколько близко ты совсем недавно находился от смерти, но благодаря слаженности, умению или просто слепому случаю всё-таки остался жив. Именно в этот момент, когда всё уже позади, к людям приходит «отходняк», как называют это полезное состояние. Часто переживших испытание людей пробивает на «хи-хи», безудержный истероидный смех до слёз, ну а кому-то нужно просто выговориться.
Весь экипаж орал, перекрикивая друг друга, смеялся, вспоминая детали и радуясь тому, что все остались живы.
— Два раза хапал кобуру, а застежки не ловлю!
— Хотел уже весло хватать!
— Гусь ушёл!
— Да я бы тоже ушёл!
— Рогов-то и нет!
— А чё, это были не рога?!
— Казанников оценит, мы ему нарисуем!
Пологий берег без единого кустика подтягивался всё ближе, и лишь метрах в сорока справа были видны невысокие ивы. Даже не за что привязаться. Но это и не важно, здесь нам не стоять.
Я поддал газку, чтобы лодка подальше выскочила на берег, и в последний момент поднял сапог. Мы с Хайдаровым быстро спрыгнули на песок, придерживая ослабленные крепления гравилёта. Плита по инерции чёрной тенью проплыла над нами и остановилась.
— Есть заземление! — обрадовано доложил Спика.
После пролетевшей мимо грозы, громкой, с красивыми молниями над акваторией, поднялся ровный, почти без провалов ветер — тягун под 12 м/c. Гравилёт висел низко, чтобы без лишней мороки загрузить плавсредство в сундук, но это лучше делать уже совместно.
Спрятаться от дождя под плитой можно и при такой высоте «крыши», а вот тент набрасывать и укреплять не стали, не та локация, поищем другую. Правый берег в зоне высадки какой-то неуютный, наш гораздо лучше. Особенно в непогоду. Или это уже патриотизм? Нет, просто тут разгонное местечко, и течение вваливает, и ветер. В случае затяжных штормов, которые здесь наверняка частенько случаются по осени и зимой, можно оказаться надолго прикованным к берегу, все планы сорвутся.
Хорошо бы, конечно, хоть разок с высоты на Большую посмотреть… Как она меандрирует, где находятся рукава-обманщики и крупные притоки, курьи или старицы, если по-другому, большие острова и мигрирующие отмели. Не стоят ли поблизости крупные и мелкие поселения? А грунтовая магистраль на левом берегу существует? Как идет вдоль Большой наша магистраль, и где она оборвётся, уперевшись в первый серьезный приток? А вдруг не оборвется, если Смотрящие любезно поставили там каменный мост, как у нас на Дуромое? Голова пухнет от этих мыслей.
Мы прибыли на место.
Остановка «Тот берег», просьба всем освободить вагоны.