Жестянка-2

Глава 23 Папка получена

Пасмурно, временами небольшой дождь, дымка.

Плащи с капюшонами, тент.

— Слушай, сядь, а? — нервно попросил я Пикачёва, отважно вытянувшегося на плите с биноклем в руках. — Тебе двадцати пяти метров недостаточно, а двадцать шесть с половиной позволят всё разглядеть?

— Чё не так-то опять? Хочешь сказать, что я карла в полтора метра ростом?

— А сколько, Спика? — вкрадчиво спросил Мустафа.

— Да во мне, между прочим, почти метр восемьдесят пять! — гордо заявил Семён, принимая картинную позу первооткрывателя, идущего встречь солнцу. Артист, вылитый артист.

— Это совсем другое дело, — легко согласился Хайдаров, — тогда докладывай, что нового видишь. А то мы тут с группером пониже сидим.

— Да ни черта… — честно признал гордец, почесав через наркокартельную бандану темечко.

— Садист немедленно! — зычно рявкнул я. — В смысле садись, кхе-кхе…

Гравилёт висел практически на дальней границе «крестика», обозначенного на карте конечной точкой долгого маршрута, места рандеву и всеобщего катарсиса.

Но вокруг не было ни-че-го.

Только жёлто-зелёная саванна, очень похожая на нашу. Саксаул, кусты, рощицы «акаций», с видами которых никто не собирается разбираться за отсутствием ботаников. Колючки разных степеней вредности, низкий креозотовый кустарник полосами, выгоревшие и пока ещё зелёные травы. Да причудливо пересекающиеся звериные тропки. Из возвышенностей — складки рельефа и редкие конусы термитников.

Мы определяли пеленги, щедро засчитывали поправки и погрешности, а удаление от берега брали с хорошим запасом. И всё равно… Граница здесь, дальше будет явный перебор. «Пятно контакта» начинается в трёх километрах от бетонной бульбы и заканчивается под брюхом гравилёта. Ну, может самую малость подальше, что это меняет?

— И где этот столб с красной папкой? — риторически спросил Мустафа. — Готов забраться.

Некуда лезть. Нет тут никаких столбов. Даже деревьев высоких нет.

Почему-то я чувствовал себя в чём-то виноватым, будто все эти провокационные карты рисовал не неизвестный хрен с бугра, а врио группера-раз Денис Рубин.

— Итак, коллеги, мы на точке, в которой имеется всего одна странность, что ли. Или особенность… Изгиб дороги, — подытожил я последние часы разведки.

Поначалу глайдер двигался чуть в стороне от трассы, и всё было замечательно, курс — строго на восток по карте. И вдруг в этом месте гадская грунтовка, неожиданно отступая от указанного вектора, начала плавно загибаться к югу! И что теперь делать?

— Может, всё-таки сгоняем подальше? — нехотя предложил Хайдаров.

— Куда именно гнать, Мустафа? Продолжать трек по карте или следовать вдоль дороги к юго-востоку? А может быть, отправиться назад вдоль дороги, несмотря на то, что она почти наверняка поведёт к Большой реке? — нервно спросил я, постукивая пальцами по офицерскому планшету.

— Какого болта она вообще изогнулась тёщиным языком, здесь же ничего нет, одни кусты? Зачем вообще пришили этот изгиб? Хотя бы будку автобусной остановки поставили.

— Так, Спика, всё так… Язык должен подходить к объекту, а объекта нет, — согласился я.

— Значит, плохо смотрим! — обычно уравновешенный Мустафа тоже разозлился. И по примеру излишне смелого товарища опасно встал, добавив к высоте подъёма свои метр восемьдесят пять.

— Да садитесь вы уже! — безнадёжно махнул я обоим. — Опускаемся и нарезаем овал в обратном направлении. Километра на два. Ищем разведпризнаки. Да вы хотя бы следы ещё одного пещерника мне найдите, рот-компот! Хоть чего-нибудь, мать-перемать…

— Надо ли, шеф? — с сомнением молвил Спика. — Ты заметил, что медведь этот не совсем чтобы медведь? Не нашенский какой-то.

— Многорог тоже несколько ненашенский, как и саблезуб, но ничего, с автоматом жить можно, — философски заметил Мустафа.

Овал ничего не дал. На дороге местами виднелись следы легких узких гусениц, скорее всего резиновых. Важный фактор, кто-то тут всё-таки ездит. Если ничего не обнаружим здесь, придётся мотаться в разные стороны по магистрали, пока не встретим людей или населёнку. Это может занять даже не день, а неделю… И всё это время вы, товарищ группер, будете думать о том, не совершена ли ошибка в самом начале поиска на этом берегу. Что главный промах где-то там, за спиной. Есть ощущение недоработки.

Гадство какое-то. Этот крестик надо всему ЦУПу на лбу нарисовать.

…Так, спокойно, Рубин, спокойно. Давай ещё раз прожуём имеющееся. Что мы видим на ландшафте? Здесь слегка складчатая местность, степной стандарт, сформированный бурными потоками в сезон дождей, когда огромные массы воды сбегают к речкам. К северо-востоку на горизонте хорошо заметна тёмная лесная полоса. Может быть, этот лес стоит чуть повыше уровня огромной равнины. Но никаких строений там не видно.

А что, должно быть видно? К примеру, в Пятисотке насчитывается всего пяток двухэтажных зданий, из которых только «двухподъездник» за периметром имеет настоящие, стандартные два этажа. Штаб Казанникова, административная надстройка пищеблока и моя башенка-суррогат пониже будут. Прожекторные мачты тощие. Вышки часовых не сказать, что высокие.

Ангары для хранения пусковых зенитных установок С-200 «Вега», по классификации НАТО — SA-5 Gammon, и ракет к ним? Так в них не стратегические бомбардировщики Ту-95 стояли… И поставлены своды так, чтобы не бросаться в глаза, деревья укрыли постройки почти полностью.

Ни труб печных, ни дымов. На юге заметны небольшие холмики, мы их даже на карту успели нанести, но там стоит наша явка-схрон идиотского бульбяного вида, и всё вокруг проверено в ходе мясных потаскушек. На север и юг даже смотреть не хочется, голая депрессивная равнина.

— Если бы Смотрящим было необходимо, чтобы всякие искатели прокатились подальше, к тому лесу, например, то это было бы прямо указано на карте, — размеренно размышлял я вслух, как старый преподаватель геометрии у доски. — И трек был бы соответствующим образом изогнут, верно? Следовательно, и крестику здесь не было бы места. Так ведь нет! Обрыв прямой линии и крестик, сука! Жирный, глядь!

Подчинённые что-то пробухтели в знак поддержки. Надо что-то делать.

Устроил ураганное совещание с внутренним голосом. Тот говорил, что нашей секретной и очень ответственной миссии настал трындец, планы надо экстренно менять, накидывая срок рейда. А я минуты три вяло и как-то не очень аргументировано доказывал ему обратное.

«Надо ещё порыться… У нас с дороги поместье Мордовского папы как на ладони, а заимку Зацепина, к примеру, и не заметишь. На обрыве, где находится желдорстанция, даже в бинокль паровозную водокачку не видно»

«Ты реально хочешь, чтобы здесь из степи торчали заброшенные многоэтажки, Мёртвый город-2, Передел-2 и Шестисотка? — издевался внутренний голос. — Потому что на бумажке есть крестик?»

Голос насмехался, и предрекал, что мне надо готовиться к порке и ждать позорного аутодафе на гарнизонном плацу из бетонных плит, куда Казанников в выходной день сгонит всё население Пятисотки. И все одновременно с презрением покажут на меня указательными пальцами, громко скандируя: «Про-ва-лил! Про-ва-лил!».

Я в ужасе тряхнул головой.

Что мы сделали не так?

— Командир, у нас всё-таки есть железный зацеп, — с каким-то особым, очень «старательным» спокойствием сказал Хайдаров.

— Какой? — уныло откликнулся я. — Факты нужны, сущности, находки! Вот так нужны… Позарез.

Для пущей убедительности я постучал себя по гортани ребром ладони. Но этот отчаянный жест на Мустафу должного впечатления не произвел.

— Спокойствие! У нас есть очень странный изгиб дороги. Зачем они сделали этот язык, а не проложили магистраль в сторону Большой по прямой линии? Не верю я в благотворительность ради красоты на карте или в пьяный просчёт бригады дорожных строителей. Может, это ЦУП хитро синтезировал трассу, а может, здесь работали люди с катками и грейдерами. Вот только энергии на такое строительство было затрачено одинаковое количество. Много энергии, а она всегда дорого стоит. Значит, так было нужно. Кому-то — очень нужно.

— Дело говорит Мустафа! — вскинулся, поникший было Спика. — Раз язык так запилили, то самая важная точка местности находится в его перегибе! Вот и всё! Ищем её, садимся там на жопу ровно и ждём рандеву или другого фактажа! Слышь, группер, встряхнись!

— Едем! — я даже обрадовался простоте решения, пусть и временного. — Так и поступим! Посидим, подождём, перекусим, заодно Мустафа просканирует эфир. Во всяком случае, будем знать, что в конечной точке маршрута мы сделали всё, что могли.

Сидим тут, ёлки, как дачники. Или как автотуристы на придорожном пикнике где-то в глубинке. Хотя на Жестянке везде глубинка. Глайдер Мустафа практически положил сундуком на обочину. Вот так, ни от кого не прячемся, и никому проезда-прохода не дадим. Всё вызнаем.

Но местность вокруг по-прежнему была пустынной, лишь между двух термитников вдалеке бегала стайка необычных шакалов. Спика выкопал ямку, поставил паяльную лампу и быстро вскипятил чайник.

— Командир, голяк, — слишком уж коротко доложил уставший долбиться в эфире Хайдаров. Он стащил с головы кепарь, скинул капроновый плащ, расстегнул пуговицы камуфляжной рубашки и устало опустился на землю под край тента.

— Нормальным языком доложи, — для порядка буркнул я, отхлёбывая из кружки.

— Радиода профилактик, чаралар уту сабэпле, элегэ тапшылурал, котлаулар эфирда юк!

Мы подняли изумлённые глаза на радиста.

— Всего три слова понял! — восхищённо оценил спич Пикачёв.

— Короче, радиопередачи, все мероприятия и поздравления в эфире отсутствуют… Пару раз что-то там потрещало, пощёлкало с присвистом, помеха какая-то идёт. Так и погода на айс. В общем, ни слова, ни музычки.

— Ну, за безжизненную саванну! — поднял я тост алюминиевой кружкой с чаем.

Небо мрачное, как настроение группы. Всё вокруг окрасилось серым, остальные краски почти исчезли. Свинцовые облака становятся всё темнее и ниже, а просветы в них — всё меньше. Солнышко в такие не поймаешь. Но пока даже не капает, только обещает. Если начнётся ливень, спрячемся под плиту.

И сидеть тут нахохленными совами наша геройская группа будет до наступления темноты, а потом отступит в бульбу.

«Шикарный план, шеф!».

Теперь уже мне приходится поднимать упавший в дорожную пыль моральный дух товарищей.

— Повеселее, парни, повеселее! Эти полупокеры из ЦУП за такой косяк торчат нам три тонны ништяка!

Безрезультатно. Пикачёв недовольно кусал губы, а Мустафа на родном языке тихо напевал одну и ту же строку. Его неподвижный взгляд был сфокусирован в одной точке, на облезлых носах давненько не видевших обувного крема берцев.

Большого энтузиазма обещание взыскать не вызвало. Лица подчинённых транслировали в атмосферу Жестянки лишь одну простую мысль, отточенную до хирургической остроты: «Отстаньте от нас, а?».

Долгожданные вести появились, как это у них принято, с солидным запозданием.

Сначала моё ленивое внимание привлекли два затесавшихся среди серых собратьев небольших облачка, слегка пожухлых, но ещё вполне беленьких. Вот из-за них-то я и не заметил сразу героя серой небесной процессии, который и должен был подогнать нам заветные ништяки и золотые медали «За успешный рейд».

— Мужики, вижу купол! Время засёк!

Звякнул о камень опрокинутый ногой чайник, горячая дорожка побежала под сундук. Ругнулся, зацепив затылком край плиты Хайдаров, а его до сей поры чистенькая бежевая кепка упала в коричневый кипяток.

— Купол!

Первыми включились рефлексы спасателя.

Все похватали оптику.

— Есть захват! Веду непрерывное наблюдение! — выкрикнул глазастый Спика, не отрываясь от окуляров.

— Я за пультом. Контролирую азимут! — определился Мустафа. — Денис, дай второй компас!

Мне доставалась третья роль, таков порядок инициативного разбора.

— Веду круговое наблюдение, прикрываю, тайминг.

Азимут сейчас главное. И конечный пеленг после приземления. Пеленг — это частный случай азимута, направление на объект относительно наблюдателя в градусах. Азимут — это определяемый по компасу угол между направлением на север и направлением на объект.

Для наблюдателя азимут в подавляющем большинстве случаев будет меняться. Допустим, я смотрю на север, как сейчас, и вижу, что прямо на меня под куполом прёт баррель… И пока он не долетит, так и буду смотреть на север, не поворачивая головы. Угол поворота головы в моей системе и есть азимут. Когда баррель пролетит точно над башкой, прежде чем шмякнуться о землю, я резко развернусь на юг, и азимут опять не будет меняться. А теперь представим, что баррель летит не на меня, а как сейчас, далековато и мимо, то бинокль постоянно будет за ним поворачиваться, а азимут — меняться…

— Людской! Люк боковой вижу! — крикнул Спика.

Так это что же получается, друзья мои?

Людские баррели абы где не валятся, это вам не грузовики-ресурсники, тут у ЦУПа регламент жёсткий.

Получается, что это…

— Это Полигон! — заорал я. — Боевое поле!

Вот что за долина раскинулась к северу от нас и от магистрали!

— Полиго-он… — эхом повторил Мустафа.

Вот для чего отсыпан грёбаный тёщин язык! Это подход к месту спасработ!

— Ну, хенки-пенки, это же грёбаный полигонический гон! Как можно было не догадаться?! Или не можно? Охо-хо! — бушевал Пикачёв.

Мы не ошиблись в расчётах, не заблудились на незнакомой местности и не запутались в соплях сомнений. Здесь, здесь жирный крестик! Карта не врала, здесь точка рандеву!

Сюрпризы не заканчивались.

— Он зелёный! Купол зелёный! Бли-ин… Зелёный шёлк! — раненым пещерником взревел Пикачёв.

Сложно передать, какая буря гениальных озарений и разгадок пронеслась в наших головах, какое просветление началось в нейронном облаке у каждого. Тут бы, по-хорошему, остановиться, спокойно обсудить внезапно возникшую ситуацию, поделиться ценными мыслями и догадками, подбить бабки.

Нет. Некогда. Купол висит в небе, и баррель скоро коснётся земли. А там в ложементах скованы ремнями люди. Вот только это не наши люди, есть такой нюанс.

— Снос приличный, плохо, — доложил Спика.

Я во все глаза высматривал на изгибах магистрали мобильный объект, приближающуюся точку глайдера или машины. Ничего не видно.

Где они, черти?

— Какой у здешних норматив? — через плечо бросил мне Спика.

— От удаления зависит… — неопределённо пожал я плечами. — Где база спасателей? Скорее всего, примерно как у нас. Смотрящие наверняка полигоны по матрице клепают.

— Вы что, издеваетесь? — Хайдаров оторвался от компаса и записной книжки. — Не видите, что ли, у нас тут сто процентов третья категория! Если не четвёртая…

Категории условий сброса баррелей определяются погодными и астрономическими условиями. Ночью ЦУП сбрасывает баррели крайне редко, и только грузовые. Хотя бывали дикие случаи.

Первая категория — это солнечный день, ясное небо и отсутствие ветра наверху и у поверхности. Идеал, мечта спасателя, такие купола сменные наблюдатели засекают сразу, помощь приходит с максимальной быстротой. А вот третья категория, это проблемы с первых минут. Небо затянуто, облачность низкая, наблюдателям крайне трудно своевременно заметить объект. Общее правило, увы, пассажиров не обрадовало бы, знай они его до посадки в железяку: вовремя не замечен — не спасён. То есть, почти всегда умер.

Четвёртая категория — режим ЧП на полигоне. К низкой облачности добавляется сильный ветер или густой туман, песчаная буря, степной пожар, наводнение и вообще любой катаклизм, когда купол технически невозможно обнаружить, хоть сотню наблюдателей выставляй. В ветреную погоду баррели не сбрасывают, а вот в туман — запросто могут. ЦУП просто не знает, какие условия на рельефе. В такие дни на боевое поле отправляются кочующие патрули-двойки, что несколько увеличивает шансы на благоприятный исход поисково-спасательных работ.

Если есть кадры. Свободные глаза и уши. Чтобы все группы сразу, начальство ещё и с вышек может бойцов снять. Только у нас всегда не хватает людей. Их не хватает физически и системно! А те, что есть, постоянно отвлечены непрерывно возникающими важными задачами, вот как сейчас! Несколько раз в такие патрули мы даже двенадцатилетних подростков отправляли… Ещё и поэтому я тороплюсь закончить миссию.

— Согласен, тройка, — кивнул я, забираясь на плиту. — Группа, принимаю решение: выдвигаемся на поиск места приземления, действуем по протоколу-три. Погнали, Спика, азимут держим!

— А местные? — бросил он, натягивая очки.

— С аборигенами потом будем разбираться, мы их паксов точно не украдём… Полным ходом, родной!

Вот опять следы, отпечатки всё тех же резиновых гусениц. Интересная техника у них в отряде. А это отметина былого приземления, сам баррель зацепили глайдером и утащили на разделку. Как же всё знакомо…

— Уже близко, — предупредил Пикачёв.

— Командир, я смогу сделать только десяток фоток, заряд в одну полосочку, смартфон вот-вот отключится, — сообщил Мустафа.

— У нас же одинаковые кирпичи, мой аккум возьмешь, камера-то всё равно не работает, — сразу нашёл решение Спика.

У меня вообще нет смартфона. Рабочие БУ-девайсы стоят адских денег, а чинить их некому и нечем. Молодежь в основном музон гоняет.

Отличная скорость, соскучился!

Лишь бы вольные сталкеры не полезли в зону приземления. Баррели это ценнейший ресурс, а где ресурс, там и охотники за ним. Если у нас есть вольняшки, то и тут наверняка существуют степные банды и бандочки со своими наблюдателями и даже транспортом. Просто у них возможностей гораздо меньше, чем у системных товарищей, госов, поставленных на тему решением ЦУП.

Если человеку с первых же часов не помогать, то он с катушек спрыгнет, бывали случаи сумасшествия. Так что сталкеры-вольняшки нам сейчас совсем без надобности. Лежащий рядом немецкий пулемёт я лично проверил короткой очередью, можно применять. Лучше просто отвалите в сторону.

Позже могут ещё и степные койоты подтянуться, но это уже по барабану, баррель сам по себе не распахнётся.

— Вроде бы без шухера, День, никого вокруг не вижу. Пока, — объявил Спика с уточняющей добавкой.

— Хорошо, если так, — пробурчала я.

Баррель уже приземлился, тормозная система спускаемого аппарата отработала штатно, капсула села на грунт без сильного удара. По крайней мере, позвоночники у пассажиров, если они там есть и живы, не повреждены.

Небо опустело, непривычно зелёный щёлк огромной парашютной системы как-то нереально медленно опадал по бокам от барреля причудливыми складками. Тем временем плита заходила в плавный вираж над размытыми дождями йконтурами старых глинистых кратеров, торопясь к огромному бесформенному пятну цвета весенней зелени.

Что-то зло рявкнув, Спика быстро отвернул, оставляя слева большую глыбу песчаника, и уже медленнее поплыл к капсуле.

— На десять поднимись! — приказал я, вставая.

Спаскоманды всё ещё не было видно.

— Что-то мне не по себе, мы же на чужой земле, — признался Мустафа.

Корпус какой-то странный…

— О, как! Ты это серьёзно? — прищурив нахальные глаза, несколько фальшиво усмехнулся Пикачёв. И ведь он тоже нервничает. А корпус всё-таки странный.

— Не знаю, Спика, почувствовал. Стрёмно как-то. Мы же в чужое лезем без спроса. Кажется, что сейчас здесь будут танцы.

— Ох ты! Сглазишь… Ёлки, смотрите, здесь люк другой формы!

Ну вот. Вот в чём странность, люк у этого варианта капсулы более вытянут и чуть заужен. Новая модификация спускаемого аппарата? Зачем? Чтобы с большей высоты несчастных швырять?

Ох, и не люблю я с некоторых пор новости, как объявят сейчас про новые порядки! Ведь позвали же! Бр-р…

Плохие мысли уже сами собой полезли в голову. Мистика, казалось бы… Но и я что-то почувствовал!

Особенное.

Разумеется, многое из непонятного, прикасающегося к нам своими иррациональными сторонами, традиционно объясняется неправильной работой мозга. Так гораздо проще. Что-то можно с лёгкостью списать в категорию «показалось», «почудилось дураку с пьяных глаз» или пустить по ведомству «игры нашего воображения». Но не всё.

— Пикачёв, начинай процедуру! — отдал я команду.

— Открываю, — сухо предупредил тот.

Мы быстро отошли подальше. Процедура открывания любого люка у любого из модулей предусматривает обязательный отход остальных бойцов на безопасное расстояние. Во избежание группового несчастного случая. Мало ли.

Подняв тугую гашетку-предохранитель оранжевого, а не красного, как у нас на полигоне, цвета, Спика с постоянным усилием, без пауз и рывков решительно потянул из паза на себя и вниз блестящий хромом длинный рычаг-рукоять. Через образовавшуюся щель тяжёлым выхлопом рванулся наружу очень неприятный запах, смесь едкой химии, испражнений и ещё чего-то непривычного.

— Что-то тяжело идёт…

— Дальше тяни!

Хлоп! Чпок! Ну же, давай!

Большой люк в форме вытянутого овала с характерным звуком отлип от ленты чёрного уплотнителя полностью и плавно откинулся в сторону. Согласно той же процедуре я подскочил сбоку и тут же закрепил его на прочную защёлку-стопор.

Пикачёв несколько раз с шумом вдохнул свежий воздух и перегнулся в сумрак мрачного провала, опытно нашаривая руками место для постановки ног.

И через несколько секунд выпрямился, поворачиваясь к нам неестественно медленно.

Лицо его было белым.

Совсем белым, кровь отхлынула.

Чистый лист бумаги.

— Спика, ты чего? — прошептал Хайдаров.

Но спасатель его не слышал. Не моргая и не двигая зрачками, Семён как-то разом обмяк, подгибая ноги, и, потеряв сознание, мешком осел на землю.

— Бля-яха… — я рывком развернулся, выхватывая кольт в поисках стрелявшего, хотя ни звука обычного выстрела, ни хлопка «бесшумки» не услышал.

— Мустафа, глядь, что там?! С самого края посмотри и сфотографируй, полностью внутрь не лезь!

— Есть! — крикнул Хайдаров, держа смартфон наготове и заглядывая в люк сбоку.

А дальше всё повторилось. Почти, потому что Мустафа сознание не потерял. Он отскочил метров на пять, округлив от ужаса глаза и начал махать рукой, одновременно пытаясь набрать в лёгкие воздух. Я с силой шлёпнул его ладонью между лопаток, после чего Хайдаров упал на четвереньки и судорожно закашлялся.

— Да что?! — заорал я.

В ответ Мустафа с трудом оторвал одну руку от земли и показал на баррель.

— Там. Там… Не смотри!

Спика — самый смелый, порой просто безбашенный спасатель отряда, его просто невозможно напугать, он отважен, как бультерьер! И что?!

Вот он, лежит без сознания, парализованный ужасом.

Мустафа волкодав не хуже. Он рядом, трясётся всем телом.

— Не смотри туда…

Как так не смотри?! Что вообще происходит?

— Нет…

Да пошло оно всё в жопу!

Подошел к баррелю, заранее включая фонарик.

И на полкорпуса пролез в люк.

Покатые стены, обычная обшивка, баллоны, ящички. Четыре кресла-ложемента с ремнями. И обморочно распластавшиеся в них тела.

Я предчувствовал!

Знал, что-то не так во всей этой истории!

— Нет, сука! — и дальше матом.

Это были пассажиры, но это были не люди.

Не люди!

Нелюди!

«Зековские» комбинезоны из знакомой ткани, только ядовитого канареечного цвета…

Я отметил до омерзения серую матовую кожу, вытянутые лица гуманоидов с закатившимися в разные стороны глазами, что-то похожее на носы и обвалившиеся по краям пасти иноземных существ…

Хоп! Словно какая-то сила отшвырнула меня из люка в сторону, крепко стукнув о корпус барреля. А дальше случилось что-то страшное.

Животный ужас взметнулся из глубин моего существа, и он, словно раскалённая струя кумулятивного заряда, огнем продул брешь в ментальной броне, гасящей любые всплески эмоций. Я вдруг увидел себя со стороны: мягкое, собранное всего лишь из тонкой кожи и полужидкого мяса создание, не имеющее даже защитного хитинового панциря!

Взрыв неведомой гранаты или струя иноземного бластера, и инопланетяне оттащат оставшиеся от меня кровавые куски к термитнику, словно останки никому не нужного шакала. Увидел, и ужаснулся этому зрелищу не меньше, чем неминуемой смерти от парализующего страха.

Ногти тщетно цеплялись за гладкий холод выскальзывающего из рук корпуса бочки, я пытался прилепиться к безжалостному металлу, чтобы любым путем растянуть время гибельного скольжения, но сила земного притяжения неумолимо тащила скрюченное тело в застиранном камуфляже куда-то вниз, в Ад, под бешено щёлкающие стальные ножницы Судьбы.

Но онемевшие ноги вдруг оказались на бренной земле. Парни лежали рядом. Автомат — на месте за спиной, ничего не болит, одежда не порвалась и даже не испачкалась.

Я с трудом встал, машинально отряхнулся. Высморкался, изгоняя из ноздрей гадкий воздух чужой планеты.

Замер.

И тут меня охватило знакомое опасное возбуждение. Чаще всего грубая корка профессионального опыта, давно уже сформировавшаяся в сознании, сглаживает сильные эмоции, но сейчас через пробитую инфернальным страхом брешь наружу упругими толчками начала выбиваться холодная расчетливая ярость.

— Ну, вы, суки… Русского спасателя напугать решили? Нас мертвяки не напугали, мы многорога хавали на завтрак! Мустафа, дай камеру!

— Нет, командир, не дам, — незнакомым голосом прохрипел тот, рукавом отряхивая с губ и подбородка сблёванный чай с печеньками. — Это моя работа. Вспышку я закрыл.

Позже, много раз обсуждая с друзьями этот жуткий эпизод, мы каждый раз поражались взрывному воздействию на человеческую психику вновь возникшей реальности.

Ведь мы, как и все люди, казалось, были полностью готовы к встрече с пришельцами! За долгие годы медийного аутотренинга с открытым ртом просмотрели сотни, если не тысячи фильмов и сериалов с описанием контактов всякого рода. Мы прочитали уйму научно-фантастических книг с качественным или не очень моделированием сцен и образов, мотивов и ситуаций. Увлечённо листали пёстрые комиксы, переслушивали и пересматривали в передачах записи свидетелей-очевидцев, которых тут же высмеивали.

Устраивали какие-то наивные мозговые штурмы, спорили до хрипоты, выдвигали свои версии. Нам, казалось бы, заранее были знакомы все мыслимые формы существования инопланетян, их возможные образы и виды, мы даже каталоги морд и туловищ составляли!

Чёрт побери, а как увлечённо мы играли в видеоигры, зарабатывая баллы, репутации и скиллы, как ловко бегали, прыгали и стреляли, укладывая проклятых пришельцев пачками!

И всё напрасно. Не помогло.

Думаете, что вы готовы?

Вы способны без подготовки чувствовать себя уютно рядом с каким-нибудь земным дикарём-аборигеном с распяленным обручем ртом и конусом на члене? Жители средней полосы порой замирают столбом, увидев в автобусе лилового негра, горожане не могут смотреть на взрослую живую индейку в вольере, впадают в оторопь от вида утконоса! Глубоководная живность уронит в инфаркт любого смельчака, заметившего такое существо в воде.

Вы готовы воочию увидеть живого пришельца с Кассиопеи, когда базовый инстинкт сохранения вида включится на все сто процентов мощности, чего вы ранее никогда в жизни не испытывали?

Потому что милый утконос это всё же земное существо, а инопланетянин содержит угрозу и непостижимую тайну в каждой своей молекуле. И она, угроза, обязательно будет реализована, ведь и у него есть базовый инстинкт сохранения вида. Ему априори нужно вас уничтожить, как вид, под корень и навеки, чтобы выжить самому.

Человек обязан передавать дальше свои гены, навыки и знания. В этом весь смысл его существования. Но у пришельцев другие гены, им не подходят наши навыки и специфические познания. Ничего в конструкции человека разумного не предусматривает положительно адаптивный контакт с чудовищами из внешних миров. Может быть, когда-нибудь и где-нибудь, после столетнего сосуществования по невообразимой схеме мы сможем стать нейтральными соседями, не хватающимися за кольт. Может быть.

Но не здесь и не сейчас.

Для такого контакта даже в самой примитивной форме потребуется сложнейшая подготовка, долгая работа военных психологов и медиков, фармакологов, социологов, футуристов и медийщиков, что сформирует касту избранных контактёров. Впрочем, фантасты писали и об этом.

Но вы-то не в касте!

Ни черта вы не готовы, товарищи простые обыватели…

Если выживете после шока, то вам потребуется уйма времени и усилий, чтобы хоть как-то привыкнуть к новой реальности и мысли: инопланетяне где-то рядом…

Нитроглицеринчиком запаситесь.

— Мужчины, я что, отрубился? — растерянно пробормотал слегка пошатывающийся Пикачёв.

— Все отрубились, родной, — несколько сомнительно успокоил я товарища, наблюдая, как Мустафа делает снимок за снимком. Баста, закончил фотографировать, батарейка йок.

— О, Спика! С добрый утром, брат, гони аккумулятор!

— Лови! Как там гугонцы, тоже в отрубе? Ну, это как всегда… Командир, разреши одному из них в голову выстрелить, а? Надо отомстить за такой страх и позор, по всем понятиям.Так даже жизненнее будет.

— Смешно.

— Да? Тогда я плиту подниму, посмотрю, не подваливают ли местные назгулы.

— Валяй!

Здесь изменений обстановки не было.

— Не дождутся паксы зелёные своих спасателей! Болт они там на службу положили! — крикнул сверху Спика и добавил, опуская глайдер. — А чё вы люк закрыли?

— Могу, как обычно, отдать команду «мордой в пол», чтобы вы их перевернули, — пожал я плечами. — Не должны они нас увидеть, ты же понимаешь.

— Гы! Ещё бы! — хмыкнул Спика. — Сразу сдохнут, посмотри на рожу Мустафы.

Юмор наш, солдафонский, но он, как всегда, помог.

— Люк-то закрыли, но без ума… Давление выпустили вместе с вонью.

Мы с Хайдаровым переглянулись. А ведь действительно…

— Ничего. Сейчас поправим! — обнадёжил Семён, вытаскивая из поясного чехла мультитул. — Уплотнитель аккуратно надорву… Типа весь лишний воздух на посадке вышел. Заодно и загляну внутрь.

Я его понял. Он профессионал до мозга костей. Ему очень нужно ещё раз нырнуть в эту локальную преисподнюю, чтобы окончательно забить ногами пережитый ужас.

Пожалуй, надо сматываться, торжественной передачи паксов, встречи с детворой под горн и вручения благодарности не будет.

Папка получена.

Красная, как и хотели.

— Едут! Две шняги на гусянках! — сообщил Спика. — Давай, давай!

— Не разговаривать, мы не знаем, насколько тонкий у них слух. Если что, валим всех наглухо, — напомнил я, быстро устраиваясь на плите.

Глайдер чуть ли не ползком поплыл зигзагами через кусты на заранее выбранное место под ветром. Хорошо, что группа не на колёсах, следов не останется, есть шанс не спалиться.

Поднял бинокль.

Да, в нашу сторону едут две очень интересные гусеничные платформы. На одной восседают двое «гугонцев», как обозвал их Пикачёв, там же какая-то снаряга. Эти смогут забрать всего одного пакса. На второй машине сидит один пришелец. Или они уже не пришельцы? У него платформа позади полностью свободна, остальные паксы поместятся. Правильно, я поступил бы так же.

Расстояние помогало адекватности наблюдения, частично смазывая, сглаживая эффект дикой чужеродности участников сцены…

Движения схожи, как это и должно быть у гуманоидов, все мы формируемся и развиваемся примерно в одинаковых условиях. Так… Они повыше нас, но какие-то тощие, долговязые… Явно бегливые и прыгучие, а вот верхние конечности послабее будут. Относительно выносливости сейчас что-то сказать сложно. Грудная клетка невелика, а значит и объём лёгких. Уродливую башку тяжёлой не назовешь, однако нужные мозги туда вполне помещаются, и это мозги не аквариумной рыбки. Видны эмоции.

Ага, а вот и оружие! Как я и прикидывал, основанное на старых добрых химических принципах — сжигаем всякие пороха, плюёмся всяким металлом. Что же, здесь тоже работает предопределённость мира, основанного на окислении, и нормальная техническая эволюция. А вот эргономика изделий для нас очень необычная, что не удивительно. Эх, заполучить бы образец…

Я посмотрел на Пикачёва и увидел на его гримасничающем лице ровно те же эмоции. Спика мучительно вздыхал, делал мне заговорщицкие знаки, имитировал передергивание чужого затвора и петлевым движением крал со скамейки в парке чужую бутылку пива. Показал ему дулю.

Мустафа без напоминаний фотографировал. Будет что разглядывать в деталях. Надо запустить генератор, зарядить смартфоны и продублировать фото. Упаси господи, если они пропадут.

Ветер дул в нашу сторону, донося ослабленные звуки переговоров — странное чириканье с резкой сменой частот, судя по всему, довольно громкое — группа чувствовала себя виноватой и волновалась. Паксов гугонские спасатели доставали опытно и быстро. И всё-таки интересно, живы пассажиры барреля или нет, это уже профессиональное.

Гляди-ка, пришельцы тоже доску применяют!

Затем они смотали купол, но забирать его не стали, оставив в виде тюка — места не хватает, утянут потом.

Спас подходил к концу, но тут один особо бдительный гугонец нас изрядно напугал. Он неожиданно слез с вездехода, на мерзко согнутых конечностях подошел к баррелю и принялся, как мне показалось, обнюхивать металл капсулы там, где я к ней прижимался. Что ещё можно делать, уткнувшись мордой в поверхность? Сердце дрогнуло.

Ну, ё-моё… Мустафа отложил бинокль и медленно взял в руки СВТ, пристраивая ствол среди ветвей, а я придвинулся к стоящему на сошках «крестовику» с полной лентой. Если её не хватит, быстро пристегну кексы. Между тем экипажам надоело ждать особо рьяного коллегу, они что-то ему недовольно сообщили противным скулежом, и тревожный гугонец сел на платформу.

— Нюхач ты гребаный, — еле слышно пропыхтел сбоку Спика.

Нервы ни к черту.

Надоела мне эта поножовщина.

Вот бы прямо сейчас спасительно тряхнуть головой! Сбросить с плеч всё это архиважное задание, эти жуткие обморочные впечатления и только начинающие оконтуриваться сложные мыслеформы о мутном, очень мутном завтрашнем дне. Нашем завтрашнем дне. Поставить бы в гараж глайдер с его дурацким сундуком, змеями-лямками и пулеметом на корме, как у махновской тачанки с лазоревой степи.

Мне бы волшебный тумблер! Старинный такой.

Р-раз! Неуютная зелёнка отвалится стеной, и на её месте возникнет демократичный интерьер «Мёртвой петли». Изрытый ручейками песчаник обернётся дубовым паркетом и коврами нашего кастрюльного офиса с преферансом на столе при свечах, еле заметная гарь потушенного дождём степного пожара превратится в аромат разогретого уличного мангала на Центральной, а жёсткая плита станет любимой лежанкой в башне…

Протёр глаза. Латунного ретро-тумблера рядом не было.

— Ждём, парни, следим, контролируем численность противника на вездеходах, — распорядился я.

Всегда нужно помнить о возможной засаде. Вдруг они действительно насторожились и сбросили одного из гугонцев в кусты?

Спика постепенно поднимал плиту повыше, чтобы не потерять платформы из вида. Иногруппа в полном составе ушла по восточному ответвлению. Никто не спрыгнул и не спрятался.

Группа была готова увидеть на этом берегу чего и кого угодно: китайцев, иранцев, эфиопов и полинезийцев. Туннели с бетонными тюбингами, ведущими под землю, огромные ангары, исследовательские институты, секретные воинские части и кисельные берега… А встретили выходцев с Бетельгейзе, живущих по тем же алгоритмам, что и мы. На тех же условиям. С точно таким же снабжением.

— Ребята, а вы уже поняли, что Жестянка это приз? — как-то буднично спросил Хайдаров.

Мы промолчали.

Приз.

Поняли, ещё как поняли!

— А я две батарейки у гугонцев подрезал… — неожиданно промолвил Пикачёв, вытаскивая из штурмового рюкзака источники питания гравилёта — маленькие светло-жёлтые параллелепипеды, похожие на два сложенных вместе куска хозяйственного мыла. Батарейки тяжелые, пока заряд полный. Разряженные намного легче.

— Ты что творишь? — разозлился я. — Спалить нас захотел?

Хайдаров подошёл сзади и отвесил Спике очередной подзатыльник.

— Да всё нормуль, шеф! Пацаны, ну вы чё? Там было восемь ячеек в секции, и всего шесть батареек, ни нашим, ни вашим! А так я два мыла отмёл, осталось четыре, всё ровно, все довольны! Компенсация нужна, поиздержались мы на этих разборах! Ну и сувенир.

— Чтобы больше никакой инициативы, — угрожающе процедил я. — А теперь делаем тихоход курсом на бульбу. Там отдышимся.

— А потом? — спросил Мустафа.

— Вот так всё и бросим? — удивился Спика.

Я мрачно посмотрел на небо, затем на наручные часы и на хорошо, казалось бы, знакомую грунтовую дорогу, которая оказалась чужой.

В пришельцев никогда не верил.

О проблематике других цивилизаций, и уж тем более пришельцев, я впервые всерьёз задумался, прочитав в юности развлекательную, как мне казалось, книгу «Автостопом по галактике», где некий Дуглас Адамс, счастливо удрав из обречённой на уничтожение Земли, напутешествовавшись, заметил: «Космос велик. Вы просто не поверите, насколько он велик, огромен, умопомрачительно велик».

Но тогда инопланетяне обязаны быть, так ведь?

Ещё в 1950 году Энрико Ферми, человек, построивший первый ядерный реактор, обедая в столовой Лос-Аламосской лаборатории, вдруг громко спросил: «Где все?». И окружающие прекрасно поняли, кого и что он имел в виду. Инопланетяне должны быть на Земле, однако их нет — так и возник «Парадокс Ферми».

Ответить на его вопрос хотели многие. Мы — первый и одинокий разум, возникший в Галактике. Земля — планета-колыбель, спрятанная от развитых цивилизаций, чтобы не угробили. Третьи утверждают, что любые следы посещения будут стёрты силами природы, Четвёртые предполагают, что Солнечная система вообще прошла мимо волны внеземной экспансии… Но тогда почему мы не увидели никаких признаков инопланетян в нашей Галактике, несмотря на долгие поиски с помощью телескопов?

Физик Харт считал, что разновидности инопланетян одновременно и постоянно распространялись по всему Млечному Пути. А Фрэнк Типлер, экзотически заявивший, что роботы — это будущее жизни, утверждал, что самовоспроизводящиеся машины, прибыв в очередную планетарную систему, начнут использовать ресурсы для создания двух копий, а те продолжат путешествие. Но все приходили к одному выводку: даже при умеренной скорости странствий каждая звезда в Галактике будет посещена в течение исторического мгновения существования Млечного Пути. Что и понял Ферми.

Осознав это, я решил, что шанс на встречу с инопланетянином ничтожно мал, и больше на эту тему не размышлял.

Как же я ошибался.

Если группе задерживаться здесь для дальнейшей партизанской разведки, системной, основательной, то надо очень крепко думать и искать какие-то фантастические схемы с опорой на апостолов добра. Но те, как сегодня выяснилось, обитают исключительно на нашем берегу. Здесь у нас союзников нет, и каждый камень — стукач.

— Дело в том, парни, что в наших головах сейчас содержится стратегическая информация. Если ещё вчера мы знали всего лишь кое-что интересное и важное для Деда, то теперь в живом виде мы просто бесценны. Представляете, что будет, если нас грохнут? А вы представьте, представьте! Когда ещё Казанников или Волков узнают, кто и что здесь находится? Будет упущено бесценное время, нужное для подготовки к выходу на ринг. Может быть, потеряно с трагическим исходом для всех. Так что нет уж, надо рвать когти и бояться любой занозы или синяка… Отдыхаем в бульбе, сбрасываем лодку и плывем на родной берег.

— Только не в старом месте! Давайте сдристнем к устью притока, что повыше! — с горячностью предложил Семён. — Дорожку отхода сдваивать с приходом не надо.

— Можно вообще по диагонали сплавляться, к Дуромою, — предложил Мустафа.

— Или поближе пристанем, а уж там жухнем по диагонали, прямо над лесом! — Пикачёву тоже понравился эффектный ход.

— Нормальный вариант! — слабо улыбнулся я. — Быстро и просто. А второй глайдер потом заберём. Когда-нибудь. Или кто-нибудь другой заберёт.

У бойцов отвисли челюсти, выпученные на меня глаза замерли в растерянности.

— Второй же… — Мустафа ткнул напарника локтем.

— Мля-я… — отреагировал тот.

— Я вот что думаю, парни. Смотрящим не нужна наша глупая смерть. Им нужно, чтобы мы вернулись и рассказали всё старшим. Поэтому ЦУП на бумаге начертил для нас самый безопасный путь. А не по диагонали. Как считаете?

— Командир, короче, это… — смутился Семён. — Ты нас веди, а мы под козырёк, и строем.

— Подожди, День, ты сказал «старшим»? Кого ты имел в виду? — уточнил Мустафа.

— Группа подчинена и подотчётна только Казанникову, ему и докладывать будем. Но я уверен, что он почти сразу улетит к Волкову, а далее уже они будут думать, вопрос не по нашей кафедре. Могу предположить, что отправятся в Берлин. Ещё и нас, как доверенных лиц, в охрану впишут. А далее…

— Мы и с немцами в паре с гугонцами не справимся! — уверенно заявил Спика. — Надо копить вооружение, забрать у мертвяков БТР и собрать общечеловечный сходняк.

— Симпозиум! — поправил видного дипломата Мустафа. — А лучше бы сразу конгресс.

— Мало! Генеральскую ассамблею! — вспомнил нужный термин Пикачёв.

— Ну, вот мы и договорились, — кивнул я, — а пока давайте спокойно шмотки соберём в бульбе.

Стояла тихая погода, из облаков выглянуло солнце, заискрились собравшиеся на камнях капельки влаги. В чистом речном воздухе приятно пахло мхом и мокрой таёжной древесиной. Как же красиво кругом, тихо, хорошо… На миг мне показалось, что это и есть конечная точка маршрута. Остаться здесь, разбить сад-огород, ловить рыбу, стрелять кабанчиков и коптить в трубе вкуснейшие колбасные кольца… Спокойная размеренная жизнь без потрясений, лишних загадок и пугающих до обморока открытий. Но на Жестянке у каждого есть свое место. Здесь, в обманчивой красоте фронтира, мы никому не нужны, нас ждут в другом месте.

Крепко стянув вёсла концом из красного шнура, я выпрямился и посмотрел на дальний берег.

На красный угол ринга.

Большая река делит ринг Жестянки пополам, а мы стоим в синем углу. Рефери нет, и не будет, он висит где-то там, наверху и только наблюдает из ЦУП за поединком. Ничего личного, обычный межгалактический дарвинизм. Много вас, халявщиков, а столь дефицитная планета на складе всего одна.

— Давай сюда вёсла и канаты, командир, сундук почти собран! — крикнул Спика от большого камня.

— Хайдаров где? — спросил я, подходя ближе.

— За трофейным глайдером отправился, мы же отсюда стартанём?

Я кивнул.

— Вот что хотел у тебя спросить, — Спика стянул жёлтые кожаные перчатки и небрежно засунул их за ремень. — Выходит, что мертвяки знают о существовании гугонцев?

— Знают, не пришельцы же им шелка привозили. Сами набрали на боевом поле. Чёрт их ведает, сколько раз они переправлялись, надеюсь, что сами расскажут, когда законтачим.

— На плоту?

— Ага. И то, что мертвяки увидели, потрясло их настолько, что община от страха закупорилась и принялась резать любого пришельца. Думаю вот, не потому ли они крышей протекли?

— Гугонцы на нашем берегу побывали?

— Не уверен. Я надеюсь, что пока что мы их на полметра опережаем. Но ведь они получили или получают свои чертежи, карты и кроки.

— Значит, контрразведка нужна… Денис, а чё со второй плитой делать будем? — осторожно спросил Пикачёв, с усилием затягивая широкий ремень крепления. — Неужели отдадим немчуре?

— Отдадим, Семён, отдадим. Ещё и на скатерти с кистями преподнесём. Это козырь высшей категории. У нас впереди серьёзнейшие переговоры, и глайдер — отличная подпорка. Никто не вернёт такую вещь, рассказывая неправду. Плита это тоже доказательство.

Пикачёв горестно вздохнул.

— Тогда я в него самую старую батарейку вставлю.

От избы под управлением Мустафы бесшумно подплывал второй красавец-гравилёт. Я на нём полечу, но не рядом с оператором, а позади, как уже привык. И трофейный «крестовик» поставлю рядом, уж его точно никому не отдам.

Приз.

Мысль о том, что Жестянка, которую мы успели полюбить всем сердцем, может достаться каким-то существам из чужого мира, скоро станет невыносимой для каждого из нас. Всем придётся эту опасность оценить и всё переосмыслить.

Человек-хозяин, планета людей? Ну-ну. Оказывается, мы, самоуверенные и самовлюблённые люди, до сей поры жили идеальной жизнью слабоумных.

Ругались между собой, грызлись с городскими, стрелялись с вольными сталкерами и германцами, кусали друг друга силами каких-то гротескных группировок и детсадовских бандочек, ничем не интересовались. Успешно стали чужими точно таким же русским из Мёртвого города, а ведь и в Чёрных горах, как поговаривают, живут какие-то люди… Мы даже не знаем, кто обитает к югу от Берлина, зато фантазируем о диких немцах с севера!

Но скоро раздастся гонг.

Всё в один миг изменилось, и ничего не будет как прежде. Багаж, опыт, былые наработки и навыки, многое из наших прошлых достижений теперь не имеет никакого значения.

Придётся бороться за жизненное пространство, пришел настоящий враг, безжалостный и беспощадный. Жестянка достанется победителям. Успеем ли мы прекратить грызню и объединиться? Не знаю.

Хочется верить.

— Двигаемся спокойно, парни, ровно, без отклонений и остановок. Ни во что не ввязываемся, ни с кем не контактируем, даже если на трассу выскочит толпа голых женщин. Понятно? Тогда с богом!