Жестянка-2

Глава 22 Приближение

Час назад нас задел краешек грозового фронта, берег немного смочило дождем. Затем из дальней лощины, что выше по течению, потянуло дымком далёкого пожара. Это никого не удивляет, пожары случаются и без всякого участия людей.

Упаковкой лодки в походное положение я занимался один, отправив парней в ближнюю береговую разведку. Одного направо, другого налево, отмерив полкилометра каждому. Задача — найти признаки высадки и присутствия людей непосредственно на побережье.

Слил воду из лодки, поднятой на семь метров откоса за речной прибой. Снял с транца «Эвинруд», уложив его на брезент, отсоединил баки, спустил борта и пайолы, разобрал днище и остальное по мелочам, смотал концы. Рым-ручки при буксировке показали себя хорошо, ничего не отскочило. Лодку на берегу оставлять не будем ни в коем случае — факторы риска при возвращении следует если не исключить, то свести к минимуму. Пусть себе лежит в крепком сундуке, это позволит группе быстро организовать переправу в любом месте реки.

Я уже сбегал наверх, немного посмотрел на здешнюю саванну в степном варианте. На кромке обрыва по всему правому берегу растет какой-то кустарник с довольно крупной оранжево-красной ягодой с зелёными волосками. Никогда такую не видел. Пробовать не рискнул, страшновато. Хотя запах от ягод исходит хороший, витаминный.

Первым с разведки вернулся улыбающийся Пикачёв, хотя Мустафа отстал ненамного, шагов на сорок.

— Докладываю! Товарищ командир, в ходе осмотра береговой полосы мной обнаружены отчётливые следы причаливания большой деревянной лодки типа «байда»! — браво доложил Семён.

— Ух, ты! Давай подробности. Почему ты решил, что лодка деревянная и большая? — спросил я. — Простыми словами, без солдафонства.

— Чё там решать… Килеватость конкретная, мощный нижний брус, канава достаточно глубокая, заметная. Вытаскивали высоко, за максимальный урез. Думаю, метров на восемь-десять посудина. Четыре весла, а то и парус. Примерно такая же, как у мастеров из Передела.

— Давно дело было? — это, конечно, сейчас главный вопрос, если не задавать ему глупого «Кто это был?».

— Однозначно в этом году, — уверенно ответил Спика.

— Поясни.

— Лодку они протянули через всю полосу нанесённого мусора, веток там всяких, деревяшек… А новый мусор в борозде ещё не появился, его в зимние шторма нанесёт и весной в разливы.

— Логично, хвалю, молодец! Что ещё?

— Голяк, рядом ничего нет. Лодку позже стащили в воду и ушли.

— А если унесли?

— Глайдером, что ли? — хмыкнул Семён.— Тогда они не бурлачили бы, да ещё и в горку. Дура тяжёлая, какой смысл, День?

— Опять логично! Принимается. Так, что у тебя? — повернулся я Хайдарову, который всё время доклада товарища молчал с хитрым видом.

— У меня тоже причаливание!

— Да иди ты…

— Что б я лопнул! — традиционно ответил Мустафа. — И не просто причаливание, там плот лежит.

— Где? — спросили мы одновременно.

— В кустах, отсюда метров триста. Покажу.

— Командир, пошли! — сразу загорелся Спика.

Кивнув, я сделал несколько торопливых шагов за Мустафой, но тут же оглянулся, с некоторым сомнением глядя на гравилёт.

— Да ничего с ним не будет! Всё простреливается. Никто не подлезет и плиту не угонит, не в Москве! — умеет Пикачёв убеждать.

Кусты оказались группой невысоких деревьях, растущих в молодом, лишь недавно начавшем свой путь к воде овражке.

Находкой оказался не плот, а лишь половинка плота, шаткая конструкция, собранная из грубо обтёсанных от сучьев брёвен диаметром сантиметров двадцать. Перед нами на откосе лежало всё оставшееся, что смогло дотянуть до спасительного берега.

— Пипец… На нём двое-то поместятся? — спросил Спика.

— Я бы не рискнул, — покачал головой Мустафа.

— На полном плоту умещались легко, а потом начался шторм. Или был хороший удар по отмели… Но хотя бы один человек всё-таки доплыл, выжил, кто-то же вытащил брёвна на берег, — задумчиво сказал я.

— Зачем так высоко?

— Прятал от чужих глаз, Мустафа, — ответил Пикачёв. — Очередные герои, такую реку форсировать на этой вязанке? Как они им управляли?

— Да чёрт их знает, Спика, проверять не будем, — я толкнул ногой узкий прямоугольник, стянутый алюминиевой проволокой. Болтается.

Глупость и безрассудство. Очевидно, что выбранное неизвестными смельчаками плавсредство не соответствует поставленной цели, оно непригодно для форсирования Большой. А значит, это грубое нарушение Законов Реки. Река всегда будет резко против плавания по ней на таком суррогате, с такой самоуверенностью, с не уважающим её экипажем, да с самодельными вёслами, кои в самый ответственный момент сломались и исчезли.

— Наказала, — выдавил я всего одно слово, но меня поняли.

— Что будем с ним делать? — спросил Спика, которому просто необходимо что-то сделать с находкой, если её нельзя подрезать.

— Оставим для прощального костра? — предложил я. — Место гостеприимное, на безлюдной полосе в один километр обнаружено три высадки, включая нашу.

— Нет, четыре, — возразил Мустафа. — Ты немцев не посчитал, Денис, а они были на надувнухе, ремни на гравике установлены под неё. И здесь мы их лодку, как и на нашем берегу, вряд ли найдём. Эти опытные.

Что-то я туплю сегодня… А Хайдаров прав. Разве что волны прибьют ниже по течению ошмётки, и кто-то их заметит. В песке. Когда-нибудь.

Чем дольше я живу на Жестянке, накапливая весьма специфический опыт поисковика-спасателя, тем лучше понимаю, что многие загадочные истории, а тем более трагические, уже никогда не дождутся своего продолжения и разгадки. Люди, события и обстоятельства чаще всего просто растворяются в пространстве и времени. Случайная запоздалая находка следов или артефакта становится большой поисковой удачей, позволяющей близким хоть примерно представить последние дни и часы жизни пропавшего.

Лодку и прочую поклажу уложили быстро, закрепили, захлопнули, можно отправляться дальше.

— Ребята, осталось совсем немного — пройти вглубь от силы километров сорок. Я уже говорил, что очень хочется завершить эту историю побыстрей, чтобы вернуться к нашим делам и загадкам. Но! Поторапливаться нужно, торопиться нельзя. Давайте всё сделаем без пропусков важного и с первого раза, — сказал я перед стартом.

По берегу опять потянуло дымком, а с реки свежей рыбой. Здесь много рыбы, причём хорошей, благородной. Что в Большой реке, что в притоках. Она постоянно играет, часто выпрыгивает, а на берегу попадаются склёванные птицами кости и чешуя. Вечером я всего полчаса постоял на берегу со спиннингом, и уже наскучило, что ни заброс, то крупная рыбина. А уже если сетку поставить…

— Накоптить бы белой мелочи по горячему, да заточить с пивком из «Мёртвой петли», в «Экспрессе» хуже и дороже, — неожиданно размечтался Семён. — В ремзоне один мужик недавно начал своё пиво варить. Пока на пробу. Я заценил по знакомству.

— Ну и как? — спросил я, рукой смахивая с уголка рта выступившую слюнку.

— Супер!

Зар-раза. Пива захотелось до злости, вот ведь подлость какая!

— А вы знаете, что самый древний из известных человечеству письменных документов это глиняная табличка с клинописными знаками из города-государства Киш в Древней Месопотамии? — поведал нам Мустафа. — Датируется она примерно 3500 г. до н. э. и содержит список работников, получающих порцию пива.

— Во! — поднял указательный палец Спика. — У древних месопотамов было пиво, а у нас только эксперименты среди старых железок.

Пиво не пиво, а укромное местечко, где можно вскипятить воду для чая с сухарями, найти не помешает. Тем более, что скоро опять пойдёт дождь.

Километр за километром уходит под плиту. Природа меняется на глазах, степная саванна с низенькими кустиками быстро сменяется лесными островками, а то и нормальными рощами. Но местность по-прежнему равнинная. В далёких низких тучах на северо-востоке могут прятаться вершины гор, но для проверки нужно подойти поближе… Нет, и ещё раз нет, не в этот раз.

Очень много той самой ягоды. Огромные поляны, настоящие плантации! Да её здесь тонны, сотни тонн! Манит, конечно, ждём диагностики со стороны склёвывающих её птиц, но они в испуге разлетаются при виде чёрного чудовища. А вот копытных в степи явно меньше, чем у нас, пока что не заметил ни одного стада сайгаков.

Показались небольшие холмики.

— Командир, может, всё-таки поднимем глайдер? — спросил Мустафа после очередной паузы для наблюдения.

На этот раз я согласился.

— Давай, выводи на двадцать метров.

— Это несерьёзно-о… — разочарованно протянул Спика. — Давай хоть на без пяти полстарика?

— Чего-о? — нахмурился я. — Инструкцию забыл? Сниму с управления гравилётом, прямо в рейде экзамен пересдавать будешь!

Штатной печатной инструкции к глайдеру, которая шла с аппаратом в стоке, не существует. Скорей всего, она когда-то существовала, ведь первые поселенцы Жестянки откуда-то узнали нормы и правила. Но уже Казанников проходил только устный инструктаж. Кстати, он же воссоздал письменный, вернее, отпечатанный машинисткой на старом «Ундервуде» расширенный вариант, существенно обогатив текст на основе накопленного опыта. В том числе и печального.

Согласно действующей инструкции, оператору категорически запрещено поднимать гравилёт выше пятидесяти метров над линией заземления. Набрав сорок метров, летательный аппарат уже начинает вести себя очень странно. Может произвольно менять высоту и горизонтальную скорость, частично терять управляемость и постоянно издавать тихий, но очень неприятный тревожный писк. Его начинает «колбасить», такой термин наиболее подходит для описания поведения глайдера в этой ситуации.

На тридцати метрах ты уже начинаешь чувствовать лёгкую вибрацию, как в легковушке с работающим на холостых дизелем, и боковое скольжение на несколько сантиметров в разные стороны, которое до набора отметки сорок метров автокомпенсируется.

Были и трагические случаи, связанные со злостным нарушением ТБ. Второй день моей стажировки в отряде отметился громким происшествием — опытный, казалось бы, спасатель разбился насмерть. По собственной глупой удали или на спор он поднялся на полсотни на краю полигона, подальше от глаз командиров и начальников. Машину начало сильно колбасить, отчасти самодельный нижний узел крепления ремня не выдержал, и человек выпал. Шансов у оператора не было, он рухнул на скальный выступ и умер мгновенно.

Помню, как групперы по очереди возили личный состав к месту ЧП, и насколько сильное впечатление получили бойцы, глядя на куски расколовшегося черепа и расплескавшиеся по камням мозги.

Мои молодые такого не видели, и не дай бог.

— Двадцать метров. Хайдаров фотографирует. Висим пять минут. Мы не дипломатическая миссия с верительными грамотами и не купцы с дарами. Мы разведка, которая не должна быть разведана сама.

Поначалу показалось, что подъем мало что даёт. Высота невелика, действительно хороший кругозор так не получить. И всё же…

— Дорогу все видят? — спросил я.

— Она, — подтвердил Спика, не отрываясь от бинокля.

Никто не отрывался. Знакомая линия грунтовки, пусть и чужой, подходила к побережью, плавно отворачивала к югу и далее шла параллельно берегу до предела видимости.

— Транспорт кто-нибудь наблюдает?

— Не вижу, — ответил Пикачёв.

— Я пока вообще ничего не наблюдаю, — пробормотал Мустафа, глядя на экран смартфона и делая одну фотографию за другой.

— И у меня чисто.

Дорога пустынна, это хорошо… Теперь выискиваем населёнку, возделанные фермерами поля, печные дымы, вообще любые признаки наличия на местности цивилизации в живом виде.

— Время, — дисциплинировано доложил Пикачёв.

— Спуск, — скомандовал я.

— Стоп! — громко крикнул Хайдаров. Он провёл двумя пальцами по экрану, укрупняя изображение, затем ещё раз и сообщил, указывая рукой:

— Слева в километре лес. Лесок небольшой, во-он там… С краю под деревьями стоит непонятного назначения объект серого цвета округлой формы. Кусты прикрывают, но купол отсюда видно. Явно искусственного происхождения хрень, предположительно железобетон. Смотрите сами!

Действительно, среди деревьев, если хорошо присмотреться, можно было заметить какое-то серое пятно. Затем мы поочередно приняли у Мустафы смартфон, рассмотрели несколько изображений и снова подняли бинокли. Да-а… Как же удобно, когда ты можешь кардинально увеличить изображение лёгким движением пальцев! Вот только камера у смартфона не из лучших, но уж какая есть.

— Снижайся, Спика.

У земли мы перевели дыхание, первично обменялись впечатлениями и мнениями.

— Ответвления от дороги к объекту в лесу точно нет, я специально разглядывал. Но на колёсах подкатить можно, там ровно.

— Скорее всего, с дороги объект вообще не просматривается, и это сделано специально, — дополнил я слова Хайдарова. — Хорошо домик спрятан, в глубине.

— Зато по соседству с ним есть ручей, слева в полосе кустов. Цвет у них больно яркий, сочный. Наверное, это он впадает в Большую севернее точки причаливания, — Мустафа тоже внёс свой вклад в копилку немаловажных сведений.

Слова «зачем» и «кем» не прозвучали. Сейчас это глупые слова, лишние.

— Поехали тогда, чего ждать-то? — предложил Спика.

Я начал пристраиваться на заднем сиденье, почему-то ставшим жёстким, и попытался полностью вытянуть ноги среди снаряжения. Только вроде бы умостился, глядя, как из-под плиты выплывают новые земли неведомого берега, как по примеру Хайдарова пришлось скомандовать:

— Стоп, экипаж!

— Ну, блин! Чувствую, мы тут не соскучимся, — проворчал Пикачёв.

— Назад давай! Что, следы не заметили?

— Чьи? — повернулся Спика.

— Сейчас… Медленней. Сейчас… Вот! Один, два, пять… девять! Смотрите!

Всего девять следов отпечаталось на мокрой от дождя песчаной нашлёпке у обочины, дальше зверь ушёл в высокую траву.

— Да ладно… — протянул Пикачёв, присвистнув от удивления. — Прямо тазы, а не следы. Не бывает такого!

— Запросто! — уверил его Хайдаров, кивая головой. — Я такие по телеку видел! Смотрел как-то передачу про Канаду.

Я только подал плечами, сам в шоке. Одни когти в две ладони чего стоят!

— Ну что, командир, похоже, дождался ты наконец своего медведика, любуйся, — криво усмехнулся Семён.

— Ну-ка такого медведика к чёрту, пацаны. Не приведи господь…

Следы были очень большие. Не «тазы», конечно, как сказал Пикачёв, но они действительно огромны.

— А это точно медведь? — засомневался Хайдаров. Потому что от такого зрелища всем хочется сомневаться, инстинктивно. Хочется, чтобы всё это примерещилось.

— Это медведь, Мустафа, — со вздохом подтвердил я. — Канада здесь не при делах, если искать аналогии. Это даже не огромный гризли. Это мог бы быть гигантский кадьяк с Кадьякского архипелага, максимум на континенте. Да… Древний прошёл зверюга, вот что я думаю, реликтовый.

— Ну, зашибись теперь! Прибыли в самое логово! И чем его бить? — нервно спросил Спика. — Пульками из шмайсера или лучше сразу ножиком, помолясь?

— Не знаю, но шастающий почти в конечной точке маршрута хищник такого размера… Чёрт, как не вовремя-то.

— Они же вроде всеядные, а не хищники? Я в телеке…

— До-о… Точно! Это он на ягодах так отожрался!

— Не ёрничай, а? — попросил я Спику. — Ягодок, кстати, здесь море, и рыбы навалом. Поплыли к этой бульбе. Ты чуть выше поднимись.

Гравилёт словно змеёй вполз в лесок и низко завис в полусотне метров от обнаруженной постройки. Вблизи бетонная «бульба», хитро спрятанная среди зелени, казалась ещё более необычной, опасно-эффектной.

— «Киндер-сюрприз»! — стукнув двумя пальцами по лбу, вспомнил Мустафа детство золотое.

Совершенно верно, строение действительно очень напоминает половинку жёлтого пластикового контейнера от популярной шоколадки со сборной игрушкой внутри. Только фиксирующего пояска нет. Сверху строение прикрывают ветви деревьев.

Тихо. Следов присутствия обитателей «сюрприза» не наблюдается. Дороги, и даже натоптанной тропы от магистрали действительно не видно. Если здесь и ходят люди, то не часто. Дверной проём тоже непривычный — овальный сверху. Сама дверь не навешена. Это нормально. В подобных местах после ухода хозяев дверь остаётся открытой.

Облетели сбоку и увидели ещё более странное окно — более узкое и более вытянутое, чем обычно. Без остекления, решетки и ставен.

— Это телескопная, — уверенно заявил Пикачёв, стволом автомата отодвигая в сторону мешающую ветку.

— Какая-какая? — спросил я, словно не расслышав слова товарища.

— Ну… Наблюдальня. Планетария? В смысле астролябная, астрономная!

— Остроумная! — подсказал Мустафа.

— Едальня!

— Да идите вы! Чё оскалились? Шутники нашлись… Лучше подскажите, из головы вылетело.

— Нет, Спика, это не обсерватория, которая для учёных, и не планетарий, который для зрителей, — покачал я головой. — Не впихнёшь сюда нормально телескоп, ну какой тут будет угол возвышения… Это больше похоже на ДОТ, как часть серьёзного укрепрайона, но только похоже. Ладно, пошли смотреть. Мус, ты нас прикрываешь с плиты, Спика идёт справа.

Настороженно подходя к тёмному провалу, я замедлил шаг и прислушался. Не понравились обломанные толстые ветки на больших кустах. Ой, это плохо…

Начал подходить сбоку, прикрывая спину. Из дверного проёма пахнуло прелой листвой, цементной пылью и почему-то машинным маслом. Всё ещё тихо. Справа бесшумно подкрался Пикачёв со шмайсером наизготовку. Кивнул, заходим. Больше одного шага внутрь «киндер-сюрприза» сделать с ходу не получилось. Прямо в проёме валялся разорванный на две части армейский пехотный ранец солдата вермахта Tornister 39.

Ой, беда…

Почти такой же, чуть другого цвета ранец висит в «Вольном стрелке», слева за спиной Мэнсона, когда тот стоит за «рабочим» прилавком. Одно время я к этому раритету даже присматривался, пока не решил, что есть варианты поудобней.

В полутёмном помещении не было никого. Ни людей, ни зверей, ни трупов. В центре погасший очаг с кучей серого пепла и парой головёшек.

— Чисто!

Спика кивнул, заглянул на секунду и, не заходя внутрь, сразу пошёл в обход вокруг здания. Люблю я его за это. Несмотря на кажущееся разгильдяйство, Пикачёв умеет, когда нужно, быть собранным и последовательным. Быстро вернувшись, Семён доложил:

— Вокруг медвежьи следы того самого размерчика, командир. Одни вчерашние, похоже, другие где-то недельной давности. Трупа нет, костей нет, Мустафу я позвал.

— Ясно, — коротко принял я.

Почти ясно.

Человека убил и утащил крупный медведь, может быть, тот же самый. Человек спокойно сидел у костерка и чистил разобранный и разложенный на куске ткани пулемёт. Старый добрый немецкий пулемет MG-42.

На деталях и узлах осела пыль, масло из маслёнки частично пролито на тряпку. Рядом запасной ствол, что очень важно: в работе данное изделие прилично греется, скорострельность высокая. Четыре барабана-«кекса», запасная возвратная пружина, ещё кое-что по мелочам, и две ленты-пятидесятки. Оба «кекса» и одна лента полные, во второй всего одиннадцать патронов. Похоже, это весь наличный боезапас.

Реального опыта работы с такой машинкой в отряде ещё не было. В теории изучали, всё же немцы под боком. А теперь вот вообще рядом… Дикая вещь.

MG-42 может обеспечить сплошной огневой заслон, только успевай ствол менять. Американцы во время Второй мировой называли этот продукт сумрачного германского гения «циркуляркой Гитлера», наши бойцы, как я слышал, «крестовиком». Уж очень характерный и впечатляющий крестообразный выплеск дульного пламени у него, трудно с чем-то спутать.

Спика присел, потрогал «кекс», затем сделал три больших шага к выходу.

— Ага. То есть, немецкий спасатель, последний скорее всего, из группы, услышал какой-то шум, подошёл к двери и попал сразу под лапу.

— Выходит, что так, — сухо согласился я. — Ладно. Глайдер где?

— У двери висит, — тихо ответил Хайдаров.

— Потом осматривать будем… Мы же хотели найти место, где можно почаёвничать и переждать дождь, так? Летите на глайдере вдвоём к ручью за водой. Осторожно, он рядом. Я про зверя. И его надо убить. Людоеда всегда нужно убивать, по всем понятиям так. Место ему понравилось, зверь ходит сюда и проверяет. Мы его приманим, дождёмся и убьём падлу.

Ранец был пошит из прочной брезентовой ткани, а сверху покрыт телячьей шкурой. Именно шкурой, а не кожей. Разорвать такой непросто… Но он порван пополам. Металлические пряжки, кожаные ремни — всё целое. Изнутри на крышке-клапане есть карман. Сзади накладка с клеймом 1943 г. и какой-то неразборчивой надписью в овале. Аналогичное клеймо, только поменьше, нанесено на плечевой ремень. Сбоку небольшая кожаная заплатка, хозяин за ранцем следил.

Ничего съестного, конечно, не было, только личная мелочёвка. Аптечка, тряпки. Стальной бритвенный несессер, раздавленные солнцезащитные очки, оселок и почти новый складной нож Barlow. Карманная библия. Трубочный табак в жестянке, отличное огниво в кожаном мешочке. Остальное имущество осталось в карманах куртки и штанов.

Черная с золотым ободком бриаровая трубка лежала возле пулемёта. Там же нашлась опрокинутая большая кружка.

— Надо собрать всё до мелочей, будем искать родных и близких. Коллега, всё-таки.

Парни кивнули.

Чай с дефицитным сахарозаменителем мы пили без особого удовольствия, просто надо. В центре помещения снова потрескивал искрами костерок, сизый дым поднимался и уходил через маленькое отверстие в сводчатом потолке и верхнюю часть необычного окна. С пулемётом Спика при коллективной помощи справился быстро, пристегнул кекс.

Сели вокруг очага. У входа стопкой сложены толстые дубовые доски. Их нужно вкладывать в железные петли-пазы, формируя либо сплошную дверь, либо с бойницами по усмотрению.

— Так, на чём я… Здесь тот же случай, что и на нашем берегу: одинокая избушка, спрятанная в густой роще возле магистрали, — возобновил Хайдаров разговор. От избытка озарений он порой начинает говорить торопливо, становится видно, что старается успеть сказать как можно больше. В такие моменты речь его становится невнятной, хотя понять можно без проблем.

— Только у нас она возле водной артерии, а здесь у важного поворота грунтовки. Хотя нет, тут и река недалеко… А у нас — дорога недалеко. И в обоих случаях дома запросто не обнаруживаются, нужно чем-то заинтересоваться или зайти с другого боку.

— Похожи на секретный наблюдательный пост сторожевой заставы. Подходящий транспорт тебя не видит, а ты можешь накрыть его огнём. Или просто подать сигнал своим, — предложил свою версию Семён.

— И обе избы не используются, разве что случайно кто-то забредёт. Странно как-то, ведь угодья вокруг хорошие, — добавил я.

— Время не настало, — негромко бросил Мустафа, заставив нас задуматься.

Какое время? Время чего?

— Кстати, мы имеем очень интересный набор совпадений в подходе моделистов из ЦУП и разницу в деталях, — продолжил он. — На обоих берегах магистральные дороги возле реки поворачивают. Только у нас к северу, а здесь к югу. У нас самый крупный хищник это махайрод, а здесь — огромный медведь.

— Пещерник! — вставил Спика. — Всё сходится, древний пещерный медведь, дружбан саблезубого тигра!

— И это ещё не всё. У нас есть какой-то бешеный многорог из фильма ужасов. А здесь… — зловещим голосом произнес я, предлагая друзьям продолжить.

— Командир, прекращай! — замахал руками Спика, — накличешь сейчас плотоядного мамонта!

— У нас стада сайгаков, а здесь их не видно, Значит, есть какие-то другие копытные, — добавил Хайдаров, возвращая нас на землю. — Даже избы разные!

— И обе найдены лишь по команде с подброшенной карты… Обидно, конечно. Командир, получается, что мы за столько лет ничего вокруг не разведали. Почему так получается? — спросил у меня Пикачёв.

— Верно, не разведали, — согласился я, вспомнив, как сам пару раз задавал этот же вопрос Деду и был очень удивлён очевидностью ответа. — Потому что не могли. Да и сейчас не можем.

— Как это так? А мы тогда на что нужны? — предельно удивился Мустафа.

Темнеет. Я посмотрел на часы.

— Как ты там сказал, время не настало? Долгий разговор, давай в следующий раз? — я поднялся. — Без обид, Мус, надо со зверем решать. Ночь скоро. Укладываем форель на угли, мужики, скоро на всю саванну рестораном запахнет… Хайдаров со «светкой» и «ночником» убирает плиту от входа и поднимает её над домом, а мы с Пикачёвым здесь его встретим.

— Думаешь, придёт?

— Куда он денется, Спика… Его судьба людоеда ведёт.

Пш-ш…

— Чё, как? Приём.

— Пока не появился. Я отвёл плиту в сторону, дым мешает. Тут ароматы такие, что скоро я к вам вместо пещерника приду. Приём.

— Хорошо, наблюдай. Хвост тебе оставим, конец связи.

Лапой из окна гиганту нас не зацепить, железобетон слишком толстый. А вот шанс изуродовать ему конечность появится, пусть просовывает. Мы сели по разные стороны от окна так, чтобы оказаться подальше от двери. Автоматы наготове, кабуры расстёгнуты. Злое желание возмездия мобилизует, но отсекает ажитацию. Самое хорошее состояния для боя.

Многорог выскочил на нас внезапно, и это был честный поединок. Рыбина просто хотела познакомиться со странной лодкой, но подлые чужаки-браконьеры варварски завалили краснокнижного сомика. Здесь не тот случай.

Приди, сволочь, и умри.

— Вижу медведя… Идёт с тыла, — негромко доложил Мустафа.

Отвечать не стал, просто щёлкнул клавишей, подтверждая приём. Мы поднялись.

— Сначала к окну подойдёт, — прошептал Спика.

Я кивнул и включил налобный фонарь, напарник поступил так же.

Пш-ш… Щёлк.

Зверь рядом.

И только сейчас раздался треск сломанной ветки. Как такой гигант умудряется ходить бесшумно? Я подошел ближе к окну и прислушался. Ну?

Уходящий через окно в кусты луч вдруг превратился в яркое пятно.

— Бей! — крикнул Спика.

Короткая очередь из автомата. Попал?

Злой рёв, затем быстро затихший топот.

Он же знает, где вход! Ну?! Неужто понимает, что ему грозит? Шибко умный, что ли?

Вот, сейчас уже… вот-вот. По ширине тварь вряд ли пролезет, а если боком? Огромный махайрод здесь запросто извернётся, а как медведи, они так могут?

Стремительная раскоряченная в мощном движении туша выросла в арке под лучами двух фонарей. Мгновенно обнаружив цели, тварь упала на передние лапы, кинулась было вперёд… и огребла почти в упор, приняв очередь из «ксюхи» и полный магазин из шмайсера!

Большая часть почти сплошной массы металла пришлось в оскаленную морду, которая на наших глазах превратилась в череп, лишённый кожи, хрящей и мышц. Грохот и инфернальный рев в «сюрпризе» стояли страшные. Клац-клац! На место встали полные магазины. Туша на предсмертном рефлексе, вырвала плечо из бетона и дёрнулась назад. Такой шквал никто не выдержит.

— Дай отступить! Выйти надо! — заорал я.

Сообразив, Спика тоже не захотел карабкаться через окровавленное мясо. Зверь сделал три шага назад и уже во дворе присел, начав получать винтовочные пули в позвоночник.

Тщательно прицелившись, Пикачёв смачно выматерился и всадил короткую очередь в пасть. Зря, в общем-то, но азарт штука такая, он патроны не считает. В воздухе стояла едкая пороховая гарь, смешавшаяся с густым запахом жареной рыбы.

Ноги сильно дрожали, выпущенный из ослабевших от страха рук автомат тяжело давил на шею. В ушах звенело. Спика опустился по шершавой стене и принялся неловко набивать табаком немецкую трубку. Господи, мимо же сыплет…

Тут в самом верху проёма показался край чёрной плиты и взъерошенная голова Мустафы. Я думал, что он нас спросит, как дела и всё такое, но услышал:

— День, а чё, мы опять его сразу потащим куда-нибудь за угол или утра подождём?

Во, у меня личный состав! Постреляли немного, и уже обленились!

— Придётся сразу, парни. Зачем нам на временной базе море тухлой крови и всякое шакальё? Мы почти в точке назначения, но кто его знает, сколько придётся ждать появления красной папки.