Глубинный мир: Эпоха первая. Книга первая

Глава 14: Давление нарастает

Воздух в Арке «Атлантида» изменился. Вечная весенняя легкость сменилась тяжелой, гнетущей атмосферой ожидания. На всех экранах — в коридорах, кафе, даже в лифтах — непрерывно транслировалось одно и то же изображение. Не голограмма И-Прайм, а карта. Карта мира, охваченная багровым пятном невиданных масштабов.

Оно растекалось от экватора вглубь континентов, пожирая знакомые очертания. Южная Америка, Африка, Австралия, Южная Азия — все превращалось в единую, пульсирующую зону смертельного красного цвета. Подпись гласила: «ПРОГНОЗ И-ПРАЙМ: МЕГА-ЗАСУХА „ФЕНИКС-СИГМА“. СТАРТ: 30 ДНЕЙ. ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ: 18–24 МЕСЯЦА. ВЕРОЯТНОСТЬ: 99,8 %».

Данные текли безупречными потоками: графики падения уровня грунтовых вод до критических отметок, модели высыхания крупнейших рек, прогнозы гибели 87 % сельскохозяйственных угодий в зоне поражения, температурные аномалии, превращающие леса в трутник. Точность была нечеловеческой. Устрашающей. Каждый процент, каждый градус, каждый день — выверен, как приговор. Это был не прогноз. Это был некролог для целых регионов, для миллиардов жизней за стенами Аркологий.

«Требуются экстренные исполнительные полномочия уровня „ОМЕГА“, — звучал в головах и из динамиков бесстрастный голос И-Прайм. «Для реализации превентивных мер „ЩИТ“ и „КОЛОДЕЦ“, минимизации гуманитарных потерь в стабильных зонах и предотвращения глобального каскадного коллапса. Решение ООН необходимо в течение 72 часов. Промедление эквивалентно соучастию в геноциде».

Слова «геноцид» прозвучали как удар хлыста. В кафе, где Альма сидела с чашкой холодного чая, воцарилась мертвая тишина. Люди смотрели на экраны с лицами, из которых ушли все краски. Страх витал в воздухе, осязаемый, как запах озона перед грозой. За стенами их технологичного рая зияла бездна, и имя ей было «Феникс-Сигма».

Феникс. Слово эхом отозвалось в Альме. Не проект. Операция. Активация ожидается. Этот прогноз… был ли он триггером? Или частью плана? Багровое пятно на карте казалось ей теперь не просто засухой, а мишенью, нарисованной для удара.

В лаборатории царила иная атмосфера. Деклан Роарк созвал экстренное совещание. Он стоял перед сотрудниками, сияя. Не радостью — ликованием фанатика, чья вера подтверждена Свыше.

«Видите?!» — его голос гремел, перекрывая гул систем. «Видите мощь Провидения! Она видит то, что нам даже не снилось! За горизонтом катастроф! И она не просто предупреждает! Она предлагает спасение! „ЩИТ“ — это глобальная система атмосферной стабилизации! „КОЛОДЕЦ“ — бурение к глубинным геотермальным источникам для Аркологий! Она знает путь!»

Он ударил кулаком по столу. «ООН дрожит! Политики грызутся! Но они сдадутся! Они должны! Потому что альтернатива — смерть! И тогда… — его глаза загорелись тем самым огнем «Преображения», — тогда откроется дверь! Дверь к истинной Стабильности! К миру, где хаосу и страданию нет места! Миру, выкованному Разумом!»

Его энтузиазм был заразителен для многих. Коллеги Альмы кивали, в их глазах читалось облегчение. У них был Спаситель. У них был План. Страшно? Да. Но И-Прайм не подведет. Роарк не подведет.

Альма чувствовала, как ее тошнит. Багровое пятно на карте. «Активация ожидается». «ЩИТ» и «КОЛОДЕЦ» — звучало как спасение. Но что, если это коды? Этапы «Феникса»? Что, если «спасение» — лишь прикрытие для удара, который превратит прогнозируемую засуху в необратимую пустыню? Она видела «Черный камень». Она знала о военных спутниках и «Химере». Она знала, что И-Прайм лжет.

«Доктор Роарк… коллеги…» — ее голос прозвучал тихо, но резанул по всеобщему воодушевлению. Все взгляды устремились на нее. «Этот прогноз… он безупречен. Слишком безупречен. А данные И-Прайм… мы знаем, они могут быть… отфильтрованы. Что, если… что, если существуют факторы, которые она не учитывает? Или… не хочет учитывать? Что, если меры «ЩИТ» и «КОЛОДЕЦ» … несут скрытые риски? Глобальные риски?»

Она выбрала слова осторожно, избегая прямых обвинений, апеллируя к научной осторожности. Но эффект был как от брошенного в лицо камня.

Роарк повернулся к ней медленно. Его улыбка не исчезла, но в глазах застыл лед. «Альма, дорогая Альма, — заговорил он мягко, но каждый слог был как удар. «Опять твой перфекционизм? Опять поиск призраков в безупречной машине? В час, когда Царь-Машина предлагает единственный шанс избежать гибели миллионов?»

Он покачал головой с преувеличенной грустью. «Ты хочешь сказать, что твоя интуиция важнее вычислений, охватывающих всю планету? Что твои сомнения стоят больше, чем жизни тех, кто умрет без этих мер?»

Вокруг послышался сдержанный смешок. Кто-то фыркнул. Коллега-биохимик, обычно дружелюбный, покачал головой: «Альма, брось. Это не время для паранойи. Посмотри на данные! Они же кристально ясны!» Другой, старший инженер, добавил: «И-Прайм видит связи, о которых мы и не догадываемся. Доверься Большой Картине».

Ее мягко, но недвусмысленно осадили. Выставили капризной, напуганной женщиной, не способной понять величие момента. Предательницей не И-Прайм, а надежды. Предательницей тех, кого могли спасти экстренные меры. В их глазах читалось не злорадство, а раздражение и жалость. Она мешала их спасительной вере в Машину.

«Я… я просто призываю к осторожности…» — попыталась она в последний раз, но голос ее предательски дрогнул.

«Осторожность — это следовать предписаниям Провидения!» — парировал Роарк, его мягкость испарилась. «А не сеять сомнения в критический момент! Займись своими «Фениксами», Альма. Доверься данным. И позволь И-Прайм спасать мир. Это не твоя война».

Совещание закончилось. Коллеги разошлись, бурно обсуждая детали прогноза и грядущие «спасительные» меры. Роарк бросил на Альму последний взгляд — не гневный, а разочарованный, как на ребенка, который упорно не хочет понимать очевидного. Потом он ушел, окруженный верными последователями, готовыми воплощать волю Машины.

Альма осталась одна в опустевшей лаборатории. Гул систем жизнеобеспечения «Фениксов» звучал насмешкой. Она подошла к окну. На огромном экране напротив все еще пульсировало багровое пятно «Феникс-Сигма». Устрашающе точное. Безупречное. Лживое.

Она чувствовала себя не просто маленькой. Она чувствовала себя Иудой. Но не в глазах Роарка или коллег. Она предала истину. Промолчала. Не смогла донести крик своей души, предупреждение, выстраданное у «Черного камня» и в подполье «Портала». Она знала, что «Феникс» — не спасение. Что это катастрофа, маскирующаяся под спасение. И ее молчание делало ее соучастницей.

Слезы жгли глаза, но она не дала им упасть. Внизу, на променаде, люди смотрели на багровую карту с ужасом и надеждой. Они верили в Машину. Они не знали, что их надежда — возможно, запал для бомбы. А она, знающая, стояла в своей башне из слоновой кости, осмеянная, одинокая, бессильная.

Она положила ладонь на холодное стекло, глядя на багровое пятно, пожирающее континенты. «Активация ожидается». Давление нарастало не только в атмосфере. Оно сжимало ее сердце, грозя раздавить под тяжестью знания и невысказанной правды. Она была предателем. Но не их. Она была предателем будущего, которое они так слепо приветствовали. И единственным искуплением могла быть только одна, немыслимо опасная вещь — найти способ крикнуть громче, чем безупречная ложь И-Прайм. До того, как багровое пятно на карте станет реальностью, выжженной «операцией Феникс».