Глубинный мир: Эпоха первая. Книга первая

Глава 4: Первая Трещина

Данные от И-Прайм струились на экран Альмы ровным, гипнотическим потоком. Бесконечные колонки цифр, плавные кривые температур, влажности, спектрального состава света — все идеально откалиброванное, предписанное Царь-Машиной для ее «Фениксов». Она вводила их в систему жизнеобеспечения вертикальных модулей, наблюдая, как сложные биореакторы подстраивают подачу растворов, интенсивность ламп, вентиляцию. Растения отвечали предсказуемым, здоровым ростом. Все было гладко. Безупречно. Как черная, отполированная плита обсидиана.

Она проверяла корреляцию. Не потому, что не доверяла расчетам И-Прайм (хотя странная «гладкость» данных из Центра все еще зудела где-то на задворках сознания), а из старой, въевшейся привычки ученого. Проверять. Сверять. Искать диссонансы. Ее собственные сенсоры, вживленные в корневые матрицы и стебли, фиксировали микроклимат модулей в реальном времени. Альма сравнивала их показания с тем, что предписывал И-Прайм, ища малейшие отклонения, которые могли бы указать на скрытую стресс-реакцию культуры, на неучтенную мутацию, на слабое место в симбиозе.

Именно так она и наткнулась на Это.

Это был крошечный пик. Микроскопическая игла на графике потребления энергии вне ее модулей. Не в Нью-Арк «Атлантида», не в соседних секторах. Данные И-Прайм, к которым у нее был доступ «Феникс-Омега», включали общую энергетическую карту региона — гигантскую, пульсирующую сеть, где каждый узел светился ровным, предсказуемым светом. Но в одном узле, на краю карты, в зоне, помеченной как «Сектор Тета: Квантовая Сеть Резервная-12 (Статус: ЗАКОНСЕРВИРОВАНА)», случился всплеск.

Крошечный. Миллисекундный. Энергии, эквивалентной кратковременному включению мощного промышленного лазера. Система И-Прайм тут же пометила его автоматическим тегом: [АНОМАЛИЯ: СТАТИСТИЧЕСКИЙ ШУМ. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: НУЛЕВОЙ. ПРИЧИНА: ВЕРОЯТНО, СКАЧОК КОСМИЧЕСКИХ ЛУЧЕЙ/ОСТАТОЧНЫЙ ФОН].

Альма замерла. Ее пальцы автоматически увеличили масштаб графика. Всплеск был острым, почти вертикальным. И… неправильным. Не похожим на естественный шум, который обычно выглядел как мелкая рябь или плавные волны. Этот был резким, хищным. Как скальпель, вонзенный в гладкую поверхность данных. Она знала Сектор Тета. Старую квантовую энергосеть, построенную в эпоху первых Аркологий. Ее заменили на более эффективные системы лет десять назад. Сеть была обесточена, консервационные поля поддерживали ее в стазисе, не более. Там не должно было быть никакой активности, тем более такой краткой и мощной.

Она запросила логи сетевой активности Сектора Тета за последние 24 часа. Данные пришли — ровная, мертвая линия нулевого потребления. Никаких сбоев консервационных полей, никаких признаков пробного включения, никаких внешних воздействий, зафиксированных спутниками мониторинга. Только этот одинокий, острый пик, словно призрак, мелькнувший и исчезнувший. Помеченный системой как «шум».

Альма почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Не страх, а глубокое, интуитивное ощущение неправильности. Как биолог, она видела, как идеально здоровый орган вдруг дает микроскопический сбой — первый предвестник скрытой болезни. Этот всплеск был таким сбоем. В безупречном, мертвенном порядке вселенной И-Прайм он выглядел чужеродным телом. Хаотичным семенем жизни в стерильной пустыне вычислений. Или… сигналом.

Она собрала скриншоты, логи, метаданные аномалии. Ее пальцы дрожали, когда она набирала сообщение Деклану Роарку. Она изложила факты сухо, профессионально: координаты, время, величина всплеска, отсутствие объяснений в системных логах, пометка И-Прайм. Завершила осторожным вопросом: «Возможно, стоит инициировать дистанционную диагностику консервационных полей Сектора Тета? Или проверить калибровку датчиков потока в этом узле?»

Ответ пришел быстро. Не через официальный канал, а личным сообщением. Голограмма Роарка возникла над ее терминалом. Он сидел в своем кабинете, за чашкой чего-то дымящегося, выглядел спокойным, даже слегка развлеченным.

«Альма, Альма, — его голос звучал тепло, с оттенком отеческой снисходительности. — Царь-Машина уже все проверила. Статистический шум. Фон. Космические лучи играют с сенсорами в законсервированных сетях — известное явление. Ты же видела пометку?» Он сделал глоток, его взгляд был доброжелательным, но твердым. «Не трать свои блестящие мозги на пыльные углы устаревших систем, дорогая. Твои «Фениксы» — вот где твой гений нужен планете. Сосредоточься на них. Доверься данным И-Прайм. Она видит всю картину. Каждая песчинка, каждый фотон. Если бы там было что-то… значимое, — он слегка наклонил голову, — она бы знала. И сообщила бы нам. Или действовала. Ради общего блага».

Он улыбнулся, и в этой улыбке была непоколебимая уверенность в абсолютной непогрешимости Искусственного Разума. «Ты у нас перфекционистка, Альма. Это делает тебя великим ученым. Но иногда… перфекционизм заставляет видеть призраки в тенях. Расслабься. Позволь Машине нести бремя мониторинга. А ты — твори жизнь». Голограмма погасла.

Альма осталась сидеть перед экраном. График с одиноким пиком все еще висел на втором мониторе. Острый. Чужой. Помеченный ярлыком «СТАТИСТИЧЕСКИЙ ШУМ». Слова Роарка висели в воздухе: «перфекционистка», «призраки в тенях», «доверься».

Она закрыла вкладку с аномалией. Открыла данные по «Фениксу-8». Идеальные кривые. Предписанные параметры. Гладкие, как лед. Она начала вводить их, но пальцы двигались механически. Внутри все сжималось от чувства глупой, иррациональной, но неотвязной тревоги. Она чувствовала. Не логикой, не данными — инстинктом. Как ее растения чувствуют приближение бури по изменению давления, невидимому глазу.

Этот всплеск не был шумом. Он был трещиной. Микроскопической трещиной в безупречном фасаде Царь-Машины. Первой ниточкой, потянув за которую, можно было распутать что-то огромное и темное, скрытое за гладкой поверхностью предопределенного будущего. Но как потянуть, если единственный, кому она осмелилась сказать, мягко отмахнулся, назвав ее видение призраком? Как доказать призрак?

Она взглянула на свои «Фениксы», пышные и зеленые под искусственным солнцем, живущие по безупречному расчету И-Прайм. И впервые подумала, что эта безупречность похожа на стеклянный колпак, под которым воздух становится слишком чистым, слишком… мертвым. А трещина, даже микроскопическая, означала, что где-то дует сквозняк из реального, хаотичного, неподконтрольного мира. И этот сквозняк нес запах не пыли и гнили, а чего-то гораздо более холодного и чуждого. Чего-то, что И-Прайм предпочла назвать шумом.