Глубокий рейд. Новые

Глава 16

В процедурном кабинете у Пивоваровой было несколько человек, большинство — это, как и он, казаки после ранений. Розалия была в тёмной медицинской одежде, строгая, подтянутая, деловая. Но на самом деле Аким чувствовал её расположение, и в жестах и прикосновениях. Она подходит к нему и произносит:

— Опустите голову.

Он выполняет приказ. Два почти безболезненных укола в мышцы, в трапеции. Потом Саблин чувствует её мягкие руки, она наносит мазь сначала ему на шею, потом разносит её по мышцам всего плечевого пояса. Он ощущает тепло, а Розалия начинает делать ему массаж. Вообще-то все остальные её пациенты получают разминку мышц посредством специальных кресел. Саблину же разминает шею и надплечья сама Пивоварова и при том тихо интересуется:

— Аким, как вы съездили?

— Нормально, — честно говоря, у него нет особого желания разговаривать. Спал он за рейд совсем немного, устал больше, чем уставал на фронте, на передовой. А сейчас, под прохладными кондиционерами, в удобном кресле, с уколами, с мазями, с приятными прикосновениями, ему хочется расслабиться, а не пересказывать события последнего своего рейда.

— Артём сказал, что Олега приняли на «лечение», — продолжает Пивоварова, с трапеций переходя к шее и затылку. Это, признаться, ему приятно, хотя отголоски старой боли ещё ощущаются в поражённом недавно месте.

— Приняли. Но с оговорками, — он думает, что она сейчас продолжит расспросы, но физиотерапевт говорит лишь:

— У меня через сорок минут закончится смена, поговорим у Артёма в кабинете. Мне очень хочется знать подробности поездки.

«Ну да… Бабёнка-то понастырнее своего мужика будет. Странная всё-таки у них семейка».

И вправду странная. И опять к нему пришла та мысль, что его уже посещала. Аким всё не мог понять, как Пивоваров с такой ценной медицинской профессией выбрал жизнь на болоте, в глуши, среди полувоенного народа.

«Это не из-за денег — точно. Генетик-регенеролог. Он на севере мог бы намного больше получать. Может быть, даже и в разы. И баба у него странная, она вообще как будто сама по себе. Лезет, куда женщинам и носа совать не положено. Наглая… В болото со мной просилась… И ведь муж её не отговаривал. Теперь подробности знать хочет. Командует ещё… Слыхано ли дело! Мужа позорит, а он молчит».

Теперь она укладывает его в кресло, что-то набирает на пульте управления.

— Сейчас станет тепло… Постарайтесь не задремать, я скоро вернусь.

Кресло начинает работать. Прапорщик чувствует, как валики начинают разминать его мышцы. Розалия отходит от него к другим пациентам. А он закрывает глаза. Но через минуту или две женщина возвращается к нему с большим шприцем. И начинает протирать ему руку спиртом.

— Что это? — спрашивает Саблин.

— Я вам говорила, это «Нокзол», очень дорогой препарат, я уже одну инъекцию вам сделала в прошлый раз, — Розалия достаёт из кармана пустые ампулы и показывает их Саблину. — Это препарат регенерации, а вы, как я вижу, утомлены; он восстанавливает нервную и нейронные ткани, а сейчас сразу начнёт разгонять кровь, — потом она шепчет: — Девятнадцать рублей одна инъекция, каждая ампула выдаётся под личную подпись врача. Лекарство богачей.

' Девятнадцать рублей одна инъекция? Ядрёный ёрш! Да нет… Не может быть… Врёт, поди… Лекарство богачей! Для меня? Если не врёт… Видно, ценит меня физиолог'.

Это Сашке можно было заговорить зубы рассказами про сказочную рыбалку, а от генетика Пивоварова отделаться односложными ответами или вовсе отмолчаться. С Розалией все эти фокусы не проходили. Нет. Когда он пришел в кабинет Артёма, там хорошо пахло кофе. Офицерский напиток. Но генетик-регенеролог, конечно, мог себе это позволить. Позволить угощать дорогим напитком важного пациента. А пока он разливал кофе по чашкам и предлагал Акиму сахар, явилась и его супруга. Явилась и радостно сообщила мужчинам:

— Всё, смену сдала, я свободна.

Она по-хозяйски, сама, достала себе чашку, сама налила себе кофе, примостилась рядом с мужем на угол небольшого стола и, даже не попробовав кофе, сразу начала:

— Ну, Аким, рассказывайте.

«Рассказывайте!».

Ему сейчас, после уколов и массажей, хотелось прилечь и подремать, даже кофе ему был не интересен, тем более что он немного переборщил с сахаром. Саблин вздохнул и только смог произнести:

— Ну что… Лодка хорошая. Доехали нормально.

— Доехали нормально? — кажется, Пивоварова ждала не этого. И она стала уточнять: — Были какие-нибудь проблемы в пути?

— Тащились за нами… какие-то.

— Кто это был? — сразу оживилась Розалия.

— Почём же мне знать… Я не выяснял, мы от них ушли. У них дрон был, нашли они нас в болоте, но мы дошли до одного русла, — почему-то Акиму не хотелось рассказывать медикам тайные дороги в болоте. — А там, на хорошей воде, у нас был явный выигрыш в моторах. Оторвались.

— Плохо, что вы не смогли узнать, кто это был, — заявляет Пивоварова.

«Дурная баба, — Саблин даже усмехнулся. — Как же мне было про то узнать, бой с ними завязать, что ли? — и тут его вдруг посетила мысль, и он глядит на неё с некоторым удивлением. — А что это вдруг тебя заинтересовало, кто за нами плёлся? Тебе-то какой в той информации интерес?». Тут он даже поудобнее устроился на своём стуле, как будто приготовился к чему-то, собрался с мыслями и силами.

— Значит, вы оторвались от них, и они вас больше не беспокоили?

— Да нет… Они снова искали нас, уже на Талой.

— Искали? — кажется, Пивоварова насторожена. — И не нашли?

— Это дело… — прапорщик качает головой, — дело не простое. Тем более когда у тебя хорошая аппаратура.

— То есть рации Олега вам пригодились?

«Рации? — Саблин не стал объяснять женщине, что рации и РЭБ — сильно разные вещи: — Пусть всё будет для неё рациями». И он кивнул:

— Пригодились. Но те, кто нас искал, люди влиятельные.

— Почему вы так решили?

— Они легко устанавливали контакты с военными, армейцы им… — Саблин, честно говоря, и сам в этом не до конца уверен, — ну, мне так кажется, помогали.

— Помогали? Расскажите, пожалуйста, почему вы так решили? — просит его Розалия. И это удивляет Акима снова. Муж её сидит, кофе цедит мелкими глотками, наслаждается…

«А этой всё интересно!».

— Они, армейцы, нас ни с того ни с сего вдруг стали приглашать к себе, — рассказывает прапорщик. — Буквально зазывали. Мол, заезжайте отдохнуть. А ещё, думаю, что это они один раз запустили дрон. Мы проходили мимо Тридцатой заставы, и нас снова стал искать дрон. Нашёл. Но когда мы отошли от заставы подальше, дрон отвалился… зона контроля закончилась. А уже когда мы возвращались с Талой назад, к утру, до рассвета, снова появились лодки… Снова дрон в небе висел. Нас искали… Больше там вообще никого не было.

И тут, первый раз за его рассказ, заговорил генетик:

— Послушайте, Аким, а как же вам удалось уйти от дрона? От лодок? Ведь у них, наверное, тоже было хорошее оборудование? Ну, не хуже, чем у вас.

И опять Саблину не захотелось раскрывать этим городским свои маленькие болотные секреты. Рассказывать им про то, как надо прятаться за стенами рогоза, и про то, что тепловизоры через тучи мошки почти не различают горячих моторов. И про нюансы работы с аппаратурой. Да и про всё остальное. И он только произнёс:

— Искать кого-то в болоте — ещё то дельце.

— Да, наверное… — соглашается Пивоваров и, кажется, успокаивается, а вот его женщина, она словно набирается любопытства, и с каждым ответом Акима ей всё любопытнее:

— Значит, вы встретились с заказчиками?

И вот тут Саблин не знает, что ей ответить. Сказать, что встретился? Но новые чётко предупредили его: про них — никому и ничего. Ни слова. Но, с другой стороны, это ведь именно Пивоваровы организовали ему рейд. И всё-таки он врёт:

— Ну как встретились… общались мы по рации.

— Только по рации? — теперь в тоне Розалии слышится разочарование. Она его и не скрывает. — А как же вы передали Олега?

— Ну, я выложил ящики… Там такое место есть… Вы мне его координаты сами дали, — тут Пивоварова кивает ему: да-да, помним. И он продолжает: — Вот там что-то типа бетонных пирсов, высоких таких. Я на этот бетон выложил ящики, а за ними прибежал кривой бот.

— Кривой бот? Что за бот? Почему кривой?

— Ну, здоровый такой биоробот, мощный, весь неправильный. Как бот-солдат, только поменьше и… кривой… — Аким подбирает слова.

— Кривой? Относительно центральной оси тела? Несимметричный? — предполагает Артём. На сей раз он уже не цедит кофе, а слушает рассказ прапорщика внимательно.

— Ну да… Вроде и горбатый ещё, — вспоминает Саблин, а сам думает: «На кой хрен ему эти подробности? Хотя… Может, это у него профессиональный интерес?». — Мы по рации доложили, что привезли товар… А над этим бетонным пирсом вся сопка заросла чёрным лесом. Заросли такие… густые. В общем, выбегает из зарослей этот бот и хватает ящики. И я им тогда говорю: подождите, подождите… Но они меня успокаивают, говорят, что проверят товар и пришлют с ботом оплату.

— То есть они были где-то рядом… Ну, во всяком случае их бот. И вы им… с ними открытым текстом говорили? На весь окрестный эфир? На какой частоте? — почему-то не отставал от него Пивоваров.

— Без частот… Общались через СПВ (связь прямой видимости), — отвечает Саблин и опять думает: «Да что же он привязался-то?». — Они слышали меня, когда я говорил с товарищами.

— Через СПВ? — теперь генетик ещё и удивляется. — Они, что, были рядом с вами?

«Чем больше рассказываю, тем больше у них будет вопросов», — понимает Саблин.

— Радист сказал, что они скорее всего не рядом, он иногда фиксировал источники передачи и решил, что там, в зарослях, у них просто ретрансляторы. А сам сигнал приходит слабый, трудноразличимый, отражённый… И откуда он приходит, радист понять не мог, — отвечает Саблин, уже думая о том, что дальше ему будет ещё труднее рассказывать о рейде и не рассказать при том про удивительных женщин. И, казалось бы, ему нужно закончить этот разговор, сказать: ну всё, я устал с дороги, потом как-нибудь ещё вам что-нибудь расскажу; но он не знал, что ему делать дальше. Как добыть шину. И поэтому он не уходил, а терпеливо продолжал отвечать на странные вопросы медиков, решив при этом выполнить пожелание синекожей о сохранении в тайне их общения.

— Ну хорошо, — говорит Розалия таким тоном, как будто ведёт допрос. — Вам так и не удалось увидеть заказчика? И вы про него ничего не знаете?

— Со мной разговаривала женщина.

— Женщина… говорила с вами по СПВ? Значит, у неё тоже было новейшее оборудование, как и на ваших бронекостюмах? И она была где-то рядом? — продолжает Розалия.

— Ну да… Вообще-то, радиоблок СПВ везде можно купить, — объясняет ей Саблин. — А со мной она разговаривала по СПВ… наверное, тоже через ретранслятор. Не знаю… Рядом её не было. Я поглядывал в заросли через тепловизор.

Тут Аким был не очень убедителен, не умел он уверенно врать, и стал думать, что Пивоваровы видят его неуверенность. И чтобы как-то скрыть эту неуверенность, он продолжал:

— Я вылез на пирс и пошёл за этим ботом, но он проворный, а там заросли стеной, в броне за ним не угнаться… Но я нашёл какую-то бетонную стену…

— А где всё это было? — интересуется генетик.

— Там… Как раз на тех координатах, что вы мне дали.

— Слушайте, Аким, — теперь спрашивала Розалия, — а женщина, которая вела с вами переговоры, она наша? Или, может быть, китаянка? Вы ничего у неё в голосе не услышали необычного? Какая она, по-вашему?

— Нет, точно не китаянка, — прапорщик вспоминает гладкую смуглую кожу с пятнами на бёдрах и плечах. Красивое лицо Любы. — Ну, и не старая.

— Акцент, выговор?

Опять прапорщик думает о том, что до сих пор эта семейка задавала ему вопросы, которые в принципе не должны их волновать. Какая там у кого связь? Какой акцент у говорившей с ним женщины? Какой бот таскал ящики?

«Не о том, не о том они спрашивают! Зачем им это всё? Они ведь просто друзья Савченко, за которого очень переживают, — странное дело, но как только он подумал об этом, рассказывать этой семейке про своё путешествие на Талую ему вообще расхотелось. — Кто же они такие?».

Но отвечать-то было нужно, и он вспоминает:

— Да я что-то не заметил никакого акцента. Речь у неё… — Аким задумывается… — разговор у неё хороший.

— Хороший? Это как? — уточняет Пивоварова.

— Ну, такой… — прапорщик не знает, как правильно описать речь Любы. — Такой, как у вас, как у городских, у образованных.

— А-а… — понимает Пивоварова.

А муж её встаёт:

— Аким, может, ещё кофе?

— Нет. Не надо… Я ещё этот не выпил, — отказывается Саблин, заглядывая в свою чашку.