Всё, поехали: лодка снова скользит по жиже из липкой воды и густой тины вперемешку с ряской. И через несколько минут появляется нечто похожее на сушу… То тут, то там среди деревьев появляется акация. Она растёт только на сухой почве.
Прапорщик снова заглядывает в планшет.
— Южнее, Денис.
— Есть, — откликается Калмыков, меня направление движения.
— Так держи.
Может, это было и не самое удачное направление, на пути им встречалось ещё больше тины и корней деревьев. Наверное, можно было бы поискать воду и почище. Но Аким не меняет курса, и он оказывается прав, скоро перед ними стала проступать сплошная тёмная стена: рогоз. Да, они вышли правильно. И теперь им уже можно было не прятаться, их моторы должны уже слышать на острове, и поэтому Саблин говорит:
— Денис, накручивай. Давай!
И Калмыков прибавляет оборотов. Прибавляет серьёзно. Теперь моторы стали рычать на всё окрестное болото, но делать было нечего, их приближение всё равно на острове обнаружили бы, в этой болотной тишине любой мотор слышался издалека.
Николай уже готов, он вылазит на нос лодки и, держась за ствол пулемёта, присаживается на одно колено; шлем чуть опустил, будто исподлобья смотрит, щит на левом плече, дробовик в правой руке, рюкзак за спиной, встречный воздух колышет полы его пыльника. Он смотрит вперёд, ждёт, когда лодка войдёт в рогоз. Саблин ещё раз оглядывается: Калмыков и Карасёв заняты своими делами, никто ничего не говорит, но рядом с каждым из них наготове безотказная «тэшка», а ещё они оба достали щиты, они тут же, при них. Правильно, казаки знают, что делать.
И здесь раздаётся удар… Удар неприятный, неслабый… Лодку чуть поддёрнуло, один из моторов подпрыгнул, но с креплений не сорвался. Глубины нет совсем, наверное, на корень дерева налетели, зацепили защитой винта, но Аким не обращает на это внимания… Он не думает о том, что даже если винт останется целым, можно погнуть вертикальный вал и заработать вибрацию… Нет, нет… Хрен с ним, с валом. И даже с редуктором. В рундуке он видел запасные детали… Сейчас все мысли лишь о том, есть ли за рогозом, на помойке, мины. Саблин лишь поудобнее перехватывает дробовик…
«Быстрее, Денис, быстрее…».
Внезапность на их стороне, скорость на их стороне… Прапорщик очень хочет вылезти из воды и зарослей, прежде чем по ним начнут вести огонь.
А рогоз уже вот он, ближе, ближе, ближе… Теперь винты то и дело цепляют и взрывают грунт, но лодка идёт вперёд… Пора. Саблин крепко берётся за кресло пулемёта и упирается ногой, чтобы не упасть.
И вот оно… Шелест… Нос лодки врезается в растительную стену, подминая первые пучки рогоза, входит в неё на пару метров… Нос лодки окутан розовыми клубами грибной пыльцы, которая смешивается с чёрным роем разбуженной мошки, моторы глохнут… А Коля Кульков, не дожидаясь команды, делает шаг с лодки в самую жижу, в примятый лодкой рогоз, в ядовитые клубы пыльцы.
Ну, в общем-то, дело пошло.
Тяжёлая его броня продавливает и рогоз, и илистый грунт, Кульков уходит в жижу по пояс. И сразу начинает движение веред. Ему непросто, но моторы и приводы бронированного пехотного костюма, яростно повизгивая, вытягивают его противоминные ботинки из ила, и он, раздвигая рогоз стволом дробовика, начинает двигаться вперед, к берегу. Аким встаёт на нос лодки и ждёт: пусть Коля отойдёт хоть немного вперед. Первое правило пехотинцев: не собираться в кучу. А на нос уже взбирается Калмыков, он усаживается в кресло пулемёта, включает прицельную камеру, хотя она и не нужна, перед ней сплошная стена рогоза. Саблин же делает шаг вперед. Следующий шаг… Это уже серая вода среди мятых стеблей рогоза.
Медленно. Кульков идёт медленно, секунды… их просто не сосчитать, а Саблин, стоя на носу лодки, ждёт, когда противник начнёт вести огонь. И пока всё тихо…
«А может, и не начнёт… Может, тут нет никого?».
Это было бы нехорошо. Но он не успевает испугаться.
— Кодированная передача, источник — сто метров прямо перед нами, — докладывает Карасёв.
— Принято! — откликается прапорщик.
«Ну вот, они уже на Хулимсунт радируют. Значит, всё идёт по плану!».
А Кульков уже ушёл вперед метров на пять, и Аким решает, что и ему пора. Он делает шаг с лодки.
Конечно, ему двигаться легче, чем Николаю, тот протоптал ему «дорожку» в этой каше из липкой воды, ила и растений, поэтому он начинает нагонять товарища… И тут ему приходит первое напоминание о том, что на острове есть люди и они знают, где находятся казаки:
Та-та-та-та-та-та-та-та-та-та…
И стреляют вполне себе неплохо… Как раз вокруг него пули режут стебли рогоза…
«Ладно, это пока 'Т-20–10».
У него над водой торчит лишь кираса и шлем, винтовочной пуле они в большинстве случаев не по зубам. Но всё равно, Саблин вслед за Кульковым перетягивает свой щит вперед, теперь у него над краем щита торчит лишь макушка шлема, то место, где расположены фронтальные камеры.
Та-та-та-та-та… Та-та-та-та-та… Та-та…
Магазин у стрелка пуст. Но теперь пули ложились точнее; одна поднимает серый фонтан из грязной воды прямо в метре перед прапорщиком, а ещё одна глухо шлёпает… попадает в Николая.
— Коля! — сразу окликает того Саблин.
— В щит! — тут же откликался казак. Ему до суши осталось совсем немного, метра три, но там, как оказалось, и самые густые заросли рогоза, и самый вязкий ил.
Та-та-та-та-та… Та-та-та…
А стрелок сменил магазин… Теперь он бьёт почти прицельно… Аким слышит шлепки… Один, второй, третий… Всё летит в Кулькова. Хорошо, если в щит. Неужели стрелок видит Николая?.. А тот не отвечает — понятное дело, стрелять ему неудобно… Саблину и самому неудобно.
Та-та-та-та…
А одна из пуль, срубив рядом с Саблиным один стебель рогоза, звонко щёлкает… в металл…
«В лодку попал! В чужую!».
— Денис! — почти кричит прапорщик. — Ядрёный ёрш! Охолони его… — Саблин прекрасно понимает, что Денис не видит стрелка, но когда, пусть даже мимо, полетят двенадцатимиллиметровые пули, всякому захочется найти укрытие, у всякого бодрости поубавится.
«Не попадёт, так попугает».
— Есть, — откликается Калмыков…
Та-та-та-та-та… — снова тарахтит «тэшка» с берега. И тут же ей отвечает древний «Утёс» с лодки. Отвечает серьёзно, басовито, очень увесисто…
Пам-бам-бам-бам…. Тяжеленные пули буквально с треском пробиваются через рогоз, летят рядом и чуть выше Акима. И тут же ещё одна очередь… Пам-бам-бам-бам…
«Ох, не бережёт он патроны. Дуралей…. Одна ведь лента всего… Двойками бил бы…».
Но «тэшка» теперь не отвечает, замолчала, а Кульков уже выбирается из рогоза, он там, где вода доходит ему всего до колен. И Саблин прибавляет, чтобы поспеть за товарищем.
А Николай уже вышел из воды и докладывает:
— Пошёл направо, к дому.
— Коля, аккуратно там, — напутствует Саблин, он ничего не добавляет, но Кульков и так понимает, что это «аккуратно» прежде всего касается мин.
— Есть, — откликается он.
А прапорщик догоняет его, по проторенному пути идти явно легче. Он тоже выходит из воды. Он уже видит местность, заваленную пластиковым мусором, каким-то тряпьём. Он проходит несколько шагов и залегает, следит, как Кульков, прикрываясь щитом, уже идёт к приземистому, серому от лишайника зданию из бетона, окна которого закрыты стальными листами. Саблин снимает дробовик с предохранителя, просматривает местность, прикрывает товарища. Теперь он видит этот небольшой островок почти весь и может корректировать пулемётный огонь. И как раз тут из-за угла следующего здания выглядывает человек; он вскидывает винтовку… Но Аким нажимает курок первым, при этом с удовлетворением замечая:
— Один без брони.
Бах-х…
Стальная картечь хлёстко щелкает об угол, выбивая из старого бетона крошку, с жужжанием рикошетит в разные стороны. Человек, так и не произведя выстрела, прячется за угол. Испугался… Оно и понятно. А прапорщик не торопясь дёргает затвор, загоняя новый патрон в ствол, целится и стреляет ещё раз туда же, в тот же угол дома. Для острастки, чтобы больше не было у бандитов желания выглядывать из-за него. А Николай наконец добрался до здания, присел там у стены на колено и доложил:
— У них один — всё.
— Ранен? — на всякий случай уточняет прапорщик.
— Да какой там, на хрен… Он без брони был, — откликается Кульков. — Денис его угомонил, — и после, подобравшись к углу здания, выставив чуть вперёд щит и уложив на него ствол дробовика, он оглядывает местность и добавляет: — Держу двор.
— Я пошёл налево, — Саблин встаёт, прикрываясь щитом и следя за углом дома, начинает двигаться вдоль берега, рядом с рогозом. Он проходит так метров тридцать, прежде чем по нему начинают стрелять из приоткрытой двери следующего дома.
Та-та-та-та…
Стреляют неплохо, одна из пуль бьёт в щит, ещё одна — в не прикрытый щитом правый наплечник.
— Не вижу, откуда бьют! — сразу сообщает Кульков.
— Второй дом, — говорит ему Саблин, — открытая дверь.
Та-та-та-та… Две пули поднимают грязь рядом с ним… А ещё одна щелкает по правой «скуле» шлема. Рикошет, но весьма ощутимый. Даже правый монитор на секунду «поплыл». И тогда Саблин делает три выстрела подряд туда, в сторону приоткрытой двери.
Бах-х… «Барсук» бьёт с резким хлопком, звонко. Один звук кого-нибудь робкого напугать может.
Перезарядка. Бах-х… Перезарядка. Бах-х…
А кроме громкого выстрела, ещё и очень наглядно: первый же жакан отрывает от двери большой, чуть не в половину, кусок пластика, второй бьёт в косяк, выбивая целую кучу пыли, а вот последний патрон доходит правильно. То была картечь, и вся порция уходит в дверной проём.
— Пройду вперёд, — предлагает Кульков. — Возьму его на гранату.
— Погодь, держи пока двор, — Саблин не уверен, что показались все враги, и почти бегом кидается к ближайшим зарослям борщевика, заваливается под трёхметровые стебли в прибрежную грязь; теперь его из открытой двери не видно. Прапорщик находится почти на уровне воды, он начинает быстро снаряжать своего «Барсука», а Карасёв снова в эфире, докладывает:
— Опять передача, канал закрытый, источник где-то у вас там. И болтают не умолкая.
— Орут, поди, там, — удовлетворённо замечает Кульков, — помощи у начальства просят немедленной.
Скорее всего, Николай прав.
«Это хорошо, хорошо… Это как раз нам и нужно».
Аким загоняет пятый патрон в дробовик и думает о том, что должен Глаз приехать сюда на помощь своим бойцам, обязательно должен, а иначе что он за атаман.
Он шевелится, прикасаясь к стеблям борщевика, и видит, как с жёлтых зонтиков растения падают капли ему на пыльник. Сразу те места, куда упали капли, становятся не чёрными, а белыми, кислота моментально разъедает ткань. На этих местах остаются дыры. Но ему сейчас не до пыльника, он чуть приподнимается, чтобы поудобнее уложить дробовик, и…
Та-та-та-та-та…
Ему в камеры летит грязь, сверху на него падают зонтики ядовитого растения. Одна пуля снова шлёпает в щит.
«Ты глянь, заразы какие, не успокаиваются».
И тогда он, чуть приподняв дробовик, делает выстрел в сторону двери…
Бах-х…
Тут же перезаряжает оружие, выглядывает и стреляет, уже прицелившись.
Бах-х…
На этот раз жакан влетает в проём. Но это ровным счётом ничего не значит… так как оттуда снова полетело:
Та-та-та-та-та…
Акима опять засыпает грязью и рубленым борщевиком. И тогда он, доставая патроны из разгрузки и загоняя их в своё оружие, говорит:
— Коля, без гранаты они не успокоятся.
— Принято, — откликается Кульков.