Облегчение, которое он почувствовал во время разговора с женщинами, как-то само собой и растаяло, пока он спускался по ржавой лестнице и шёл через заросли.
«Кто эти женщины… Даже не знаю, как их называть. Ну, одну зовут Люба. У неё крутая рация прямо в голове. Они ходят голые, как и дарги. Говорят, что ради эксперимента. Ну, они к даргам не имеют никакого отношения, но сто процентов, что дамочки биомодернизированные. Мужчины. Почему на это дело они послали женщин? Почему не пришли мужики с оружием? Непонятно. А техника у них… Рация в голове, какая-то палка блестящая… Даже у северян такой нет. Что уж там про даргов говорить. Эти женщины… или кто там за ними стоит… слишком уж развиты для степных дикарей. У даргов бабы… у них мозгов не больше, чем у дроф. А эти… Холодные, умеют на своём настаивать, умеют себя вести, но если они доходят до края, то начинают волноваться… Воевать они, скорее всего, не большие мастерицы. Хотя эта палочку на меня и наставила… Интересно это, зачем?».
Он ещё в зарослях услышал, что Денис, как он и приказывал, моторы так и не глушил. Саблин пришёл, спустился в лодку и сказал казакам:
— Ну, вроде всё получилось, — но коробку, и уж тем более её содержимое, он товарищам не показал. Держал её под пыльником. — Я пойду поем, а ты, Денис, поворачивай на запад.
— Домой идём? — кажется, Карасёв обрадовался.
— К Енисею, — Саблин говорит уклончиво. Он-то как раз собирается идти в Туруханск. Ну не возвращаться же ему обратно, когда до Туруханска по Енисею меньше двух сотен километров.
— Есть идти на запад, — откликается Калмыков.
— Денис, я поем, отдохну, а к ночи тебя сменю. Мирон, а ты, если хочешь, сейчас поспи. Ночью две пары глаз лучше одной.
Его приказы обсуждений не вызвали, и тогда прапорщик стал раздеваться и снимать броню, чтобы забраться в кубрик.
Он поел и с удовольствием выкурил сигарету; ещё раз, прежде чем задремать, открыл коробку… Да, это были настоящие сокровища.
«Савченко за один раз мог столько получить… За один рейд… Ну, понятно, откуда у него такие дома, снаряжение и лодки».
Потом он спрятал коробку и завалился под кондиционер. Так приятно было вытянуть ноги… Начал было думать про добычу интегральной шины, про Туруханск и про Олега Панова… И заснул… Он не проспал и получаса, как его разбудил стук в дверь кубрика и громкий голос Карасёва. Тот кричал без микрофона, видно, через поднятое забрало шлема:
— Аким! Просыпайся! Аким… Слышишь⁈
— Ну, что? Что? — Саблин приоткрыл дверь. — Говори.
— Аким, мотор! — так и есть, урядник открыл забрало, так как по-другому не мог сообщить атаману эту новость.
«Мотор⁈ — прапорщик не сразу сообразил. — А что с мотором?».
И понял, о чём говорит Карасёв, лишь тогда, когда радист пояснил:
— Семь шестьсот на запад-запад-север от нас. Сигнал выраженный, чёткий, на больших оборотах идёт на восток.
Саблин сразу приходит в себя:
— Нас они слышали?
— Мы на малом ходу идём, — сообщает Карасёв. — Может, ещё не услышали.
Аким тут же раскрывает дверь.
— Денис, глуши моторы!
— Есть, — отзывается Калмыков. И оба двигателя тут же утихают. Над болотом повисает тишина. Лодка в липкой воде проходит по инерции метров пять, не более. И всё… Встала.
— Мирон, рацию и РЭБ только на приём. Казаки, связь только через СПВ. Гасим всё.
— У меня всё погашено, — заверяет радист.
Аким выходит, задерживает дыхание, закрывает дверь в кубрик, надевает шлем и потом берётся за кирасу. А Карасёв возвращается к своей банке и присаживается у аппаратуры. Саблин же, включив СПВ, пока крепил наголенники, спрашивал у Мирона:
— А дронов нет?
— Нет, — отвечал тот.
«Ну, хоть этого нет».
Но радовался прапорщик недолго. Едва он закончил с бронёй, как радист сообщил ему:
— Радиограмма. Импульс. Сигнал кодированный, — и он вроде и замолкает, но в этом его молчании чувствуется что-то… И поэтому Саблин уточняет:
— А ты засёк источник импульса?
— Так точно; местоположение размыто, но… Радиограмма выдана не из той лодки, мотор которой мы слышим. Сигнал был западнее.
— Значит, тут где-то две лодки? — уточняет Денис.
— Ну, вроде так получается, — отвечает радист.
«И обе с рациями… Может, тут рыбаки богатые и могут себе позволить по дорогой рации в каждой лодке. Артелью пошли, рации взяли с собой, места-то дикие…».
Но, честно говоря, прапорщик не верил в такой расклад. А Мирон им и сообщает:
— Аким, дрон. Сигнал слабый, еле разбираю его… Где-то тысяча метров высота, десять двести на северо-запад от нас, — он несколько секунд молчит и продолжает: — Так и есть, шныряет туда-сюда, девять пятьсот от нас.
— Если рядом пролетит, увидит наши моторы в тепловизор, — размышляет Денис. — Аким, может, уйдём отсюда? Моторы у нас что надо.
Если бы это было «его» болото, можно было бы на больших оборотах попытаться уйти. Но стояла ночь, места чужие, протоки непривычные, банки, камни… Нет, рисковать он не хотел. Тем более, что как раз между ними и большой водой была ещё одна лодка. Он не хотел говорить товарищам, но почему-то ему казалось, что и на этих лодках, что болтаются ночью в болоте, тоже хорошие моторы. И он решает:
— Нет, моторы включим — сразу себя обнаружим. Постоим, посмотрим, как пойдёт.
— Боюсь… дрон нас заметит, — сомневается Калмыков.
— Только если совсем близко пройдёт. Прямо над нами, так-то мы за рогозом, нас ему с угла не увидать. Да ещё и мошки́такие тучи. Нет, — Саблин уверен. — Постоим, постоим…
И в лодке повисает тревожное, неприятное молчание. И висит оно минут десять, пока Мирон не сообщает:
— Второй мотор. Первый уже на северо-востоке от нас… А этот…
— Ещё на северо-западе? — догадывается прапорщик.
— Так точно, семь тысяч метров от нас — сигнал слабый. Амплитуда размытая. Далеко и идёт не спеша. На малых оборотах.
— С Реки сюда пришли, а дрон со второй лодки кидают, — говорит Аким, — осматривают округу, поэтому и не торопятся.
— Ага, — соглашается Карасёв. — Прочёсывают.
Так, не включая двигателей, они простояли в черной болотной ночи почти полтора часа, только мошку́с камер и фильтров стряхивая; ждали, когда сигналы моторов и дрона полностью пропадут в ночи, и лишь после этого Саблин и говорит:
— Денис, если устал, иди в кубрик, отдохни.
— Сна ни в одном глазу, — заверил его Калмыков.
А Аким усмехнулся: «У Мирона, наверное, тоже. Уж в который раз казак думает: зачем я в это дело встрял? Чёрт меня дёрнул».
Прапорщик ждёт ещё минуту, выжидает, чтобы наверняка, а потом и говорит:
— Денис, поедем потихонечку.
— Есть, — откликается тот и заводит двигатели.