Император Пограничья 15

Глава 14

Зима пролетела в каком-то диком цейтноте. Месяцы, когда жизнь должна была замирать, для меня и для всего государственного аппарата Владимира наоборот превратились в пору кипучей деятельности.

Прошедшие двадцать недель на посту князя дали мне чёткое понимание масштаба катастрофы, которую я унаследовал от Веретинского и Сабурова. Княжество напоминало корабль с пробоиной, который держался на плаву только потому, что команда ещё не поняла всей глубины проблемы. Первым делом требовалось заткнуть эту пробоину, и начать следовало с людей.

Как показала операция «Крысы в банке», старый чиновничий аппарат оказался гнилым насквозь. Не весь, разумеется — попадались и честные работники, но их голоса тонули в общем хоре тех, кто годами кормился за счёт казны. Все эти люди повылетали со своих должностей, создав множеств вакансий.

В ответ я запустил масштабный поиск новых специалистов по всему Содружеству. Артём Стремянников дал мне список контактов толковых ребят из банковской сферы — молодых, амбициозных, с горящими глазами и желанием доказать себе и миру, что они чего-то стоят. Таких легко мотивировать: дай им шанс, и они пашут как проклятые, потому что знают — это их единственная возможность вырваться из провинциальной серости.

Параллельно с набором я провёл ревизию существующих кадров. Те, кто работал честно, но прозябал на низких должностях из-за отсутствия связей или родовитого имени, получили повышения. Когда толковый чиновник видит, что его труд замечают и награждают, он работает с удвоенной энергией. А когда бездарь понимает, что время синекур закончилось — он либо начинает работать, либо увольняется сам.

Назначение новых глав Приказов утверждал лично. Каждого кандидата проверял через Коршунова и Крылова — разведка и правоохранительные органы оказались на удивление эффективны в вопросах копания в чужом прошлом, а после этого беседовал с кандидатами сам, применяя Императорскую волю. Ни один назначенец не имел компромата, способного сделать его управляемым для внешних сил. Чистая репутация — не гарантия честности, но хотя бы отсутствие очевидных рычагов давления.

Особняком стоял вопрос Аудиторского приказа. Артём Стремянников запросил себе десять помощников, и я поначалу заподозрил мотив родственных связей. В этом мире всё держится на семейных узах и взаимных обязательствах, так что мысль о том, что молодой банкир устроил своих или чужих людей по протекции на тёплые места, пришла в голову сама собой. Велел Коршунову проверить каждого. Результат оказался неожиданным — все десятеро были толковыми специалистами без малейших признаков кумовства. Артём просто выбрал лучших из тех, кого знал по работе в банке. Чертовски приятно ошибиться в таком щекотливом вопросе.

Следующим этапом стала ревизия бюджета. Я сел вместе с аудиторами и мы методично прошлись по каждой статье расходов. То, что обнаружилось, вызывало смесь ярости и отвращения. Надуманные статьи вроде «расходов на поддержание престижа княжеского двора» оказались прикрытием для банальных хищений. Раздутые цифры в закупках — результатом откатов и завышенных цен. Доклад Артёма о коррупции при Веретинском и Сабурове помог вгрызться в эту гнилую систему и перетряхнуть её до самого основания.

Я начал расторгать договоры один за другим. Подставные компании, завышенные цены, фиктивные поставщики — всё это выявлялось и уничтожалось. Некоторые поставщики пытались апеллировать к традициям и прежним договорённостям, но я был неумолим. Коррупция не имеет традиций, которые я обязан соблюдать. К чёрту вашу «традицию» красть у государства. Все обнаруженные факты хищений тщательно систематизировались и передавались Крылову для дальнейшего возбуждения уголовных дел.

Всего было вскрыто 174 раздутых статьи, среди которых почётное первое место заняли военные закупки, вслед за которыми шло городское благоустройство и содержание Приказов.

Должности-синекуры, раздувавшие бюджет за счёт фонда оплаты труда, ликвидировал без всяких церемоний. «Советник по особым вопросам при третьем заместителе главы Посольского приказа» — какого чёрта это вообще значит? Таких «советников» и «консультантов» набралась целая рать. Их бы в бой кинуть против Бздыхов, вооружив топорами, и то больше пользы вышло бы. Выгнал всех разом. Кто-то пытался жаловаться, ссылаться на родственные связи или прежние заслуги. Не сработало. Если ты не приносишь реальной пользы — ты балласт, а балласт идёт за борт.

Ревизия зарплат показала извращённую картину. Линейные работники, которые реально делали дело, получали гроши. Зато начальство, которое только ставило подписи под чужими трудами, появляясь на работе раз в неделю, загребало непомерные суммы. Я выровнял систему — низкие зарплаты повысил, раздутые урезал. Естественно, возмущению чиновничьей верхушки, той, что избежала ареста, не было предела, но меня это мало волновало. Если хотите больше денег — работайте больше и эффективнее.

По рекомендации Артёма перешли на систему прямых закупок через казначейство. До этого каждый Приказ закупал самостоятельно, что открывало бесконечные возможности для откатов. Теперь все закупки идут через единый департамент в Казённом приказе под руководством Германна Белозёрова. Параллельно работает департамент контроля из Аудиторского приказа — они следят за тем, чтобы их коллеги в Казённом приказе не решили обогатиться сами. Двойная система проверок снизила возможности для воровства в разы.

Итоговым результатом всех наших героических баталий против раздутого в край бюджета стала экономия в размере около четырёхсот пятидесяти тысяч рублей в год. Почти треть бюджета. Это не просто цифра в отчёте — это школы, дороги, жалованье солдатам, медикаменты для лазаретов. Всё то, на что раньше «не хватало средств».

Плановый бюджет на две тысячи девятый год я утвердил с особым удовлетворением: один миллион триста пятьдесят тысяч рублей расходов против полутора миллионов доходов. Профицит в сто пятьдесят тысяч. Впервые за несколько лет княжество не уходит в минус. Это не решение всех систематических проблем — инфраструктура требует инвестиций, армию нужно перевооружать, производство в княжестве оптимизировать… Но это начало. Корабль больше не тонет. Теперь можно думать о том, куда его вести.

Глядя на цифры в финальном отчёте, я испытал не триумф, а скорее мрачное удовлетворение. Всё это можно было сделать годы назад, если бы у власти стояли не паразиты, думающие только о собственном обогащении или безопасности собственной пятой точки. Эти деньги могли вытащить княжество из нищеты. Вместо этого они оседали в карманах тех, кто клялся ему служить.

Прошлое, увы, не изменить. Важно только то, что я делаю сейчас. И пока в моих руках власть, я буду гнуть линию до конца — честная работа за честную плату, компетентность важнее происхождения, а казна служит народу, а не кормит чиновников. Простые принципы, которые почему-то кажутся революцией в этом прогнившем мире.

Параллельно активно шла стройка в Угрюме. Одно дело — обсудить строительство в тёплом кабинете, совсем другое — организовать его в реальности. Через неделю после того совещания стало ясно, что каждое решение тянет за собой десяток новых задач.

Каменоломня под руководством Вельского перешла на трёхсменный режим. Круглосуточная работа требовала не просто больше людей — требовалась координация. Дневная смена резала блоки, вечерняя обрабатывала готовые камни, ночная готовила новые участки к разработке. Наняли ещё семьдесят резчиков и каменотёсов, пригласили специалистов из Владимира и Суздаля.

Проблемы начались через две недели: бригады начали конфликтовать. Дневная смена обвиняла ночную в халтуре — участки готовили кое-как. Ночная огрызалась, что дневная оставляет после себя бардак. Вечерняя жаловалась на обе. Дошло до драки между сменными мастерами. Вельский ввёл систему проверки качества работы каждой смены с премиями за хорошие показатели и штрафами за брак. Заодно разделил зоны ответственности чётче — каждая бригада отвечала только за свой участок.

Кроме того, инструмент не выдерживал круглосуточной нагрузки. Резцы тупились втрое быстрее, молоты ломались, клинья трескались. Постоянно не хватало запасных. Работа встала дважды за неделю — ждали новых поставок из кузницы. Плюнув, я распорядился выдать инструменты из Сумеречной стали. Если бы это увидел кто-то из чужаков, боюсь, его хватил бы инфаркт, ведь стоимость такого орудия многократно превышала добываемый им ресурс.

Зато производительность выросла в два с половиной раза, но возникла следующая проблема — куда девать отходы. Гора щебня росла быстрее, чем мы успевали её вывозить. Фон Штайнер предложил использовать каменную крошку для цементного раствора, с которым он почти что смирился, и дорожной отсыпки. Проблема превратилась в ресурс.

Производство кирпича оказалось сложнее, чем казалось. Привезённый из Калуги мастер печных дел Тихон Бородин два дня ходил вокруг выбранной площадки, прикидывая размеры будущей печи Гофмана. Кольцевая конструкция требовала точных расчётов — любая ошибка в размерах камер обернулась бы потерей тепла и браком. Мастер набросал чертежи, и началось строительство. Двенадцать камер расположили по кругу, а в центре возвели дымовую трубу.

Принцип работы был изящен в своей простоте: огонь разжигался в одной камере и постепенно перемещался по кругу, подсушивая сырцы в следующих камерах, пока не доходил до стадии полного обжига. Горячие газы от уже обожжённого кирпича нагревали воздух для горения в следующей камере. Цикл замыкался, и печь работала непрерывно. Когда первую партию выгрузили через десять дней, я лично проверял качество — кирпичи звенели при ударе, не крошились, имели ровный красно-коричневый цвет. Брак составил менее пяти процентов, что считалось превосходным результатом.

Таких печей возвели сразу полдюжины из-за длительного цикла производства. Зато производительность одного кубометра пространства печи составляло от 1 до 3 тысяч кирпичей в месяц, что закрыло все наши нужды в этом материале.

Топливом для печи служил торф. Болота вокруг Угрюма оказались настоящей кладовой энергии. Организовал артели торфорезов — двадцать человек с лопатами и тачками нарезали брикеты из торфа, сушили их на воздухе две недели, затем свозили к печи. Расход в печах Гофмана составлял около ста двадцати килограммов на тысячу кирпичей — в 2–3 раза меньше, чем в печах периодического действия. Экономия топлива в виде торфа относительно обычных дров получалась весьма существенной, учитывая, сколько кирпичей мы производили.

Черепичное производство запустили параллельно с кирпичным. Та же глина, те же печи, только формы другие. Мастер Бородин обучил трёх подмастерьев формовке черепицы — процесс требовал сноровки, чтобы плитки получались одинаковыми и плотно прилегали друг к другу при укладке на крышу. Первые партии пошли на кровлю административных зданий. Фон Штайнер настоял на классической красной черепице, и я согласился — выглядело действительно солидно.

Лесозаготовки расширили вдвое. Захар организовал три артели лесорубов по двадцать человек в каждой. Рубили в основном сосну и ель на севере от острога, где лес подходил вплотную к дороге. Брёвна свозили к реке, сплавляли до Угрюма. Часть древесины шла на топливо для печей, когда не хватало торфа, часть на строительные нужды — балки, стропила, внутренние перегородки. Проблема возникла с вывозкой — не хватало лошадей и подвод. Решили нанять дополнительных возчиков из окрестных деревень, платили хорошо, и желающих нашлось достаточно.

Водный кризис обострился к середине зимы. Население острога выросло до трёх тысяч человек, и существующие колодцы просто не справлялись. Люди стояли в очередях по два часа, особенно по утрам. Несколько раз чуть не доходило до драк.

Подземное озеро, которое Полина обнаружила во время своего испытания, находилось в тридцати метрах под землёй. Массивная карстовая полость, чьей воды хватило бы на город и в десять тысяч жителей. Задача заключалась в том, чтобы поднять эту воду наверх и распределить по городу.

Фон Штайнер с помощью пары инженеров разработал проект насосной станции. Василиса с тремя геомантами за неделю пробила вертикальную шахту диаметром три метра от поверхности до озера. На дне установили всасывающие трубы, а наверху насос, который я заказал в Москве за пять тысяч рублей. Чудовищно дорого, но альтернативы не было — подъём воды с такой глубины требовал мощного механизма.

Хотя «насосом» его называли скорее по привычке. Ведь обычный механизм работает за счёт поршней или турбин, преобразующих механическую энергию в движение воды. Этот же был чисто магическим артефактом — притягивал воду силой гидромантии, без единой движущейся детали.

Артефактное устройство работало на Эссенции, качая воду в водонапорную башню высотой двадцать пять метров, которую возвели на самой высокой точке острога. Башня представляла собой металлический каркас с каменным основанием и большим резервуаром наверху вместимостью сто шестьдесят кубометров. Вода поступала в резервуар, а оттуда самотёком распределялась по трубам.

Система цистерн включала пять больших резервуаров по пятьдесят кубометров каждый, размещённых в разных частях города. Они служили буферными накопителями и обеспечивали бесперебойную подачу воды даже при остановке насоса.

Прокладка каменных труб оказалась самой трудоёмкой частью. Геоманты под руководством Василисы формировали трубы прямо из породы — длинные полые цилиндры диаметром двадцать сантиметров. Работа шла медленно, по пятьдесят метров труб в день. Магам приходилось точно соблюдать уклон для естественного стока, герметично соединять секции, делать ответвления к цистернам. Через месяц проложили первый километр основной магистрали от башни до центральной площади. Когда пустили воду и из крана в административном здании полилась чистая холодная вода, многие присутствующие, и я в их числе, смотрели на это, как на чудо.

Новые укрепления проектировал Грановский совместно со своими приглашёнными коллегами — Беспаловым и Журавлёвым. Старый деревянный частокол подлежал сносу — он оказывался внутри разросшегося города и мешал застройке. Новые каменные стены должны были охватывать периметр в четыре километра. Фундамент закладывали на глубину двух метров — суглинистая почва требовала прочного основания. Железобетон для внутренней структуры стен, каменная облицовка снаружи. Фон Штайнер настоял на том, чтобы внешняя сторона выглядела как крепостная стена классической архитектуры — с зубцами, бойницами и декоративными элементами.

Современная фортификация учитывала не только физические, но и магические угрозы. Я настоял встроить в стены рунические знаки, усиливающие прочность и защищающие от некроэнергии Бездушных. Также пришлось модернизировать защитный барьер, чтобы охватывал возросшую территорию. Наконец, в каждой башне предусматривались позиции для артиллерии и магов.

Интеграция старых бастионов в новую систему началась с их модернизации. Деревянные палисады вокруг укреплений заменили каменной кладкой. В каждом бастионе расширили пороховые погреба, углубив их ещё на два метра и облицевав кирпичом. Борис лично проверял каждое хранилище — боеприпасы должны были оставаться сухими даже при длительной осаде. Артиллерийские платформы усилили железобетонными основаниями, способными выдержать отдачу тяжёлых орудий. В подвалах оборудовали продовольственные склады с запасом на месяц автономной обороны. К концу весны каждый бастион превратился в самостоятельную крепость, способную держаться даже при падении внешних стен.

Ворота проектировал фон Штайнер с особым энтузиазмом. Главные въездные ворота с северной стороны представляли собой массивную арку высотой десять метров с двумя фланкирующими башнями. Двойные решётки из Сумеречной стали, убийственные карманы между внешними и внутренними воротами, бойницы для стрелков на всех уровнях. Снаружи — классический портал с колоннами, барельефами и гербом княжества. Немец добился своего — ворота выглядели как триумфальная арка и одновременно как непреступная крепость.

Оборонительный периметр включал не только стены, но и систему внешних укреплений. Пять фортов, вынесенных за пределы города на расстояние от одного до трёх километров, становились передовой линией. Между фортами и городскими стенами — зона перекрёстного артиллерийского огня. Грановский рассчитал секторы обстрела так, чтобы любая точка в этой зоне простреливалась минимум с двух позиций.

К началу весны Угрюм изменился до неузнаваемости. Вместо деревянного острога с частоколом постепенно вырастал каменный город со стенами, башнями, водопроводом и развитой промышленной базой. Университетский квартал обучал сотни студентов. Административные здания готовились к приёму чиновников. Кирпичная печь работала без остановок, поставляя материалы для новых домов. Каменоломня обеспечивала блоки для общественных зданий. Водонапорная башня давала чистую воду всем желающим.

Я смотрел на всё это с холодным удовлетворением. Не восторг, не гордость — просто понимание, что задача выполняется. Каждое решённое строительное затруднение приближало нас к цели. Вскоре должен был начаться поход на Гаврилов Посад, и мне нужна была надёжная база, куда можно вернуться с победой. Угрюм становился такой базой — защищённой, обеспеченной ресурсами, способной расти дальше.

Реформа государственного аппарата занимала львиную долю времени, но я понимал — без боеспособной армии все эти преобразования бесполезны. Весной предстоял поход на Гаврилов Посад, и я намеревался прийти туда не с толпой, а с армией.

Вторую тысячу новобранцев для Стрелецкого полка набрали за три недели. Требования были жёсткими: возраст от восемнадцати до тридцати, физическая выносливость, отсутствие судимостей, успешное прохождение собеседования. Из двух с половиной тысяч желающих отобрали тысячу. Остальных отсеяли на медицинском осмотре, беседе с одним из офицеров или после первой недели тренировок.

Тренировочный режим был выстроен по классической методике Стрельцов с небольшими обновлениями. Подъём в шесть утра, двухчасовая физическая подготовка, затем тактические занятия до обеда. После обеда — стрельбы, рукопашный бой, отработка взаимодействия в отделении. Вечером — теоретические занятия по распознаванию разных типов Бездушных, слабым точкам тварей, тактике боя в лесу и городских развалинах — были выстроены масштабные макеты. Отбой в десять. Сержант Панкратов, заместитель Огнева, гонял новобранцев без жалости. К концу первых недель пятая часть отсеялась сама — не выдержала нагрузок. Их заменили новыми.

Перевооружение шло параллельно с обучением. Старые винтовки отправили на склады как резерв, основным оружием стали автоматы, штуцеры против Стриг и пулемёты против толп Бездушных. Значительно количество стрелкового оружия я произвёл сам — мой Талант позволял создавать металлические изделия быстрее любой мастерской. Работа монотонная, скучная, но она сэкономила княжеству больше ста тысяч рублей. Деньги, которые иначе ушли бы оружейникам, пошли на закупку артиллерии.

Её для похода на Гаврилов Посад заказал в Москве. Пять полевых буксируемых орудий калибра семьдесят шесть миллиметров, лёгкие, мобильные, пять буксируемых гаубиц калибра сто двадцать два миллиметра и полтора десятка миномётов. К ним шесть тысяч боеприпасов — осколочно-фугасные и зажигательные. Суммарно отдал 246 000 рублей. Одна только доставка обошлась в 5 000 рублей — специальный конвой с охраной, потому что везли через Пограничье. Орудия прибыли к началу февраля, и я сразу распорядился начать обучение расчётов.

Учения проводили каждые две недели. Первые были катастрофой — группы, которые вполне неплохо действовали сами по себе, вместе превратились в горящий бордель. И если моя дружина и маги уже привыкли действовать сообща, то Стрельцы вставили в их колесо огромную палку. Я смотрел на этот хаос и думал: с таким войском в Гаврилов Посад идти нельзя — нас там просто сожрут.

Следующие учения прошли лучше. Я разработал чёткие схемы взаимодействия между подразделениями. Маги получили секторы ответственности, Стрельцы — огневые позиции, дружинники — задачи прикрытия. Артиллерия отрабатывала поддержку пехоты, связисты научились передавать информацию без задержек. Венедикт Аронов создавал иллюзии атакующих Бездушных — сотни Трухляков, десятки Стриг, даже имитацию Жнеца. Войска учились реагировать на разные угрозы, координировать огонь, не мешать друг другу.

К третьим учениям начали появляться результаты. Отделения Стрельцов двигались синхронно, прикрывая друг друга. Магистры и Мастера знали, когда вмешиваться, а когда дать пехоте работать самостоятельно. Артиллеристы научились оперативно корректировать огонь по сигналам наблюдателей. Дружинники перестали геройствовать и стали действовать как единое целое. Время реакции на угрозу сократилось в три раза.

Четвёртые учения провели с привлечением всех сил — полторы тысячи бойцов, сорок магов, двадцать орудий. Аронов создал иллюзию масштабной атаки с трёх направлений. Войска отразили её почти без потерь. Да, были недочёты — связисты в хаосе боя дважды перепутали позывные, один расчёт артиллерии опоздал с выходом на позицию, несколько отделений Стрельцов столпились на узком участке вместо того, чтобы распределиться по фронту. Но в целом картина радовала. Это была уже не толпа, а армия.

Боевое слаживание — процесс длительный. Недостаточно научить солдата стрелять или мага кидать огненные шары. Нужно, чтобы они действовали как части одного механизма. Чтобы пехотинец знал, что маг прикроет его фланг. Чтобы маг был уверен, что артиллерия не накроет его вместе с противником. Чтобы связист понимал, какая информация критична, а какую можно передать позже. Мы отрабатывали это снова и снова — штурм укреплений, оборону позиций, марш-броски, эвакуацию раненых, перегруппировку под атаками орды Трухляков.

К концу зимы у меня было то, что я хотел. Стрелецкий полк в две тысячи бойцов — обученных, вооружённых, способных действовать против Бездушных. Дружина Угрюма в триста человек — закалённая в боях, знающая своё дело. Гвардия в тридцать один человек — элита, усиленная Реликтами, готовая решать самые сложные задачи. Сорок боевых магов разного уровня — от Подмастерьев до Магистров, чьё количество увеличилось на шесть человек. Двадцать орудий с обученными расчётами. Система связи, логистики, медицинского обеспечения.

Это была армия, способная не просто отбиться от набега Бездушных, а идти в их логово и зачистить его. Я намеревался вернуться с победой не ради славы или трофеев, а потому что каждое уничтоженное гнездо — это сотни спасённых жизней. Деревни, которые не вымрут. Дети, которые вырастут. Простая арифметика войны.

Изначально планировали выступить в марте, но зима затянулась, дороги размокли от талых вод, и машины увязли бы в грязи уже на первых километрах. Пришлось ждать до начала апреля. Дополнительный месяц не пропал впустую — успели доучить ещё двести Стрельцов и довести слаженность до того уровня, когда отделения действовали как единый организм.

Когда дороги наконец просохли, мы выступили. Семнадцать сотен бойцов вместо пятнадцати, артиллерия, маги — колонна растянулась почти на два километра. Впереди шла разведка в виде Раисы Лихачёвой и пары гвардейцев, за ней основные силы.

До Суздаля дошли практически без проблем, лишь пару раз пришлось пострелять Трухляков, привлечённых шумом армии. А вот дальше мы ступили на неизведанную территорию. Торговые и грузовые караваны из Суздаля ездили до Иваново-Вознесенска, избегая, как чёрт ладана, старой дороги, уходящей из города на восток в Гаврилов Посад.

Этот обезлюдившей город находился в шестидесяти шести километрах от Владимира — слишком далеко, чтобы тащить все припасы с собой и возвращаться за ранеными. Требовалась цепь укреплённых точек для снабжения и эвакуации раненых. Каждый опорный пункт — это склад боеприпасов, продовольствия и медикаментов, безопасное место для перегруппировки в случае отступления.

Первым таким опорным пунктом выбрали заброшенную деревню Менчаково в пятнадцати километрах от Суздаля. Когда-то здесь жили полсотни семей, но прошлый Гон выжег это место дотла. Остались только обгорелые остовы изб, покосившаяся часовня с провалившейся крышей и кладбище с покосившимися крестами. Неплохое место для базового лагеря — есть колодец, полуразрушенные строения можно приспособить под склады, расположение позволяет контролировать дорогу. Мрачновато, но практично.

Колонна вошла в густой лес за три километра до Менчаково. Дорога сузилась, деревья подступили вплотную с обоих боков, иногда выступая на старый тракт. На ветках разлапистых елей проступил тонкий иней, хотя день выдался тёплым. Птицы замолчали — ни единого щебета, ни шороха крыльев. Даже ветер затих. Молодая листва на кустах по краям дороги выглядела вялой, будто подморозило. Цвета потускнели — зелень стала серовато-бурой, солнечный свет пробивался сквозь кроны тусклыми пятнами, тени сгустились под деревьями до почти осязаемой черноты. В воздухе повис затхлый запах, похожий на тот, что стоит в старых погребах. Рука моя, лежащая на эфесе меча, ощутила, как металл стал холоднее — словно его держали на морозе, а не на весеннем солнце.

Без какого либо предупреждения из-за деревьев слева и справа одновременно хлынули твари — не беспорядочной толпой, а организованными группами, которые били точно в промежутки между отделениями. Десятки мертвенно-бледных фигур с провалами вместо глаз двигались рывками, неестественно быстро. За ними, используя стволы как укрытия, шли Стриги — массивные, бронированные, с почерневшей кожей, покрытой сетью вздувшихся вен. Челюсти одной из них раскрылись, обнажив ряды чёрных зубов — тварь беззвучно метнулась к ближайшему Стрельцу, руки вытянулись, когтистые пальцы тянулись к горлу человека.

Трое Трухляков окружили другого бойца, двигаясь синхронно — один спереди отвлекал, двое заходили с флангов. Классическая тактика охоты стаей. Кто-то из Бездушных командовал этой атакой. Кто-то знал, что мы идём, и подготовил тёплую встречу.