Инженер Петра Великого – 12

Глава 1

Петербург, весна 1708 года.

В Малом кабинете дворца помещение заволокло табачным дымом. За длинным столом, заваленным картами, вершилась судьба Империи.

Во главе стола, в массивном отцовском кресле, восседал Алексей. От сутулого, напуганного юноши с затравленным взглядом не осталось и следа. Прямая спина, собранная фигура и цепкий взгляд, неотрывно следивший за докладчиком, принадлежали правителю.

— … таким образом, — Яков Брюс, стоявший у карты Европы, завершал доклад, — мы имеем дело с полноценным союзом, направленным против нас. Главные зачинщики — Вена и Лондон. Рим — их идеологическое знамя.

Он разложил на столе несколько отпечатанных в Женеве листков. Генералы с любопытством склонились над ними.

— Они используют наше же оружие, — продолжил Брюс. — Это грубая карикатура на Петра в виде медведя с дьявольскими рогами, боюсь, выполнена в стиле самого Государя. Против нас ведут и такую войну. — Сделав паузу, он перешел к главному: — Однако, как вы знаете, Государь и генерал Смирнов сумели переломить ситуацию. Союз, заключенный с Францией…

По рядам генералов пронесся облегченный вздох.

— … оказался недолгим, — глухо закончил Брюс.

Он поднял другой лист.

— Внезапная кончина короля Людовика XIV изменила расположение сил. К власти пришел новый двор, враждебно настроенный к нам. Вот последнее донесение от наших людей в Париже. Человек, передавший его, был одним из лучших. Больше мы о нем не слышали.

Брюс начал читать.

— «Посольство окружено в Версале… Говорят о предательстве… По последним слухам, они прорвались на юг, в сторону Швейцарии, но это не точно…»

Он опустил бумагу.

— На этом все. Больше месяца ни единого письма. Государь и все посольство — исчезли.

Кабинет накрыла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием фитиля в свече.

— Не бывать этому! — разорвал ее зычный бас старого князя Голицына. Он вскочил, опрокинув стул. — Надобно идти на помощь! Немедля! Собирать армию и пробиваться в Европу, спасать Государя!

— Верно! — поддержали его другие воеводы. — Не оставим батюшку-царя на поругание!

Зал взорвался. Горячая волна ярости поднялась в Алексее — кровь отца требовала броситься вперед, ломать, крушить! Он добела вцепился в подлокотники кресла, загоняя этого зверя обратно в клетку. А потом заговорил. Его голос, скопированный у Учителя — резанул по ушам.

— Идти куда, князь? На запад? А куда именно? В Варшаву? В Берлин? В Париж? Вы предлагаете бросить русскую армию вслепую в самое пекло, не зная ни расположения врага, ни местонахождения Государя? — он обвел их тяжелым взглядом. — Чтобы нас разбили по частям, оставив столицу и всю страну беззащитной?

Он чуть повысил голос.

— Отец и Учитель доверили нам Империю. Наша задача — сберечь ее, а не совершать героические глупости.

Последние слова прозвучали с такой интонацией, что старый Голицын поежился и аккуратно сел на свое место.

— Наша задача сейчас, господа, — Алексей встал, опираясь костяшками пальцев на стол, — не размахивать саблями, держать оборону. И копить силы. Превратить Империю в механизм, где каждый винтик знает свое место. Отладить его. Накопить пар в котле. Чтобы, когда придет время, дать полный ход. — Он вернулся в кресло, его голос снова стал деловым.

Стоя в стороне, Брюс с мрачным удовлетворением наблюдал за этой сценой. Мальчик умер. Родился Наместник. И где-то там, в неведомой дали, Учитель, несомненно, был бы им горд.

Как только воинственный пыл в кабинете поутих, Алексей направил разговор в иное русло.

— Итак, господа, — его голос стал сухим, деловым, — прежде чем планировать походы, разберемся, с чем мы, собственно, можем воевать. Господин Поликарпов, вам слово.

Лучший ученик Магницкого, Иван Поликарпов, поднялся и развернул на столе огромную, нарисованную от руки схему, похожую на родословное древо.

— Вот, Ваше Высочество, — он водил по схеме указкой, — система, запущенная генералом Смирновым. Игнатовское — это корень. Оно дает сталь, машины, идеи. От него идут два главных ствола: на Урал, где Демидов по нашим чертежам наращивает выплавку, и сюда, на северо-запад.

Генералы с недоумением разглядывали эту паутину кружков и стрелок.

— Новгородская мануфактура, — указка ткнула в одну из ветвей, — дает триста ружей «Шквал» в месяц. Триста голодных зверей, которых нам нечем кормить! Каждый из них «съедает» в бою до тысячи патронов в час. Наше же производство — две тысячи патронов в месяц. — Поликарпов сделал паузу, обводя генералов тяжелым взглядом. — Этого хватит на три минуты боя. Для одного полка.

Цифры, произнесенные безэмоциональным голосом, пришибли генералитет.

— Главная проблема, — Поликарпов провел линию от Урала до Новгорода, — вот. Слишком длинная и тонкая. Обозы с уральской сталью идут месяц. Любой сбой — и производство встанет. Петербургский Острог, — указка переместилась на верфь, — дает одну «Катрину» в месяц. Больше пока не можем. Появилась нехватка части материалов. Вывод напрашивался сам собой: мы создали чудо-оружие, однако не могли его обеспечить. Наш промышленный механизм, хоть и работал, но с отчаянным скрипом.

— Благодарю, — Алексей коротко кивнул. — Казна, Яков Вилимович?

Брюс, не вставая, разложил свои бумаги. Доклад был коротким: разрыв торговых сношений с Европой, падение доходов, рост военных расходов. Итог — золота в казне хватит месяца на три. Не больше.

Старый Голицын, еще час назад рвавшийся в бой, сидел ссутулившись. На его лице явно рассматривалась растерянность ребенка, у которого отняли любимую игрушку.

— Южные границы. — Алексей вновь повернулся к Брюсу. — Что турки?

Брюс снова углубился в свои бумаги.

— А вот здесь, Ваше Высочество, самое любопытное, — сказал он с нескрываемым удивлением. — Турки ведут себя на удивление мирно. Более того, наш посол в Стамбуле сообщает, что они, ссылаясь на наш торговый договор, начали чинить всяческие препятствия австрийским купцам в Леванте. Похоже, экономический союз, который генерал Смирнов заключил с визирем, работает даже в его отсутствие. Они держат слово.

Новость была настолько хороша, что в нее трудно было поверить. Южный фронт пока что спокоен. Это давало хоть какую-то передышку. Совет постепенно обретал черты рабочего совещания. Проблемы были огромны.

Обнадеживающий доклад Брюса оборвал стук двери. На пороге, шатаясь, стоял гвардейский капитан, а за ним двое солдат втащили в комнату человека в лохмотьях дорожной грязи и запекшейся крови, который тяжело хватал ртом воздух.

— Царевич! — выдохнул капитан. — Гонец с западной границы! Из-под Чернигова! Едва прорвался!

Гонца усадили на стул. Он жадно осушил поднесенный стакан воды и только потом смог говорить.

— Ваше высочество… — прохрипел он, глядя на Алексея воспаленными глазами. — Генерал Репнин шлет донесение. Приказ ваш исполняем. В большое сражение не вступаем, жжем и давим супостата малыми отрядами. По лесам их гоняем, обозы отбиваем, спать не даем. Поляки злы, как черти, а казаки гетмана-предателя и вовсе разбегаться начали.

Алексей слушал, сохраняя каменное спокойствие.

— Однако это не все, Ваше высочество, — гонец подался вперед. — Ротмистр один, что у вас на особом счету… ослушался.

Старый Голицын недовольно закряхтел.

— Он со своей сотней, — продолжал гонец, не обращая внимания на ропот, — ушел в тыл к Мазепе. На три дня пропал. Думали, сгинул. А сегодня ночью вернулся. И привез… — гонец перевел дух, и в кабинете повисла звенящая тишина, — привез самого гетмана! Мазепу! Живьем взял, старого пса! Вместе с казной его и всем архивом! Крестьяне местные указали, где он ночевал, в хуторе заброшенном. Ротмистр его тепленьким и накрыл, сонного!

Слова гонца взорвали тишину. Старый Голицын, забыв про подагру, вскочил и, размахивая кулаком, довольно заорал. Кто-то опрокинул бокал с вином. В кабинете на несколько мгновений воцарился радостный хаос.

Алексей же нахумрился. Мазепа. Он помнил слова Учителя, сказанные Отцу как-то в Игнатовском, вполголоса: «Не верь ему. У этого старика душа кривая, как турецкая сабля. Предаст при первой же возможности». Отец тогда отмахнулся. Не поверил. А Учитель, как всегда, оказался прав. Алексей, увидел то, чего не разглядел его великий, но ошибающийся отец. Эта правота, от которой сводило скулы, пьянила.

— Где он⁈ — голос вернулся к нему не сразу.

— Везут под усиленным конвоем, Ваше высочество. Завтра к утру будет здесь.

— Наградить ротмистра! — крикнул Голицын. — В полковники его!

— Судить за ослушание приказа! — проворчал другой генерал, сторонник устава.

Алексей оборвал их споры. Он поднялся.

— Я сам решу, что делать с ротмистром. И с Мазепой.

Он обвел взглядом советников. Ликование на их лицах сменилось напряженным ожиданием.

— Что будем с ним делать, Ваше Высочество? — первым нарушил тишину прагматичный Брюс. Он уже мыслил на шаг вперед. — Фигура знаковая. Сам по себе — ничего не стоит. Однако как символ…

Он задумчиво протянул:

— Его можно обменять. Выгодно обменять. На что-то по-настоящему ценное. Например, — он посмотрел на Алексея, — на гарантии безопасного коридора для посольства. Австрийцы, я уверен, дорого дадут за такого союзника. Живой Мазепа в их руках — постоянная угроза для наших южных границ, возможность снова поднять смуту. А мертвый… мертвый он им бесполезен.

Идея была здравой, абсолютно в духе Смирнова. Использовать предателя как разменную монету. Спасти отца, пожертвовав жаждой мести. Морозов, как купец, тут же оценил выгоду и согласно закивал. Генералы, подумав, тоже пришли к выводу, что спасение Государя важнее всего.

Все взгляды были прикованы к Алексею. В тишине кабинета, казалось, звенел его безмолвный внутренний поединок. В нем боролись двое.

Одна его часть, вылепленная Смирновым, видела в предложении Брюса логику. Мазепа — не человек. Мазепа — актив. Фигура, которую нужно пожертвовать, если это спасет короля. Чистая математика. Учитель, без сомнения, поступил бы именно так.

Но другая часть, отцовская кровь, жаждала иного. При мысли о Мазепе во рту появлялся привкус желчи. Месть требовала требовала забвения, выскоблить из истории саму память об этом человеке. Поймать Мазепу значило поймать Иуду. А Иуду не меняют. Иуду казнят. «Повесить собаку!» — ревела в нем ярость отца.

Он молчал. И советники, не понимая этой бури, принимали его молчание за нерешительность.

— Ваше Высочество, Яков Вилимович дело говорит, — подал голос Морозов. — Государь — бесценен. А этот… — он брезгливо махнул рукой, — товар. И сейчас этот товар в цене. Нужно продавать.

— Обменять! — поддержал его Голицын. — Любой ценой!

Они все были правы. Логика, здравый смысл, долг — все на их стороне. Алексей подошел к окну. Взгляд его скользнул по строящемуся Петербургу, по лесам верфей, по дымкам далеких мануфактур.

Торг — признание слабости. Месть — упущение возможности. Истинная болезнь — их уверенность в нашей беззащитности. А такую болезнь не лечат. Ее вышибают кувалдой.

Он подошел к карте.

— Господин Поликарпов, — обратился он к ученику Магницкого. — Сколько «Бурлаков» сейчас готово в Игнатовском?

— Двадцать восемь машин прошли обкатку, Ваше Высочество.

— Сколько «Катрин»?

— Три аппарата в летной готовности.

— «Шквалы»?

— Два полка полностью перевооружены.

Алексей кивнул.

— Вот наш ответ, господа, — он обвел взглядом ошеломленных генералов. — Никакого распыления сил. Мы соберем все, что у нас есть, в один стальной кулак. В экспедиционный корпус.

Его карандаш забегал по карте.

— Этот кулак мы сосредоточим здесь, под Смоленском, и нанесем удар. Никаких мелких стычек. Мы пойдем напролом. «Бурлаки» сметут их заслоны, «Катрины» укажут нам путь, а пехота со «Шквалами» выжжет все, что посмеет встать у нас на дороге.

— Но это война! — выдохнул Брюс. — Со всей Европой!

— Мы уже воюем с ней, — отрезал Алексей. — Но сейчас нам нужно показать им, что мы можем это сделать. И вот тогда, — он посмотрел прямо на Брюса, — мы начнем переговоры. Но уже на наших условиях. Будем требовать безоговорочной капитуляции их польских союзников и свободного прохода для нашего Государя как победителя.

— А как же их войско крестоносцев? — спросил Голицын.

Пока они соберутся, будет готов еще один кулак. А потом еще один. И еще.

В кабинете воцарилась тишина. Генералы, считавшие его нерешительным мальчишкой, смотрели на него совершенно по другому.

— А Мазепа? — подал голос Ромодановский.

Алексей перевел взгляд в окно. Все смотрели на Наследника. Прагматичный Брюс, ждущий решения политика. Горячные генералы, ждущие приказа полководца.

А не знал что решить. Удовлетворить ярость отца и казнить Иуду? Или сыграть в игру Учителя, пожертвовав фигурой ради победы?