Как я провёл лето в Талморе

Глава 11

Работа навалилась сразу, как только талморский писарь перестал спускаться в руины и несколько дней честно провёл наверху. Магистрат не любил вакуума: стоило Илвасиону задержаться в канцелярии до обеда, как на его стол легли три новые кипы бумаг, каждая с пометкой «срочно» и чужим раздражённым почерком.

Чернила в чернильницах быстро кончались. Чернила в людях — нет.

Высокоэльф сел, привычно разложил документы по кучкам: налоги, шахты, поставки, жалобы. Сбоку — особая стопка, куда уходило всё, что касалось полукровок и подземных объектов. Её никто не просил вести. Она просто возникла сама, как осадок.

Первой сверху оказалась жалоба мелкого лавочника на «невыносимый побор». Стандартный вой о жизни, ничего примечательного. Талморец уже хотел отложить лист, когда взгляд зацепился за строку: «…и сверх того — особый сбор по имени Бьёрна Рыжего, без расписок, без печати, под угрозой закрытия лавки». Имя не значилось ни в одном из официальных реестров.

Писарь взял следующую жалобу, старую, из нижней части стопки, уже подпожелтевшую по краям. Там была другая рука, другой почерк, но в середине текста всплыло: «…сказали платить Рыжему, иначе смену в шахту не допустят».

Илвасион чуть откинулся на спинку стула, вытянул шею, чтобы размять мышцы, и потянулся к ящику. Из глубины выехала аккуратная картонная коробка с небольшими ярлычками. Все жалобы с примесью странностей он складывал туда. Писарю было безразлично, что именно раздражало людей: лишний сбор, несуществующий приказ, «по-тихому» меняющиеся правила. Главное — повтор.

Ящик щёлкнул, открывая старые слои. Кто-то ещё жаловался на «Рыжего». Костяшки пальцев коротко стукнули по столу; эльф вытащил сразу три листа, разнесённых по датам. Один — от трактирщика у шахт, второй — от поставщика инструментов, третий — от группы полукровок-носильщиков, которым отказали в смене, «пока не разберутся с долгом Рыжему».

Имя само по себе ничего не значило. Пол-Маркрафта рождалось рыжим и глупым. Но внизу, под текстами, шли подписи стражей, заверявших жалобы как «полученные». Везде стояли одни и те же два имени.

Эльф медленно вывел их у себя на черновике, затем поднялся и, как ни в чём не бывало, подошёл к общему реестру кадров городской стражи. Толстый фолиант, который никто толком не любил листать: слишком много мелкого текста.

Пальцы быстро нашли нужные строки. Оба стража значились в смене, курировавшей шахтный район и восточные склады. В графе «подчинение» стояла фамилия «Йорунд». В графе «надзор за безопасностью» — ещё одна, знакомая по разговорам в трактире: «Торвальд Тирсен».

Талморец тихо хмыкнул. Торвальд уже всплывал в его внутренних пометках. Норд-чиновник с хорошим, чуть потёртым клинком, заведующий распределением смен на шахтах и выдачей разрешений на использование городской охраны «по особым случаям». Официально — никто. Не магистрат, не ярл, даже не формальный управляющий. Просто один из администраторов, который слишком уверенно держится на заседаниях.

Илвасион вернулся к столу, положил рядом ещё одну стопку: отчёты по добыче руды за последние месяцы. Там не было громких фамилий, только цифры. Цифры были честнее.

Поначалу ряды строк плыли перед глазами: даты, количество вагонеток, графы «потерь при транспортировке». Усталый писарь механически сверял числа, отмечая несоответствия. Примерно через полчаса в голове щёлкнуло: потери «случайно» увеличивались только в смены, когда дежурили люди из группы Йорунда.

Кто-то мог бы списать это на совпадение. Илвасион не верил в совпадения. Особенно когда они упорно повторяются.

Он достал чистый лист и начал выстраивать свои таблицы, поперёк привычных городских форм. В одной колонке — смена. В другой — фамилии дежурных стражей. В третьей — процент «потерь». В четвёртой — пометки по жалобам. Отдельной строкой — кто визировал отчёт и какую формулировку использовал.

К середине дня бумага превратилась в простой, злой рисунок: когда в смене были «свои» стражи, потери подскакивали до шести — семи процентов. Когда стояли другие — падали до полутора. Те же лица всплывали и в «сборе дополнительных плат» с лавочников. И все бумаги проходили через один и тот же кабинет в администрации, где сидел добродушный, постоянно смеющийся норд по имени Сигурд Халварсен, заведующий «учётом и согласованием поставок».

Сигурда Маркрафт любил. Он платил за выпивку, держал хорошую компанию, любил рассказывать истории и всячески демонстрировал, что ему до простых людей «не всё равно». Илвасион видел его пару раз в трактире и уже тогда отметил: слишком ровное обаяние.

Писарь убрал лист с таблицей к другим личным заметкам. Формально из всего увиденного пока ничего не следовало. Нужны были не только цифры, но и реальные следы.

Вечером талморский маг отправил Данa, мальчишку у ворот, с коротким поручением: задать «своим» лавочникам и возницам простой вопрос — кто сейчас «держит» шахтный район. Одновременно он поднял старые жалобы полукровок из своей отдельной стопки. Там тоже повторялись одни и те же фамилии. Те, кто жаловался громче всех, потом исчезали из бумажного поля: ни увольнений, ни переводов. Просто тишина.

Ночью сеть «датчиков» начала работать.

Слепая женщина у рынка рассказала, что у мясника стали чаще появляться люди Йорунда и что туда, на склад, теперь по ночам гонят телеги с мешками, которые пахнут не только мясом. Тар, подросток из трактира, принёс историю о том, как один из стражей в пьяном виде хвастался: «семью лет выводишь из грязи — и никто даже не знает, сколько из шахты ушло мимо ярла». Дан сообщил, что в последнее время повозки с рудой всё чаще пытаются проехать ночью, когда окошко в караульной чуть приоткрыто «для своих».

Каждый из этих кусочков сам по себе был ничего не стоящей сплетней. В руках эльфа они цеплялись за цифры.

На следующий день талморский писарь рано появился в магистрате. Обычный клерк мог бы сослаться на усталость и отложить часть работы. Илвасион предпочёл утонуть в ней глубже. Так было надёжнее скрываться.

В архиве, где пахло пылью и старой кожей, он запросил у архивариуса доступ к сводным отчётам о поставках металла для городской стражи и ремонтников укреплений. Предлог был простой: «проверка соответствия между добычей и расходом». Старый альтмер только всплеснул руками: как приятно, что хоть кто-то относится к делу серьёзно. Ключи загремели, двери приоткрылись.

Стол в углу постепенно покрылся картой чужих грехов. Здесь лежали документы с печатями Торвальда Тирсена, рядом — ведомости с подписями Сигурда. Чуть дальше — распоряжения о выделении дополнительных средств на «ремонт шахтного оборудования» и «усиление охраны». Илвасион карандашом отмечал совпадения: одна и та же дата, одни и те же фамилии, разные направления движения. В один день из шахты «потерялась» часть руды, а в тот же день склад оружия внезапно получил новые клинки из неизвестного источника. В другой день резко выросли расходы на «питание подземных работников», и ровно в этот период трактир возле шахт обновил вывеску и купил новые бочки лучшего эля.

Талморец не верил в чудеса. Он верил в связи.

К вечеру у него на руках было достаточно, чтобы внутренне признать: это не случайная мелкая вороватость, а цепочка. На нижнем уровне — стража Йорунда и пара мелких надсмотрщиков шахт. Выше — Торвальд со своей властью над сменами. Ещё выше — Сигурд, оформляющий бумаги так, чтобы всё выглядело рваным, но законным. Над ними маячили ещё несколько имён из городской администрации — норды, сидящие в комитетах по снабжению и обороне, вроде бы далёкие от «грязной» работы.

Илвасион отметился и там. В протоколах заседаний, где они «с некоторой озабоченностью» обсуждали нехватку руды и необходимость «поддержать добросовестных поставщиков», эти фамилии ставили последние визы, словно случайно.

Щелчок в голове стал почти слышимым. Талморский маг откинулся, провёл ладонью по лицу, смывая усталость. Такая конструкция не могла держаться без согласия минимум десятка человек. Столько же можно было взять за горло.

Но лезть в лоб было самоубийством.

Документы он сложил в аккуратные, привычные стопки, однако часть бумаг ненавязчиво перекочевала в отдельную кожаную папку. Никакой магии — одна механика. Если кто-то захочет проверить, не унёс ли писарь чего лишнего, увидит стандартные отчёты. Чтобы добраться до настоящего, нужно знать, какую вкладку сдвинуть и за какой кончик бумаги ухватиться.

Ночью, в своей комнате, высокоэльф разложил улики уже по другому принципу. Не «дата — смена — потери», а «фамилия — зависимость — слабое место». Йорунд, у которого младший брат недавно был пойман на драке с полукровками. Торвальд, тайно финансирующий небольшой храм местного бога войны, чтобы иметь опору среди фанатиков. Сигурд, по словам Тара, любящий играть в кости на крупные суммы в задней комнате трактира.

У каждого из этих людей было то, за что можно было щёлкнуть, как за выключатель. Этого уже хватало.

Холодная часть сознания тщательно отделяла эмоции. Коррупция в этом городе не была откровением. Для большинства нордов в магистрате «поделиться» с нужными людьми считалось частью традиции. Но цепочка, которую увидел Илвасион, имела особенно неприятный привкус: на нижнем конце висели те самые полукровки, которых он пытался вытянуть из грязи с помощью бумаг. Их не допускали в смены, когда нужно было «подстраховать» лишний доход. Их бросали на самые тяжёлые участки, а потом записывали как «неспособных выдержать нагрузку». Их жалобы гасли на столе у Сигурда.

Эльф внимательно посмотрел на написанное слово «Сигурд» и обвёл его тонкой линией. Воронка сходилась на нём.

Несколько следующих дней писарь провёл так, как и должен был проводить честный чиновник: проверял отчёты, задавал вопросы, просил пояснений. По мелочи. Где-то требовал принести дополнительные расшифровки потерь. Где-то «по глупости» неправильно заполнял форму, заставляя всё переделывать. На одном из заседаний магистрата вежливо поднял тему «неэффективного использования ресурсов в шахтном районе» и сразу утонул в потоке общих слов. Дальше слушать его не стали. Зато двое из тех самых нордов переглянулись. Этого было достаточно.

Во второй половине недели к нему в кабинет заглянул сам Сигурд. С порога — широкая улыбка, рыжая борода, запах пива и копчёного мяса. Он сел без приглашения, облокотился на стол, словно на кухонный.

— Говорят, ты копаешься в наших бумагах, как в чужой картошке, эльф, — без злобы произнёс чиновник. — Радует. Значит, не зря мы тебя держим.

Илвасион поднял взгляд от аккуратно сложенных кип документов, изобразил лёгкое удивление визитом.

— Я просто делаю свою работу, господин Халварсен, — ровно ответил талморец. — Цифры требуют уважения.

Норд хмыкнул:

— Цифры требуют, чтобы их понимали. В шахтах всегда были потери. Камень отваливается, руду портит вода, люди воруют. Но пока город стоит, всем хватает. Зачем тревожить то, что и так держится?

Писарь чуть наклонил голову, изучая собеседника как очередной документ.

— Тревожить — не моя цель, — сказал маг. — Мне нужно, чтобы бумага не врала. А бумага, к сожалению, не умеет лгать сама. За неё это делает кто-то другой.

Улыбка на лице Сигурда стала жестче, углы губ опустились.

— Аккуратнее, — мягко посоветовал норд. — Здесь не Саммерсет, эльф. В Маркрафте ценят тех, кто умеет закрывать глаза. А не тех, кто лезет туда, где будут только грязные руки и пустой кошель.

Талморский маг бросил короткий взгляд на папку с личными пометками. Пальцы едва заметно скользнули по краю, там, где были спрятаны сразу несколько подписанных самим Сигурдом распоряжений с аккуратно подсвеченными несоответствиями.

— В Саммерсете, — спокойно ответил он, — ценят тех, кто умеет считать до конца. Здесь, похоже, предпочитают останавливаться на цифре, которая больше нравится.

Сигурд некоторое время молча смотрел, потом вдруг расхохотался. Смех вышел громким, щедрым, как у человека, привыкшего смеяться вместо ответа.

— Ладно, — сказал он, поднимаясь. — Не я тебя сюда посадил, не мне тебя вытаскивать. Только помни: если начнёшь ковырять слишком глубоко, под твоими ногами тоже может сдвинуться подпорка. Маркрафт стоит на трещинах. Не стоит проверять каждую на прочность.

Норд ушёл, хлопнув дверью чуть сильнее, чем нужно. Звук гулко прокатился по коридору. Илвасион позволил себе короткий, бесцветный выдох. Предупреждение было ожидаемым. И опоздавшим.

К вечеру все собранные документы уже превратились в аккуратно прошнурованную папку с сухим, безликим заголовком: «Сводное исследование потерь в шахтном районе». Сверху — нейтральная аналитика, которую можно было показать хоть ярлу. Внутри — дополнительные листы, вложенные так, чтобы их увидел только тот, кто знает, куда смотреть. На этих страницах лежали подписи десятка влиятельных нордов, каждый раз — в связке с той самой «лишней» строкой, которая раздевала их до костей.

Теперь у талморского писаря были не просто подозрения и слухи. У него появились рычаги.

Вечером он долго сидел у окна своей комнаты, глядя на то, как Маркрафт проваливается в сумерки. По мостовой ползли огни, вдалеке слышался смех, где-то бряцали кувшины, ругались возницы. В этом шуме город оставался прежним. Ничего не изменилось.

Изменилось только одно: десять человек в городской администрации ещё не знали, что то, что они считали привычной «долей» и «традицией», теперь оформлено в чёткую, холодную схему. Схему, которую талморец мог в любой момент положить на стол тому, кто захочет качнуть власть. Или тому, кто решит, что пару гнилых балок пора выломать, чтобы дом не сложился всем на голову.

Высокоэльф провёл пальцем по корешку папки, лежащей на столе. Внутри шелестела не бумага. Внутри шуршали будущие решения.

Пока что маг-писарь просто подшил её в свой личный архив, спрятанный за скучными отчётами. Драться с десятком нордов сразу было бы глупостью. Управлять ими, имея на руках их слабости, — куда более двемерский подход.

Этот подход Илвасион понимал. И собирался довести до совершенства.

Незримая власть не падает на голову. Она заводится, как ржавый механизм: с тихого скрипа, с первых, почти незаметных оборотов. В Маркрафте это началось с того, что талморский писарь один раз сказал «нет» там, где все привыкли слышать равнодушное «как скажете».

В тот день в канцелярию явился очередной «уважаемый» норд из городской верхушки. Широкие плечи, меховой воротник, печать на шнуре, запах дорогого пива и дешёвого табака. На лице — уверенность человека, который привык, что бумаги подстраиваются под него, а не наоборот. Он положил перед Илвасионом короткий, аккуратно написанный запрос: «перераспределить охрану» в пользу шахтного района, снять патруль с квартала полукровок и отправить людей Йорунда «для стабилизации обстановки».

Талморский маг прочитал текст дважды. Один раз глазами чиновника, второй — глазами того, кто видел карту потерь и жалоб. Потом медленно поднял взгляд и, не меняя тона, произнёс:

— Оснований недостаточно. Полукровки за последние три недели не создавали беспорядков. Зато в шахтном районе отмечен рост потерь. Усиление там может быть истолковано двояко.

Чиновник моргнул, не сразу решив, расслышал ли правильно.

— Ты, эльф, предлагаешь мне, члену совета, расписать тебе ещё и «основания»? — в голосе уже зазвенело раздражение.

— Я прошу только то, что требуется по инструкции, — мягко ответил маг-писарь. — Если распоряжение будет выглядеть нечётко, ответственность ляжет не на вас, а на канцелярию. Я не намерен отвечать за чужие игры с охраной.

Высокоэльф говорил без вызова, спокойно, с тем самым сухим уважением к процедуре, за который его формально и держали. Но в ящике стола лежала прошнурованная папка, где фамилия этого норда уже была обведена тонкой линией. Человек на той стороне стола этого не знал. Чувствовал — да. Неосознанно.

После короткой паузы норд сунул в карман маленький мешочек, который собирался «случайно забыть» на краю стола, и скривился:

— Ладно. Я принесу подписи. И дополнительные пояснения. Раз уж ты у нас тут любитель порядка.

Он ушёл, бормоча себе под нос. На следующий день вернулся — уже с корректно оформленным распоряжением, где распределение охраны было выписано так, что патруль в квартале полукровок формально оставался, а у Йорунда сокращалась свобода движения. Бумага легла в дело, как будто так и должно было быть.

С этого и началось.

Талморец не выходил на площадь с громкими речами, не стучал кулаком по столу на заседаниях. Он просто начал систематически не пропускать через себя явную глупость. Там, где остальные писари торопливо ставили подпись под сомнительным распоряжением, чтобы не злить нордскую верхушку, маг-писарь требовал ещё одну строку, ещё одно обоснование, ещё один отчёт. Спросить эльфа, зачем ему столько бумаг, никто не решался: слишком удобно было сваливать ответственность на того, кто «сам всё любит перепроверять».

Там, где надо было протолкнуть особенно грязное решение, чиновники постепенно привыкли идти не к начальнику канцелярии, а в кабинет к Илвасиону. Просто потому, что без его вежливого «подтверждаю» бумага начинала вязнуть, теряться, возвращаться назад с комментариями «не хватает внутреннего согласования». А это уже били по чужим срокам, премиям и нервам.

Высокоэльф не злоупотреблял этим сразу. Поначалу он пропускал то, что нельзя было остановить, и тормозил лишь то, что могло сломать его собственную сеть: особенно глупые набеги стражи на полукровок, попытки перекрыть доступ к подземным проходам, рискованные «перенаправления» ресурсов в районы, где он не успел ещё накидать своих датчиков.

После пары таких случаев люди вроде Йорунда и меньших надсмотрщиков шахт начали относиться к нему, как к погоде: неприятной, но неизбежной. Хочешь провернуть своё — учитывай, как это пройдёт через стол эльфа. Не учитываешь — получаешь задержку.

Сигурд понял это первым. Рыжий любитель костей стал чаще заглядывать к талморскому магу «просто поговорить». В разговорах, прикрытых шутками и байками, норд осторожно зондировал границы.

— Ты мог бы иногда закрывать глаза, Илвасион, — как-то сказал он, налив себе в кружку привезённого из таверны эля. — Все от этого выиграют. Город, люди… ты сам.

— Я закрываю глаза, — спокойно ответил маг, не отрываясь от реестра. — Просто не на всё подряд. У каждой сделки должен быть предел риска. Твой подход с шахтами давно его перешагнул.

— Город же не рухнул, — ухмыльнулся Сигурд.

— Пока что, — уточнил талморец, поднимая взгляд. — Я не собираюсь стоять под обломками только потому, что кто-то наверху решил сэкономить на подпорках.

Ничего конкретного он не обещал. Ничем не угрожал. Но в папке с исследованием потерь лежала копия распоряжения самого Сигурда о «временном перераспределении запасов» и список тех, кто его визировал. Норд это знал. Делать вид, что не понимает, было удобнее.

Чуть дальше, за пределами эльфийского надзора, происходили более тихие вещи.

Лавка, которая раньше платила дань «Рыжему», внезапно получила выгодный контракт на поставку расходников для подземных работ. В договоре стояла формулировка «по итогам рассмотрения жалоб на несправедливое отношение». Внизу — подпись Илвасиона как ответственного за обработку. В другом месте группа полукровок получила право на официальное формирование «рабочей бригады при магистрате». Смены для них распределялись через ту же канцелярию, но графики почему-то утверждались именно талморским писарем.

Эти изменения были слишком мелкими, чтобы вызвать интерес коллег-эльфов. Для них все норды были одинаково неприятной массой, а полукровки — статистическим шумом. Главное, чтобы отчёты по городу вовремя уходили в Талмор и цифры в них выглядели прилично. Илвасион следил за цифрами. И за тем, чтобы шум постепенно превращался в инструмент.

Сеть «слепых» и мальчишек тоже изменилась. Теперь их шёпот не только приносил слухи, но и оборачиваился конкретными решениями.

Если женщина у рынка говорила, что люди Йорунда начали чаще шляться к храму Стендара и слишком громко обсуждать «нечистых» в городе, через пару дней в канцелярию приходило распоряжение о «временной проверке полномочий стражи в связи с жалобами на превышение». Формально — инициатива не Илвасиона, а одного из более осторожных нордов, который не хотел, чтобы фанатики стянули на себя лишнее внимание богов и магистрата. По факту текст писал талморец, подсовывая нужные формулировки тому, кто — из страха или расчёта — соглашался их подписать.

Если Дан сообщал, что через восточные ворота в город вошёл новый купеческий караван, связанный с кем-то из «его» коррупционной цепочки, в течении недели именно этот купец получал неожиданную проверку складов «по линии снабжения магистрата». Проверка могла завершиться ничем, если не было смысла давить. Или находила «случайные нарушения» — в зависимости от того, насколько полезным или опасным Илвасион считал очередное имя.

Он не высовывал себя в первую линию. Клерки-люди даже не всегда понимали, откуда берутся те или иные акценты в текстах. Один писал, другой правил, третий визировал. Маг-писарь просто становился тем местом, через которое эта смесь неизбежно проходила. И чуть-чуть менялась, если было нужно.

На фоне этого эльфийские коллеги видели лишь то, что хотели видеть: прилежный, педантичный талморец, который держит бумаги в идеальном порядке, вовремя отправляет отчёты и не устраивает скандалов. Когда кто-то из них мельком интересовался, почему у этого конкретного писаря такие хорошие показатели по срокам, ответ находился сам собой: «любит порядок, в отличие от местных».

Иногда кто-то из магов, привыкших считать себя над всеми этими человеческими играми, задавался вопросом:

— Илвасион, зачем ты столько времени тратишь на их мелкие споры и жалобы? Всё равно через десять лет здесь от половины этих нордов останутся только имена в списках.

Талморский маг улыбался одними уголками губ:

— Тем ценнее, что пока они живы, они могут сделать город либо удобнее для нас, либо опаснее. Мне нравится, когда удобнее.

Коллеги воспринимали это как очередную форму профессиональной дотошности. Никто не видел, что в его личных заметках давно исчезла граница между «для нас» и «для меня».

Настоящая проверка пришла из совсем другого угла.

Однажды ночью к нему в комнату, минуя все принятые вежливости, постучали стражники. Без суеты, но настойчиво. За ними — посыльный от магистрата с короткой фразой: «ваше присутствие требуется». Привычная формулировка для тех случаев, когда кто-то наверху решает, что пора напомнить эльфам, кому принадлежит город.

Илвасион быстро переоделся, спрятал лишние бумаги в тайник за задней стенкой шкафа и последовал за ними в зал, где собирался узкий круг: несколько нордских чиновников и двое его соплеменников. Один — эльф из старой школы, с холодным, вымеренным взглядом, представляющий интересы Талмора. Второй — маг-теоретик, каждое появление которого в Маркрафте было маленьким экзаменом для местного аппарата.

На столе лежала знакомая папка, но не та, где хранились улики. Обычная, с реестрами поставок. Кто-то пытался устроить разбор, опираясь на «нестыковки».

— Здесь, — маг-теоретик постучал длинным пальцем по цифрам, — указано, что добыча руды возросла, а отгрузка в порты осталась на прежнем уровне. Почему?

Нордские чиновники замялись почти синхронно. Сигурд сжал губы, Торвальд потёр шею. Слишком ясно. Илвасион понял: кто-то решил сыграть против цепочки, но сыграл неуклюже, пожаловавшись «старшим товарищам».

Талморский писарь медленно шагнул вперёд.

— Разрешите, — вежливо произнёс он и подвинул к себе папку. — Здесь ошибка в формулировке.

Коллега-маг прищурился.

— Ошибка?

— В отчёте совмещены разные периоды, — пояснил эльф, раскладывая бумаги так же спокойно, как раскладывал внутренние схемы. — Часть данных относится к кварталу до ремонта шахт, часть — после. Если разделить их корректно, картина будет другой.

Он не стал защищать нордов. Не стал их сдавать. Просто аккуратно переписал историю.

Пара быстрых поправок, пара ссылок на дополнительные ведомости, которые он сам и составлял, — и графики начали сходиться. Да, потери местами выглядели подозрительно, но уже не так кричащие, чтобы вызвать мгновенный гнев талморских надзирающих. Выглядело это как типичная человеческая небрежность, а не как слаженная схема хищений.

— Вы заранее держали это под контролем? — спросил маг-надзиратель, в упор глядя на собрата.

— Я держал под контролем документы, — безупречно ответил Илвасион. — Любые попытки людей играть с цифрами неизбежно проявляются в отчётах. Я считал, что внутренними методами мы справимся быстрее, чем если поднимать вопрос на более высокий уровень.

Фраза была выверена так, чтобы каждый услышал в ней своё. Эльфы — заботу о репутации Талмора. Норды — обещание не вытаскивать их грязное бельё наверх, пока они не доводят ситуацию до полного абсурда.

Маг-теоретик ещё какое-то время изучал бумаги, потом кивнул.

— Впредь — чётче, — бросил он нордам. — Если ваши люди воруют, делайте это аккуратнее. Нам не нужны скандалы. И следи за этим дальше, Илвасион. Ты это умеешь.

В этих словах, сказанных почти небрежно, прозвучало то, чего не услышал никто, кроме самого писаря: ему официально поручили то, что он и так делал. Контроль. Без прописанных границ. Без инструкции. С высказанным вслух доверием.

Когда всё закончилось, нордские чиновники расходились по одному. Кто-то отводил глаза, кто-то благодарил косвенно, не произнося имени. Сигурд лишь коротко кивнул талморцу:

— Были бы у нас все такие «любители порядка», город давно бы перестал шататься.

Илвасион не ответил. Ему больше не требовалось ничего подтверждать словами. В этот момент он чётко видел, как его собственные нити проходят через весь зал.

Наверху — два эльфа, считающие, что держат город, потому что на их стол ложатся итоговые отчёты. Ниже — десяток нордов, привыкших тянуть из системы всё, что можно, пока это не разрушает каркас. Под ними — стража, лавочники, полукровки, дети, нищие. А где-то между всеми слоями — он, скромный маг-писарь, который сидит в точке пересечения и видит, как информация течёт по всем этим жилам.

Он не был ярлом, не командовал войском, не носил символов власти. Его власть была другой: если талморец сегодня решил, что какое-то распоряжение не должно пройти, оно начинало тонуть. Если эльф посчитал, что какой-то человек должен подняться чуть выше, тот внезапно получал выгодный контракт, благосклонный отзыв или нужную рекомендацию. Если Илвасион приходил к выводу, что чья-то фамилия стала слишком опасной для баланса города, на неё постепенно навешивались проверки, ревизии и неприятные вопросы, пока человек сам не начинал ошибаться чаще обычного.

Эльфийские коллеги этого не замечали. Для них он был всего лишь ещё одним инструментом власти Талмора над людьми. Маркрафт видел чуть больше, но тоже не до конца: таморца воспринимали как странного чиновника, который умеет «решать вопросы бумагами» и почему-то иногда встаёт на сторону тех, кто обычно никого не интересует.

Незримая власть тем и удобна, что её можно отрицать. Но каждый раз, когда в городе происходила маленькая «случайность» — сменяли надсмотрщика, закрывали особенно грязную лавку, переносили патруль, давая кварталу полукровок лишнюю ночь без облав, — в чьих-то руках тихо шелестела бумага с аккуратным, холодным почерком талморского писаря.

Илвасион не обольщался. Любую сеть можно разорвать, любую власть — отнять. Но до тех пор, пока эльфийский надзор был занят общими сводками, а нордские чиновники — собственными карманами, у него оставалось пространство между слоями. Полоса тени, где можно выстраивать свой порядок, не называя его вслух.

В этом промежутке маг-писарь и поселился. И город, сам того не замечая, понемногу начинал дышать в такт его решениям.