Как я провёл лето в Талморе

Глава 7

Первые шаги по двемерскому городу давались легче, чем мысли о том, куда он вообще полез.

Илвасион шёл по узкому мосту, перекинутому через огромный пустой пролёт, где воздух казался тяжелее камня. Под ним медленно двигались механизмы: огромные колёса, половина которых скрыта в тени; поршни, лениво встающие и опускающиеся, словно отмечая чужое присутствие; трубы, ведущие куда-то в глубину, откуда несло сухим горячим ветром. Эльф чувствовал давление пространства — словно вошёл не в зал, а в чью-то грудную клетку.

Свет исходил от кристаллов, встроенных в стены и пол. Они не мерцали, не потрескивали, не тухли. Эта ровная, безупречная яркость действовала на нервы сильнее, чем темнота. Писарю казалось, что его собственная тень здесь лишняя: она ложилась не по законам этого места, ломалась, терялась в мелких деталях архитектуры, искажалась, как неправильный символ в ровной строке.

На первом уровне город был тесным. Никаких широких залов, никаких величественных проходов. Только коридоры, проходные платформы, узлы, соединяющие одно с другим. Маршруты двемеров напоминали не улицы, а кровеносные сосуды. Следователь двигался вдоль стен, разбираясь в структуре: здесь — распределитель энергии; там — блок фильтрации воздуха; дальше — узел, который, судя по символам, когда-то отвечал за перераспределение давления. Всё это всё ещё дышало.

Иногда ему попадались двери. Не нордские, не обычные. Плиты из металла без ручек, без замочных скважин, снабжённые лишь глухими знаками, от которых веяло замершей силой. Некоторые реагировали на присутствие эльфа — по их поверхности пробегал тусклый отблеск, словно они сканировали прохожего и отказывались открываться. Другие были полностью мёртвы.

Таэлис останавливался, касался их краем жезла, пробовал послать внутрь слабый импульс, но в ответ чувствовал только глухую тишину. Внутри, по ощущениям, находились не комнаты. Секции. Сегменты. Части системы, которую он пока даже не мог представить.

Он нашёл небольшую платформу с пультом — правильный прямоугольник с врезанными в него углублениями. В каждой нише сидел кристалл, многие — разбитые или погасшие. Один ещё светился. Молодой маг наклонился, изучая гравировку вокруг: управляющая панель. Здесь регулирувались потоки, маршруты, возможно, уровни доступа. Если дотронуться не к тому символу, город может решить, что от него нужно избавиться.

Писарь провёл пальцами над панелью, не прикасаясь. Символы складывались в формулы. «Контур», «выбор», «перемещение». Он осторожно активировал руническую пластину подавления и приложил её к краю пульта, чтобы ослабить реакцию на внешнее вмешательство, после чего едва коснулся одного из знаков. Кристалл мигнул.

Где-то справа послышалось шипение, будто открылась закисшая заслонка. В стене на уровне плеч возник неширокий проём. Металл сложился в стороны так плавно, словно был жидким. За ним оказался узкий служебный проход.

Таэлис стоял пару вдохов, слушая, не придёт ли в движение что-то ещё. Ничего не изменилось, лишь гул в глубине приобрёл более высокую ноту. Эльф втянул воздух, поставил метку мелом на стене у панели и шагнул в открывшийся лаз.

Внутри пахло пылью и металлом, но пыль была странной — тяжёлой, серой, лишённой запаха гниения. Как будто это была стерильная, измельчённая в пепел ржавчина. Стены оплетали трубки, тонкие, как жилы. В одном месте писарь остановился: через часть прохода шла сетка из проволоки, словно паутина, натянутая поперёк. Он наклонился внимательнее. Между нитями был просвет, но слишком точный, слишком выверенный. Ловушка.

Жезл тихо загудел, когда двемерский сплав под его ногами почувствовал колебания. Илвасион сделал шаг назад, коснулся руной пластины и опустил её на пол прямо перед сеткой. Руна вспыхнула тусклым светом, и на долю секунды воздух изменился — словно напряжение в нити уменьшилось. Этого хватило. Высокорожденный аккуратно шагнул над крайним проводом, стараясь не задеть ни одну линию. Оказавшись по ту сторону, он активировал ещё одну пластину, чтобы замаскировать следы своей вибрации.

Коридор вывел его в небольшой зал. Здесь не было ни статуй, ни украшений. Только круглый пол, испещрённый гравировками, и в центре — колонна с выемками. В некоторых углублениях ещё лежали старые кристаллы, в других зияла пустота. Это был распределитель. Сердечник локального уровня.

Таэлис подошёл ближе. Знаки на колонне двигались. Не буквально — но взгляду казалось, что они меняют положение, хотя пальцы не ощущали движения. Глазам верить было сложно. Двемерская письменность играла с восприятием.

Эльф уловил знакомые конструкции. «Замкнутый цикл». «Избыточный поток». «Стабилизация ядра». Это был не центральный блок, а вспомогательный. Значит, он находился только на периферии города.

Мысль, от которой стало неуютно: если это — периферия, то как выглядит центр?

Где-то над головой, чуть в стороне, прошёл тяжёлый металлический шаг. Один. Пауза. Второй. Механизм двигался не торопясь, словно патрулировал территорию, не нуждаясь в скорости. Илвасион замер. На мгновение он почувствовал себя занесённой в чужой организм занозой, которую пока не заметили, но обязательно найдут.

Чиновник погасил зелье света, оставив только слабое свечение кристаллов в стенах. Темнота стала гуще, но зато он перестал чувствовать себя одиноким источником света в этом механическом аду. Теперь он был ближе к тени.

Следователь выбрал дальний проход — тот, где гравировки на полу были менее яркими. Это означало меньшую нагрузку, вспомогательные каналы. Там вероятность встретить активные узлы была ниже, но и информации — меньше. Однако выживание было важнее любопытства.

Новый коридор был уже. Жезл почти задевал стены, когда он проходил между выступами. Иногда воздух менялся: становился горячим, почти обжигающим, затем резко холоднел. Местами он чувствовал запах озона — признак того, что где-то рядом просыпаются разряды. Двемерские установки могли перенаправлять магию, выжигать её, забирая в свои цепи.

В одном из помещений, похожем на отстойник, Илвасион обнаружил груду металлолома. На первый взгляд — сломанные конструкции, обломки труб, оболочки пустых капсул. Но присмотревшись, эльф заметил, что лом разложен слоями. Верхний — рваный и грубый. Нижние — аккуратные половинки, снятые с ядра. Эта «свалка» была не мусором, а архивом неудач. Здесь двемеры оставляли то, что решили не использовать.

Таэлис присел на корточки, коснулся одного из фрагментов. Деталь была слишком правильной, чтобы быть ошибкой. Обрезанный край показывал, что её вынули из общего механизма. Значит, структуру меняли. Город не был статичным. Его переписывали, как сложный документ. Кто-то однажды решил, что этому месту нужен другой контур.

— Зачем вы это делали? — тихо, почти шёпотом, спросил он сам у себя.

Ответом был тот же гул.

Писарь выбрал один небольшой элемент — фрагмент кольца с линией гравировки — и спрятал во внутренний карман. Не как трофей, а как ключ. Если он поймёт, как и где эта деталь могла стоять, то сможет определить принцип работы ближайшего узла.

Дальше шли помещения с совершенно иным характером. Комнаты наблюдения. Узкие вертикальные щели в стенах, через которые, вероятно, когда-то следили за внутренними процессами. Теперь за этими проёмами была только тьма. Иногда оттуда тянуло потоком воздуха, словно там вдалеке крутились огромные вентиляторы.

Илвасион заглянул в одну такую щель и увидел… ничего. Пустоту, прорезанную тонкими линиями метала. Вдали горел одинокой точкой слабый огонь, но сложно было понять, свет это или отражение. Он отпрянул, понимая, что слишком долго задерживаться возле таких мест опасно: некоторые сенсоры могли быть завязаны на взгляд.

Его путь по первым уровням становился медленным и вязким. Он отмечал в памяти развилки, уровни шума, характер вибраций, распределение света. Каждый участок этого странного города был как фраза в чужом языке. Часть он уже мог прочитать. Часть — только почувствовать.

Главное ощущение не менялось: двемеры не строили для красоты. Они создавали систему, в которой место было всему. И ничего — случайному.

Даже чужаку, который забрался сюда из города наверху.

Маркартфский писарь остановился на очередной платформе, опираясь плечом о тёплую колонну. Где-то под ним шли потоки. Над головой шёл патруль. В стенах жила память металла. Залы вокруг дышали. И у него возникло странное чувство, что город… слушает. Не только шаги, не только дыхание. Мысли.

Он поймал себя на том, что перестаёт думать словами. Начинает воспринимать всё через схемы. Линии. Направления. Нагрузки. Эльф глухо выругался, возвращая себе обычное ощущение тела и плаща на плечах.

Двемеры ушли, но их города продолжают делать то, что они задуманы делать: переплавлять тех, кто рядом, под себя.

Илвасион выпрямился и пошёл дальше по первому уровню, понимая, что в любой момент невидимая логика этих мест может решить: его присутствие — лишнее.

Таэлис двинулся дальше, выбирая путь не по логике удобства, а по ощущению структуры. В этом месте многое читалось не глазами, а кожей: где стены плотнее, где пол отдаёт вибрацией сильнее, где тишина слишком правильная, будто выточенная. Эльф шёл по мосткам, перекинутым над пустотами, и каждый шаг казался вмешательством в чужой цикл. Он уже перестал думать о времени — здесь его не было. Только уровни, узлы и ритм.

Следующий проход оказался ниже, чем предыдущие. Чиновник почти касался потолка плечом. В одном месте приходилось идти боком, прижимая жезл к груди. Теснота давила. В такой щели даже обычный камень вызвал бы клаустрофобию, а здесь, где металл был живым и слушающим, казалось, что стены в любой момент могут сойтись и оставить его частью механизма. Писарь почувствовал, как учащается дыхание, и намеренно замедлил его, подстраиваясь под общий гул. Если он будет дышать в противофазе, город решит, что он шум.

Коридор открылся небольшим балконом. Отсюда открывался вид на зал, устроенный как пересечение нескольких магистральных каналов. По ним текла энергия — не светом, а тонкими импульсами, едва заметными для глаза, но читаемыми жезлом. По полу шли линии металлических рёбер, соединяющих колонны с полустенными конструкциями. В центре зала возвышалась круглая платформа, опоясанная массивными шестернями.

По краю платформы двигался механизм.

Нечто, отдалённо напоминающее паука, но с телом, собранным из сегментов и шарнирных узлов. Каждая его лапа заканчивалась тонкой трёхпальцевой хваткой. Головы как таковой у создания не было, но в верхней части корпуса вращалось кольцо с прорезями. В этих щелях периодически вспыхивал тонкий жёлтый свет. Зрелище было неприятным, но до ужаса логичным: автономный узел проверки, сторож.

Маркрафтский писарь инстинктивно отступил глубже в тень. Машина двигалась без спешки, методично, словно проверяла точки напряжения в структуре зала. Она останавливалась у колонн, вытягивала одну из лап, касалась поверхности, и там на мгновение вспыхивали символы. Потом сторож шёл дальше. Ни разу механизм не поднял корпус вверх, не посмотрел в его сторону — и всё же Таэлис ясно понимал: если он сдвинется слишком резко, система почувствует не тело, а нарушение ритма.

Высокорожденный переждал несколько циклов. Засёк в памяти последовательность движения. Город, насколько он мог судить, мыслит по линиям назначения: каждый узел отвечает за свою функцию. Этот сторож контролирует зал и магистрали. Значит, пройти можно только по краю, оставаясь вне его прямой зоны.

Эльф нашёл узкий обходной путь — уступ вдоль стены, где гравировка на полу была слабее, почти стёртой. Там поток энергии был минимален, и механизмы, вероятно, учитывали этот участок как второстепенный. Он спустился ниже, прижимаясь к металлу так, что плащ шуршал о холодную гладь. Жезл он отключил почти полностью, оставив только пассивное считывание. Любой его активный всплеск мог стать искрой в идеально чёрной комнате.

Проходя мимо платформы, чиновник почувствовал, как воздух вокруг уплотнился, словно его втягивали. Сторож остановился. Кольцо сенсоров замерло. Весь зал на секунду стал неподвижным. Даже гул, казалось, стих.

Илвасион зажал дыхание.

Внутри механизма что-то щёлкнуло. Кольцо сенсоров провернулось ещё на несколько градусов, затем плавно отвернулось в другую сторону. Машина сделала шаг, второй, третий, продолжая свой маршрут по залу, будто чужое присутствие оказалось ниже порога внимания.

Писарь прошёл дальше, только когда снова услышал равномерный ритм шагов сторожа. На выходе из зала он позволил себе короткий вдох. Грудь сжало. На секунду возникло почти детское желание развернуться и вернуться наверх, к сырому воздуху Маркрафта. Но дальше был не верх, а только вниз и внутрь.

Следующий уровень встретил его не звуками, а тишиной. Здесь не было движущихся частей, слышимого гудения или шипения. Только ровный, сухой воздух и мягкий, дальний дрейф вибрации в ногах. Архитектура изменилась. Коридоры стали шире, но ниже. Потолок поддерживали массивные арки. В стенах появились ниши — одинаковые, аккуратные. В некоторых лежали пустые цилиндры, в других — ничего. Эльф осмотрел один из цилиндров: гладкая поверхность, внутри — крепления. Как будто здесь раньше находились не тела, а части.

От одного из таких отсеков тянулся тонкий, еле заметный проводок — на уровне человеческой лодыжки. Таэлис не стал его перешагивать. Вместо этого он поставил рядом маленький рунический камень, активировав в нём короткий контур. Камень загорелся и через мгновение погас. Провод чуть дрогнул, но ничего не произошло. Значит, ловушки давно отключены. Или их перевели в другой режим, рассчитанный не на движение, а на изменение параметров среды.

Возле одной ниши следователь задержался дольше. Там, где остальные отсеки были пусты, на дуге остался отпечаток. Не физический, а энергетический. Жезл, настроенный на чувствительность, уловил слабый, почти ушедший след чьего-то пребывания. Но это «кто-то» не был двемером. Подпись была иная: более жёсткая, разорванная, с рывками. Современная магия, грубо подключённая к старой системе. Значит, кто-то из живущих наверху уже здесь побывал. И не один раз.

Маркратфский чиновник почувствовал неприятное знакомое ощущение — как при виде плохо подделанного документа. Кто-то трогал то, чего не понимал до конца. И оставил за собой грязные следы.

Дальше шёл зал, который не сразу можно было назвать залом. Скорее, это был узел: круглый, с тремя уровнями пола, соединёнными наклонными сегментами. По стенам шли вертикальные каналы, похожие на замороженные водопады из металла. Между ними — плоские панели, каждая из которых была исписана формулами. Илвасион подошёл ближе к одной. Писанина не была чистой письменностью. Это были расчёты. Схемы нагрузок. Танец чисел и значков.

Он провёл по ним взглядом и почувствовал, как в голове начинает ломить. Логика двемеров была выстроена не по человеческой сетке. Там, где обычный маг искал бы начало и конец, у них было кольцо. Там, где человек разделил бы части механизма, город трактовал их как одно и то же явление, просто в разных состояниях.

Писарь отступил, не позволяя себе провалиться слишком глубоко в попытку понять. Двемерские города были опасны не только ловушками. Они ломали мышление. Подстраивали под свою математику. И те, кто слишком долго смотрел на их схемы, начинали мыслить так же — а значит, переставали быть людьми в привычном смысле.

С другого уровня зала донёсся тихий скользящий звук. Как будто что-то небольшое, но тяжёлое переместилось по гладкой поверхности. Таэлис припал к колонне, выглянул.

На нижнем кольце двигалось нечто меньшее, чем сторож наверху, но не менее неприятное. Низкая платформа на трёх полукруглых опорах, по краям которой закреплялись тонкие манипуляторы. Она двигалась по замкнутому маршруту вдоль панелей с формулами, время от времени останавливаясь и выпускала тонкий луч света, проходящий по поверхностям. Как будто перечитывала, сверяла, проверяла целостность.

Молодой маг почувствовал, как у него пересыхает во рту. Если этот объект считывает изменения, то любое вмешательство в панель будет выдано как ошибка. А ошибка в двемерской системе — то же самое, что враждебное действие.

Таэлис не стал задерживаться. Он обошёл зал по самому верхнему кольцу, почти прижимаясь спиной к аркам. На одном из переходов обнаружился узкий лаз вниз, закрытый решёткой. Она не была частью архитектуры — это было чужое вмешательство. Железо грубее, сварка — нордская. Значит, люди попытались перекрыть путь, ведущий ещё глубже.

Эльф опустился на корточки, провёл рукой по решётке. Металл был срезан с одной стороны, а затем вновь тщательно закреплён. Кто-то уже вскрывал этот проход, спускался и возвращался. Настоящие хозяева Маркрафта, те, кто говорил о «векторе развития» и «технологическом превосходстве», явно использовали двемерский узел давно. И не собирались останавливаться.

У него неприятно сжалось под рёбрами. Следствие, которое он вёл в бумагах, теперь имело оформление в металле. Решётка была печатью. Не административной — физической. Печатью на вход в то место, куда смертным лучше не заглядывать.

Писарь замер.

Жезл в его руках тихо вибрировал, реагируя на напряжение системы вокруг.

Город ждал. Не торопясь. Не угрожая. Просто фиксируя новое присутствие.

Илвасион выпрямился и посмотрел вниз, туда, за сваренные прутья. Внизу не было света. Только тень, в которой слышался ещё более глубокий гул. Тот самый, что чувствуется не ушами, а внутренними органами.

Первые уровни двемерского города были всего лишь порогом.

Дальше начиналось самое интересное.

Для эльфа всё началось с тихого щелчка.

Не ловушки, не тревоги, а чего-то настолько будничного, что в обычном городе это бы слилось с шумом улиц. Здесь, в глубине под Маркрафтом, каждый звук был отдельной мыслью системы. Таэлис стоял на узком уступе и вслушивался. Вибрация в металле сменилась, стала более частой, дробной, словно где-то рядом раскрылся новый цикл.

Через мгновение он увидел их.

Из щели в стене, довольно узкой для человека, выполз первый автоматон. Небольшой, размером с крупного краба, но с паучьей пластикой движения. Дюжина тонких металлических лап цеплялась за гравировки на полу и стенах так, будто поверхность была не гладкой, а шероховатой. В центре корпуса — округлый блок, защищающий ядро, по бокам — набор инструментов вместо конечностей. Паукообразное создание остановилось у трещины в одной из труб и замерло.

К нему тут же присоединились ещё двое.

Эти не делали ни одного лишнего движения. Один выдвинул тонкий резак и аккуратно снял слой металла вокруг повреждения. Второй раскрывал отсек корпуса и извлекал оттуда новый фрагмент сплава, подогнанный под размер трещины. Третий, чуть более крупный, удерживал всё на месте, пока внутренняя система автосварки замыкала шов.

Ни команды. Ни крика. Ни магии.

Чистая, отточенная до автоматизма функция.

Маркрафтский писарь наблюдал за этим, затаив дыхание. Было в этом зрелище что-то оскорбительно стройное. Там, где на поверхности люди собирали комитеты, спорили, писали отчёты, назначали ответственных и пытались найти виноватого, внизу под городом три бездушные машины просто видели проблему и исправляли её. Никакого совета, никакой политики. Не было ни совести, ни трусости, ни жадности. Только точность.

Двемеры создали для себя слуг, которые никогда не спорят и не задают вопросов.

Эльф поймал себя на том, что завидует мёртвым.

Автоматоны закончили работу синхронно. Тонкая трещина исчезла, поверхность трубы снова стала идеальной. Один из пауков коротко коснулся шва манипулятором, и по металлу прошёл лёгкий, почти неуловимый отблеск. Проверка. Подтверждение. Узел признан стабильным. Через секунду троица уже скользила дальше, растворяясь в тени других коридоров.

Где-то в глубине зала раздался тяжёлый, глухой удар. Таэлис инстинктивно отпрянул к стене.

По магистральному мосту двигалась сфера-страж.

Она шла, как идёт воин, знающий, что эта земля принадлежит только ему. Нижняя часть корпуса — перекатывающийся металлический шар, мерно вращающийся и не издающий ни единого лишнего звука. Верхняя — сегментированная оболочка с убранными внутрь лезвиями и стволами. В узкой смотровой щели мерцал холодный свет сенсоров. Сфера не торопилась. Ей и не нужно было спешить: всё в этом мире работало под её контрольным взглядом.

В молодом талморце что-то неприятно шевельнулось.

Верхний город, со своими надзирателями, начальниками, придворными магами, на их фоне выглядел грубой, шумной пародией на власть. Там они строили порядок из бумаги и страха. Здесь порядок был вшит в металл и логику.

Сфера остановилась у одной из колонн. Из её корпуса выдвинулся тонкий штырь, коснулся поверхности. Символы вокруг вспыхнули, показывая статус. Страж повернулся, сменив направление, и покатился дальше. Для него он — чужак — пока был флуктуацией на пределе допустимого: слишком тихий, слишком маленький, чтобы вмешиваться.

Таэлис смотрел на уходящую конструкцию, и в голове у него рождалась нехорошая мысль.

«А если… взять что-то маленькое? Не такое. Не город. Не сердце. Фрагмент. Личного слугу».

Высокорожденный тряхнул головой, будто пытаясь отогнать паразитный импульс. Но мысль, как двемерская гравировка, уже легла тонкой линией, от которой можно только наслоить новые.

Он продолжил путь по уровню, и чем дальше углублялся, тем яснее видел: здесь всё построено не вокруг людей. Не вокруг жизни. В центре — функция.

Автоматоны-пауки суетились в полуоткрытом туннеле, словно серебряные тараканы. Они переворачивали блоки, втягивали обломки в свои отсеки, сортировали металл по ещё понятной только им логике. Часть деталей отправлялась вверх по механическим шахтам, часть исчезала в нижних каналах. Ремонтная сеть города не была хаотичной: каждое движение имело значение в системе перераспределения.

Один из пауков, заметив тень на краю света, повернулся корпусом в сторону эльфа. На мгновение казалось, будто механический взгляд остановился на живом. Но сенсор мигнул, создал отметку в воздухе, и машина вернулась к работе. Таэлис не был угрозой. Пока.

Писарю вспомнились рабочие Маркрафта, шахтёры, подёнщики, мелкие клерки, перебирающие по ночам цифры в холодных комнатах. Люди, использованные системой, но никогда не включённые в её суть. Двемеры пошли дальше. Они устранили промежуточное звено. Тут каждый, кто работал, был частью механизма не в социальном, а в прямом смысле.

И эта концепция, при всей своей чудовищности, манила.

В одном из боковых помещений ему попался редкий вид автоматона: сферический корпус на тонких паукообразных опорах, но без оружия. Вместо этого по бокам — набор инструментов, созданных для настройки, а не убийства. Генератор конфигураций. Вокруг него на полу располагались модульные детали: сегменты корпусов, части манипуляторов, фрагменты сенсорных блоков. Над этим «столом» висела в воздухе карта: цепь символов и схем, которые переливались, складываясь в новые варианты. Алгоритм искал оптимальное сочетание.

Молодой маг остановился на пороге, почти испытывая физический зуд в пальцах. Всё его прошлое — работа с жезлом, привычка разбирать системы, вычислять слабые места — собралось в одну точку. С той стороны было чистое создание. Чистая функция. Идея идеального исполнителя, который не спорит, не требует, не боится. Не предаёт.

«Если бы такой был у меня…» — с опасной ясностью подумал эльф.

Он представил себе маленького паука, размером с ладонь. Способного носить свитки, просматривать документы, сортировать записи, хранить копии. Автоматон, который в подвале Маркрафта тихо, без лишних свидетелей собирает личный архив. Или сферу, чуть выше колена, что следует за хозяином, создавая вокруг него поле подавления, мутя сенсоры, мешая чужим заклинаниям зацепиться. Небольшие вещи. Не город. Не война. Просто инструмент. Личное продолжение мысли.

Писарь внезапно поймал себя на том, что стоит, не дыша, и уже начинает мысленно разбирать увиденный генератор на блоки. Какие сигналы он принимает. Какие параметры считает приоритетными. Где тут можно встроить дополнительный контур.

Он отступил, почувствовав холодный пот на спине.

Всё, что двемеры строили, начиналось с этого ощущения: «просто инструмент». Мол, ничего страшного, если немного подчистить хаос, убрать лишнее, сделать жизнь удобнее. Немного контроля. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. И вот уже вокруг тебя не мир, а механизм, в котором место есть только тем, кто подходит под настройки.

Маркрафт наверху шёл по тому же пути. Только грубо, медленно, с ошибками. Этот город под ним показывал, чем такая логика заканчивается, если довести её до совершенства.

Таэлис подошёл ближе к одной из панелей, внимательно всматриваясь в узоры. Глаза сами начинали выцеплять структуру: модульное ядро, универсальные соединители, система адаптации. Если снять часть энергии, ослабить протоколы защиты, перенастроить ограничители… из любой заготовки здесь можно было собрать нечто персональное. Слугу для конкретного пользователя. Собственный маленький фрагмент власти.

Эта мысль уже не отталкивала. Скорее, щекотала изнутри.

Эльф сжал рукоять жезла так сильно, что побелели костяшки пальцев. Он оторвал взгляд от панелей и посмотрел в темноту коридора, откуда доносился тихий перестук лап других автоматонов. У каждого была своя работа. У каждой функции — своё место. У него же — пока нет. Ни наверху, ни здесь.

— Может, стоит сделать его самому, — шепнул себе под нос чиновник, сам не замечая, как слова срываются наружу.

Не для власти. Не для борьбы. Для выживания. Для равновесия. Для того, чтобы в этом городе — каменном и металлическом — у него был не только жезл и печать, но что-то, что отвечает ему так же точно, как эти создания отвечают приказам давно исчезнувших хозяев.

Опасная мысль. Но от неё стало легче.

Фантазия о собственном двемерском слуге выглядела кощунством и спасением одновременно. В мире, где боги играют людьми, где города жрут своих жителей, а власть улыбается, у него внезапно появилась идея силы, которая не молится и не даёт клятв. Она просто делает то, для чего собрана.

Таэлис развернулся, бросил последний взгляд на генератор конфигураций и продолжил путь по уровню. В голове у него уже рождались схемы. Вопросы. Комбинации. Как найти ядро поменьше. Как перезаписать протокол. Где взять защиту от чужих сенсоров. Как спрятать подобное создание от тех, кто наверху считает двемерское наследие своей монополией.

Под ногами еле слышно отзывался металл.

Паук-ремонтник скользнул по стене и исчез в шахте.

Сфера-страж вдалеке пересекла переход, даже не повернув сенсоры в его сторону.

Город работал.

Город не задавал вопросов.

И эльф, медленно и осторожно, начинал думать о том, что в этом бездушном совершенстве есть место для одного, очень личного нарушения правил.