Книга 16. Пожиратель Богов. Часть 4

Глава 86

Кусок Пустоты был особенно ПУСТ, как бы глупо это ни звучало. Но это было не высасывающее НИЧТО Войда, а просто дыра в пространстве, скрывающая внутри себя нечто, что невозможно было увидеть снаружи.

Подлетев ближе, я медленно протянул руку, и мои пальцы уперлись в невидимую преграду. Аспект пространства сжался вокруг них, создавая ощущение, будто я сунул руку в жидкий металл — плотный, вязкий, сопротивляющийся каждому движению. Энергия барьера пульсировала с нерегулярным ритмом, словно больное сердце.

— Это не просто маскировка, — пробормотал я, ощущая, как энергия барьера реагирует на мое прикосновение. — Кто-то специально запечатал вход.

— И что, мы просто поверим, что Руби могла полезть через эту дыру? — голос Литаны звучал резко, с оттенком давней обиды. — Она ведь не настолько глупа, чтобы лезть в такую очевидную ловушку. Разве что… — она замолчала, не договорив мысли.

Тилана, напротив, сделала нерешительный шаг вперед. Ее пальцы дрожали, когда она осторожно коснулась невидимой преграды. В отличие от сестры, ее голос звучал тихо, но убежденно:

— Мы не знаем, что с ней произошло. Может быть, она убегала от кого-то?

— Вопрос не в том, могла ли она, — покачал я головой. — Вопрос: пойдем ли мы проверять?

Я сжал кулак, и аспект чревоугодия ответил немедленно — волной жгучего голода, поднимающейся из глубины моего существа. Барьер дрогнул, на его поверхности пошли круги, как на воде от брошенного камня.

— Если это ловушка, мы окажемся в чужом мире без гарантированного пути назад. — поморщилась Литана.

— А если там мама, то что не позволило ей вернуться? — вздохнула ее сестра.

— Тогда что мы ждем? — хмыкнул я. Воздух вокруг нас начал вибрировать, наполняясь энергией моего аспекта. — Но слушайте внимательно, — мой голос стал жестким, командным. — Держитесь максимально близко ко мне. Если что-то пойдет не так — немедленно отходите. Не геройствуйте. Понятно?

Получив кивки в ответ, я сосредоточился на барьере. Аспект чревоугодия рванулся вперед, разрывая завесу пространства, как гнилую ткань. Реальность вокруг нас затрещала, словно ломающееся стекло, и в воздухе запахло жженым металлом и чем-то древним, забытым.

Мир за барьером вздрогнул, исказился — и мы провалились в дыру, созданную аспектом пространства, оказавшись, судя по характерным образом изменившейся атмосфере, в Осколке Истинного Мира.

Вот только он был максимально странным. Вокруг было пусто, не магически и не с большой буквы, а просто пусто. Как, наверное, было бы в далеком земном космосе. Только тут еще и звезд никаких не светило.

А посреди этой пустоты висел дом.

Совершенно обычный двухэтажный деревянный дом с синей крышей, белыми ставнями и кирпичной трубой. Такие строили в северных провинциях Тейи… или на Земле. Ничего гигантского, ничего искаженного. Просто… дом.

— Это… — Литана замерла, ее золотистые глаза сузились. — Это шутка? Проклятие? Галлюцинация?

Я медленно провел рукой по лицу, ощущая, как аспект Чревоугодия шевелится под кожей, настороженный.

— Нет, ничего из этого.

Мы медленно приближались к дому, вернее — плыли сквозь эту странно обычную пустоту. И с каждым метром дом становился все более… нелепым в своей обыденности. Хотя, все-таки не совсем.

Я протянул руку, пробуя аспект Понимания. Обычно мир раскрывался передо мной как раскрытая книга — я видел структуру, состав, даже историю предметов. Но здесь…

Ничего. Абсолютно ничего.

Дом будто был нарисован на ткани реальности. Существовал, но не имел состава. Или, что было логичнее, некая сила идеально экранировала его от моего аспекта.

Шиито молча выпустил свои тени. Черные щупальца потянулись к дому, обвивая фундамент, скользя по стенам, пытаясь проникнуть через щели в окнах. Его лицо оставалось невозмутимым, но я видел, как напряглись мышцы на его шее.

— Окна, — наконец произнес он, — не стекло. Не отражают. Не пропускают. Мои тени не могут проникнуть.

Тилана подплыла ближе к одному из окон и с любопытством заглянула внутрь.

— И правда. Я… я не вижу ничего. Только слабый свет. Как будто за ними просто… пустота.

Мы опустились на крыльцо — если это можно было назвать «опустились». Ноги просто коснулись деревянных досок, которые подались под нашим весом с тихим, вполне настоящим скрипом.

Я осторожно ткнула когтем в перила. Настоящее дерево. Настоящая краска. Я поднял руку и трижды постучал в дверь. Звук разнесся неестественно громко, будто мы находились внутри гигантского барабана. Где-то в глубине дома что-то звякнуло — может быть, посуда.

Тишина.

Затем — шаги. Медленные, слегка шаркающие. Кто-то явно не спешил.

Дверь скрипнула, распахнувшись с протяжным стоном старых петель. В дверном проеме стояла она.

Старушка. Казалось, время спрессовало ее тело до хрупкой оболочки — не выше полутора метров, сгорбленная спина, тонкие как прутики руки, дрожащие под тяжестью множества слоев одежды. На ней было не менее десятка платков, надетых один поверх другого, потертое пальто с выцветшим меховым воротником, и несколько юбок, шуршащих при каждом движении. Лицо напоминало высохшую грушу — все в глубоких морщинах, с провалившимися щеками и тонкими бесцветными губами.

Но глаза… Глаза были молодыми. Яркими. Слишком осознающими для этого дряхлого тела. Они блестели, как два черных обсидиана, впитывая свет и ничего не отражая обратно.

— Кто вы такие? — ее голос звучал неожиданно четко для такого хилого тела, с легким шипящим придыханием.

Я незаметно подал сигнал остальным, слегка развернув ладонь — «будьте готовы». Аспект понимания уже тек по моим нервам, готовый просканировать эту странную старуху. Но когда мои способности коснулись ее…

Тело внезапно покрылось мурашками. Я знал эту ауру. Знакомую до боли, до дрожи в коленях. Та же бездонная глубина, тот же всепоглощающий голод, та же древняя, нечеловеческая сущность, лишь слегка прикрытая этой ветхой человеческой оболочкой.

Маала. Или… не совсем Маала. Как будто ее отражение в мутном зеркале.

Тело среагировало раньше сознания. Аспект чревоугодия взорвался изнутри черной волной, обволакивая кожу плотной броней из сконцентрированного голода.

Энергия клокотала в жилах, превращая кончики пальцев в острые когти, а зубы — в ряды хищных лезвий. Я резко шагнул вперед, левая рука уже сжималась для удара, правая — формировала защитное поле перед Эллисой и девочками.

— Тим… — старушка произнесла мое имя мягко, почти ласково. Она стояла неподвижно, не реагируя на мое боевое состояние, лишь поправляя многослойные платки на своих худых плечах. — Успокой свой пыл, Пожиратель. Я не твой враг.

Я чувствовал, как Шиито готовит свои тени — они уже обвивали его руки, формируя смертоносные клинки.

— Так ты все-таки знаешь нас? — мой голос звучал чужим, искаженным энергией аспекта.

Старушка усмехнулась.

— Простите старой эту шутку. Да, я знаю тебя. — Она кашлянула в ладонь, и когда убрала руку, на морщинистой коже осталось темное пятно. — Войдите. Поговорим внутри.

Эллиса сжала рукоять меча, ее голос дрожал от напряжения:

— Это ловушка.

— Конечно ловушка, — прошипел Шиито, его тени уже ползли по стенам дома, исследуя границы. — Но вопрос — для кого?

Старушка вздохнула, как взрослый перед капризным ребенком, и сделала шаг назад, в свет дверного проема.

— Все в этом мире — ловушка, мои дорогие. Но иногда… — ее голос стал эхом, — … именно в ловушках скрывается истина.

И она исчезла, оставив дверь распахнутой. Изнутри пахло свежеиспеченным хлебом, мятным чаем… и чем-то еще. Чем-то древним и страшным, что пряталось за этой маской домашнего уюта.

— Черт возьми, — прошептала Эллиса, ее пальцы белели на рукояти меча.

Я медленно выдохнул, чувствуя, как аспекты внутри меня бурлят, готовые к бою. Дом стоял перед нами, безмолвный и неестественно обычный в этой бесконечной пустоте.

— У нас нет выбора, — сказал я наконец. — Но будем готовы ко всему.

Сделав последний глубокий вдох, я переступил порог, удерживая аспект Чревоугодия в состоянии готовности — черная энергия пульсировала под кожей, готовая в любой момент сформировать защитную оболочку или смертоносное оружие.

Теплый желтый свет обласкал глаза сразу после яркой вспышки перехода.

Когда зрение адаптировалось, передо мной предстала уютная прихожая. Стены из темного дуба с резными панелями, старомодная вешалка из полированного дерева, выцветший ковер с геометрическим орнаментом.

У моих земных бабушки с дедом не было дачи, так что я не знал, каково это. Но почему-то казалось, что именно так и должен был выглядеть плюс-минус каноничный домик в деревне.

А потом я увидел ее.

Руби стояла в арочном проеме, ведущем вглубь дома. Совершенно целая, без единого повреждения на меху. Ее пять хвостов плавно колыхались, переливаясь янтарными оттенками в мягком свете.

— Я ждала, когда вы придете, — произнесла она, приветливо улыбнувшись.

Мои руки дрожали, когда я шагнул вперед. Все предостережения, все боевые готовности — все это испарилось в тот момент, когда я увидел ее настоящие, не призрачные янтарные глаза, знакомый узор меха на мордочке.

Я потерял ее однажды, нашел, но затем снова потерял. И после того, как в хаосе погибло столько моих родных, это второе воссоединение, казалось даже более невероятным, чем первое.

Я схватил Руби в объятия так крепко, что она взвизгнула — по-настоящему, задорно и весело.

— Черт возьми, мелкая… больше от меня ни на шаг не отойдешь, понятное тебе?

Руби засмеялась — тот самый смех, который начинался с тихого фырканья и перерастал в заливистый хохот. Ее хвосты обвили мои ноги, мягкие и пушистые, как в те дни, когда она была еще лисенком.

— Это ведь ты всегда попадаешь в передряги, а не я. Лучше ты от меня не отходи, договорились?

Я хотел ответить, хотел расспросить, как она оказалась здесь, что это за место, где старуха… Но все слова застряли в горле, когда за моей спиной раздался тихий всхлип.

Мы обернулись одновременно.

Литана стояла, вцепившись в руку сестры так, что ее когти оставляли на коже Тиланы красные полосы. Ее собственные плечи были напряжены до дрожи, золотистые глаза расширены, но не от радости — от чего-то более сложного, более горького. Тилана, напротив, казалась готовой рассыпаться в прах — ее пальцы судорожно сжимали и разжимались, а по щекам уже текли слезы.

Да уж. Что-то я совсем позабыл о тех, кто должен в первую очередь обниматься с Руби.

Она сделала шаг вперед, ее руки дрожали так сильно, что кончики пальцев подрагивали в воздухе. Ее хвосты, обычно такие горделивые и пушистые, теперь безжизненно волочились по деревянному полу, оставляя едва заметные следы на пыльной поверхности.

— Девочки мои… — голос сорвался на хрип, став почти неузнаваемым. — Я…

Тилана сразу же потянулась к ней, все ее тело буквально наклонялось вперед, пальцы судорожно сжимались и разжимались, ногти то появлялись, то прятались обратно. Но в последний момент она бросила взгляд на сестру — и замерла, словно получив невидимый сигнал остановиться.

Литана стояла, как каменная статуя. Ее руки были плотно скрещены на груди, когти слегка впивались в собственные предплечья, оставляя крошечные красные отметины.

Руби остановилась на полпути, ее уши прижались к голове в жесте покорности. Я видел, как ее горло содрогнулось при глотании.

— Вы… — она попыталась улыбнуться, но получилось лишь подобие улыбки, кривая гримаса, больше похожая на маску боли. — Вы стали такими… взрослыми. Совсем не похожими на тех малышек, которых я…

— Да, — Литана перебила резко, как хлопок бича. Ее золотистые глаза сверкали холодным огнем. — Пришлось повзрослеть.

Тилана вздрогнула, словно от удара. Ее пальцы вцепились в складки платья, сминая ткань.

— Лита, пожалуйста… — ее голосок звучал крошечно, потерянно.

— Нет, — сестра резко подняла руку, останавливая ее. Каждый мускул в ее теле был напряжен до дрожи. — Ты действительно хочешь просто… обнять ее? После всего этого? После всех этих лет?

Тилана покраснела до кончиков ушей. Слезы уже катились по ее щекам, оставляя блестящие дорожки, но она не отвечала, лишь прикусила нижнюю губу до белизны.

Руби сжала свои лапы так сильно, что когти вышли наружу, впиваясь в собственную шерсть. Несколько рыжих волосков медленно опустились на пол.

— Я не могла вернуться за вами, — прошептала она, и в голосе слышалась тысяча невысказанных извинений.

— Не могла или не хотела? — Литана говорила тихо, но каждое слово било с разрушительной силой. — Думаешь, нам было просто? — Литана засмеялась, и это звучало в тысячу раз больнее, чем крик. — Ждать? Каждый чертов день? Каждый год? Думать, что мы сделали что-то не так, что ты нас разлюбила, что…

Тилана закрыла лицо руками, ее плечи тряслись от беззвучных рыданий.

Руби выглядела так, будто ее ударили в живот. Она сделала шаг назад, пошатнувшись, и мне показалось, что она вот-вот упадет.

— Я…

Она обернулась ко мне, глаза — огромные, полные немой мольбы о помощи. Но что я мог сказать?

На мой взгляд, Литана вела себя по-свински. Да, понятно, обида и все дела. Но я ведь рассказал им, что Руби долгие годы была в плену и физически не могла к ним вернуться.

Но если бы я произнес это вслух, то скорее всего только все сломал бы. Моим внучкам уже было хорошо за сотню лет каждой, но из-за сущности Майигу их психологический возраст был в лучшем случае как у поздних подростков.

Суровому деду со своим взрослым мнением было лучше не лезть, чтобы не нарваться на жесткое отрицание и не оказаться втянутым в разборки девчонок. Ничего, как-нибудь разберутся, в конце концов по последним словам Литаны было понятно, что она, как и сестра, любила и ждала Руби, просто свою боль проявляла по-другому.

Литана резко вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Ты даже не знаешь, какого это, — прошептала она. — Просыпаться каждое утро и гадать: «Может быть, сегодня? Может быть, именно сегодня она вернется?»

— Я думала о вас… каждый день, — голос Руби был настолько тихим, что мне пришлось напрячь слух. — Каждую секунду.

— Но этого было недостаточно, — Литана покачала головой, и теперь в ее голосе не было злости — только бесконечная усталость. — Никогда не было достаточно.

Тилана наконец подняла голову. Ее лицо было мокрым от слез, нос покраснел, но в глазах читалась решимость.

— Мы… мы можем хотя бы попробовать? — она посмотрела на сестру, затем на мать, и в этом взгляде было столько надежды, что у меня сжалось сердце. — Хотя бы… поговорить?

Литана замерла. На несколько секунд в комнате воцарилась абсолютная тишина. Затем она медленно, очень медленно кивнула — один-единственный, едва заметный кивок.

Руби сделала шаг вперед, затем еще один, словно идя по тонкому льду. Ее лапы дрожали, когда она осторожно протянула их к дочерям.

— Можно… можно я хотя бы посмотрю на вас? Просто… посмотрю?

Литана не ответила, но и не отстранилась, когда Руби приблизилась достаточно, чтобы разглядеть каждую черточку на их лицах. Ее пальцы дрожали в воздухе в нескольких сантиметрах от щеки Тиланы, боясь прикоснуться.

— Тим рассказал нам… почему нас разлучили, — смягчилась наконец, Литана, видимо тоже не способная долго держаться перед собственными эмоциями и видом плачущей Руби. — Но почему ты не вернулась к нам отсюда?

— Потому что я не пускала ее, мои дорогие.

Голос старушки прозвучал прямо у меня за спиной. Я резко развернулся, аспект Чревоугодия уже поднимался к поверхности кожи — она стояла в полуметре, будто всегда была там, все в тех же бесчисленных слоях одежды. Ее морщинистое лицо было освещено косым лучом света, делая глубокие складки похожими на трещины в старой керамике.

Литана и Тилана синхронно вздрогнули. Тилана инстинктивно прижалась к сестре, а Литана, напротив, выпрямилась, принимая боевую стойку.

— Что… — прошептала Тилана, ее глаза стали огромными. — Что это значит?

Старушка сделала шаг вперед, ее многослойные юбки зашуршали, как осенние листья.

— О, не смотрите на меня такими глазами, — она покачала головой. — Я не могла ее отпустить по веским причинам, но теперь они пропали. Когда мы с вашим дедушкой поговорим, вы все вместе сможете спокойно отсюда выйти. Честное слово. И, девочки, вам, я уверена, есть что обсудить втроем. Вторая дверь налево. Там печенье и чай.

Литана нахмурилась, ее глаза сузились до золотистых щелочек.

— Мы не…

Но Тилана уже взяла ее за руку, мягко, но настойчиво.

— Мы… мы поговорим, — тихо сказала она, и в ее голосе слышалась какая-то новая твердость. — Нам действительно нужно… разобраться во всем.

Старушка улыбнулась, и в этот момент свет в прихожей стал чуть ярче, чуть теплее, как будто дом реагировал на ее настроение.

— А ты, — она повернулась ко мне, и теперь ее глаза были совсем не старушечьими — глубокими, бездонными, как космос между мирами, — пройдем со мной. Нам тоже есть что обсудить. Ты ведь не против?

Я обменялся взглядом с Руби. Ее глаза умоляли, предупреждали, просили о чем-то. Но я лишь кивнул в сторону девушек.

— Иди к ним, — сказал я тихо. — Они нуждаются в тебе больше, чем я — в защите.

Затем развернулся и последовал за старухой в темноту. Узкий коридор внезапно вывел нас к крутой деревянной лестнице.

Каждая ступенька скрипела под ногами с разной тональностью, словно играя жутковатую мелодию. Стены были увешаны портретами в потемневших от времени рамах — лица мужчин и женщин с пустыми глазами, которые, казалось, следили за моим продвижением.

Старушка остановилась перед последней дверью на втором этаже — массивной дубовой плитой с причудливой резьбой, изображающей переплетенные корни. Ее костлявые пальцы с желтыми ногтями обхватили железную ручку.

— Здесь, — прошептала она, и дверь бесшумно отворилась, пропуская волну теплого воздуха, пахнущего сосновой смолой, пчелиным воском и чем-то еще — горьковатым, почти лекарственным, — мы поговорим.

Мастерская предстала передо мной как кабинет искусного резчика. Низкие потолки с массивными балками, большой рабочий стол, уставленный инструментами с рукоятями, отполированными до блеска годами использования.

Но больше всего поражали фигурки. Сотни их. На полках, в стеклянных витринах, просто расставленные вдоль стен. Лисы с множеством хвостов, драконы с тщательно проработанной чешуей, воины в детализированных доспехах. Каждая — шедевр тончайшей работы, где каждая шерстинка, каждая складка одежды были вырезаны с почти пугающей точностью.

— Присаживайся, — старушка указала на массивное кресло.

Я остался стоять посередине комнаты. Аспект Чревоугодия пульсировал под кожей, готовый в любой момент сформировать броню или оружие.

— Спасибо, постою, — ответил я.

Старушка усмехнулась.

— Как знаешь, — она подошла к одной из полок и бережно сняла фигурку — пятихвостую лису в динамичной позе. Ее пальцы с коричневыми пятнами старческих пигментаций нежно провели по спине резного животного. — Ты ведь уже понял, не так ли?

Я не ответил, лишь слегка изменил стойку, готовясь к атаке или защите. Воздух в комнате стал плотнее, как перед грозой.

— Ну что ж, — она поставила фигурку обратно. — Пожалуй, время для представлений. — Когда она повернулась, ее глаза из мутно-карих стали вдруг глубокими, как космическая пустота, и в них загорелись крошечные звезды. — Я — Маала.