Глава 72

Пустота междумирья содрогалась, словно живое существо, израненное нашим боем. Мириады искр — остатки разрушенных мировых структур — медленно оседали вниз, образуя призрачное мерцающее покрывало под нашими ногами.

Воздух (если это можно было назвать воздухом) был густ от энергии, оставшейся после схватки, и каждый мой вдох сладко обжигал легкие, будто я вдыхал расплавленный металл.

Умса бросился бежать первым. Его тело, обычно состоящее из чистейшей тьмы, теперь выглядело блеклым и рваным. Тени, из которых он был соткан, расползались, как чернила в воде, оставляя за собой клубящийся след.

Циарин превзошел его в этом позорном отступлении. Его истинная форма — гигантский крылатый муравей с панцирем цвета окисленной меди — уже начала складываться, уменьшаясь для быстрого побега.

Его крылья дрожали, рассылая в пространство золотистую пыльцу. Эта пыльца, обычно способная подчинять волю слабых существ, теперь просто беспомощно кружила в воздухе, бесполезная, как и его угрозы минуту назад.

Но Золотая Челюсть и Бенингируда… Они стояли.

— Остановись! — его голос гремел, но уже без былого напора и уверенности, — Каждый Байгу, которого ты уничтожишь — это потерянная линия обороны! Великие Души уже стучатся в наши границы. Если Содружество падет…

Я чувствовал, как мои собственные аспекты отвечают на его слова. Аспект понимания анализировал каждое слово, взвешивал, оценивал. Аспект льва требовал действия. Повешенный подобрался, готовый среагировать на любое мое решение. А чревоугодие… Оно просто жаждало.

— Последнего, кого действительно волновала Маала, вы убили. Алистер мертв. Его пламя погасло. Не пытайтесь сделать вид, что вам вдруг стало не плевать на ее вторжение в Земли Небесного Грома. И отсиживаться в «идеальной крепости», как называют Содружество, я точно не собираюсь. Так зачем мне тебя слушать?

Золотая Челюсть взревел, и этот звук разорвал Пустоту надвое. Из его пасти вырвался вихрь сконцентрированной энергии — чистый Закон охоты, способный преследовать цель через миры и измерения. Но я был уже не тем, кем был раньше.

Аспект льва сжал пространство вокруг меня, и я сделал шаг — всего один шаг — но этого хватило, чтобы оказаться перед ним. Его когти пронеслись в сантиметрах от меня, оставляя после себя рваные шрамы в реальности.

Я чувствовал, как Законы охоты пытаются найти во мне слабое место, но четыре завершенных аспекта сделали меня чем-то… другим. Не то, чтобы у меня больше не было слабых мест. Но даже Закон Байгу, высшая власть мирового скопления, больше не был надо мной властен.

Мои руки впились в его нижнюю челюсть. Кость под моими пальцами была тверже алмаза и горячее лавы. Я чувствовал, как по ней бегут импульсы энергии, как пульсирует мощь Байгу.

Но без поддержки союзников он был бессилен.

— Ты… не понимаешь… — он захрипел, когда мои пальцы начали сжиматься.

Хруст раздался не сразу. Сначала появились трещины — тонкие, как паутина, светящиеся изнутри.

Потом они расширились, заполнившись золотым светом. Его кровь — не жидкость, а сгущенная энергия тысячелетий — хлынула мне на руки, обжигая и исцеляя одновременно.

Когда челюсть наконец оторвалась с мокрым чавкающим звуком, весь мир будто замер. Даже частицы энергии в Пустоте перестали двигаться.

Золотая Челюсть не закричал. Но его глаза… В них впервые появилось что-то человеческое. Страх.

Я сжал трофей в руке, чувствуя, как аспект Чревоугодия начинает свою работу. Кость рассыпалась в золотую пыль, которая впиталась в мою кожу, добавив еще одну каплю к океану моей силы.

— А понимаешь ли ты? — я бросил остатки его челюсти ему под ноги.

Он посмотрел на меня, затем прикрыл глаза. А когда открыл веки вновь, в них уже не было жажды битвы. Он осознал, что баланс сил изменился навсегда. Что времена, когда Байгу были вершиной пищевой цепочки Содружества, закончились.

Я повернулся спиной к поверженному богу — высшее проявление презрения — и шагнул туда, где еще дрожали следы Умсы и Циарина. Мои аспекты уже выслеживали их, как гончие — след тьмы и кисловатый аромат обосравшейся муравьиной жопы.

Охота продолжалась.

Умса двигался неестественно быстро, его тело временами распадалось на частицы тьмы, чтобы через мгновение снова собраться на несколько световых минут дальше от смертельной угрозы. Но этого было недостаточно.

— Ты думал, я позволю тебе сбежать? — мой голос прозвучал хрипло, но наполнил собой все пространство вокруг.

Я сжал кулаки, чувствуя, как аспект повешенного пробуждается в моей груди. Кожа на руках потемнела, покрылась сетью черных прожилок.

Вихрь начал формироваться не вокруг меня, а внутри — сначала как крошечная точка между ребер, затем расширяясь, заполняя все тело. Когда энергия достигла критической массы, я выпустил ее наружу.

Пространство передо мной искривилось, образовав спираль из сжатой реальности. Пустота завыла, как раненый зверь. Умса обернулся, его глаза — две узких щелочки — расширились в предчувствии опасности. Он поднял руки, и тьма сгустилась перед ним в массивный щит с выгравированными рунами защиты.

Но мой Шквал теперь был не просто атакой — это был принцип разрушения, воплощенный в движении. Я видел, как трещины побежали по поверхности щита, как руны начали гаснуть одна за другой.

— Ты недооцениваешь меня, — прошипел Умса, его голос звучал так, будто доносился из глубины пещеры. — Я есть сама Тьма!

Его плащ взметнулся, и из складок материи вырвались десятки черных шипов, каждый размером с копье. Они неслись ко мне, оставляя за собой следы искаженного пространства.

Я успел заметить, что на кончиках каждого шипа мерцали крошечные черные дыры — Умса вложил в атаку часть своей сущности.

Мое время замедлилось. Я анализировал траектории, рассчитывал углы. Пять шипов летели прямо в грудь, семь — в ноги, остальные окружали, отрезая пути к отступлению. В последний момент я активировал Вихрь. Точнее, штук десять Вихрей разом.

Моя правая рука двигалась так быстро, что оставляла после себя шлейфы. Каждый удар точно соответствовал траектории шипа. Первый — вниз, отклоняя смертоносный наконечник влево. Второй — круговой, создающий волну энергии, сбивающую группу шипов. Третий…

Один из шипов все же прошел, вонзившись мне в плечо. Боль была невероятной — будто кто-то влил в рану жидкий азот. Я почувствовал, как тьма Умсы пытается проникнуть в мое тело, но моя кровь, насыщенная аспектом чревоугодия, тут же начала поглощать вторгшуюся энергию.

— Интересный вкус, — я оскалился, выдергивая шип. — Как пережаренное мясо с привкусом отчаяния.

Умса не собирался драться. Пока я отражал его атаку, он снова удалился на огромное расстояние. В этот момент я собрал всю оставшуюся энергию и выпустил еще один Вихрь, на этот раз наполненный сразу всеми аспектами.

На этот раз техника проявилась не вблизи от меня, а прямо перед Умсой. Он буквально ударился о невидимую стену — его тело на мгновение стало четким, материальным, прежде чем он отлетел назад.

Я не дал ему опомниться. Аспект чревоугодия проснулся во мне с новой силой. Я чувствовал, как мои клетки жаждут энергии, как каждая молекула моего тела кричит о голоде.

— Давай посмотрим, кто здесь настоящий хищник, — выдохнул я, чувствуя, как начинается трансформация.

Мои кости затрещали, суставы вытягивались. Мышцы набухали, рвались и тут же заживали, становясь больше, сильнее.

Та форма, что родилась из моего отчаяния, голода и ярости в прошлом бою, жуткая, неестественная, но при этом идеальная для той цели, для которой создавалась — уничтожения врага, вновь вышла в этот мир. На этот раз еще и огромных размеров под воздействием атрибутов.

Через несколько секунд я уже возвышался над Умсой, как гора, несмотря на то что в истинной форме он тоже был далеко не карликом. И впервые за всю нашу схватку я увидел в его глазах не злость, а страх.

— Это… невозможно, — пробормотал он, отступая. — ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ СДОХНУТЬ!!!..

Я не стал его слушать. Моя рука (теперь больше, чем его тело целиком) двинулась вперед. Умса создал очередной щит, но на этот раз я просто прошел сквозь него, как нож через масло. Мои пальцы сомкнулись вокруг его туловища.

Боль ударила мне в спину — Умса выпустил в меня все оставшиеся шипы тьмы. Они вонзились мне в спину, в шею, в бока. Но теперь, в этой форме, я почти не чувствовал боли. Мой метаболизм работал так быстро, что раны затягивались почти мгновенно.

Сдаешься? — поинтересовался я.

Сдаюсь! — заверещал Байгу. — Сдаюсь! Я стану твоим слугой, рабом, кем угодно, только не убивай!!!

Он понимал, что не погибнет окончательной смертью, но также понимал, что, уничтоженный сейчас, он потеряет всякую возможность сопротивляться, если я решу вдруг наведаться в его мир.

Я засмеялся — низким, гулким смехом, от которого задрожали остатки реальности вокруг нас.

— Как я и ожидал.

Я открыл рот. Не просто широко — моя челюсть разошлась так, что могла бы проглотить небольшую планету. Умса закричал, когда я закинул его внутрь.

Я чувствовал, как его тьма пытается разорвать меня изнутри, но мой аспект чревоугодия уже работал, поглощая, переваривая, превращая его силу в мою.

Когда он оказался внутри, я намеренно замедлил процесс. Быстрой гибели, как Семургдалион, он не заслуживал. Я чувствовал каждую его попытку сопротивляться, каждый всплеск энергии. И каждый раз щупальца чревоугодия внутри сжимались плотнее, высасывая из него жизнь по капле.

Наконец, он затих. Я уменьшился до обычных размеров, чувствуя его слабое присутствие где-то глубоко внутри.

То, что я сделал, было даже хуже убийства. Потому что, умерев, Умса, пусто ослабленный, но возродился бы в своем мире. А так его ждала участь медленного, в течение месяцев и лет, переваривания внутри меня без шанса на освобождение.

И парочку его дружков ждала та же участь.

Где-то вдали, в глубинах Пустоты, завыл ветер. Или может быть, это кричал кто-то другой. Кто-то, кто уже знал, что придет его очередь.

###

Космическая пыль медленно оседала на обломках скал, когда я развернулся к оставшимся Байгу. Воздух здесь все еще дрожал от недавней схватки, наполненный запахом озона и чем-то металлическим — вероятно, испарившейся кровью Циарина.

Золотая Челюсть стоял, широко расставив лапы, его золотистая шкура, покрытая шрамами от моих предыдущих атак блестела в тусклом свете этого мира. Беннингируда занимала позицию слева от него, ее щупальца медленно извивались в воздухе, каждый кончик светился разными цветами — признак готовности к бою.

Но больше всего меня интересовала Воффарин. Она стояла в сторонке, совершенно расслабленная, будто наблюдала за представлением в театре.

— Ну что, — мой голос прозвучал хрипло после недавнего рыка, — кто следующий?

Воффарин, неожиданно, первой нарушила молчание:

— Ох, давай без этого. Если бы ты хотел убить кого-то из нас, давно бы это сделал. Те, кто пошел против тебя, уже получили по заслугам, так может быть поговорим всерьез?

Допустим, — кивнул я, признавая ее правоту. — Но это не значит, что мы теперь друзья.

Нельзя было не признать: эти трое, хотя и были мне мягко говоря неприятны, в конечном счете, что до фестиваля, что после, действовали лишь в рамках необходимости и, как ни удивительно, интересов Содружества.

Они, по крайней мере насколько я знал из рассказов приходивших ко мне Умсы, Циарина и Семургдалиона, не занимались разрушением Тейи или Тарсии, не охотились на моих родных, не были причастны к похищению Мо и Руби. Даже прийти просто поглумиться надо мной никто из них ни разу не счел необходимым.

Да, они участвовали в моем пленении, но с их точки зрения это было оправдано, я все-таки действительно был серьезной угрозой безопасности Содружества, собственно, все их опасения подтвердились.

Но превращаться в тварь, которая отвечает кровавой местью на любой неугодный поступок оппонента я не хотел. Во-первых, потому что это означало бы уподобиться ублюдкам типа Умсы и Семургдалиона.

Во-вторых же, потому что, несмотря на полное исчезновение из моего тела генов поглотителей, их первобытная дикость въелась в мое естество на самом базовом уровне и, переборщив с кровожадностью и агрессией, я рисковал потерять контроль и превратиться в безумного монстра, жаждущего лишь жрать убитое и убивать несожранное.

Так что, особенно с учетом слов Золотой Челюсти о вторжении Великих Душ, их убийство было не слишком рационально.

Тем не менее следующие слова Беннингируды всерьез заставили меня задуматься о том, что, вероятно, с милосердием я тоже переборщил.

— Мы можем предложить тебе… взаимовыгодное соглашение, — ее голос звучал как шелест тысячи листьев. — Доступ к Сокровищнице Семургдалиона. Тайные техники…

Я рассмеялся, и звук моего смеха заставил вибрировать осколки камней вокруг:

— Вы что, всерьез думаете, что я стану торговаться с вами?

Моя аура взорвалась волной энергии. Воздух загустел, став почти твердым.

Золотая Челюсть согнулся под невидимым грузом, его когти впились в землю, оставляя глубокие борозды. Беннингируда резко сжала щупальца, ее слизистая кожа покрылась рябью от напряжения.

— Мое условие таково, — я сделал шаг вперед, и с каждым моим шагом трещины расходились дальше, — либо полная капитуляция здесь и сейчас и клятва верности, либо я сотру ваши миры в пыль.

Воффарин, единственная, кто казалась незатронутой моей аурой, подняла лапу:

— Я согласна! Ты же знаешь, я всегда была за мирное решение.

Золотая Челюсть зарычал, но кивнул. Говорить с вырванной челюстью ему было, очевидно, невозможно, а использовать мыслеречь Байгу как обычно брезговали.

Беннингируда медленно опустила щупальца, их кончики потускнели:

— Принимаем твои условия… Повелитель.

— Я жду клятвы, — напомнил я.

К их счастью, чудить никто из троицы не стал и через несколько минут я ощутил сформировавшуюся между нами четырьмя связь. Похожую на ту, что существовала раньше между мной и Кримзоном (после последней эволюции связь стерлась из-за того, что я, фактически, стал совершенно иным существом), но куда более сложную и глубокую.

Только тогда я сжал ауру обратно, наблюдая, как они выпрямляются. Воффарин ухмыльнулась:

— Ну вот и решили. Теперь, может, все-таки поговорим о деле?

Ее последние слова повисли в воздухе, пока я оценивающе смотрел на трех поверженных Байгу.

Нет. На трех моих новых подчиненных.

Давайте. Где Катрион?

— Мы не знаем, — покачала головой Воффарин, — мы исчерпали все варианты. Катрион… — она сделала паузу, будто само это имя обжигало ей губы, — он пропал без следа. И его Закон больше не пронизывает Единство, так что найти его по энергии мира также не представляется возможным.

Я ощутил, как по спине пробежал холодок. Моя рука непроизвольно потянулась к груди. Теперь у меня было новое сердце, но ощущение того, как средоточие моей жизни оказывается сжато чужими пальцами я, пожалуй, не забуду никогда в жизни.

Золотая Челюсть, которому больше не надо было сосредотачиваться на боевой готовности, уже успел создать для себя временную замену вырванной челюсти, раздосадованно зарычал:

Мы подумали, что, если начнем уничтожать плоды тысяч лет его усилий, но объявится, чтобы нас остановить. Но и это оказалось бесполезно. Мы пробовали все! — Его грива вспыхнула ослепительным светом. — Разрушили семь из Восьми Башен, выжгли Сады Вечности, даже попытались разорвать саму ткань реальности в его тронном зале! Ничего! Ни малейшей реакции!

Беннингируда внезапно сжалась, ее тело начало плыть и вскоре передо мной уже стояла Леди Пяти Оттенков в своем человеческом обличьи.

— Он не просто скрывается. Он… как будто перестал существовать в привычном нам понимании.

Золотая Челюсть и Воффарин последовали ее примеру, приняв человеческие формы.

Я окинул взглядом разрушенный пейзаж реального мира. Мы стояли почти ровно над столицей Единства.

Там, вдалеке, за дымкой разрушения, виднелись искаженные контуры порушенных башен. Воздух дрожал от остаточных энергетических всплесков недавних битв. Где-то внизу, в лабиринте разрушенных улиц, еще продолжались стычки между нашими, теперь уже нашими, силами и последними верными Катриону воинами.

Решившись на то, что он сделал, Катрион явно подготовился к вашим ответным действиям, — нахмурился я. — А значит, разрушение Единства либо никак на него не повлияет, либо он счел, что преимущества от моего сердца перекроют потерю мира.

Воффарин сделала шаг вперед:

— Тем не менее это был единственный логичный ход. Мир — это якорь. Без него даже Байгу должен ослабнуть. Но… — Она развела руками, и я заметил, что ее пальцы дрожат.

Золотая Челюсть внезапно вспыхнул гневом:

— Мы отслеживали каждую частицу его энергии! Проверяли все измерения! Даже послали разведчиков в Пустоту, несмотря на все риски! — Он оскалился, обнажив ряды сверкающих зубов. — Ничего. Абсолютно ничего.

Беннингируда тяжело вздохнула:

— Хуже того. Иногда мы все-таки ловим отголоски его присутствия, что доказывает, что он все еще находится где-то в Содружестве, хоть мы и не можем понять, где именно. Но при этом с каждым разом его присутствие становится… другим. Более сложным для восприятия. Как если бы он учился существовать за пределами известных нам правил.

Я почувствовал, как мои новые мускулы напряглись. Тело, восстановленное через само-пожирание, реагировало на опасность даже без моего сознательного участия.

— Значит, вы просто продолжаете крушить то, что осталось от Единства, без всякого плана? — голос мой звучал спокойнее, чем я чувствовал. — Надеетесь, что он вдруг появится и скажет «довольно»?

— А у тебя есть лучшая идея? Ты знаешь, как найти Катриона? — в голосе Золотой Челюсти провокация была густо замешана с искренней обеспокоенностью и надеждой.

Я закрыл глаза на мгновение, позволяя своему аспекту понимания проникнуть в окружающее пространство. Энергетические следы были… искажены. Как будто кто-то взял знакомую мелодию и сыграл ее задом наперед, только на двадцать порядков хуже.

Действительно, пытаться отследить по ним Катриона было столько же бессмысленно, как пытаться отыскать Гензель и Греттель по конфетам, которые птицы со всего леса растащили по гнездам.

— Нет, — признался я. — Но я знаю, что ваша тактика — это безумие. Вы тратите силы на разрушение, которое ничего не дает.

В этот момент земля внизу содрогнулась. Не просто толчок — содрогнулся весь город вместе с значительной частью прилегающих территорий. Где-то вдалеке, в направлении последней нетронутой башни, небо вдруг потемнело, затем вспыхнуло кроваво-красным светом.

Беннингируда мгновенно развернулась в сторону вспышки:

— Это… это не наше. Мы не атаковали там.

Воффарин подняла руку, и серебристый щит мгновенно окружил нас:

— Он возвращается?

Я почувствовал, как что-то… изменилось. Воздух стал гуще, тяжелее. Давление нарастало, как перед грозой, но в тысячу раз сильнее.

— Нет, — прошептал я, понимая истину раньше других. — Это не Катрион.

Золотая Челюсть ощетинился:

— Тогда что?..

Ответ пришел сам — пространство перед нами внезапно сложилось, как бумага, и из складки вырвался поток чистой, нефильтрованной энергии. Не атака. Не защита. Просто… высвобождение.

— Мир, — сказал я, чувствуя, как мои новые инстинкты реагируют на эту энергию. — Он умирает. Сам по себе.

— Это невозможно. Миры не умирают просто так.

Беннингируда вдруг охнула:

— Если это правда… если Единство начинает распадаться само по себе… — Она не закончила, но все мы поняли.

Я посмотрел в сторону эпицентра катаклизма, чувствуя, как мои аспекты приходят в движение, готовясь к неизбежному.

— Значит, — произнес я медленно, — вы не просто не смогли его остановить. Вы сделали именно то, на что он рассчитывал.

Загрузка...