Глава 10

Событие двадцать восьмое


Как не спешили, а прибыли в Нижний Новгород только семнадцатого мая. Чуть не месяц ушел на дорогу… м… А можно ли реку дорогой называть? Правы были купцы, что путь до Нижнего описывали. Ока после Рязани потекла на северо-восток, а иногда и просто на север. Ветер сразу перестал быть попутным и парус почти не помогал, приходилось его спускать. Да ещё в Касимове их задержали на три дня. Шах-Али хан, он же Шахгали, он же царь Шигалей откуда-то узнал, что отряд дворянина Тимофея Скрябина отправляется вместе со всей судовой ратью московской Казань воевать. Ну, как откуда, не отряд у него, а бабы базарные. Прямо на причале кричать начали, чтобы им место уступили, мол, они на войну с Казанью спешат. Боровой не слышал, это потом ему брат Михаил написал, когда он удивился, откуда царевич про их намерения разузнал. Проведал царь Шигалей и решил примкнуть к этому походу. Хорошо хоть не сам возглавил сей поход, а отправил своего воеводу мурзу Мустафу-Али при трёх лодьях и шести десятках богатуров. Вот пока собирали лучших воинов, пока продовольствие сбирали, пока пушку нашли и пороха с каменными ядрами для неё, прошло три дня. Так ещё по команде Юрия Скрябин намекнул мурзе Мустафе, что лишнего продовольствия не бывает. В результате, касимовские татары его тоже на целую лодью насобирали и поплыли на четырёх корабликах. Гребли они хреново и, если русские начинали убегать вперёд, принимались орать, как потерпевшие.

Юрий Васильевич своё инкогнито не раскрыл. Раздумывая же об этой татарской подмоге, решил, что ладно «пусть будет уголовник», все одно уже точно опоздали, так чего бы и не подождать пару деньков. Шесть десятков хороших воинов лишними не будут. Тем более, что Мустафа утверждал, что лучших выбрали, и все они принимали участье в походе на Казань в 1537 году. Боровой про тот поход почти ничего не знал, видимо не слишком удачным был. Или это тот поход, который толком не состоялся? Там был такой отрезок времени небольшой, когда Сафа-Гирей мира запросил, а на следующий год сам же его и нарушил, организовав очередной набег.

В общем, из-за всех этих задержек и замедлившегося движения из-за касимовских татар, прибыли шесть лодей в Нижний Новгород с опозданием. Основное войско ушло к Казани четыре дня назад. Слава богу, сотник Тимофей Ляпунов упёрся и не дал князю Репнину увезти его десять ушкуев вместе со всеми. Князь за саблю схватился, но его скрутили и уложили на дно лодьи. Потом освободили, когда судовая рать под общим руководством князя Семёна Ивановича Телятевского-Пункова (или Микулинского — это название города ему за этот поход выданного) и Василия Ивановича Осиповского-Стародубского скрылась в тумане. Тогда же князю Репнину и рассказали, что нужно ждать князя Углицкого, он со дня на день должен сам пожаловать. Репнин бы и хотел бучу поднять и карами всякими погрозить, но не стал. Он же с какой стороны не посмотри, а не ровня Юрию Васильевичу. Он у него всего лишь дворецкий. И уж точно он не наследник Великому князю. Перец не маленький — боярин всё же, а их сейчас можно по пальцам сосчитать, всего двадцать человек, но всё одно не ровня. Вот вернётся и Боярской Думе всё выскажет. Но это как вернётся, и, если вернётся, а сейчас чего воздух сотрясать.

Встречал Пётр Иванович князя Углицкого насупленным и прямо на сходнях начал ему выговаривать за самоуправство и самого Юрию Васильевича, и его сотника Ляпунова.

— Пётр Иванович, открою тебе страшную тайну. Даже государственную тайну, только ты никому не говори, — остановил его Боровой, дождался утвердительного кивка и сдвинутых в усердии брежневских косматых бровей, и продолжил, — Я глухой. И то, что ты сейчас говорил, я не услышал.

Боярин плюнуть хотел, но одумался.

— Всё. Хватит дуться, князь. Мне нужно видеть, как будет новое оружие работать. К тому же, эвон я какое пополнение привёл. Шесть десятков лучших воинов царевича Касимовского и все отменные лучники. Да мы одни с той Казанью справимся. Нас теперь три сотни почти. Завтра с самого утра и выходим. Может и догоним наших до Казани. Ну, а нет, так много воев у Сафа-Гирея, на всех хватит.

Как-то кисло улыбнулся Петр Иванович и рукой махнул, дескать, о чём с мальцом этим гутарить. Самому князю за сорок далеко, и часть бороды седая, и волосы на висках все в серебре. И всю жизнь при войске. С литовцами ратился не раз, с татарами всех мастей. Но глядя на людей, которых привёл сюда Юрий Васильевич, Репнин гордость испытывал, что служит у этого мальца. Так снаряжённых воев он ещё не видел. Все при пищалях, все в кольчугах, сабли добрые, алебарды кованные, луки составные. Хотел если бы кто лучше снарядить ратников, так не получится. Всё что можно у них есть. Плюс фальконет и мортирка на носу каждой лодьи. А теперь ещё и татаровей — лучников с собою привёл, правду говорит Юрий Васильевич — триста таких воев и в самом деле сами по себе — сила. Эх, в той войне с Великим княжеством Литовским десять лет назад ему бы такой полк, и они бы точно до Вильно дошли. В той войне Пётр Иванович был первый воевода полка правой руки. А сейчас? Этот полк даже и не засадный. Понижение как бы для него. Хотя, теперь он при брате Великого князя.

Размышления Петра Ивановича, наблюдавшего, как татары сходят на берег и сиротливо жмутся к большим амбарам на берегу, прервал сотник Ляпунов.

— Пётр Иванович, ты не серчай на нас за самоуправство. Видишь, всё, как я и говорил. Привёл подкрепление Юрий Васильевич и сам явился. Завтра с самого утра выступаем. Юрий Васильевич всегда в палатке своей ночует. Не терпит клопов и вшей всяких, что в чужих домах. Ты же сам решай, где ночевать будешь. Только как свет — тронемся. Может и догоним основное войско.

— Я тоже в палатке переночую. Теперь за князя головой отвечаю.


Событие двадцать девятое


Посады Казани пылали. Слава богу, ветер был с юго-запада и весь дым и чад сносило на сам город.

А вот там, за стенами, народу было не сладко. Ворог пришёл неожиданно и с обеих сторон. Еле успели перед самым носом у урусов ворота затворить. Даже всех беженцев не смогли запустить, несколько тысяч остались перед запертыми уже воротами и были пленены русскими.

Теперь припасов толком нет, весна, всё подъели и главное — не успели из посадов и окрестных сёл увез скот и зерно в город. Если русские осадят Казань, то долго она не продержится. Известия о набеге урусов пришли почти одновременно с самими урусами. Олуг карачибек правительства Сафа-Гирей хана Булат Ширин предложил хану провести переговоры с русскими и заплатить дань, если те потребуют.

— Не бывать этому! Им не взять стен Казани. Беи докладывают мне, что урусы пришли на лодках малых и, значит, у них нет пушек. Нужно послать гонцов к моему тестю Юсуфу — нурадину и командиру правого крыла в Ногайской Орде. (Юсуф — будущий бий Ногайской орды и отец Сююмбике — жены хана Сафа-Гирея). Он пришлёт помощь или даже сам придёт во главе большого войска и разгонит русских. А пока нужно готовить наше войско к выступлению. У нас не меньше двух тысяч всадников, они должны разбить русских, у которых нет ни одной лошади. Готовь воев и возглавь эту вылазку. Воин, бряцая железом доспеха, поклонился и продолжая кланяться вышел, пятясь, из тронного зала, выполнять поручения хана.

Юрий Васильевич стоял на носу третьей в строю лодьи и смотрел на клубы дыма, поднимающегося на горизонте. Выходит, они опоздали. Ну, ничего страшного, не грабить же плыли. Целей было несколько, и ни одна из них не была тупо бегать от одной крестьянской избы к другой и искать чего ценного. Что там может быть такого ценного? Мешок зерна? Отощавшая к весне до выпадения пера курица, не менее тощий баран и пара — тройка овец? Подкова над дверью и сломанная секира. Ничем не богаче русских крестьян живут крестьяне в Казани. Разве попадутся дома купцов, ювелиров и прочих оружейников, вот там ещё будет чем поживиться, хоть и в этих домах всё особо ценное унесут с собой.

Ну, теперь чего про это думать. Русские уже целый день в посадах, и раз подожгли их, то значит вынесли всё ценное.

Сам город за стенами находится на левом берегу Волги и на левом же берегу реки Усть-Казани, что в будущем назовут просто Казанка. Видно было, что десятки лодей русского войска приткнулись к пологому берегу, но воинов вокруг не много, они все дальше под стенами.

— Навались! Там бой идёт! — выкрикнул Юрий Васильевич, увидев, когда они поворот в Казанку прошли, что над людьми вспухают дымы от выстрелов из пищалей. Татары были на более высоком месте. Они конной лавой спускались от городских ворот. Русские полки стояли коробочками, ощетинившись копьями и бердышами. Количества не разобрать, далеко, но силы вроде как равны, если в квадратных метрах измерять.

Боровой прикинул расстояние по реке, потом по берегу. Это им не меньше часа потребуется, чтобы к месту боя у ворот добраться. Там всё кончиться к тому времени должно. Но поспешить стоит, если русские полки попятятся, то они смогут огнём из пищалей их поддержать и отогнать татарскую конницу.

— Навались! Раз! Раз! — стал выкрикивать он, задавая ритм гребцам. Голос тут же сорвал, но видимо кто другой подхватил, гребцы упёрлись ногами в упоры и гребли так, что казалось вёсла гнутся. Лица раскраснелись, по вискам с головы капельки пота побежали.

И чего делать? Бежать туда в свалку? Толку, они за спинами русской рати окажутся.

— Тимофей! Сотник! Готовьте миномёты. Сто пятьдесят саженей до татар. Ставьте угол в сорок пять градусов и полный заряд пороха. Главное — своим на голову не забросить. Одну мину пока. Посмотрим. Если нормально будет, то поднимай флаг «делай как я».

Юрий Васильевич флажковую азбуку не разработал. Придумал только три сигнала. Красный флаг — наступление или вперёд. Синий отступление или назад. И жёлтый — делай как я. Навыдумывать команд много можно и флаги под них подобрать. Не обязательно же однотонный должен быть, вон флаг Хорватии пойди не заметь, яркий и ни с чем не перепутаешь, или Баварии, тоже необычный. А чем плох чёрный флаг, который поднимали некоторые иррегулярные части Армии КША как символ того, что они не собираются ни давать, ни просить пощады; противопоставлялся белому флагу капитуляции? Вроде бы ещё старый флаг Афганистана черным был. Кстати, есть один малоизвестный факт про чёрный флаг. После капитуляции гитлеровской Германии во Второй мировой войне немецким подводным лодкам было приказано поднять чёрный флаг, прибыть в порты Союзников и сдаться. Не белый, бляха-муха, а чёрный. И что удивительно, в порты СССР не спешили эти лодки. Союзникам и сдавались.

Ушкуи ткнулись о пологий берег Казанки и почти сразу на всех одиннадцати лодках, на которых были установлены на носу миномёты стали их расчехлять. Зарядили только на лодке, где Ляпунов был старшим.

Бух! Серым дымком окутался нос ушкуя, и люди, даже привычные к этому, вжали головы в плечи. Юрий не видел куда попала мина, но взобравшийся, как обезьянка, на мачту Егорка свалился с неё, подбежал к Тимофею Михайловичу и закричал на него, руками размахивая. Пушкарь зарядил вторую мину, а пацан вновь стал карабкаться на мачту.

Бабах. Эх, жаль глухой, скрипнул зубами Юрий Васильевич. Так хочется услышать, как мина воет, падая на головы татаровьям. Егорка слетел вновь с мачты и прокричал что-то Ляпунову. Тот выкрикнул команду на соседнюю лодью и поднял над головой флагшток с жёлтым флагом, стал им размахивать. Бах. Бах. По очереди окутывались дымом носа ушкуев.

Егорка снова вскарабкался на мачту и тут же спрыгнул с неё, опять что стал кричать Ляпунову. Миномёт вновь зарядили, и в сторону татар пошла очередная мина. Сотник же вновь стал размахивать жёлтым флагом.



Событие тридцатое


Ух ты, мы вышли из бухты,

А впереди наш друг океан…

Гальцев пел. Чья уж песня Артемий Васильевич не знал. Но они тоже выходили сейчас из бухты. Это уже на следующий день. После того как двадцать три мины взорвались среди татарских всадников, а некоторые и совсем удачно у них над головами, атака захлебнулась и началась паника. Часть казанского войска панически отступила, а часть, та, позади которой рвались мины, бросилась вперёд, напоролась на копья и бердыши русских ратников, поспрыгивала с коней и принялась сдаваться. Таких было не много может сотня, может полторы. Но это имело серьёзные последствия. Среди пленных оказалось семь беев и даже сам олуг карачибек правительства хана Сафа-Гирея Булат Ширин.

Обезглавили ханство. Жаль не удалось князю Серебряному на плечах драпунов в город ворваться, прямо перед его носом заперли ворота, и как он не стучал, открывать не стали. Не знают вежества хозяева. Когда со стен стали стрелы пущать, камни кидать и даже из пушки пальнули каменным дробом, русское войско понеся незначительные потери отступило к берегу и рассредоточилось. А воеводы разобравшись, что же произошло, двинулись к лодкам князя Репнина. Юрий Васильевич попросил Петра Ивановича своё инкогнито не раскрывать, но князь Серебряный его узрел сразу и узнал, чёрт бы его побрал, и давай поклоны бить. Все на Василия Семёновича уставились воеводы с открытыми ртами. Однако вскоре и князья Семён Иванович Телятевский-Пунков и Василий Иванович Осиповский-Стародубский признали в невысоком воине, просто одетом, брата Великого князя. Если раньше на него особого внимания в Кремле не обращали… Ну, есть больной брат меньшой у Ивана, почти юродивый, мычит и брови насупливает, то после того, как он прострелил колено князю Мстиславскому, сразу заприметили. Пойди тут не заприметь, если один братец псарям даёт команду батогами забить до смерти главу Боярской Думы, а второй лишает ноги, её пришлось отрезать и прижечь рану, чтобы спасти князя, представителя известного рода Гедиминовичей.

Пришлось Юрию Васильевичу раскрывать свою личину и перед остальными князьями — воеводами.

— И не просите, командовать я тут ничем не собираюсь…

Нет, такой классной фразы ему сказать не дали. Пенять начали, что ослушался отрок и брата старшего, и митрополита Макария, и Думы, которые все вместе и каждый по отдельности запретили Юрию на эту войну ехать.

— Нужно срочно князя отправить домой в Москву под надёжной охраной, сотни воев должно хватить, — как самый главный, резюмировал первый воевода Большого полка князь Семён Иванович Телятевский-Пунков.

— Пётр Иванович, а как же ты решил ослушаться Великого князя и взял с собой отрока на такое опасное дело⁈ А⁈ Отвечай! — князь Шереметев указующим перстом ткнул в боярина Репнина.

Юрий свет Васильевич всех этих обличительных речей не слышал, понятно. Но когда пальцем все стали в Репнина тыкать и брови кустить, то руку поднял и гаркнул… ну, как гаркнул, голос-то сорвал, командуя гребцами, просипел:

— Я тайно сюда прибыл, я и отвечать перед братом буду. И закончили на этом. Хочу спросить вас воеводы… Что скажите о минах, что я с лодок на головы татаровьям насыпал. И главный вопрос — что думаете, если я пять лодей вот тут оставлю, и они через стены у ворот мины перебросят, и они за стеною взорвутся, а шесть лодей подведу вон к тому участку стены подальше отсюда и к дворцу ханскому поближе, и тоже их переброшу через стену. Сразу скажу, что мин таких у меня не сильно много. Взрываются они слабо, стены разрушить не могут. Они могут скорее напугать татаровей, ну и немного воев на стене ранить или убить. Так что думаете, воеводы? Говори, Семён Иванович, ты тут набольший воевода.

Тут ведь чего надо? А надо просто переключить внимание этих грозных бородачей на другую проблему. Казань, она, как ни крути, важнее отправки отрока домой. Тем более, что и отрок не самый послушный и простой. И Казань она сама себя не возьмёт. А тут мины непонятные. Но каждый из них в штаны наложил, когда над головой выть дьявол начал, а когда что-то стало взрываться над головой татар, и они побежали, то не смогли ворваться в город на плечах, бежавших в панике татаровей, воеводы русские, по той простой причине, что сами той же панике поддались. Пока в себя пришли и решили погнаться за татарами, то уже поздно стало.

И вот теперь этот отрок предлагает запустить эти мины, воющие и взрывающиеся, прямо за стены города. Нет, отрока надо в Москву к брату под охраной отправить… Вот только после того, как он мины свои истратит. Мины — это интересно. Сейчас что? Только каменные, не очень круглые ядра, которые нужно верёвками обматывать прежде чем в ствол пищали или мортиры вкатывать. А тут мины, которые взрываются. Пусть отрок ещё день побудет при войске.


Загрузка...