Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 16

Событие сорок шестое

Лодьи свои князь Углицкий все оставил Ляпунову. Хотя тому могут теперь и не понадобиться. Ну, да чего, всё одно без людей лодки Боровому пока не нужны.

Тимофей же Михайлович подрос за последние пару дней. Он теперь не дворянин. Он теперь бек. Тут среди беков в Казани мор прошёл. И Боровой подсказал карачибеку Булату Ширину и хану Шах-Али назначить беками Тимофея Михайловича Ляпунова и Тимофея Васильевича Скрябина, кроме своих приближённых, которые это заслужили. Бек — это как бы раньше — военный вождь. Потом стал наследственным титулом у осколков Золотой орды. Ну, а кем являются Скрябин и Ляпунов, если не военными вождями. Пусть и не больно большие у них отряды, зато кусучие. Сейчас им выделили поместья и дворцы ими же и убитых беков из числа сторонников крымской партии. Более того, воинам, которых той ночью захватили в плен, предложили присягнуть новым бекам и войти в их отряды. Так же предложили и воинам других репрессированных беков. В результате за последние три дня, что русские воеводы провели в Казани, отряд Ляпунова, из двух сотен, вырос до четырёх почти, а два десятка Скрябина превратились в две сотни. Собранные по всей Казани ружья всех систем и порох со свинцом отдали в эти отряды и теперь у хана Шаха-Али есть «гвардия» из шести сотен опытных воев вооружённых огнестрелом.

Обозвали их — гулямы. А чтобы они полностью соответствовали этому названию «Конная гвардия арабов», выдали каждому по доброму коню.

Новые беки при прощании с Юрием Васильевичем просили их тут навсегда не оставлять. Там мол и жены и детишки. Да и плохо жить среди чужих, даже языка не зная.

— Учите. Детей с жёнами могу отправить к вам сюда. А насчёт языка? Тут ещё полно русских рабов осталось, найдите себе толмачей и учителей, которые будут вас татарскому учить. Бек — это князь. Но это вы тут князья и во дворцах живёте, а вернётесь на Русь, и опять нищими дворянами станете. Учите своих новых воев и увеличивайте отряды. Уверен я, что обязательно бий Юсуф осенью пожалует с войском. Я постараюсь у брата вам подмогу выбить, но вы и сами не сидите на попе ровно… Учите людей. Повторяюсь. Всё, други, прощевайте.

На этот раз спешить было некуда и люди вокруг чужие, потому за вёсла князь Углицкий не садился. Невместно. При этом сам Юрий Васильевич от недостатка физических нагрузок и безделия маялся. Плыл он в одной лодье с князем Серебряным и играл время от времени с ним в шахматы или шашки, но соперник был совсем слаб. Не интересно с ним играть. Даже если сразу себя ферзя лишить.

В Нижнем Новгороде воеводы предложили… Ну, как предложили? А вот как предложили:

— Дальше на конях пойдём. Так и привычней и быстрее.

Боровой не любил лошадей. Воняло от них, ноги натрёшь, задницу отобьёшь. Никакого удовольствия от езды верхом он не испытывал. Если можно передвигался в возках, на колесах ли, на полозьях, без разницы. Но тут ему никто его возок не подготовил, а ехать на телеге ещё хуже, чем на лошади. По нашим-то дорогам и трясёт, как в каком специальном механизме для тренировки космонавтов придуманном, и ещё всякие комары да слепни роятся над тобой.

Послал, одним словом, воевод Юрий Васильевич. Игра слов получается, не одним словом послал, а десятком и почти все матерные, но их про себя. А так отбрехался, дескать не могу верхом, сразу голова болеть и кружиться начитает. Хворый я. Не знали разве?

— Я до Владимира по Клязьме на этой лодье пойду. Ежели раньше там окажитесь, то найдите у какого дворянина али князя приличную телегу, а ещё лучше возок крытый.

Василий Семёнович Оболенский — Серебряный увязался за отроком. Как же, нужно присматривать за болезным.

Они продолжали играть в шахматы под мерное уханье гребцов и завывание верта в снастях. Ясно, что не слышно, но ветерок южный со степей, тёплый и наполненный ароматами трав и цветов, трепал волосы и полы рубахи. Приличный ветер. Такой должен в канатах свистеть.

Во Владимире возка крытого не оказалось. Нашлись, зато носилки с тряпичным пологом у матушки настоятельницы или игуменьи Софии в Успенском Княгинином женском монастыре. В него Юрий Васильевич заехал с ответным даром. Монашки кормили его плотников и корабелов всю зиму и весну, пока они строили лодьи, а тут в Казани ему преподнесли икону явно старинную, с ликом почерневшим Богородицы. От времени почерневшем, не от горя. Икона была приличных размеров и в золотом окладе, и смотрелась для подарка очень даже прилично. Решил Боровой игуменью Софию поощрить ею за доброту. Может это и есть та самая икона Казанской Божьей матери? Артемий Васильевич видел ту икону или её реплику, тут даже сами отцы православной церкви путались. Если икона с 1516 года хранится в Кремле, то как её девочка Матрона откопала на пепелище Казани в 1579 году? Не стоит даже лезть в эти загадки. На то оно и чудо. В чудеса можно только верить. их нельзя проверить. Но Богородица была в темном, практически чёрном одеянии и изображена оплечно. И младенец Иисус благословляет народ двуперстно. На вид — та самая икона.

Вот, значит, заехал Юрий Васильевич с людьми князя Серебряного в монастырь, а там как раз садится в такие носилки игуменья София. Подарок, несколько тёплых благодарственных слов пожилой женщине и готово. Так и достались Юрию Васильевичу в качестве ответного дара эти носилки. Если шесты укоротить и поставить эту конструкцию на телегу, то карета не получится. А вот крытый возок, в котором, не опасаясь комаров, слепней и дождей, можно доехать из Владимира до Москвы, точно получится. Теперь он, правда, опять в долгу у матушки настоятельницы остался.

Событие сорок седьмое

Дума потела, дума пер…ла. И хоть и собралась в этот раз в огромной Грановитой палате, но из-за жары за окном, запахи все эти заполнили помещение и набросились на Юрия Васильевича. Пот, чеснок, перегар, кислое чего-то, луком тоже, пережёванным и пережаренным, шибало. Бояре сидели в шубах, на коленях горлатные шапки, в руках посохи с каменьями. Все в золотой парче. Шуба ведь мехом внутрь, а снаружи чем богаче парча и цветастей, тем лучше. Под шубами не менее цветастые кафтаны, а под кафтанами те самые камзолы, в которых все принцы и дворяне щеголяют у многих авторов, пишущих про попаданцев. Невдомёк им, что камзол — это жилетка того времени и надеть её на приём во дворец без кафтана — это смертный приговор. Ну, представьте вы к Сталину в жилетке пришли на торжественное мероприятие — награждение.

Братик старший сидел на стульчике деревянном, на котором не очень умелый художник чего-то накарябал, потом неумелый ювелир вставил немного жемчужин, немного кусочков разного размера и формы бирюзы и до кучи сыпанул рубинами, обработанными под кабошоны. Того знаменитого костяного — резного трона ещё нет. Пока только этот. Руки Ивана свет Васильевича лежат на усыпанных этими же каменьями шишках. А на низкой спинке нарисованы цветы райские. Довольно пёстро и некрасиво… Не так. Не пафосно. Стульчик детский. Нет в нём величия. Не железный трон из мечей врагов. Вот двойной трон Ивана и Петра будет шедевром мастерства и пафоса. Но чуть не двести лет до него. Ладно, полтораста.

Бояре сидят на крашенных жёлтой краской лавках вдоль двух стен. Лавки низкие и сидеть здоровым (в смысле могутным) тепло одетым пожилым, в основном, людям не сильно удобно, колени на одном уровне с головой. Боровой с удивлением уже несколько на такую картину смотрел, и каждый раз поражался боярам. Ты же, мать твою за ногу, олигарх. Закажи себе и соседям лавку, чтобы удобно сидеть было, и с мягким сидением, по пять часов сидят на жёстком с их весом и подаграми, скорее всего, от того, что мясом питаются зело преобильно. Нет, ни у одного ни одна извилина не шевельнулась. Ну, поделом значит, пусть мучаются.

Пока Юрия не было, Дума пополнилась, выбывших по смерти и опале заменили на новых членов. Теперь, как и заведено было ещё Василием третьим, в Думе двадцать три боярина, шесть окольничих, один дворецкий и один казначей.

Не все ещё участники действа, позади Великого князя стоят двое рынд в белых кафтанах опоясанные золотыми цепями. Они, как и положено, стоят с топориками — секирами.

А нет, ещё есть участники. Недавно совсем ввели в состав думы троих неполноценных членов. Это «дети боярские, которые у государя в думе живут». Чуть позднее их обзовут думными дворянами. Дьяка Фёдора из фильма нет. Стряпчие в думе появятся с 1551 года. Через шесть лет. Сейчас есть два «Великих дьяка». Оба чуть отдельно за журнальными столиками пристроились, но одеты они практически как бояре, а совсем не в коричневый кафтан «однобортный» как у Федора.

Вообще, Дума редко в Грановитой палате собирается. Чаще заседания Думы происходили в царском дворце — «На Верху» и в Золотой Палате. Но сегодня жара. Да и людей полный состав, плюсом митрополит Макарий с епископом новгородским и протопопом Сильвестром. Ну и понятно шестеро воевод, прибывших с Казани, а также Юрий Васильевич и князь Серебряный.

Так что при немалых размерах Грановитой палаты она битком набита. И все, что характерно кислород вдыхают и углекислый газ с сероводородом и прочим чесноком выделяют. Душно, жарко и вонюче.

Собрались бояре и прочие обсудить деяние воевод в Казани. И самоуправство Юрия Васильевича до кучи. Ну и заодно князя Серебряного, он же князю Углицкому в том самоуправстве потакал. Не так чтобы казнить собирались покорителей Казани, но на вид-то поставить должны, строгий выговор с занесением объявить и сладкого лишить на месяц.

Все уже желающие высказались. И теперь смотрят на Ивана Васильевича и митрополита.

Иван ещё не настоящий Великий князь. Ему только двадцать пятого августа исполнится пятнадцать лет. Ну, и жениться ещё необходимо. Чтобы настоящим мужем стать. Он молчит и смотрит то на протопопа Сильвестра — своего нового духовника и воспитателя, то на митрополита Макария. С момента возвращения Юрия из похода уже седмица прошла, а вести о неожиданной победе и того раньше пришли, более того в Казань отправлен дьяк Олег Андреев, а также четыреста ратников, под командованием князя Шереметева-Большого. С ним же отправлен немец Шмитт и пушкарский наряд с десятью пушкарями и тремя верховыми пищалями, да зелье огненное.

Юрий же, как прибыл в Москву, бросился к Оберакеру Николаю сразу, нужны минометы срочно и не маленькие шестидесятимиллиметровые, а восьмидесяти пяти, а ещё лучше стамиллиметровые — четырёхдюймовые. Оказалось, мастер немчин, как и обещал, изготовил три ещё восьмидесятипятимиллиметровых миномета и четыре четырёхдюймовых. Сейчас к ним срочно отливались полые гранаты — мины и снаряжались порохом с увеличенным содержанием селитры и максимально мелкой фракцией — та самая пороховая мякоть. Именно мины, начинённые ею, взрывались сильнее всего. Стенки гранат сделали минимальными, только чтобы выдержать подрыв пороха, который мину выбрасывает из ствола. А то старые толстостенные иногда просто на три — четыре куска разрывались.

Немчин литеец обещал за месяц всё справить, и Юрий Васильевич его не торопил. Понятно, что бий Юсуф к Казани подъедет с войском, но не раньше поздней осени. Отёл, окот и прочие летние дела у кочевников летние передвижения большого войска делали невозможным. Зимою тоже не просто собрать много народа. Тебенёвка вещь серьёзная, чуть больше снега выпадет и начнётся массовый падёж овец. Так что, ждать ногайцев нужно осенью.

— Что скажешь, Юрий Васильевич, на слова бояр? — решился и взял инициативу в свои тонкие какие-то неправдоподобно худые руки митрополит Макарий. У святых такие рисуют неумелые иконописцы сейчас. Ай, пишут, конечно.

— Житие мое! Иже Херувима, — Юрий Васильевич прочитал очередную записку брата Михаила. Он не знал, что точно говорили бояре, выступило десяток человек и по десятку минут его обличали. Но потом брат Михаил делал выжимку и выходило, что боярин огорчён. Всё, больше ничего. О чём десять минут трепался⁈ О том насколько огорчён? Второй высказался, что сироту нужно пожалеть. Третий вспомнил про пистоль, мол рано отроку с оружием играть. Они специально корчили из себя дебилов или были дебилами, вот какую головоломку решал сейчас Боровой. И к вопросу митрополита не подготовился.

— Нужно срочно готовить рать к Рязани. Я думаю, бий Юсуф попрётся с половиной войска к Казани, а вторую половину отправит с братом или старшим сыном к Рязани. Казань за стенами, а степняки без пушек. Отсидятся. Ногаи придут без продовольствия и уберутся назад, на юг, вскоре, у них тебенёвка на носу. А вот войско, что придёт наши земли грабить нужно встретить и нанести максимальный урон. Всех ратников нужно поднимать и к осени гнать в Рязань и южнее. Засеки строить нужно начинать сейчас с таким прицелом, что отправить всё их войско по одной дороге, а потом ударить с флангов и тыла, когда они зайдут в подготовленную нами ловушку.

А вы думали? Хрен вам, а не посыпание головы пеплом. Хватит жить как попало. Ожидал немую сцену из «Ревизора». А получил…

Событие сорок восьмое

Засека — это не единое оборонительное сооружение. И даже не единое по способу исполнения. Ну, в лесу более-менее понятно. Сваленные деревья и холм перед ними. А в чистом поле? В степи? На открытой местности засека это просто ров, тут важно, что без вала, земля специально разбрасывалась, растаскивалась вокруг, чтобы, превращалась в грязь. Это ведь глина, которая будет дополнительно затруднять движение, осложнить засыпание рва и даже сохранять следы. Нет вала — как засыпешь ров, не имея лопат и главное — времени. А следы — это просто. Прорваться людоловы могут и пограбить, и людей в полон взять. Вот только возвращаться им придётся через те же места, где они ров преодолели. А там их уже засада ждёт, обнаружили их следы ратники.

Если же есть естественные препятствия, то их тоже использовали предки с умом. Везде, где только возможно этой, «засечной чертой» становились естественные овраги, русла рек и речушек и заболоченные участки местности. Броды на пограничных реках приводились в негодность воткнутыми в дно обломками кос и прочим острым железом, а нет железа, так и колья деревянные подойдут. Даже у бобров предки учились, сооружая запруды и превращая небольшую речушку в большую болотину.

Дума в итоге пожурила князей Серебряного, Углицкого за самоуправство и Репнина Петра Ивановича за то, что «недоглядел» за отроком. А по засечной черте и подготовке к войне с нагаями решено было поправить самый юго-восточный на сегодняшний день кусок большой «засечной черты». Он начинался от поселения Скопин до Ряжска, который пока называется Рясский волок, далее до селения Сапожок и потом на Шацк, которого пока тоже нет. Там и будут строить самую пока юго-восточную крепость России. Если что, это всего в 350 километрах от Москвы. Смысл этого оборонительного сооружения тот самый, что и предложил на Думе Юрий Васильевич. Заставить нагаев пройти вдоль этой засечной черты, теряя время и продовольствие. Поселения там нет и продуктов степнякам не добыть. А обогнув Скопин, они вроде как получают прямую дорогу на Переяславль-Рязанский или Рязань, где нагаев и будут ждать русские рати, но не в чистом поле, а опять за засечной чертой, выполненной в форме очень остроконечного угла. Заходит в него войско людоловов и оказывается в окружении с трёх сторон.

Сначала и Дума и даже митрополит, хотя какое ему дело, мирское ведь занятие, не хотели пушки верховые, читай малого калибра, снимать со стен Кремля и тащить в этакую даль рязанскую. А ежели крымцы с запада, с Дону пожалуют⁈ А тут пушек нет.

— Так лить надо. Покупать нужно у иноземцев медь с оловом и лить. И не огромные Павлины. Их пока хватит, пушки нужно отливать калибром четыре дюйма, шесть дюймов. Зачем против степняков огромные орудия? Нужны малые мобильные пищали, что будут дробом стрелять.

В окончании Великий князь решил, и Дума Боярская приговорила: «Всю медь и бронзу у церквей, соборов, храмов и монастырей изъять и передать на пушечный двор для литья верховых пушек. А медь и олово опосля возвернуть по возможности. Купцам же иноземным попенять, что мало сих товаров везут, больше надобно. А для покрытия этих расходов продать всю мягкую рухлядь из закромов Родины, а ежели будет гнилая, то дьяков и подьячих за сие ответственных бить плетьми до смерти на Пожаре, чтобы другим был урок, не гробить добро».

Мастеру же литейцу Николаю Оберакеру след расширить Пушечный двор и учеником пару десятков начать обучать.